Строгостью нравов она не отличалась, и в свою очередь тоже родила дочь — вашу бабку, Борис, Татьяну Сергеевну. Как видите, до вас в семье рождались только девочки.
— Выходит, я — первый мужчина в линии рода, начиная с Елены Кординой?
— Получается так.
— Да, кое-что становится мне ясным… Но какой была судьба Анны?
— Анна погибла от удара молнии. И это была очень странная молния… Она сверкнула с чистого неба, среди бела дня. Вокруг было полно людей, но кроме Анны, никто не пострадал. Эти… Свидетели рассказывали потом, что гром ударил с такой силой, точно это был не гром, а взрыв… Когда подошли к Анне, она лежала на спине с раскинутыми руками. Ее ладони были сожжены дотла, будто небесный огонь распял ее на земле.
Распятие, подумал Борис. Как это похоже. Смерть матери… Тяжелый грузовик таранит автобус, и ни на ком ни царапины. Только одна жертва, распятая осколками оконного стекла.
— А на лбу Анны, — продолжал Верстовский, — эта молния выжгла что-то наподобие треугольника. Он был иссечен внутри как бы штрихами наискосок, словно нанесенными раскаленным ножом.
— Хватит, — сказал Борис.
— Я вас предупреждал. Теперь вы знаете, и что? Легче вам стало?
— Я спрашивал не для того, чтобы мне стало легче.
— Я сам, — сказал Верстовский, поднявшись со стула и глядя в окно на редкие кружевные облака, — задавал себе множество вопросов. Пусть я не принадлежу напрямую к вашей семье, все это в какой-то мере касается и меня.
— И какие ответы вы нашли?
— Никаких.
Борис тоже встал, а за ним и Оля.
— Я приношу вам извинения, — проговорил Борис, — за то, что мы… Разбередили все это.
— Что вы, какие извинения, — отмахнулся Верстовский. — Ничего уж не убавишь и не прибавишь. Я вот не знаю, правильно ли я поступил, когда рассказал…
— Вы поступили правильно.
— И я чем-то… Помог вам?
— Вы осветили темные углы, а это…
— Какое там осветил, — Верстовский с досадой махнул рукой. — Тьма это все, сплошная тьма.
4.
Сидя в машине у дома Верстовского, Борис и Оля долго не произносили ни слова. Наконец, Оля прервала это затянувшееся молчание вполне естественным вопросом.
— Так, а теперь что?
— Теперь… Ну, теперь я хотя бы знаю, почему это произошло именно со мной.
— И почему же?
— Как почему? Потому что я — Кордин…
— Ты не Кордин, — разделяя слова, произнесла Оля. — Ты всего лишь потомок его сестры, да и то изрядно разбавленных кровей. Ты внешне похож на него, но генетика выкидывает еще и не такие штучки через поколения. Забудь об этом. Ты не Кордин.
— Уговорила, — со вздохом сказал Борис. — Я не Кордин. Но похоже, кто-то там наверху… Или скорее, внизу — считает иначе…
— Перестань. Лучше подумаем, что нам дальше делать.
— Дальше?.. А дальше пора звонить Монку. Только я не взял ни его карточки, ни мобильника… Придется домой возвращаться.
— Назначишь ему встречу?
— Да. Я хочу его выслушать.
— А если он не захочет говорить? По-моему, он стоит на своих миллионах, как скала, и с этой позиции его не спихнешь.
— Но попробовать-то можно, — Борис запустил двигатель и тронул машину.
Он проехал квартала два, когда увидел на перекрестке голосующего человека в сером плаще с поднятым воротником. Борис не собирался подсаживать попутчиков. Горел зеленый свет, и Борис даже поднажал, чтобы успеть проскочить. Но поравнявшись с человеком в плаще, он резко затормозил…
Потому что это был Кремин.
5.
Борис остановил машину и вышел. Вышла и Оля; они смотрели на Кремина, а он переводил взгляд с Бориса на Олю и обратно. Все молчали. Первым заговорил Кремин, со свойственной ему полуулыбкой, могущей быть столь неоднозначной.
— Рад, что вы оба здесь…
— Где это — здесь? — пробурчал Борис.
— Мы не знаем, где мы, — резко сказала Оля. — Мы побывали в каком-то ином Прошлом, в иной истории. А здесь нет кинотеатра Dream Theater.
— Ах, вот оно что, — Кремин улыбнулся шире. — Вы боитесь, что попали не в свое время, не в свой мир…
— Да, — ответил ему Борис, — и учитывая все, что с нами случилось, я не нахожу тут ровно ничего веселого.
