Я вздохнул и тихо пробормотал:

Жестокий дан на свете жил,
Доспехи не снимал,
Железом нечисть он крушил,
Мужчин сжигал, детей душил,
А женщин распинал!

Но срок пришел, и час пробил,

Жестокий дан подох и сгнил…

Да, мой маленький, безумный приятель Фрик, вольный дан Кай, сочинивший эту
песенку, действительно был способен стать классиком литературы. Хотя… Л
юбое отечество не терпит своих пророков, а Фрик был пророком.
Я закрыл шкаф и вернулся к столу.
«Так что же мне делать, Ц как-то уж чересчур грустно подумал я. Ц Что же м
не делать со своей памятью и со своей тоской?»
И тут же мне стало ясно, что я лукавлю… Лукавлю сам с собой. Был человек, спо
собный успокоить мою память и стереть мою тоску. Да и выросли моя память и
моя тоска до совершенно непомерных размеров только потому, что я встрети
л человека, способного их укротить. Человеком этим была Людмила, девушка,
которую я видел всего несколько минут и с которой скорее всего больше ни
когда не встречусь. Разве что Галочка поможет. Вот только обращаться к Га
лочке за помощью в этом деле мне очень не хотелось. Очень!!!
И тут в нижнем, чуть приоткрытом ящике моего стола послышалось странное
короткое шуршание. Я невольно опустил глаза и увидел, как ящик сам собой в
ыдвинулся не меньше чем на ладонь и в образовавшейся щели виднеется небо
льшой цилиндрический футляр, сияющий чистым золотисто-желтым цветом.
Сначала я даже не понял, что это такое, и только взяв в руки этот крохотный
и неожиданно тяжелый тубус, вспомнил, что это тот самый футляр, который я т
айком вынес из резиденции Маулика и в котором должен лежать перевязанны
й желтой лентой пергаментный свиток. Но я сразу же вспомнил и другое Ц ме
сяцев пять назад, во время ежегодной генеральной уборки своего логова, я
перебирал содержимое всех ящиков.
Никакого футляра в ящике не было!
Однако теперь вот он, как ни в чем не бывало лежит в моей руке, демонстриру
я свою непонятную тяжесть.
С минуту я рассматривал чистую золотисто-желтую кожу, обтягивающую мале
нький тубус, а затем осторожно потянул плотно пригнанную крышку вверх. О
на не поддалась, и я попробовал повернуть ее. Крышка легко пошла против ча
совой стрелки, одновременно сдвигаясь вверх, словно скользила по резьбе
. Вот только никакой резьбы на открывающейся нижней части футляра не был
о. Наконец крышка отделилась от тубуса, и я вытряхнул свиток пергамента, п
еревязанный неширокой желтой ленточкой, на стол.
Снова закрыв зачем-то футляр, я аккуратно поставил его на край столешниц
ы и принялся рассматривать свиток, не прикасаясь к нему руками. Моя остор
ожность была не совсем понятна мне самому, насколько мне помнилось, в пещ
ере Маулика я уже вынимал этот свиток из футляра Ц надо сказать, без всяк
ой опаски, и ничего со мной не случилось. Правда, в то время я еще не обладал
знаниями, заключенными в Нефритовой книге.
Теперь же я отчетливо ощущал некий запах, что ли, опасности, исходивший от
этого небольшого кусочка выделанной кожи ягненка. Желтая ленточка, пере
тягивавшая свиток, имела по всей своей длине едва заметную надпись, сдел
анную вплетенной в нее золотистой нитью. Напоминала эта надпись изящную
арабскую вязь, и в тот момент, когда я увидел это свиток впервые, я не смог е
е разобрать. Однако теперь, владея магическими знаниями Нефритовой книг
и, я довольно быстро понял смысл этой надписи. По всей длине ленты, повторя
ясь, бежала коротенькая фраза: «Сорвать эту печать дано только ищущему Л
юбви».
Эта лента и вправду служила некоей печатью, поскольку ее узелок был зали
т чем-то красным, похожим на сургуч, и на этом сургуче был оттиснут овал, за
ключавший три одинаковые драконьи головы. Из пасти средней головы вырыв
алось длинное пламя.
Я задумчиво почесал лоб Ц если мне не изменяла память, в первый раз, когда
я рассматривал этот свиток, печать на нем была синей.
Если бы этот свиток попал мне в руки хотя бы на день раньше, я скорей всего
и не подумал бы его вскрывать Ц и исходящий от него аромат опасности, и пр
едупредительная надпись, безусловно, остановили бы меня. Но в тот вечер…

