.. да я и вправду не могу. Тьма, действительно не могу!
– Тем паче что тебе никто не помогает.
– Да помогают мне, только... – Доррин и впрямь считает, что помогают ему больше, чем он того заслуживает, только вот деньги кончаются, а корпус и машина еще далеки от завершения. Неожиданно Доррин говорит: – Давай назовем его «Черный Молот».
– Подходящее название, какое и мог дать кузнец, – Тирел кашляет и меняет тему: – Пойдем взглянем на опоры у главного вала. Тут твой глаз нужен.
Доррин глубоко вздыхает.
Всякий раз, когда у него с Тирелом заходит разговор о корабле, обнаруживается, что примерно с полдюжины деталей необходимо доработать, усовершенствовать, а то и заменить на новые.
Оба мастера взбираются по лестнице и бочком пробираются по балкам, на которые будет настлана платформа, поддерживающая двигатель.
– Смотри, – говорит Тирел, указывая на беспокоящий его узел. – Если мы сделаем все по чертежу, то при сильной вибрации вала все полетит.
– Ну, и что ты предлагаешь? – спрашивает Доррин, сразу понимая, что судостроитель прав.
– Нужно поместить прямо под валом несколько дополнительных балок, без жесткого соединения их с корпусом. Они будут удерживаться на месте своим весом, но как бы ни была сильна вибрация, это не приведет к разрыву крепления.
– А сколько это добавит веса?
– По сравнению со всем твоим железом сущую безделицу – стоунов пятнадцать.
Доррин однако вовсе не считает пятнадцать стоунов безделицей. Корабль следует сделать как можно легче, и если придется утяжелить на пятнадцать стоунов крепления, значит какой-то узел следует на столько же облегчить. Тирел заботится о прочности, но следует подумать и о скорости.
– Займись этим, а я подумаю, где можно убавить весу.
В этот миг внимание Доррина привлекает стук колес. К стапелю подкатывает тяжелый фургон. Доррин видит на козлах Хегла, а рядом – женщину в облачении целительницы. Свою мать.
– Извини, Тирел, – Доррин торопливо спускается вниз, гадая, что могло заставить матушку предпринять столь дальнее путешествие. Что-то неладное с отцом? Или Совет передумал, и она хочет его предупредить?
Фургон доверху нагружен всякой всячиной, от детской колыбельки до корабельных гвоздей и болтов.
Соскочив с козел, Ребекка с улыбкой машет сыну рукой и, отступив в сторонку чтоб не мешать, говорит:
– Принимайся за разгрузку.
Доррин поворачивается к фургону.
– А я бы оставил это на Тирела, – хмыкает Хегл, откидывая задний борт.
– Основательный народ кузнецы, – заявляет подоспевший Стил, скатывая по доске бочонок. – Ежели что закажешь, так привезут все, о чем просил. И даже больше.
Доррин, одно за другим, сгружает два корабельных тесла, а при виде бочарного струга удивленно поднимает брови:
– Какое отношение это имеет к верфи?
– Тирел сказал, что для твоего чудища надо будет сделать несколько специальных бочек.
– Чтоб ты знал – у «чудища» теперь есть имя. «Черный Молот». Кил подсказал, мой братец.
– «Черный Молот», вот оно как. Ты, надо думать, собираешься молотить этим молотом Белых, – Хегл отставляет в сторону несколько лопат и две мотыги. – Вот эти вещицы сделаны специально для Рейсы, чтоб ловчее управляться одной рукой, а эта, – он показывает мотыгу поменьше, – для старой целительницы. Легкая, как перышко.
– Ну, стоило ли тебе так утруждаться?
– Еще как стоило! Давно работа не была мне так в радость.
Доррин смотрит на мать, но та молча улыбается.
– Ну, здесь все, – заявляет Хегл после того, как последний бочонок с палубными гвоздями оказывается на земле. – Я поеду дальше. Кое-что мне нужно доставить прямиком к Кадаре.
Подав матери руку, Доррин помогает ей взобраться на козлы, а сам запрыгивает в фургон сзади.
Возле жилого дома Хегл останавливает фургон и ставит его на тормоз. Из кузницы доносится звон Яррлова молота, а в самом доме, по дневной поре, нет никого, не считая Мерги и Фризы.
– Где Кадара? – интересуется Хегл.
– Думаю, возле оружейной, – Доррин указывает в сторону фундамента будущих казарм.
– Я вижу, там пока разгружаться некуда. Придется здесь.
С помощью Доррина кузнец затаскивает в комнату Кадары мебель – кровать со съемным матрасом, детскую колыбельку и маленький столик.
