А-П

П-Я

А  Б  В  Г  Д  Е  Ж  З  И  Й  К  Л  М  Н  О  П  Р  С  Т  У  Ф  Х  Ц  Ч  Ш  Щ  Э  Ю  Я  A-Z

 

Хаос способен проявиться когда угодно и где угодно.
– Где угодно? Но не у нас же! – хмыкает Кил.
– А почему? Или ты думаешь, будто Отшельничий отгорожен от хаоса и от всего мира? Или полагаешь, что гармония, в которой мы живем, защитит себя сама?
– Нет, – подает голос Доррин, желая, чтобы отец поскорее перешел к существу дела. – Но суть-то не в этом. Раз ты позвал нас сюда, значит, считаешь, что это имеет какое-то отношение к нам. Разве не так?
Мать отворачивается к окну. Кил сидит, уставясь в половицы, и лишь украдкой косится на брата.
– Доррин, сейчас не время для твоих игр с моделями машин, – сурово произносит маг.
– Но, Оран, – вступается рыжеволосая женщина, – он еще совсем мальчик!..
– Может, и так, но одно его присутствие сказывается на самых обычных гармонических процессах. Ты говорила с Хеглом? Когда Доррин поблизости, бедняга боится работать с железом. Стоит нашему «мальчику» чуток разволноваться, и я теряю способность ощущать шторма. Учитывая, что маги Фэрхэвена толкуют о флотах и требуют от Нолдры прекратить с нами торговлю, положение становится слишком серьезным, чтобы допустить нарушение порядка... – маг хмурится и, прокашлявшись, повторяет: – Слишком серьезным.
– Ну а чего ты хочешь от меня? Куда мне деться, взять да пропасть, что ли?
Оран качает головой, поджимает губы, трет подбородок и лишь потом отвечает:
– Так просто ничего не делается. Ничего и никогда.
Доррин берет со стола тяжелую кружку и отпивает глоток красного тепловатого сока. Кил подмигивает старшему брату, и Ребекка смотрит на сынишку с неодобрением, но стоит ей перевести взгляд на мужа, как младший сын пожимает плечами.
– Мы с тобой уже не раз толковали насчет твоего желания придумывать и делать машины, – говорит Оран, строго глядя на Доррина. – Я просил тебя как следует обо всем этом подумать, но только... – маг делает паузу. – Только непохоже, чтобы ты воспринял мои слова серьезно.
– Я много думал об этом, – медленно отвечает Доррин, – но чем чаще я задумываюсь на сей счет, отец, тем яснее осознаю, что предпочел бы быть кузнецом или столяром. Ремесленники создают настоящие, полезные вещи. Целители – помогают больным. Мне совершенно не улыбается всю жизнь бездействовать в созерцании. Я хочу создавать. Сам. Нечто реальное.
– Порой умелый наблюдатель может спасти множество жизней. Вот во время прошлогодней бури...
– А говорят, будто Креслин умел управлять штормами. Мы бы тоже могли...
– Доррин, сколько можно повторять одно и то же! Вздумай мы вызывать бури, это изменит климат во всем мире, погубит тысячи жизней. Наш остров снова превратится в пустыню. Тебе следует не задаваться никчемными вопросами, а сосредоточиться на исполнении своего долга. А поскольку самому мне наставить тебя на путь истинный, похоже, не под силу, я собираюсь послать тебя на обучение к Лортрен.
– А это разумно? – спрашивает Ребекка.
– А что еще я могу сделать? Он меня не слушает.
– Отец, – набрав полную грудь воздуха, начинает рыжий паренек. – Я слушаю тебя, и очень внимательно, но не могу заставить себя делать то, чего хочется тебе и совсем не хочется мне. Ты великий маг, Мастер воздуха, но я-то таким никогда не стану! Так почему бы тебе не позволить мне быть таким, каков я есть?
– Доррин, именно твои разлюбезные машины вкупе с хаосом привели к падению ангелов. Правда, все склоняются к мнению, что ты не смог бы прибегнуть к магии хаоса, даже если б от этого зависела твоя жизнь. Но подобная приверженность всяческой машинерии противоестественна и внушает опасения. Какая вообще польза может быть от этих устройств? Может ли машина вернуть кому-то здоровье, как делает целитель? А не боишься ли ты, что твои машины отравят воду и воздух? Залежи холодного железа лежат в основе гармонической структуры Отшельничьего. Неужто ты хочешь порушить и ее, добывая руду для своих машин? Неужели ты хочешь поступиться гармонией во имя суетного любопытства и тщеславия?
Доррин сосредоточенно смотрит себе под ноги, но потом упрямо качает головой:
– Это вовсе не обязательно, отец. Тот же Хегл работает с металлом, но ничего не портит, не загрязняет и уж всяко не подрывает основ гармонии. Ты преувеличиваешь.
– Хеглу не требуется столько руды и топлива... – начинает было Оран, но сам себя обрывает, махнув рукой: – Э, да что толку без конца спорить об одном и том же! Ладно, может быть, Лортрен заставит вас обоих понять...
– Э, а я-то в чем виноват? – встревает Кил.
– При чем тут ты? – вскидывает глаза маг воздуха.
– Как – при чем? Ты же сам сказал: «обоих»!
– Я имел в виду Кадару, Дорринову подружку. Ей кажется, будто сила заключает в себе ответ на все вопросы. Она совершенно не слушает свою мать, только Хегла, потому как уважает физическую силу.
– Кадара тоже отправится в Академию? – заинтересованно уточняет Доррин.
Оран кивает:
– Признаюсь, сам я от этой идеи не в восторге, да и Хегл тоже, однако Братство полагает, что если вы и впредь останетесь предоставленными самим себе, да еще и будете действовать заодно, то дело может обернуться худо. Ну а Лортрен, надо думать, вас кое-чему научит.
– А если и она не сумеет? – интересуется Кил.
Родители переводят взгляд на темноволосого мальчишку, но тот упрямо повторяет свой вопрос:
– Да, а ежели ничего не выйдет?
– Когда не выйдет, тогда и посмотрим, – отвечает маг. – Но это вряд ли. Лортрен – женщина умелая. Она одинаково сведуща и в магии гармонии, и в обращении с коротким мечом.
Взгляд Кила перебегает с отца на брата и обратно.
Оран делает очередной глоток из своей кружки.
Ребекка встает:
– Кил, обед вот-вот будет готов, – она кивает в сторону буфетной, и мальчик спешит за посудой.
– Мне надо кое-что проверить, – бормочет маг и, поставив кружку, удаляется в кабинет.
Ребекка берется за нож и начинает нарезать лук. Молча посмотрев на мать, Доррин направляется к террасе: поразмыслить в одиночестве, пока не позовут к обеду.