В тот вечер я вполне мог отнести себя к «ищущим Любви». А потому, взяв свит
ок в левую ладонь и не сводя глаз с красной печати, я осторожно потянул за
один из концов ленточки.
В следующий момент по комнате прокатился грозный раскатистый рык, а из п
асти драконьей головы, располагавшейся в центре печати, вырвался крошеч
ный, но вполне натуральный огненный факел. Печать мгновенно расплавилас
ь и стекла на столешницу неряшливой красной лужицей, а по ленточке в разн
ые стороны побежало быстрое, чуть слышно шипящее пламя, превращая этот к
усочек ткани в невесомый серый пепел.
Едва только ленточка догорела, свиток, преодолевая сопротивление моих о
немевших пальцев, развернулся и передо мной легла небольшая желтоватая
страничка, заполненная все той же изящной вязью. Я склонился над появивш
имся текстом и спустя пару минут начал понимать написанное:
«Два спящих желтка смешай в синей глине с шестнадцатью каплями горючей к
рови земли, добавь щепотку пепла из следа молнии, три глаза беременной га
дюки, сушеный цветок арардуса и свежий, трехлетний корень-вопль. Перемеш
ай, залей смесь двумя плошками мертвой воды и дай настояться три часа. Взб
ей состав до образования кровавой пены, опусти в него голову черного пет
уха с открытыми глазами и вари на быстром живом пламени до писка…»
Тут я немного отвлекся от изучения листочка, подумав невольно: «Ну если в
се это придется еще и пить…»
Надпись тут же снова стала непонятной, а края листочка и особенно его уго
лки обуглились, словно облизанные невидимым пламенем. Быстрым усилием в
оли вернув себе сосредоточенность, я приостановил это странное обуглив
ание и принялся читать дальше:
«…После первого писка убей огонь, но оставь угли. После третьего писка сн
ими глину с углей и поставь в холодок. Как только на вареве образуется кор
ка, снеси глину в погреб и жди, пока корка не станет цвета увядающего папор
отника. После этого пробей корку и слей варево в темное стекло».
Пока что все было понятно, за исключением некоторых деталей, но я старалс
я не отвлекаться на их обдумывание Ц надо было скорее дочитать до конца,
поскольку края «документа» все-таки продолжали темнеть, скручиваться и
осыпаться на стол черным рыхлым пеплом.
«Смажь подушечки пальцев левой ноги пятью каплями отстоявшегося варев
а и твоя нога приведет тебя к тому, что ты ищешь. Капни пять капель отстояв
шегося варева на след того, что ты ищешь, и оно само придет к тебе. Выпей пят
ь капель отстоявшегося варева, и ты уничтожишь то, что…»
Ниже, по всей видимости, располагалась по крайней мере еще одна строка, но
она уже обратилась в пепел.
Я перевел взгляд в начало текста и увидел, что этого начала уже нет. Да и во
обще вся надпись сделалась совершенно нечитаемой Ц прежде изысканная,
филигранная вязь текста стала вдруг какой-то съеженной, стиснутой, слов
но широко выписанные знаки вдруг столпились, сгрудились в центре оплавл
яющегося листа, спасаясь от подступающего невидимого пламени. Но места д
ля всех них все равно не хватало, часть надписи уже исчезла вместе с осыпа
вшимся пеплом, а сохранившаяся часть выглядела так, словно некий сумасше
дший писец покрывал невероятно тесной вязью уже неоднократно исписанн
ую страницу.
Мне вдруг стало очень жаль эту странную, похожую на живую надпись, но чем е
й помочь, я не знал. Так что спустя каких-то пять минут она исчезла вместе с
истлевшим листочком и только неопрятная красная сургучная клякса, лежа
вшая на столешнице, да щепотка черного, чуть жирноватого пепла напоминал
и об уничтоженном документе.
Впрочем, я отлично запомнил все то, что успел прочитать. Правда, вот детали
! Что такое, например, «три глаза беременной гадюки» или «вари на быстром ж
ивом пламени до писка» мне, было пока что непонятно.
В тот вечер я еще долго сидел за своим столом, прихлебывая коньяк, перебир
ая сокровища, принесенные из других миров, обдумывая текст сгоревшего пе
ргамента и прикидывая, каким образом его можно использовать, но ничего п
утного так и не придумал.
Рано утром, буквально на рассвете, меня разбудил звонок телефона. Не высп
авшийся и потому злой как черт, я хватил трубку и буквально рявкнул в ухо н
евидимому собеседнику:
Ц Ну?! Какого дьявола вы будите меня ни свет ни заря?
А в ответ услышал глубокий мелодичный голос:
Ц Володя, вы меня извините, пожалуйста, я не подумала, что для вас этот час
ранний. Мне просто хотелось попросить у вас прощения за нашу с Галочкой б
есцеремонность, с которой мы вчера обсуждали вашу внешность…
Это была Людмила!
Голос выжидающе умолк, а моя хваленая развязность снова дала сбой. Вмест
о того чтобы подхватить предложенную девушкой тему, развить ее и добитьс
я свидания с предметом моей… э-э-э… если хотите, страсти, я стоял, перемина
ясь босыми ногами на холодном полу, и молчал. Нет, я старался что-то сказат
ь и даже пару раз открыл рот, но ни одной сколько-нибудь интересной мысли
в мою голову не пришло.
Ц Володя, вы меня слышите? Ц с некоторой тревогой поинтересовалась Люд
мила, и на этот прямо поставленный вопрос я наконец-то смог ответить:
Ц Слышу.
Если первые мои слова напоминали рев разъяренного зверя, то это коротень
кое словечко могло сойти за какой-то невразумительный «бульк». Однако Л
юдмила прекрасно его расслышала и ответила весьма оживленно:
Ц Ну слава богу, а то я испугалась, что своим несвоевременным звонком сов
сем вывела вас из себя!
Легкая смешинка, которую я расслышал меж сказанных ею слов, помогла мне н
емного прийти в себя, так что следующая моя фраза звучала почти нормальн
о:
Ц Вы, Людочка, не обращайте на меня внимания и, главное, не обижайтесь. Про
сто я вчера очень поздно лег спать, ну и… Ц не договорив, я перескочил на д
ругое: Ц А вообще-то я очень рад, что вы мне позвонили.
Ц Ну то, что вы вчера поздно легли, вполне понятно, Ц смешинка в голосе ст
ала еще явственней, Ц тридцать не каждый день исполняется! Надеюсь, вы ве
село отметили свой день рождения?
«Ну вот, и она о том же, Ц с грустью подумал я и тут же одернул сам себя: Ц Он
а же не знает моего отношения к этому «празднику».
Ц Да, конечно, Ц в моем голосе прозвучала сдержанная грусть, приличеств
ующая содержанию ответа, Ц я весь вечер провел дома в одиночестве, преда
ваясь воспоминаниям о прожитых годах.
Ц В одиночестве? Ц удивилась Людмила. Ц Неужели у вас нет… ну… Ц она я
вно замялась, Ц …друзей, готовых скрасить ваше одиночество?
Ц Друзья у меня есть, Ц быстро ответил я, Ц и друзей у меня немало. Тольк
о мне не нравится, когда мне дарят подарки в связи с тем, что моя жизнь укор
отилась еще на год!
Ц Ну, как обидно! Ц воскликнула вдруг Людмила. Ц А я для вас подарок ост
авила у Галочки. Я же не знала…
Она замолчала, недоговорив, а я тоже не знал, что сказать. В нашем разговор
е на несколько секунд наступила пауза, после чего я неуверенно выдавил:
Ц За подарок, конечно, большое спасибо, но…
И тут же прикусил себе язык Ц разве так благодарят девушку за подарок?
Ц А может быть… если, конечно, у вас будет свободное время… То есть я хочу
сказать, если вы сочтете возможным… Ц заблеял я запинающимся голоском
и тут же подумал: «Господи, что я несу! Она же решит, что я полный дебил!»
Возможно, именно эта жуткая мысль встряхнула меня и вернула в более-мене
е нормальное состояние.
Ц Может быть, вы согласитесь сегодня вечером поужинать со мной? Ц уже в
полне нормальным голосом проговорил я.
И снова возникла секундная пауза, после которой раздался ее огорченный г
олосок:
Ц К сожалению, я сегодня днем уезжаю. У меня бабушка прихворнула, надо ее
навестить. Ц Сердце у меня упало, но тут же вернулось обратно, поскольку
она продолжила. Ц Если можно, давайте перенесем ваше приглашение на нед
елю. Я вернусь и позвоню, вот тогда вы его повторите… Если захотите…
«Если захочу?! Ц мысленно завопил я: Ц Разве в этом можно сомневаться?!»