– Остальное привезу в следующий раз, – говорит Хегл, утирая лоб. – Хочу сейчас поехать навестить дочурку.
– Ладно, только потом приходи обедать.
Фургон, громыхая, катится в сторону оружейной, и Доррин с Ребеккой провожают его взглядом.
– Вот уж не ждал, что ты возьмешь да приедешь, – говорит Доррин матери, когда грохот стихает.
– Кил сказал, что тебе может потребоваться моя помощь.
– Ты уже помогла. Поблагодарить за одно то, что ты сделала для Пергуна – так у меня слов не хватит.
Глядя сверху вниз на стройную, словно бы неподвластную возрасту рыжеволосую женщину, Доррин переминается с ноги на ногу.
– Ты по-прежнему как маленький... вот и малышом так переминался, стоило мне на тебя взглянуть. А чего робеть, небось я тебе муравьев в кровать не подсыплю! – она ласково улыбается сыну и добавляет: – У меня разговор насчет Лидрал.
– Физически она в порядке.
Доррин жестом указывает на скамью, а когда мать присаживается, устраивается с краю, лицом к ней.
– Понимаю, – сдержанным тоном произносит Ребекка, – но... у меня все же есть кое-какой опыт.
– С этим не поспоришь, – грустно усмехается Доррин. – Если хочешь повидать Лидрал, она на складе.
– Я видела ее по пути сюда – мимоходом, из фургона. Мне хотелось сначала поговорить с тобой. Если ты хочешь, чтобы я...
– Еще как хочу! Мы уже почти потеряли надежду. Рилла испробовала все, что могла придумать, да и я тоже.
Ребекка понимающе кивает:
– Прежде всего мне нужно точно знать, что сделали Белые.
– Вот этого я как раз точно не знаю. Они пытали ее, избивали, всячески мучили... Мучения были самыми настоящими, ушибов и рубцов на ней осталось множество, но при этом они ухитрились каким-то образом внушить ей, будто ее мучителем являлся я. Да так внушить, что даже прекрасно зная, что ей навязали ложные воспоминания, она ничего не может с собой поделать. Вообще-то их цель заключалась в том, чтобы заставить ее убить меня, но из этого ничего не вышло.
– Ее изнасиловали? – невозмутимо спрашивает Ребекка.
– Нет. Во всяком случае, у нее таких воспоминаний не осталось. И повреждений... такого рода... не было.
– Ох... – вздыхает целительница. – Есть у меня кое-какие соображения, хотя... Это очень непросто.
– Какие соображения?
– Сперва мне хотелось бы поговорить с Лидрал. И решение предстоит принять ей. Я не вижу причины, по какой бы она могла отказаться, но... это ее тело и ее выбор.
Доррин хмурится. Слова матери звучат так, словно речь идет о чем-то страшном.
– Это не больно и не опасно, – заверяет мать, заметив его взгляд. – Возможно, даже приятно, но... Исцеление потребует времени и внимания, в том числе и твоего. Особенно твоего. Тебе придется принимать в расчет не мужские потребности, а ее нужды.
– Понятно.
– Вот в этом я позволю себе усомниться, – улыбается Ребекка.
Доррин краснеет, и мать переводит разговор на другую тему:
– Расскажи, как идет постройка твоего корабля.
Доррин опускает глаза.
– Тьма! Я не твой отец и давно достигла возраста, позволяющего принимать самостоятельные решения. Мне-то казалось, что тебе это известно! – резко произносит целительница.
– Ну что ж... Мы решили назвать его «Черный Молот». Это было предложение Кила...
CLXVIII
– Совет хочет знать, что ты намереваешься предпринять.
Взгляд Ании падает на лежащее на столе пустое зеркало. Стирол делает жест, и белый туман рассеивается. Появляется изображение – столь устойчивое и четкое, что можно подумать, будто это картина. В узкой бухте стоит у причала черный корабль. На склоне над гаванью виднеются пять строений из черного камня.
– Смотри. Ты припоминаешь случай, чтобы вид был таким четким?
– Нет.
– Я тоже. И не знаю, какой аспект Равновесия мог породить подобное чудовище.
– Совет обеспокоен. Они желают, чтобы ты принял меры.
– Замечательно! Только вот хотелось бы знать, какие? Может быть, направить против Отшельничьего флот? Большого ума для этого, – Стирол фыркает, – не надо, но будет ли толк? Стоит ли нападать на остров, зная, каково Белым стражам иметь дело с мечами из черного железа? Или ты хочешь, чтобы одна из изобретенных им штуковин разнесла тебя в клочья? Как великого Джеслека?