— Хорошо, давайте пройдемся и побеседуем, — видя, что Борис колеблется, Кремин добавил. — Или вам не хочется уходить от машины? Не потому ли, что в том пакете на заднем сиденье лежит некая книга?
— Вас совершенно не касается, — отрезал Борис, — что лежит в моей машине.
— О, разумеется. Но, может быть, тогда мы сядем в машину, если вы не хотите прогуляться?
Борис недоверчиво покачал головой, но потом кивнул и открыл для Кремина правую переднюю дверцу. Сам он сел за руль, а Оля — на заднее сиденье.
— Я понимаю, — произнес Кремин сразу, — что все эти причуды Времени способны хоть кого сбить с толку. Но ведь я объяснял Оле… Разве она не рассказала вам, Борис?
— Да, — откликнулась Оля, — карты Тонгра, это насчет Прошлого. Но как насчет Настоящего?
— Не беспокойтесь о Настоящем, — Кремин повернулся на сиденье так, чтобы видеть и Олю, и Бориса. — Вы вернулись туда же, откуда и отправились.
— Но эти перемены… — начала Оля.
— Что с того? — прервал ее Кремин. — В мире постоянно что-то меняется. А если бы мой кинотеатр просто снесли? Если вы взглянете из Прошлого, найдете мало разницы.
— А дома у Бориса…
— Это то же самое. То Прошлое, в котором вы побывали, так же реально, как и любое другое. События, происходящие там, влияют на то, что происходит здесь.
— Я запуталась, — пожаловалась Оля. — Поясните…
— Зачем? Не разумнее ли принимать вещи такими, какие они есть?
— Да, — сказал Борис. — А положение вещей видится мне так. Вам нужна книга…
Кремин пожал плечами.
— Монку она тоже нужна, — продолжил Борис. — Да только мы еще не решили, что с ней делать. Мы хотим знать больше. Конечно, если вы попытаетесь отобрать ее у нас…
— Отобрать? — удивился Кремин. — Пожалуй, я мог бы попытаться, если бы…
— Что если бы? — спросил Борис.
— Эта книга принадлежит вам…
— И что с того? Священное право собственности, да?
— Она принадлежит вам, — повторил Кремин, — и предыстория этого… Не совсем обычна… Словом, дело тут не в праве собственности.
— А, вы не можете? — Борис позволил себе немного иронии. — Что же это, какая-нибудь магическая защита? Монка это не остановило.
— Монка? — в голосе Кремина прозвучало недоумение. — Монк пытался отнять у вас книгу?
— Ну, не отнять… Выкрасть. Его люди обыскали мою квартиру, пока меня… Гм… Не было дома.
— Почему вы думаете, что это были его люди?
— А он этого и не отрицал.
— Вы с ним виделись?
— Нет, говорил по телефону.
— Странно, — сказал Кремин. — Если бы речь шла только о вас, Борис, я еще допускаю, они могли рискнуть… Но ламаджи…
— Что такое ламаджи? — спросила Оля.
— Ламаджи — это вы, — ответил Кремин.
— Я?
— В известном смысле… Подлинная ламаджи — это Зоя, а у вас — часть ее силы. И никто в здравом уме не мог бы осмелиться… Впрочем, возможно, кто-то из людей Монка перестарался. Это могло бы им дорого обойтись!
— А если бы, — проговорил Борис, — я сам отдал книгу ему, вам или кому-то еще?
— О, это другое дело. Вы — владелец книги, и вы можете распорядиться ей.
— Несмотря на ламаджи?
— Я говорил об Оле, — Кремин улыбнулся неожиданно тепло. — А она, думаю, на вашей стороне?
— Распорядиться книгой, — сказал Борис, — я смогу только тогда, когда узнаю, что это такое.
— Вы имеете в виду содержание? Общая философия, описания алхимических опытов, немного герметики, немного эзотерики…
— И все? Из-за этой чепухи священник покончил с собой?
— Нет, Борис. Книга инфицирована…
— Инфицирована? То есть заражена?
— Это метафора, чтобы вам было понятнее. Важно не содержание, а особая структура текста, хранящая в закодированном виде матрицу негативной магии ламаджи.
— Ламаджи, — пробормотал Борис. — Значит, «Зерцало магистериума» написал кто-то из этих ламаджи, кем бы они ни были?
— Книга написана русским ученым Федором Брагиным. То есть она написана его рукой, но его волю подчинила себе другая воля, навязанная извне, чуждая. И… Да, это была воля ламаджи.
— И Брагин даже не подозревал, что он пишет… Не сам?
— Едва ли он мог осознать это, но что-то такое, вероятно, чувствовал… Или догадывался. Иначе как объяснить то, что он не пытался опубликовать свой труд? Он заказал единственный экземпляр, а черновики уничтожил. Впрочем, теперь можно лишь гадать, о чем думал Брагин и почему он так действовал…
— Но все это не объясняет, — заметила Оля, — самоубийства священника.