VI

– Сейчас на Отшельничьем нет великих магов погоды. Таких, каким был Креслин.
Худощавый человек в белом качает головой:
– Был ли он и вправду настолько могуч, как о том толкуют? Говорят, будто ему удалось потопить весь хаморианский флот.
– Это произошло еще до того, как он вошел в полную силу, – резким тоном замечает сидящий в первом ряду грузный мужчина. – В старых историях, особливо касающихся погоды, можно найти много поучительного.
– Да ладно тебе томить юнца, – слышится каркающий голос. – Просто возьми да расскажи.
– Ты и рассказывай, Фиднер.
– Ладно, – ворчит тощий высохший чародей по имени Фиднер. – Так вот, юный Мастер магии, все очень просто и вместе с тем весьма сложно. Триста лет назад в Совет входили и Черные. Конечно, их было немного, и Белые посматривали на них сверху вниз, тем паче что магия гармонии более сложна и обладает куда меньшей направленной мощью, нежели магия хаоса. Во всяком случае, так считали до тех пор, пока с Крыши Мира не сошел Креслин.
– Так он – не выдумка?
– Какие уж тут выдумки! Он был самым настоящим. Таким настоящим, что сумел превратить Белую волшебницу, чуть ли не равную ему по силе, в мастера гармонии. Таким настоящим, что сумел разметать и потопить десятки высланных против него судов, превратить Кифриен в жаркую пустыню, северный Спидлар – в снежную тундру, а бесплодный Отшельничий остров – в цветущий сад.
– Байки да побасенки, – презрительно морщится юноша. – Пустые россказни!
С его пальцев срывается стрела пламени. Не просто алый, пронизанный белизной язычок, а настоящий огненный клинок, отсекающий кусок от одной из окаймляющих палату гранитных колонн.
– Россказни-то россказни, но не совсем пустые. Ты и сам находишься здесь именно потому, что в те времена мир посетил Креслин.
– Как это? Растолкуй, – требует стройный юноша с лучистыми, как солнце, глазами и белыми волосами.
– Равновесие вполне реально. Да, да, реально, и игнорировать этот факт опасно. Злосчастный Дженред не верил в Равновесие, за что всем нам пришлось поплатиться. Во времена Креслина хаос господствовал, и равновесию пришлось найти точку сосредоточения. Благодаря манипуляциям Черных такой точкой стал Креслин, которого воспитали и подготовили за пределами Фэрхэвена.
– В Западном Оплоте? Ну уж это и вовсе не поддается проверке.
– Поддается, не поддается, но тебе, Джеслек, следует иметь это в виду. Креслин, изначально посвященный гармонии, был вдобавок обучен как старший страж Западного Оплота, что в те времена значило очень и очень много. Еще не осознав в полной мере свои способности, он в одиночку истребил целую разбойничью шайку и отряд стражи Белой дороги. Да и пел этот малый чуть ли не так же, как легендарный Верлинн.
– Все это занятно, но при чем тут я?
– При том, что это выручало его, когда не хватало магии. Тебе не мешало бы научиться чему-то подобному, – звучит хриплый старческий голос.
– Была бы нужда! – усмехается юноша. – Даже Черным Кифриена не под силу меня остановить.
– Это правда, но им далеко до Черных с Отшельничьего.
Последние слова повисают в воздухе – воцаряется тишина.
– Кто это сказал?
Вопрос остается без ответа. Собравшиеся расходятся. Джеслек, покинув палату, идет по светящимся белизной улицам Фэрхэвена к центру старого города.