– Черные разобщены, – спокойно возражает Ания. – Многие из них не меньше нашего хотят спровадить этого Доррина куда подальше.
– Может, и так, но откуда, в таком случае, взялись все эти люди, помогающие ему строить новый город? Он что, привез их всех из Спидлара на своем суденышке? И потом, они ведь сплошь Черные. Стало быть, этот малый не создает на острове очаг хаоса, хотя лишь демонам ведомо, как такое возможно, – Стирол устало потирает лоб.
– Но почему ты не можешь послать флот? Народ на Отшельничьем не воинственный, и у них едва ли наберется с десяток пригодных для боя судов. Да и те рассеяны по разным морям. Совет ждет от тебя действий, – холодно повторяет Ания.
– Действуй сама, – предлагает Стирол, протягивая ей амулет. – Бери и решай.
– Я не Джеслек, меня не проведешь, – качает головой рыжеволосая волшебница.
– Либо бери амулет, либо заткнись! – рычит Высший Маг. Рука Ании поднимается, но тут же падает.
– Но кому-то ведь все равно нужно что-то сделать, – со вздохом произносит она.
– Почему?
– Ты что, хочешь сидеть сложа руки и ждать, пока этот... странный кузнец не откует из черного железа такие орудия гармонии, какие обеспечат Отшельничьему вечное господство над Восточным Океаном?
– Я в нем особой опасности не вижу. Он же не вечен.
– А ведь злосчастный Дженред говорил то же самое, – хрипло смеется Ания. – Креслин тоже в конце концов умер, однако прожил достаточно долго для того, чтобы ты – Высший Маг Фэрхэвена – боялся открыто выступить против Отшельничьего. Неужто ты хочешь, чтобы тебя запомнили в веках как человека, уступившего Отшельничьему господство над всем Кандаром?
– Нет, – хмыкнув, Стирол кладет амулет на стол рядом с зеркалом, и изображение вновь затягивается туманом. – Ты хочешь действовать, так действуй. Бери амулет или отдай его кому-нибудь другому.
– Стирол, я прошу тебя!
– А я отказываюсь.
Ания кивает в сторону двери, и в комнату входят трое стражей с кандалами в руках. За их спинами стоят три Белых мага.
– Все предсказуемо, Ания, – смеется Стирол. – Вы толкуете о действиях, а годитесь лишь на то, чтобы заковать меня в цепи.
Глаза Ании вспыхивают, пальцы сжимают рукоять кинжала из белой бронзы. Яркая вспышка наполняет комнату жаром и клубами белого дыма. Зеркало на столе взрывается, и двое из стражей распадаются в оседающий на каменные плиты пепел.
Прежде чем дым успевает рассеяться, Ания, бросив взгляд на пол, на пустое белое одеяние и горстку золы, берет амулет со стола и, повернувшись к остальным магам, говорит:
– Возьми его, Керрил. Ты заслужил.
– Нет, – печально отзывается Керрил, глядя на превращающуюся в туман и тающую белую золу. – Заслужила амулет ты, но я приму его, если таково твое желание.
– Вот и хорошо. А сейчас нам нужно спланировать нападение на Отшельничий.
– Как тебе угодно.
Ания закрывает за собой дверь.
CLXIX
Закрыв дверь спальни, Доррин поворачивается к Лидрал.
– Тебе не обязательно это делать, – говорит она.
– А что я могу потерять? – отзывается он.
– Мало ли что? – натянуто смеется она. – Может быть, терпение, а то и самоуважение.
– Ладно, делать-то что?
– Ложись на живот.
– На кровать?
– Нет, на пол... – Лидрал прыскает. – Конечно, на кровать. Может, характер у меня и не мед, но я все-таки не настолько жестока! К тому же мне не хочется вытаскивать потом занозы.
Доррин стягивает сапоги и, не раздеваясь, ложится на кровать.
– Что дальше?
– Ничего особенного. Просто лежи, а я буду массировать твою спину. Твоя матушка считает, что это поможет восстановить нашу близость и даст мне инстинктивное понимание того, что ты не способен причинить мне боль.
– Но...
– Знаю! Но ведь попытка не пытка?
Доррину хочется пожать плечами: она права. Они использовали все возможные средства и, поскольку все оказалось тщетно, терять им уже нечего. Он ощущает запах Лидрал, так остро напоминающий об их былой близости. Глаза его горят, и он не поворачивается к ней, когда ее пальцы разминают его плечи и спину.
– А ты окреп, мускулы нарастил.
– Да разве это мускулы?
Постепенно он расслабляется, дыхание его становится глубоким и ровным.