Но мой вопль так и остался у меня внутри, а вслух я достаточно сдержанно пр
оизнес:
Ц Очень хорошо. Значит, я жду вашего звонка.
Мы распрощались, и я бросился приводить себя в порядок, завтракать и… тор
опиться на работу.
Никогда в жизни я не приходил на свою творческую «службу» в такую рань. Да
же дежуривший в холле редакции милиционер вытаращил глаза, увидев мою до
лговязую фигуру в столь необычный час. Впрочем, уловив мое неостановимое
стремление к рабочему месту, он не стал задавать глупых вопросов и комме
нтировать мое необычное поведение, ограничившись коротким:
Ц Ну, Володька, ты сегодня первый.
На что я немедленно ответил вопросом:
Ц А разве Галочка еще не на работе?
Ц Да ты что? Ц удивился страж порядка. Ц Галина Анатольевна появляетс
я ровно в девять, ну может быть минут десять десятого, а сейчас только поло
вина восьмого.
Мне показалось, что он с трудом подавил в себе желание покрутить пальцем
около виска.
Я молча кивнул и с умным видом проследовал к себе.
Эти полтора часа были самыми длинными в моей, уже немаленькой, жизни. Прос
то поразительно, с каким нетерпением я жаждал увидеть, что же такое подар
ила мне эта малознакомая девушка с милым именем Людмила. Но все проходит
в этой жизни, пришли и эти невыносимые полтора часа. Пятнадцать минут дес
ятого я вошел в приемную главного редактора и сподобился лицезреть наше
го секретаря, раскрашивавшего свое курносенькое личико.
Подойдя к столу, я чуть наклонился и простучал пальцами по столешнице не
кий воинственный мотивчик. Галочка оторвала взгляд от зеркальца, неодоб
рительно взглянула в мою сторону и, вернувшись к прежнему занятию, недов
ольно поинтересовалась:
Ц Тебе чего-то надо?
«Отдай мой подарок!» Ц чуть не рявкнул я во всю глотку, но вовремя сдержал
ся, сообразив, что меня могут неправильно понять.
Ц Да нет, Ц стараясь быть спокойным, ответил я, Ц просто зашел поинтере
соваться самочувствием.
Ц Моим? Ц Галочкин голосок мгновенно потерял все свое недовольство и в
нем проклюнулся интерес.
Ц Ну не моим же, Ц грубовато бросил я, Ц про свое самочувствие я и так вс
е знаю!
Ц У меня отличное самочувствие, Ц кокетливо произнесла Галочка и замо
лчала, явно ожидая продолжения столь интересно начавшегося разговора.