— Священник, — ответил на это Кремин, — обнаружил в «Зерцале магистериума» нечто, неопровержимо доказавшее ему отсутствие бытия Божия. Искупительной жертвы не было — и вот священник сам принес искупительную жертву, становясь в собственном представлении не «анти-Христом», но «Христом наоборот»…
— Отсутствие бытия Божия?! — воскликнул Борис. — Разве это можно доказать? Бог — категория духовная, вне доказательств! Это вопрос веры!
— Вопрос веры, да, — согласился Кремин. — Но я не утверждаю, что в тексте книги содержатся такие доказательства. Это иллюзия доказательств, созданная негативной магией ламаджи.
— Другими словами, ложь?
— Ложь — противоположность правды, не так ли? А в вопросе о Боге каждый сам решает, что есть правда. Так что ложью я бы это не назвал… Назовите это трюком, если хотите.
— Но допустим, — сказал Борис, — книгу прочел бы не священник, а кто-то другой… Тот, для кого этот вопрос не на первом месте?
— Если так, он и разочаровался бы в чем-то другом… В главном, жизненно важном именно для него. Конечно, это не обязательно должно привести к самоубийству, однако…
— Так это… И весь секрет «Зерцала магистериума»?
— Это внешняя оболочка… Защитный барьер, охраняющий настоящие секреты книги от опасности быть разгаданными кем-то посторонним.
— А не посторонние? Кто они? И что для них там, в книге?
— Их не так много, — неопределенно ответил Кремин. — Что для них? Все. Магия. Время. Власть.
— И для этого вам нужна книга? Чтобы контролировать Время? Чтобы властвовать?
— Нет, — произнес Кремин. — Для этого она нужна Монку и его Серебряному Братству.
— А чего добиваетесь вы?
— Совсем другого, но вам трудно будет понять…
— Черт возьми! — рассердился Борис. — Того я не пойму, этого я не пойму! А я вот возьму и сожгу эту чертову книгу — что тогда?
— Вы уничтожите зло, — сказал Кремин просто.
— Что, вот так запросто — все зло на Земле? Или, что там мелочиться — в Галактике, во Вселенной? В огонь, и точка? Скучно даже. В голливудских боевиках поинтереснее, там за злом еще погоняться надо…
— Нет, не все зло, — Кремин остался невозмутимым, — но шаг в этом направлении будет сделан.
— Ну, тогда я и сделаю этот шаг.
— А что такое, по-вашему, зло?
— Как что? — растерялся Борис. — Зло — это зло… Агрессия… Подчинение других своей воле…
— И вы хотите избавить людей от всего этого?
Борис усмехнулся.
— А, понятно. Сейчас вы скажете, что зло тоже нужно для равновесия в природе. Волки и зайцы, и все такое.
— Нет, — слегка удивленно проговорил Кремин, — ничего подобного… Волки и зайцы? Да, это замечательно, но весьма далеко от того, что меня тревожит.
— Подождите, — вмешалась вдруг Оля, и Кремин заинтересованно посмотрел на нее. — Когда-то я читала роман… Давно, забыла уже, как называется. Там всем людям на Земле сделали операцию, лишившую их агрессивности. В таком мире зла не было. Но вместе со злом исчезли и человеческие стремления… Все то, что и делает человека человеком.
— Верно, — кивнул Кремин. — Ни подвига, ни доблести, ни дерзновенных порывов, ни творческих свершений, ни даже естественного научного любопытства, если оно связано с малейшим риском. Ничего этого не будет, потому что в основе лежит агрессия, ее позитивная сторона. Вы обнаружите жажду победы в самых бескорыстных проявлениях творчества. Привлекательное земное, как сказал один мудрец, всегда сродни падшему ангелу, который прекрасен в непокое, велик в своих планах и устремлениях, но лишен удачи, горд и скорбен. Нельзя выбросить одну сторону монеты, можно выбросить только всю монету целиком. А это, в свою очередь, откроет двери…
— Какие еще двери, — буркнул Борис, из упрямства ему хотелось возразить, но толковых доводов он не находил.
— Двери для вторжения.
— Что, пришельцы пожрут беззащитное человечество?
— Я говорю о вторжении других сил. Таких, о которых никто здесь на Земле и отдаленного представления не имеет.
— А вы имеете?
— Никто на Земле — я включаю в это число и себя. Но я знаю, что эти силы существуют. И этого довольно, чтобы сделать все, что могу… Чтобы удержать двери закрытыми. Вы верите мне?