– Как себя чувствуешь? – спрашивает Доррин.
– Тсс... – вроде бы шутливо, но с ноткой раздражения шикает Лидрал. – Не мешай мне работать.
Поскольку дышать, уткнувшись носом в перьевой матрац, не так-то просто, Доррин довольно скоро пытается приподнять голову, но все равно чихает.
Из-за окна слышатся обрывки фраз:
– ...раньше думал, что черный камень нагоняет тоску...
– ...поразительная разница...
– ...думаешь, мастер Доррин маг, настоящий маг?
Лидрал встряхивает руками и откидывается назад.
– У меня пальцы устали.
– Неудивительно, ты долго этим занималась.
Доррин переворачивается на спину и привлекает ее к себе.
– Нет... я не...
Юноша разжимает объятия, словно схватился за раскаленное железо, и садится так, что между ними только небольшое расстояние.
– А теперь ты проделаешь то же самое, – заявляет она. Доррин принимается разминать ее лопатки.
– Давай посильнее, я не стеклянная.
– Посильнее так посильнее.
Руки Доррина постепенно опускаются чуть ниже ее спины.
– Что-то ты расшалился, – замечает она, и вновь в ее вроде бы игривом тоне слышится нотка раздражения.
Его пальцы немеют, и он останавливается.
– Что дальше?
– Подожди немного, сам увидишь.
На ее лице вспыхивает, но тут же исчезает улыбка.
– Я понял, – говорит Доррин и, пожав ей руку, ложится.
Задув лампу, она быстро сбрасывает одежду и надевает длинную сорочку. Доррин, как уже привык, не смотрит в ее сторону, но ему приходится прилагать усилия, чтобы сделать участившееся дыхание ровнее и глубже.
В молчании они лежат рядом, слегка соприкасаясь руками. Тишина гнетет настолько, что Доррин был бы рад и комариному писку.
Хотя ему довелось пережить временную слепоту и мучиться головными болями, на долю других выпадали и большие страдания. И хотя все прикидки по-прежнему убеждают его в том, что Равновесие механически слепо, он тихонько вздыхает в темноте. Неужто мир представляет собой не более чем механизм? Но почему в таком случае верования и устремления приверженцев гармонии значат еще меньше, чем воззрения тех, кто использует разрушительную силу хаоса? И почему многие из числа несомненных последователей гармонии напрочь отвергают его машины? Почему бы им не взглянуть на гармонию по-новому?
Поняв, что Лидрал заснула, Доррин прикрывает ее одеялом и откидывается в постели, рассеянно уставясь в потолок.
Снаружи доносится свист ветра да отдаленный шелест прибоя.
CLXX
Под холодным осенним ветром колышутся бурые травы. Пыль вздымается над Трактом, по которому катится тяжело нагруженная подвода. С рудника доставили последнюю партию железа, предназначенного для «Черного Молота». Стекла в окнах большого дома дребезжат под напором ветра, словно он испытывает задание на прочность.
Сидящая на террасе Лидрал зябко кутается в плащ. Доррин обнимает ее за плечи, но тут же убирает руку. Джеслек, обрекший их на такую пытку, уже мертв, а их мучения никак не закончатся.
– О чем задумался? – спрашивает она.
– О людской жестокости. И мысли у меня жестокие.
– Так ведь гневом на Белых дела не поправишь, – ласково говорит Лидрал касаясь его теплой рукой. – Ты ведь знаешь, я тебя люблю.
– Я тоже.
Новый порыв холодного ветра спутывает их волосы, и он снова на миг обнимает ее за плечи.
– Ты к Тирелу? Будешь испытывать новый двигатель? – спрашивает она.
– Пока еще трудно назвать его новым. Как раз с некоторыми новыми деталями и у меня, и у Яррла возникли затруднения. Понимаешь, кривошипно-шатунный механизм...
– Ты не находишь, что устройство, предназначенное для того, чтобы упростить управление кораблем, могло бы называться не так мудрено?
– Так всегда бывает... – начинает Доррин, но осекается.
– Что случилось?
– Да так... мысль одна в голову пришла. Мне подумалось, что Оран, при всей его неправоте, в чем-то и прав. Понимаешь, паруса позволяют тебе использовать природную силу ветра, но под простым парусом ты плывешь только туда, куда он дует. Однако более сложное парусное вооружение позволяет идти под углом к ветру или даже против него. Мой двигатель, созданный на основе гармонии, позволяет идти против природного порядка. Однако по некотором размышлении становится ясно, что природный порядок не так уж гармоничен. Бури – явление естественное, однако в них присутствуют оба начала, и гармония, и хаос.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63
– Тем паче что тебе никто не помогает.