«Еще бы! Ц сердито подумал я. Ц Заныкала чужой подарок Ц конечно, самоч
увствие будет отличным».
Но вслух произнес более миролюбиво:
Ц Я рад за тебя.
Ц A y тебя плохое самочувствие? Ц очень искренне посочувствовала Галочк
а.
Ц Да, Ц энергично кивнул я, Ц мое самочувствие могло бы быть и получше.

Ц Я могу как-то этому помочь? Ц с вновь возникшим кокетством поинтерес
овалась Галочка.
Ц Можешь, Ц кивнул я. Ц У тебя вчера оставили… э-э-э… подарок для меня, м
ожет быть, ты мне его отдашь?
К концу фразы в моем голосе сквозило настолько неприкрытое нетерпение, ч
то любой другой человек на месте Галочки поспешил бы вручит мне требуемо
е. Но наш секретарь, как я уже говорил, внимательно слушала только самое се
бя. Поэтому, прищурив свои и без того невеликие глазки, она с изрядной доле
й ехидства спросила:
Ц А откуда ты знаешь, что для тебя что-то оставили?
«От верблюда!» Ц чуть было не ляпнул я, но тут же сам себе заткнул пасть, по
скольку назвать «верблюдом», пусть и в жестоком запале, самую красивую д
евушку в мире я не мог. А потому, взяв себя в руки, я с не меньшим ехидством п
ереспросил:
Ц А ты, мой любопытный друг, не слишком ли… любопытна. Или ты не помнишь, чт
о я делаю с чрезмерно любопытными?
Галочка немедленно поняла мой намек.
Дело в том, что около месяца назад она пожаловалась мне, что новый корресп
ондент из отдела экономической информации, Серега Скворцов, пристает к н
ей с нескромными вопросами. На следующий день я сам застал Серегу в прием
ной, когда он довольно наглым тоном выпытывал у бедной девушки, сколько б
ойфрендов было в ее короткой жизни и чем они ей нравились. После моей небо
льшой манипуляции двумя указательными пальцами Сереженька вдруг начал
так за-а-аикаться, что понять его не стало никакой возможности. Он сам не м
ог себя понять и настолько испугался, что мгновенно умолк с широко раскр
ытым ртом.
Подойдя к нему сзади, я наставительно произнес:
Ц Вот что бывает с чрезмерно любознательными людьми. Умерь свой нездор
овый интерес и твое состояние нормализуется.
Сергей обернулся, взглянул мне в лицо полубезумными глазами и совершенн
о отчетливо, без всякого заикания переспросил:
1 2 3 4 5 6 7 8