— Не знаю. Почему, собственно, я должен вам верить?
— Вы не должны, но одному поверить я прошу.
— Чему?
— Тому, что лучше не проверять истинность моих слов экспериментом.
Борис хотел было ответить что-то язвительное, но тут заговорила Оля.
— Очень ловко у вас все получается. Попадет книга к Монку — плохо, сожжет ее Борис — тоже плохо. И только у вас все хорошо, только у вас есть все ответы.
— Я пытался объяснить вам, — сказал Кремин, полуприкрыв глаза.
— Отлично, — подвел итог Борис. — А я хочу выслушать и другую сторону.
— Монка?
— Да.
— Что ж, воля ваша, — Кремин опустил руку в карман, достал небольшую картонную карточку и протянул ее Борису. — Здесь электронный адрес… Захотите со мной связаться, отправьте сообщение.
— Может быть, — рассеянно сказал Борис, разглядывая карточку.
Там стояло только —
niemand @ nowhere.com
Не попрощавшись, Кремин приоткрыл дверцу.
— Константин Дмитриевич! — окликнул его Борис.
— Да?
— Кто вы?
Пауза перед ответом Кремина была чуть заметной.
— Ниманд, — сказал он и вышел из машины.
6.
Когда Кремин исчез из вида, Оля пересела вперед.
— Покажи, — она протянула руку за карточкой. — Ничего себе! Никто, нигде, точка, ком… Разве может быть такой адрес?
— Когда имеешь дело с Креминым, все может быть…
— И что ты обо всем этом думаешь?
— Пока ничего.
— Вот именно, ничего! Он по сути ничего и не сказал. Вторжение, двери какие-то…
— Если это такая трудная штука, он и не мог… Представь, подхожу я к физику и задаю школьный вопрос: от чего зависит энергия излучения? От частоты, отвечает он. Но я спрашиваю: это мы проходили, а вот почему это так? И как он сумеет мне объяснить? Ему пришлось бы для начала всю квантовую механику мне, дураку, вдалбливать, а потом бы выяснилось, что все физики на свете и сами толком не знают, почему… А с этим вторжением как бы и не похитрее…
— Так ты ему все-таки веришь?
— Гм… Сказать всякое можно, а убедительным он быть умеет. Но в чем его убедительность? В манере говорить. А по сути — ты права, ни аргументов, ни доказательств. Его послушать, он чуть ли не мир спасать собирается, и без этой книги — всему аллес капут. Подозрительно это как-то.
— Почему? Мы же не знаем…
— Но ведь книга не всегда существовала. Как же бедный мир выживал до того, как ее написали?
— Ну, тогда, наверное, существовало что-то другое.
— Ох… Может, встреча с Монком что-нибудь прояснит…
— А если нет?
— Если нет… Ну, там видно будет.
Борис включил мотор и стартовал так, что Олю отбросило на спинку сиденья. Машина летела сквозь яркий летний день, ни единой тучкой не омраченный, солнце сияло в витринах магазинов, в окнах домов. Но Борис не мог отделаться от ощущения тревоги, насквозь пронизавшей все вокруг. Песню тревоги пел встречный ветер, тревожно блестели фары машин на перекрестках, предупреждающе вспыхивали красные огни светофоров. Искоса Борис взглянул на Олю. Он увидел — не догадался, а именно увидел — что и она чувствует то же самое. И это не было их личным внутренним состоянием, только им принадлежавшим и тогда вполне понятным. И Борис, и Оля тонули в океанереальной тревоги, напряженного ожидания чего-то очень скверного и уже близкого. Их отличие от остальных заключалось в том, что они могли это воспринять.
Как только они оказались в квартире Бориса, он сразу поднял телефонную трубку и набрал номер.
— Альберт Игнатьевич, я хотел бы встретиться с вами, — сказал он без лишних вступлений.
— Где и когда? — в голосе Монка Борис уловил хорошо сдерживаемое и все же явное нетерпение.
— Где хотите… Назначайте вы.
— Борис, вы помните, как найти кафе «Палома»?
— Помню, конечно.
— Давайте там… Через два часа.
— Нет, завтра утром.
— Почему завтра? Почему не сейчас?
— Потому что я страшно устал, — раздраженно ответил Борис. — Завтра в десять в «Паломе».
Он положил трубку.
7.
В кафе «Палома» было так же безлюдно, как и во время первой встречи здесь Бориса и Монка. И одет Альберт Игнатьевич был так же, во все черное, и сиял на лацкане серебряный сфинкс.
Борис и Оля (пакет с книгой она держала в руках) уселись за столик Монка. С удивлением посмотрев на девушку, Монк перевел на Бориса вопрошающий взгляд.