– Да помогают мне, только... – Доррин и впрямь считает, что помогают ему больше, чем он того заслуживает, только вот деньги кончаются, а корпус и машина еще далеки от завершения. Неожиданно Доррин говорит: – Давай назовем его «Черный Молот».
– Подходящее название, какое и мог дать кузнец, – Тирел кашляет и меняет тему: – Пойдем взглянем на опоры у главного вала. Тут твой глаз нужен.
Доррин глубоко вздыхает.
Всякий раз, когда у него с Тирелом заходит разговор о корабле, обнаруживается, что примерно с полдюжины деталей необходимо доработать, усовершенствовать, а то и заменить на новые.
Оба мастера взбираются по лестнице и бочком пробираются по балкам, на которые будет настлана платформа, поддерживающая двигатель.
– Смотри, – говорит Тирел, указывая на беспокоящий его узел. – Если мы сделаем все по чертежу, то при сильной вибрации вала все полетит.
– Ну, и что ты предлагаешь? – спрашивает Доррин, сразу понимая, что судостроитель прав.
– Нужно поместить прямо под валом несколько дополнительных балок, без жесткого соединения их с корпусом. Они будут удерживаться на месте своим весом, но как бы ни была сильна вибрация, это не приведет к разрыву крепления.
– А сколько это добавит веса?
– По сравнению со всем твоим железом сущую безделицу – стоунов пятнадцать.
Доррин однако вовсе не считает пятнадцать стоунов безделицей. Корабль следует сделать как можно легче, и если придется утяжелить на пятнадцать стоунов крепления, значит какой-то узел следует на столько же облегчить. Тирел заботится о прочности, но следует подумать и о скорости.
– Займись этим, а я подумаю, где можно убавить весу.
В этот миг внимание Доррина привлекает стук колес. К стапелю подкатывает тяжелый фургон. Доррин видит на козлах Хегла, а рядом – женщину в облачении целительницы. Свою мать.
– Извини, Тирел, – Доррин торопливо спускается вниз, гадая, что могло заставить матушку предпринять столь дальнее путешествие. Что-то неладное с отцом? Или Совет передумал, и она хочет его предупредить?
Фургон доверху нагружен всякой всячиной, от детской колыбельки до корабельных гвоздей и болтов.
Соскочив с козел, Ребекка с улыбкой машет сыну рукой и, отступив в сторонку чтоб не мешать, говорит:
– Принимайся за разгрузку.
Доррин поворачивается к фургону.
– А я бы оставил это на Тирела, – хмыкает Хегл, откидывая задний борт.
– Основательный народ кузнецы, – заявляет подоспевший Стил, скатывая по доске бочонок. – Ежели что закажешь, так привезут все, о чем просил. И даже больше.
Доррин, одно за другим, сгружает два корабельных тесла, а при виде бочарного струга удивленно поднимает брови:
– Какое отношение это имеет к верфи?
– Тирел сказал, что для твоего чудища надо будет сделать несколько специальных бочек.
– Чтоб ты знал – у «чудища» теперь есть имя. «Черный Молот». Кил подсказал, мой братец.
– «Черный Молот», вот оно как. Ты, надо думать, собираешься молотить этим молотом Белых, – Хегл отставляет в сторону несколько лопат и две мотыги. – Вот эти вещицы сделаны специально для Рейсы, чтоб ловчее управляться одной рукой, а эта, – он показывает мотыгу поменьше, – для старой целительницы. Легкая, как перышко.
– Ну, стоило ли тебе так утруждаться?
– Еще как стоило! Давно работа не была мне так в радость.
Доррин смотрит на мать, но та молча улыбается.
– Ну, здесь все, – заявляет Хегл после того, как последний бочонок с палубными гвоздями оказывается на земле. – Я поеду дальше. Кое-что мне нужно доставить прямиком к Кадаре.
Подав матери руку, Доррин помогает ей взобраться на козлы, а сам запрыгивает в фургон сзади.
Возле жилого дома Хегл останавливает фургон и ставит его на тормоз. Из кузницы доносится звон Яррлова молота, а в самом доме, по дневной поре, нет никого, не считая Мерги и Фризы.
– Где Кадара? – интересуется Хегл.
– Думаю, возле оружейной, – Доррин указывает в сторону фундамента будущих казарм.
– Я вижу, там пока разгружаться некуда. Придется здесь.
С помощью Доррина кузнец затаскивает в комнату Кадары мебель – кровать со съемным матрасом, детскую колыбельку и маленький столик.