VII

Рослый мужчина привязывает лошадь и запирает тормоз на двухместной повозке. Четверо путников поднимаются по пологому склону.
Отглаженная временем мостовая из черного камня тянется к полудюжине строений, сложенных из того же материала и крытых темной черепицей. Даже оконные рамы сработаны из черного дерева, а упругая, невысокая и густая трава на газонах – насыщенного темно-зеленого цвета.
Четверо спутников медленно бредут мимо обнесенного низкой каменной оградой пышного газона с синими и серебристыми цветами, шелестящими на прохладном осеннем ветру, а над их головами по сине-зеленому небу плавно скользят на запад белые облака.
– Куда мы идем? – спрашивает молоденькая девушка.
– К тому черному дому, – отвечает Оран.
– Здесь все дома черные, – фыркает девушка.
– Кадара... – укоряет ее кузнец.
– А что, разве я не права? Тут все чернее черного.
Доррин переводит взгляд с девушки, дерзнувшей озвучить его собственные мысли, на отца и спрашивает:
– А откуда взялось такое название – Академия?
Он-то знает ответ, но надеется отвлечь Орана и Хегла вопросом, чтобы те не бранили Кадару.
Оран кривит губы, но все же начинает рассказывать:
– Первоначально это заведение не имело названия. Оно возникло очень давно. В ту пору немногие остававшиеся в живых стражи Западного Оплота обучали здесь молодых Черных боевым искусствам, а те в ответ наставляли их в логике и теории гармонии... Нам туда, – Оран указывает на боковую дверь, после чего продолжает: – Ну вот, а поскольку бойцам теория магии вроде как ни к чему, так же как чародеям – рукопашный бой, то какой-то острослов в насмешку и прозвал это место «Академией Драчунов и Болтунов». Насчет «драчунов» с «болтунами» забыли, а слово «Академия» прижилось.
По двум каменным ступеням они поднимаются на крытое крыльцо. Кадара поджимает губы, взгляд ее перебегает с отца на Орана и наконец останавливается на Доррине. Хегл нерешительно переминается с ноги на ногу.
– Может быть, здесь меня научат обращаться с клинком, – замечает девушка.
Открыв тяжелую дубовую дверь, Оран придерживает ее, пропуская своих спутников вперед. Некоторое время все трое неподвижно стоят снаружи; наконец Доррин набирается духу и делает шаг вперед. Одновременно на противоположном конце небольшого холла появляется женщина – белокурая и мускулистая, ростом чуть уступающая Доррину. По ее строгому лицу невозможно определить ее возраст.
– Привет, – говорит она музыкальным голосом.
– Привет, – склоняет голову Доррин.
– Приветствую тебя, магистра, – произносит Оран.
– Слушай, ты, высокопарный осел, – фыркает женщина, – меня пока еще зовут Лортрен. Можно подумать, будто тебе не известно, как я отношусь к дурацкой манере разводить церемонии между взрослыми людьми.
Оран слегка кивает:
– Это мой сын Доррин, а это – Кадара, дочь присутствующего здесь Хегла.
– Прошу в кабинет, – с этими словами магистра поворачивается и исчезает за дверью. Хегл вопросительно смотрит на Орана, который молча следует за ней.
– Не исключено, что она мне понравится, – шепчет на ходу Кадара.
– Все может быть, – бросает в ответ Доррин, переступая порог помещения, почти сплошь заставленного множеством книг. Между стеллажами оставались лишь узкие проходы. Примерно в тридцати локтях от двери стеллажи уступают место свободному пространству, на котором размещаются три стола. На одном красуются два чайника, над которыми поднимается пар, и поднос с простыми булочками без начинки. К столу придвинуто шесть стульев.
Доррин не ел с самого полудня, и ему очень хочется верить, что Лортрен не услышит, как забурчало у него в животе.
– Рассаживайтесь кому где удобно, – предлагает магистра и кивает в сторону чайников: – Горячий сидр и чай. Угощайтесь, кому что по вкусу.