— Я не рассчитывал, что нас будет трое, — сказал он холодно.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32
— Выходит, я — первый мужчина в линии рода, начиная с Елены Кординой?
— Получается так.
— Да, кое-что становится мне ясным… Но какой была судьба Анны?
— Анна погибла от удара молнии. И это была очень странная молния… Она сверкнула с чистого неба, среди бела дня. Вокруг было полно людей, но кроме Анны, никто не пострадал. Эти… Свидетели рассказывали потом, что гром ударил с такой силой, точно это был не гром, а взрыв… Когда подошли к Анне, она лежала на спине с раскинутыми руками. Ее ладони были сожжены дотла, будто небесный огонь распял ее на земле.
Распятие, подумал Борис. Как это похоже. Смерть матери… Тяжелый грузовик таранит автобус, и ни на ком ни царапины. Только одна жертва, распятая осколками оконного стекла.
— А на лбу Анны, — продолжал Верстовский, — эта молния выжгла что-то наподобие треугольника. Он был иссечен внутри как бы штрихами наискосок, словно нанесенными раскаленным ножом.
— Хватит, — сказал Борис.
— Я вас предупреждал. Теперь вы знаете, и что? Легче вам стало?
— Я спрашивал не для того, чтобы мне стало легче.
— Я сам, — сказал Верстовский, поднявшись со стула и глядя в окно на редкие кружевные облака, — задавал себе множество вопросов. Пусть я не принадлежу напрямую к вашей семье, все это в какой-то мере касается и меня.
— И какие ответы вы нашли?
— Никаких.
Борис тоже встал, а за ним и Оля.
— Я приношу вам извинения, — проговорил Борис, — за то, что мы… Разбередили все это.
— Что вы, какие извинения, — отмахнулся Верстовский. — Ничего уж не убавишь и не прибавишь. Я вот не знаю, правильно ли я поступил, когда рассказал…
— Вы поступили правильно.
— И я чем-то… Помог вам?
— Вы осветили темные углы, а это…
— Какое там осветил, — Верстовский с досадой махнул рукой. — Тьма это все, сплошная тьма.
4.
Сидя в машине у дома Верстовского, Борис и Оля долго не произносили ни слова. Наконец, Оля прервала это затянувшееся молчание вполне естественным вопросом.
— Так, а теперь что?
— Теперь… Ну, теперь я хотя бы знаю, почему это произошло именно со мной.
— И почему же?
— Как почему? Потому что я — Кордин…
— Ты не Кордин, — разделяя слова, произнесла Оля. — Ты всего лишь потомок его сестры, да и то изрядно разбавленных кровей. Ты внешне похож на него, но генетика выкидывает еще и не такие штучки через поколения. Забудь об этом. Ты не Кордин.
— Уговорила, — со вздохом сказал Борис. — Я не Кордин. Но похоже, кто-то там наверху… Или скорее, внизу — считает иначе…
— Перестань. Лучше подумаем, что нам дальше делать.
— Дальше?.. А дальше пора звонить Монку. Только я не взял ни его карточки, ни мобильника… Придется домой возвращаться.
— Назначишь ему встречу?
— Да. Я хочу его выслушать.
— А если он не захочет говорить? По-моему, он стоит на своих миллионах, как скала, и с этой позиции его не спихнешь.
— Но попробовать-то можно, — Борис запустил двигатель и тронул машину.
Он проехал квартала два, когда увидел на перекрестке голосующего человека в сером плаще с поднятым воротником. Борис не собирался подсаживать попутчиков. Горел зеленый свет, и Борис даже поднажал, чтобы успеть проскочить. Но поравнявшись с человеком в плаще, он резко затормозил…
Потому что это был Кремин.
5.
Борис остановил машину и вышел. Вышла и Оля; они смотрели на Кремина, а он переводил взгляд с Бориса на Олю и обратно. Все молчали. Первым заговорил Кремин, со свойственной ему полуулыбкой, могущей быть столь неоднозначной.
— Рад, что вы оба здесь…
— Где это — здесь? — пробурчал Борис.
— Мы не знаем, где мы, — резко сказала Оля. — Мы побывали в каком-то ином Прошлом, в иной истории. А здесь нет кинотеатра Dream Theater.
— Ах, вот оно что, — Кремин улыбнулся шире. — Вы боитесь, что попали не в свое время, не в свой мир…
— Да, — ответил ему Борис, — и учитывая все, что с нами случилось, я не нахожу тут ровно ничего веселого.
— Хорошо, давайте пройдемся и побеседуем, — видя, что Борис колеблется, Кремин добавил. — Или вам не хочется уходить от машины? Не потому ли, что в том пакете на заднем сиденье лежит некая книга?