– Остальное привезу в следующий раз, – говорит Хегл, утирая лоб. – Хочу сейчас поехать навестить дочурку.
– Ладно, только потом приходи обедать.
Фургон, громыхая, катится в сторону оружейной, и Доррин с Ребеккой провожают его взглядом.
– Вот уж не ждал, что ты возьмешь да приедешь, – говорит Доррин матери, когда грохот стихает.
– Кил сказал, что тебе может потребоваться моя помощь.
– Ты уже помогла. Поблагодарить за одно то, что ты сделала для Пергуна – так у меня слов не хватит.
Глядя сверху вниз на стройную, словно бы неподвластную возрасту рыжеволосую женщину, Доррин переминается с ноги на ногу.
– Ты по-прежнему как маленький... вот и малышом так переминался, стоило мне на тебя взглянуть. А чего робеть, небось я тебе муравьев в кровать не подсыплю! – она ласково улыбается сыну и добавляет: – У меня разговор насчет Лидрал.
– Физически она в порядке.
Доррин жестом указывает на скамью, а когда мать присаживается, устраивается с краю, лицом к ней.
– Понимаю, – сдержанным тоном произносит Ребекка, – но... у меня все же есть кое-какой опыт.
– С этим не поспоришь, – грустно усмехается Доррин. – Если хочешь повидать Лидрал, она на складе.
– Я видела ее по пути сюда – мимоходом, из фургона. Мне хотелось сначала поговорить с тобой. Если ты хочешь, чтобы я...
– Еще как хочу! Мы уже почти потеряли надежду. Рилла испробовала все, что могла придумать, да и я тоже.
Ребекка понимающе кивает:
– Прежде всего мне нужно точно знать, что сделали Белые.
– Вот этого я как раз точно не знаю. Они пытали ее, избивали, всячески мучили... Мучения были самыми настоящими, ушибов и рубцов на ней осталось множество, но при этом они ухитрились каким-то образом внушить ей, будто ее мучителем являлся я. Да так внушить, что даже прекрасно зная, что ей навязали ложные воспоминания, она ничего не может с собой поделать. Вообще-то их цель заключалась в том, чтобы заставить ее убить меня, но из этого ничего не вышло.
– Ее изнасиловали? – невозмутимо спрашивает Ребекка.
– Нет. Во всяком случае, у нее таких воспоминаний не осталось. И повреждений... такого рода... не было.
– Ох... – вздыхает целительница. – Есть у меня кое-какие соображения, хотя... Это очень непросто.
– Какие соображения?
– Сперва мне хотелось бы поговорить с Лидрал. И решение предстоит принять ей. Я не вижу причины, по какой бы она могла отказаться, но... это ее тело и ее выбор.
Доррин хмурится. Слова матери звучат так, словно речь идет о чем-то страшном.
– Это не больно и не опасно, – заверяет мать, заметив его взгляд. – Возможно, даже приятно, но... Исцеление потребует времени и внимания, в том числе и твоего. Особенно твоего. Тебе придется принимать в расчет не мужские потребности, а ее нужды.
– Понятно.
– Вот в этом я позволю себе усомниться, – улыбается Ребекка.
Доррин краснеет, и мать переводит разговор на другую тему:
– Расскажи, как идет постройка твоего корабля.
Доррин опускает глаза.
– Тьма! Я не твой отец и давно достигла возраста, позволяющего принимать самостоятельные решения. Мне-то казалось, что тебе это известно! – резко произносит целительница.
– Ну что ж... Мы решили назвать его «Черный Молот». Это было предложение Кила...
CLXVIII
– Совет хочет знать, что ты намереваешься предпринять.
Взгляд Ании падает на лежащее на столе пустое зеркало. Стирол делает жест, и белый туман рассеивается. Появляется изображение – столь устойчивое и четкое, что можно подумать, будто это картина. В узкой бухте стоит у причала черный корабль. На склоне над гаванью виднеются пять строений из черного камня.
– Смотри. Ты припоминаешь случай, чтобы вид был таким четким?
– Нет.
– Я тоже. И не знаю, какой аспект Равновесия мог породить подобное чудовище.
– Совет обеспокоен. Они желают, чтобы ты принял меры.
– Замечательно! Только вот хотелось бы знать, какие? Может быть, направить против Отшельничьего флот? Большого ума для этого, – Стирол фыркает, – не надо, но будет ли толк? Стоит ли нападать на остров, зная, каково Белым стражам иметь дело с мечами из черного железа? Или ты хочешь, чтобы одна из изобретенных им штуковин разнесла тебя в клочья? Как великого Джеслека?