Оран берется за чайник. Она тихонько откашливается и начинает:
– Некоторые называют наше заведение «Академией Драчунов и Болтунов». Или «Школой Софистов-Головорезов». Ну что ж, с точки зрения большинства жителей Отшельничьего, эти названия справедливы. Мы стараемся научить пониманию того, что стоит за всяким знанием, а заодно помогаем ищущим это понимание получить навыки обращения с оружием. И то и другое так или иначе необходимо. Ты, – ее взгляд обращается к Доррину, – понимаешь, почему?
– Нет, магистра.
– Ну что ж, я не стану вытягивать из тебя ответ. Это придет позже. Но самый простой ответ заключается в том, что человек, понимающий что к чему, нередко огорчает других людей, особенно в местах вроде Нолдры или Кандара. А огорченные люди вместо того, чтобы попытаться устранить причину огорчения, нередко пытаются сорвать обиду на тех, кто их огорчил. Вот тут, – ее черные глаза на миг вспыхивают, – навыки самозащиты могут оказаться не лишними.
– Ты... ты тут помянула Кандар... – нерешительно произносит Хегл.
– Да, наши ученики по большей части отправляются в Кандар или в Нолдру. А иные даже в Африт. Чаще всего – в Хамор.
– Но почему? – спрашивает, словно между делом, Оран, хотя ответ ему, скорее всего, известен.
– Потому что к нам обычно попадают люди, не склонные принимать что-либо на веру. И одних только наставлений им частенько оказывается недостаточно.
Доррин хмурится. Уж не является ли эта Академия местом подготовки смутьянов к изгнанию? Однако свою догадку парнишка оставляет при себе, разумно рассудив, что едва ли улучшит свое положение, высказав ее вслух.
– Ты хочешь сказать, что твои ученики, они... они вроде как сплошь смутьяны? – спрашивает Кадара ломким, срывающимся голосом.
– Не без того, но мы все такие. Я сама когда-то была еще той смутьянкой. Из любого нарушителя спокойствия может выйти толк, но для этого, помимо поучений и знаний, требуется и хорошая доза здравой реальности.
Доррин отпивает чаю и надкусывает булочку.
Хегл переводит взгляд с гладкого лица белокурой магистры на дочь, потом на мага воздуха и лишь после этого нерешительно произносит:
– Хотелось бы мне...
– Тебе хотелось бы знать, правильно ли ты поступил, решив направить дочку сюда? Мне тоже. Вообще-то это не самая лучшая идея. Другое дело, что любые другие варианты еще хуже, – мелодичный голос обретает твердость. – Что обычно бывает с сеятелями хаоса?
– Их отправляют в изгнание, – отвечает кузнец.
– А что обычно делает человека сеятелем хаоса?
Кузнец молча пожимает плечами.
– Неудовлетворенность жизнью, – отвечает за него маг.
– Это как раз то самое, – подтверждает магистра.
– Выходит, из-за того, что мне не нравится, как кто-то распоряжается моей жизнью, меня напичкают всяким вздором и спровадят в Кандар? – негодует Кадара.
– Не совсем так. Ты получишь знания, позволяющие тебе жить в Кандаре или Нолдре, а уж потом, столкнувшись с реальностью, ты решишь – годится ли для тебя то, что может предложить Отшельничий. И тебе еще повезло – твои родители могут оплатить обучение. Многим приходится обойтись напутствием и местом на судне.
Доррин ежится. Ни о чем подобном он раньше не слышал. Переглянувшись, молодые люди косятся на родителей, но те оставляют молчаливые вопросы своих чад без ответов.
– Ну и хватит об этом, – говорит Лортрен, вставая. – Вы оба можете идти, а ребятам я покажу их комнаты, – голос женщины звучит доброжелательно и любезно, но Доррин неожиданно понимает, что теперь от нее зависит его будущее, а возможно – и жизнь.
– Э... как... где? – запинаясь, бормочет кузнец.
Лортрен едва заметно улыбается:
– Если хочешь узнать, где да как будет жить твоя дочка, идем. У нее будет комнатка, хоть и маленькая, но отдельная.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63