— Вас совершенно не касается, — отрезал Борис, — что лежит в моей машине.
— О, разумеется. Но, может быть, тогда мы сядем в машину, если вы не хотите прогуляться?
Борис недоверчиво покачал головой, но потом кивнул и открыл для Кремина правую переднюю дверцу. Сам он сел за руль, а Оля — на заднее сиденье.
— Я понимаю, — произнес Кремин сразу, — что все эти причуды Времени способны хоть кого сбить с толку. Но ведь я объяснял Оле… Разве она не рассказала вам, Борис?
— Да, — откликнулась Оля, — карты Тонгра, это насчет Прошлого. Но как насчет Настоящего?
— Не беспокойтесь о Настоящем, — Кремин повернулся на сиденье так, чтобы видеть и Олю, и Бориса. — Вы вернулись туда же, откуда и отправились.
— Но эти перемены… — начала Оля.
— Что с того? — прервал ее Кремин. — В мире постоянно что-то меняется. А если бы мой кинотеатр просто снесли? Если вы взглянете из Прошлого, найдете мало разницы.
— А дома у Бориса…
— Это то же самое. То Прошлое, в котором вы побывали, так же реально, как и любое другое. События, происходящие там, влияют на то, что происходит здесь.
— Я запуталась, — пожаловалась Оля. — Поясните…
— Зачем? Не разумнее ли принимать вещи такими, какие они есть?
— Да, — сказал Борис. — А положение вещей видится мне так. Вам нужна книга…
Кремин пожал плечами.
— Монку она тоже нужна, — продолжил Борис. — Да только мы еще не решили, что с ней делать. Мы хотим знать больше. Конечно, если вы попытаетесь отобрать ее у нас…
— Отобрать? — удивился Кремин. — Пожалуй, я мог бы попытаться, если бы…
— Что если бы? — спросил Борис.
— Эта книга принадлежит вам…
— И что с того? Священное право собственности, да?
— Она принадлежит вам, — повторил Кремин, — и предыстория этого… Не совсем обычна… Словом, дело тут не в праве собственности.
— А, вы не можете? — Борис позволил себе немного иронии. — Что же это, какая-нибудь магическая защита? Монка это не остановило.
— Монка? — в голосе Кремина прозвучало недоумение. — Монк пытался отнять у вас книгу?
— Ну, не отнять… Выкрасть. Его люди обыскали мою квартиру, пока меня… Гм… Не было дома.
— Почему вы думаете, что это были его люди?
— А он этого и не отрицал.
— Вы с ним виделись?
— Нет, говорил по телефону.
— Странно, — сказал Кремин. — Если бы речь шла только о вас, Борис, я еще допускаю, они могли рискнуть… Но ламаджи…
— Что такое ламаджи? — спросила Оля.
— Ламаджи — это вы, — ответил Кремин.
— Я?
— В известном смысле… Подлинная ламаджи — это Зоя, а у вас — часть ее силы. И никто в здравом уме не мог бы осмелиться… Впрочем, возможно, кто-то из людей Монка перестарался. Это могло бы им дорого обойтись!
— А если бы, — проговорил Борис, — я сам отдал книгу ему, вам или кому-то еще?
— О, это другое дело. Вы — владелец книги, и вы можете распорядиться ей.
— Несмотря на ламаджи?
— Я говорил об Оле, — Кремин улыбнулся неожиданно тепло. — А она, думаю, на вашей стороне?
— Распорядиться книгой, — сказал Борис, — я смогу только тогда, когда узнаю, что это такое.
— Вы имеете в виду содержание? Общая философия, описания алхимических опытов, немного герметики, немного эзотерики…
— И все? Из-за этой чепухи священник покончил с собой?
— Нет, Борис. Книга инфицирована…
— Инфицирована? То есть заражена?
— Это метафора, чтобы вам было понятнее. Важно не содержание, а особая структура текста, хранящая в закодированном виде матрицу негативной магии ламаджи.
— Ламаджи, — пробормотал Борис. — Значит, «Зерцало магистериума» написал кто-то из этих ламаджи, кем бы они ни были?
— Книга написана русским ученым Федором Брагиным. То есть она написана его рукой, но его волю подчинила себе другая воля, навязанная извне, чуждая. И… Да, это была воля ламаджи.
— И Брагин даже не подозревал, что он пишет… Не сам?
— Едва ли он мог осознать это, но что-то такое, вероятно, чувствовал… Или догадывался. Иначе как объяснить то, что он не пытался опубликовать свой труд? Он заказал единственный экземпляр, а черновики уничтожил. Впрочем, теперь можно лишь гадать, о чем думал Брагин и почему он так действовал…
— Но все это не объясняет, — заметила Оля, — самоубийства священника.