– Черные разобщены, – спокойно возражает Ания. – Многие из них не меньше нашего хотят спровадить этого Доррина куда подальше.
– Может, и так, но откуда, в таком случае, взялись все эти люди, помогающие ему строить новый город? Он что, привез их всех из Спидлара на своем суденышке? И потом, они ведь сплошь Черные. Стало быть, этот малый не создает на острове очаг хаоса, хотя лишь демонам ведомо, как такое возможно, – Стирол устало потирает лоб.
– Но почему ты не можешь послать флот? Народ на Отшельничьем не воинственный, и у них едва ли наберется с десяток пригодных для боя судов. Да и те рассеяны по разным морям. Совет ждет от тебя действий, – холодно повторяет Ания.
– Действуй сама, – предлагает Стирол, протягивая ей амулет. – Бери и решай.
– Я не Джеслек, меня не проведешь, – качает головой рыжеволосая волшебница.
– Либо бери амулет, либо заткнись! – рычит Высший Маг. Рука Ании поднимается, но тут же падает.
– Но кому-то ведь все равно нужно что-то сделать, – со вздохом произносит она.
– Почему?
– Ты что, хочешь сидеть сложа руки и ждать, пока этот... странный кузнец не откует из черного железа такие орудия гармонии, какие обеспечат Отшельничьему вечное господство над Восточным Океаном?
– Я в нем особой опасности не вижу. Он же не вечен.
– А ведь злосчастный Дженред говорил то же самое, – хрипло смеется Ания. – Креслин тоже в конце концов умер, однако прожил достаточно долго для того, чтобы ты – Высший Маг Фэрхэвена – боялся открыто выступить против Отшельничьего. Неужто ты хочешь, чтобы тебя запомнили в веках как человека, уступившего Отшельничьему господство над всем Кандаром?
– Нет, – хмыкнув, Стирол кладет амулет на стол рядом с зеркалом, и изображение вновь затягивается туманом. – Ты хочешь действовать, так действуй. Бери амулет или отдай его кому-нибудь другому.
– Стирол, я прошу тебя!
– А я отказываюсь.
Ания кивает в сторону двери, и в комнату входят трое стражей с кандалами в руках. За их спинами стоят три Белых мага.
– Все предсказуемо, Ания, – смеется Стирол. – Вы толкуете о действиях, а годитесь лишь на то, чтобы заковать меня в цепи.
Глаза Ании вспыхивают, пальцы сжимают рукоять кинжала из белой бронзы. Яркая вспышка наполняет комнату жаром и клубами белого дыма. Зеркало на столе взрывается, и двое из стражей распадаются в оседающий на каменные плиты пепел.
Прежде чем дым успевает рассеяться, Ания, бросив взгляд на пол, на пустое белое одеяние и горстку золы, берет амулет со стола и, повернувшись к остальным магам, говорит:
– Возьми его, Керрил. Ты заслужил.
– Нет, – печально отзывается Керрил, глядя на превращающуюся в туман и тающую белую золу. – Заслужила амулет ты, но я приму его, если таково твое желание.
– Вот и хорошо. А сейчас нам нужно спланировать нападение на Отшельничий.
– Как тебе угодно.
Ания закрывает за собой дверь.
CLXIX
Закрыв дверь спальни, Доррин поворачивается к Лидрал.
– Тебе не обязательно это делать, – говорит она.
– А что я могу потерять? – отзывается он.
– Мало ли что? – натянуто смеется она. – Может быть, терпение, а то и самоуважение.
– Ладно, делать-то что?
– Ложись на живот.
– На кровать?
– Нет, на пол... – Лидрал прыскает. – Конечно, на кровать. Может, характер у меня и не мед, но я все-таки не настолько жестока! К тому же мне не хочется вытаскивать потом занозы.
Доррин стягивает сапоги и, не раздеваясь, ложится на кровать.
– Что дальше?
– Ничего особенного. Просто лежи, а я буду массировать твою спину. Твоя матушка считает, что это поможет восстановить нашу близость и даст мне инстинктивное понимание того, что ты не способен причинить мне боль.
– Но...
– Знаю! Но ведь попытка не пытка?
Доррину хочется пожать плечами: она права. Они использовали все возможные средства и, поскольку все оказалось тщетно, терять им уже нечего. Он ощущает запах Лидрал, так остро напоминающий об их былой близости. Глаза его горят, и он не поворачивается к ней, когда ее пальцы разминают его плечи и спину.
– А ты окреп, мускулы нарастил.
– Да разве это мускулы?
Постепенно он расслабляется, дыхание его становится глубоким и ровным.