— Священник, — ответил на это Кремин, — обнаружил в «Зерцале магистериума» нечто, неопровержимо доказавшее ему отсутствие бытия Божия. Искупительной жертвы не было — и вот священник сам принес искупительную жертву, становясь в собственном представлении не «анти-Христом», но «Христом наоборот»…
— Отсутствие бытия Божия?! — воскликнул Борис. — Разве это можно доказать? Бог — категория духовная, вне доказательств! Это вопрос веры!
— Вопрос веры, да, — согласился Кремин. — Но я не утверждаю, что в тексте книги содержатся такие доказательства. Это иллюзия доказательств, созданная негативной магией ламаджи.
— Другими словами, ложь?
— Ложь — противоположность правды, не так ли? А в вопросе о Боге каждый сам решает, что есть правда. Так что ложью я бы это не назвал… Назовите это трюком, если хотите.
— Но допустим, — сказал Борис, — книгу прочел бы не священник, а кто-то другой… Тот, для кого этот вопрос не на первом месте?
— Если так, он и разочаровался бы в чем-то другом… В главном, жизненно важном именно для него. Конечно, это не обязательно должно привести к самоубийству, однако…
— Так это… И весь секрет «Зерцала магистериума»?
— Это внешняя оболочка… Защитный барьер, охраняющий настоящие секреты книги от опасности быть разгаданными кем-то посторонним.
— А не посторонние? Кто они? И что для них там, в книге?
— Их не так много, — неопределенно ответил Кремин. — Что для них? Все. Магия. Время. Власть.
— И для этого вам нужна книга? Чтобы контролировать Время? Чтобы властвовать?
— Нет, — произнес Кремин. — Для этого она нужна Монку и его Серебряному Братству.
— А чего добиваетесь вы?
— Совсем другого, но вам трудно будет понять…
— Черт возьми! — рассердился Борис. — Того я не пойму, этого я не пойму! А я вот возьму и сожгу эту чертову книгу — что тогда?
— Вы уничтожите зло, — сказал Кремин просто.
— Что, вот так запросто — все зло на Земле? Или, что там мелочиться — в Галактике, во Вселенной? В огонь, и точка? Скучно даже. В голливудских боевиках поинтереснее, там за злом еще погоняться надо…
— Нет, не все зло, — Кремин остался невозмутимым, — но шаг в этом направлении будет сделан.
— Ну, тогда я и сделаю этот шаг.
— А что такое, по-вашему, зло?
— Как что? — растерялся Борис. — Зло — это зло… Агрессия… Подчинение других своей воле…
— И вы хотите избавить людей от всего этого?
Борис усмехнулся.
— А, понятно. Сейчас вы скажете, что зло тоже нужно для равновесия в природе. Волки и зайцы, и все такое.
— Нет, — слегка удивленно проговорил Кремин, — ничего подобного… Волки и зайцы? Да, это замечательно, но весьма далеко от того, что меня тревожит.
— Подождите, — вмешалась вдруг Оля, и Кремин заинтересованно посмотрел на нее. — Когда-то я читала роман… Давно, забыла уже, как называется. Там всем людям на Земле сделали операцию, лишившую их агрессивности. В таком мире зла не было. Но вместе со злом исчезли и человеческие стремления… Все то, что и делает человека человеком.
— Верно, — кивнул Кремин. — Ни подвига, ни доблести, ни дерзновенных порывов, ни творческих свершений, ни даже естественного научного любопытства, если оно связано с малейшим риском. Ничего этого не будет, потому что в основе лежит агрессия, ее позитивная сторона. Вы обнаружите жажду победы в самых бескорыстных проявлениях творчества. Привлекательное земное, как сказал один мудрец, всегда сродни падшему ангелу, который прекрасен в непокое, велик в своих планах и устремлениях, но лишен удачи, горд и скорбен. Нельзя выбросить одну сторону монеты, можно выбросить только всю монету целиком. А это, в свою очередь, откроет двери…
— Какие еще двери, — буркнул Борис, из упрямства ему хотелось возразить, но толковых доводов он не находил.
— Двери для вторжения.
— Что, пришельцы пожрут беззащитное человечество?
— Я говорю о вторжении других сил. Таких, о которых никто здесь на Земле и отдаленного представления не имеет.
— А вы имеете?
— Никто на Земле — я включаю в это число и себя. Но я знаю, что эти силы существуют. И этого довольно, чтобы сделать все, что могу… Чтобы удержать двери закрытыми. Вы верите мне?
— Не знаю. Почему, собственно, я должен вам верить?
— Вы не должны, но одному поверить я прошу.
— Чему?
— Тому, что лучше не проверять истинность моих слов экспериментом.
Борис хотел было ответить что-то язвительное, но тут заговорила Оля.
— Очень ловко у вас все получается. Попадет книга к Монку — плохо, сожжет ее Борис — тоже плохо. И только у вас все хорошо, только у вас есть все ответы.
— Я пытался объяснить вам, — сказал Кремин, полуприкрыв глаза.
— Отлично, — подвел итог Борис. — А я хочу выслушать и другую сторону.
— Монка?
— Да.
— Что ж, воля ваша, — Кремин опустил руку в карман, достал небольшую картонную карточку и протянул ее Борису. — Здесь электронный адрес… Захотите со мной связаться, отправьте сообщение.
— Может быть, — рассеянно сказал Борис, разглядывая карточку.
Там стояло только —
niemand @ nowhere.com
Не попрощавшись, Кремин приоткрыл дверцу.
— Константин Дмитриевич! — окликнул его Борис.
— Да?
— Кто вы?
Пауза перед ответом Кремина была чуть заметной.
— Ниманд, — сказал он и вышел из машины.
6.
Когда Кремин исчез из вида, Оля пересела вперед.
— Покажи, — она протянула руку за карточкой. — Ничего себе! Никто, нигде, точка, ком… Разве может быть такой адрес?
— Когда имеешь дело с Креминым, все может быть…
— И что ты обо всем этом думаешь?
— Пока ничего.
— Вот именно, ничего! Он по сути ничего и не сказал. Вторжение, двери какие-то…
— Если это такая трудная штука, он и не мог… Представь, подхожу я к физику и задаю школьный вопрос: от чего зависит энергия излучения? От частоты, отвечает он. Но я спрашиваю: это мы проходили, а вот почему это так? И как он сумеет мне объяснить? Ему пришлось бы для начала всю квантовую механику мне, дураку, вдалбливать, а потом бы выяснилось, что все физики на свете и сами толком не знают, почему… А с этим вторжением как бы и не похитрее…
— Так ты ему все-таки веришь?
— Гм… Сказать всякое можно, а убедительным он быть умеет. Но в чем его убедительность? В манере говорить. А по сути — ты права, ни аргументов, ни доказательств. Его послушать, он чуть ли не мир спасать собирается, и без этой книги — всему аллес капут. Подозрительно это как-то.
— Почему? Мы же не знаем…
— Но ведь книга не всегда существовала. Как же бедный мир выживал до того, как ее написали?
— Ну, тогда, наверное, существовало что-то другое.
— Ох… Может, встреча с Монком что-нибудь прояснит…
— А если нет?
— Если нет… Ну, там видно будет.
Борис включил мотор и стартовал так, что Олю отбросило на спинку сиденья. Машина летела сквозь яркий летний день, ни единой тучкой не омраченный, солнце сияло в витринах магазинов, в окнах домов. Но Борис не мог отделаться от ощущения тревоги, насквозь пронизавшей все вокруг. Песню тревоги пел встречный ветер, тревожно блестели фары машин на перекрестках, предупреждающе вспыхивали красные огни светофоров. Искоса Борис взглянул на Олю. Он увидел — не догадался, а именно увидел — что и она чувствует то же самое. И это не было их личным внутренним состоянием, только им принадлежавшим и тогда вполне понятным. И Борис, и Оля тонули в океанереальной тревоги, напряженного ожидания чего-то очень скверного и уже близкого. Их отличие от остальных заключалось в том, что они могли это воспринять.
Как только они оказались в квартире Бориса, он сразу поднял телефонную трубку и набрал номер.
— Альберт Игнатьевич, я хотел бы встретиться с вами, — сказал он без лишних вступлений.
— Где и когда? — в голосе Монка Борис уловил хорошо сдерживаемое и все же явное нетерпение.
— Где хотите… Назначайте вы.
— Борис, вы помните, как найти кафе «Палома»?
— Помню, конечно.
— Давайте там… Через два часа.
— Нет, завтра утром.
— Почему завтра? Почему не сейчас?
— Потому что я страшно устал, — раздраженно ответил Борис. — Завтра в десять в «Паломе».
Он положил трубку.
7.
В кафе «Палома» было так же безлюдно, как и во время первой встречи здесь Бориса и Монка. И одет Альберт Игнатьевич был так же, во все черное, и сиял на лацкане серебряный сфинкс.
Борис и Оля (пакет с книгой она держала в руках) уселись за столик Монка. С удивлением посмотрев на девушку, Монк перевел на Бориса вопрошающий взгляд.
— Я не рассчитывал, что нас будет трое, — сказал он холодно.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32