– Как себя чувствуешь? – спрашивает Доррин.
– Тсс... – вроде бы шутливо, но с ноткой раздражения шикает Лидрал. – Не мешай мне работать.
Поскольку дышать, уткнувшись носом в перьевой матрац, не так-то просто, Доррин довольно скоро пытается приподнять голову, но все равно чихает.
Из-за окна слышатся обрывки фраз:
– ...раньше думал, что черный камень нагоняет тоску...
– ...поразительная разница...
– ...думаешь, мастер Доррин маг, настоящий маг?
Лидрал встряхивает руками и откидывается назад.
– У меня пальцы устали.
– Неудивительно, ты долго этим занималась.
Доррин переворачивается на спину и привлекает ее к себе.
– Нет... я не...
Юноша разжимает объятия, словно схватился за раскаленное железо, и садится так, что между ними только небольшое расстояние.
– А теперь ты проделаешь то же самое, – заявляет она. Доррин принимается разминать ее лопатки.
– Давай посильнее, я не стеклянная.
– Посильнее так посильнее.
Руки Доррина постепенно опускаются чуть ниже ее спины.
– Что-то ты расшалился, – замечает она, и вновь в ее вроде бы игривом тоне слышится нотка раздражения.
Его пальцы немеют, и он останавливается.
– Что дальше?
– Подожди немного, сам увидишь.
На ее лице вспыхивает, но тут же исчезает улыбка.
– Я понял, – говорит Доррин и, пожав ей руку, ложится.
Задув лампу, она быстро сбрасывает одежду и надевает длинную сорочку. Доррин, как уже привык, не смотрит в ее сторону, но ему приходится прилагать усилия, чтобы сделать участившееся дыхание ровнее и глубже.
В молчании они лежат рядом, слегка соприкасаясь руками. Тишина гнетет настолько, что Доррин был бы рад и комариному писку.
Хотя ему довелось пережить временную слепоту и мучиться головными болями, на долю других выпадали и большие страдания. И хотя все прикидки по-прежнему убеждают его в том, что Равновесие механически слепо, он тихонько вздыхает в темноте. Неужто мир представляет собой не более чем механизм? Но почему в таком случае верования и устремления приверженцев гармонии значат еще меньше, чем воззрения тех, кто использует разрушительную силу хаоса? И почему многие из числа несомненных последователей гармонии напрочь отвергают его машины? Почему бы им не взглянуть на гармонию по-новому?
Поняв, что Лидрал заснула, Доррин прикрывает ее одеялом и откидывается в постели, рассеянно уставясь в потолок.
Снаружи доносится свист ветра да отдаленный шелест прибоя.
CLXX
Под холодным осенним ветром колышутся бурые травы. Пыль вздымается над Трактом, по которому катится тяжело нагруженная подвода. С рудника доставили последнюю партию железа, предназначенного для «Черного Молота». Стекла в окнах большого дома дребезжат под напором ветра, словно он испытывает задание на прочность.
Сидящая на террасе Лидрал зябко кутается в плащ. Доррин обнимает ее за плечи, но тут же убирает руку. Джеслек, обрекший их на такую пытку, уже мертв, а их мучения никак не закончатся.
– О чем задумался? – спрашивает она.
– О людской жестокости. И мысли у меня жестокие.
– Так ведь гневом на Белых дела не поправишь, – ласково говорит Лидрал касаясь его теплой рукой. – Ты ведь знаешь, я тебя люблю.
– Я тоже.
Новый порыв холодного ветра спутывает их волосы, и он снова на миг обнимает ее за плечи.
– Ты к Тирелу? Будешь испытывать новый двигатель? – спрашивает она.
– Пока еще трудно назвать его новым. Как раз с некоторыми новыми деталями и у меня, и у Яррла возникли затруднения. Понимаешь, кривошипно-шатунный механизм...
– Ты не находишь, что устройство, предназначенное для того, чтобы упростить управление кораблем, могло бы называться не так мудрено?
– Так всегда бывает... – начинает Доррин, но осекается.
– Что случилось?
– Да так... мысль одна в голову пришла. Мне подумалось, что Оран, при всей его неправоте, в чем-то и прав. Понимаешь, паруса позволяют тебе использовать природную силу ветра, но под простым парусом ты плывешь только туда, куда он дует. Однако более сложное парусное вооружение позволяет идти под углом к ветру или даже против него. Мой двигатель, созданный на основе гармонии, позволяет идти против природного порядка. Однако по некотором размышлении становится ясно, что природный порядок не так уж гармоничен. Бури – явление естественное, однако в них присутствуют оба начала, и гармония, и хаос.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63