– А я думаю, – сказала она, – что импотенция Раскина и сделала его Королем-Рыбаком. Грааль попал к нему в руки, и…
– Какой еще Грааль? Ты кого угодно своим буквализмом с ума сведешь, Элоиза. В конечном итоге и сама рассудка лишишься от своего желания все зацапать. Это просто листок бумаги…
– Плевать мне, что это. Выслушай меня. У Раскина были все необходимые качества. Он был для этого рожден, и обязанность просто пала на него.
Она глядела на воду, напряженно размышляла, все больше воодушевляясь от собственных мыслей.
– Ты просто дура, Элоиза. За деревьями леса не видишь.
– Это ты не видишь.
– Не важно, что я вижу. Я свою жизнь провел, строя дом. Так предписывает Священное Писание.
– Писание! Для тебя ничего не важно! Ты все потратил впустую. У тебя нет будущего. А у меня есть. Передо мной весь мир,только-руку протянуть! Предупреждаю тебя.
– Подожди, – сказал он, устав наконец от разговора.
Он снова дернул за удочку. То, во что засел крючок, шевельнулось. Медленно он выбрал леску, удочка согнулась почти вдове. Подумать только, это может быть огромный сом – ленивая тварь, годами лежавшая на дне. Элоиза смотрела на него бесстрастно, потакая ему, пережидая детские затеи. К поверхности поднималась темная тень, а вокруг нее бурлило облако водорослей и ила. Это был сапог, высокий резиновый сапог по колено, сгнивший и покрытый черным илом и слизью. Когда Грэхем вытащил его на берег, из многочисленных прорех в нем заструилась вода.
Словно озадаченный уловом, Грэхем повернулся к миссис Лейми.
– Это сапог, – сказал он. – Резиновый сапог.
– Я-то вижу, что это сапог, – прошипела она, побледнев от раздражения. – Послушай, старик. Вот что я тебе скажу. Мир и будущее принадлежат мне. Ты можешь стоять у меня на пути, пока жив, но твоя презренная крохотная армия так называемых друзей – не может. Когда ты умрешь, будет короткий и очень скверный конфликт, это я тебе обещаю, и твои друзья без нужды пострадают. Мне решительно наплевать, что это… бумажка или золотая чаша. Говорю тебе, моя судьба – владеть ею. И только твои глупость и упрямство этому препятствуют… пока. Если хочешь оказать услугу друзьям, отдай мне ее сейчас.
Ее слова были ему небезразличны. Возможно, она даже права. Но это ничего не меняло. Вместо ответа он снял слуховой аппарат и забросил его в пруд. Потом с трудом и больше уже на нее не глядя, высвободил крючок из подметки сапога, а сам сапог бросил за борт лодки. Он отвернул крышку жестяной банки с наживкой и, выловив ком икринок, снова наживил крючок. Он не спешил. К чему спешка? Он был уверен, что уже никуда больше не пойдет.
С мгновение он смотрел, как скользят по водной глади водомерки, точь-в-точь балерины. Над головой раздалось кряканье. Улетевшая утка вернулась с тремя подругами, они сели на воду и с любопытством поплыли к нему.
Грэхем высыпал себе в горсть четверть содержимого банки и рассыпал икру по воде, а утки с жаром на нее набросились. Он заметил в траве на склоне кроликов, а на ели над головой верещала пара белок. Он увидел, как на опушке леса показались среди деревьев олениха с олененком. Мимо кроликов упорно карабкался на холм крот.
Медленно, наперекор боли в груди, он встал со скамьи и переступил через борт лодки на траву. Тут он споткнулся, начал падать ничком, но, упав, перекатился на спину, чтобы сквозь ветви деревьев смотреть в небо. Лес полнился звуками сего мира. Древний, шаткий и скрипучий мир готовился к наступающему утру.
Он помнил, что с кем-то разговаривал, но это, казалось, было давным-давно, и на склоне холма, если не считать крота и кроликов, было пусто. Что бы ни было сказано, оно уже ничего для него не значит. Оставался только вздыхавший в еловых ветвях ветер.
– Она оплатит чертову машину, – сказал дядюшка Рой. – Пусть твоя совесть будет спокойна.
– И все равно я не нарочно разбил его «камаро». Просто не видел другого выхода. Он встал на углу – и ни с места. Знал, что пешком меня не догонит, а мне не имело смысла делать вид, будто я снова застрял в какой-то выбоине. Что мне еще оставалось? Пришлось въехать в бордюр.
– Черт, к тому времени мы, наверное, уже давно скрылись. На все ушло не больше минуты. Навесной замок мы срезали кусачками для арматуры, завели грузовик и дали деру. Гараж на платформе даже не шелохнулся. Проще простого. Если бы ты не разбил машину этого подлеца, скука была бы смертная. Только еще одно могло все улучшить: чтобы он сам был внутри или перед дверью, пакость этакая.
– Ну… – протянул Говард.
– Пострелять решил в жилом районе! Такого я не ожидал. Вот это и впрямь скверно. Секретность в таких делах первостепенна, говорю тебе, первостепенна. А он едва все не выдал. Но ребята с лесосклада его хорошенько обработали. Когда явились копы, мальчики сказали, что приняли его за преступника: дескать, он пистолетом размахивал и все такое. Дали им ложное описание тебя, копы пометались по складу с полчаса, а потом решили, что ты перелез через забор и направился к аэродрому. Парень по имени Дунбар видел, как ты через забор лез. Клялся и божился. Почему-то он дал им то же описание, что Макдональд и его ребята – невысокий, грузный, мешковатые штаны и тяжелые рабочие сапоги. Двое или трое заметили, что на правой руке у тебя не хватает двух пальцев.
Дядюшка Рой ухмыльнулся, по всей видимости, очень собой довольный. Если когда-либо проводили успешную операцию, то это как раз такой случай – если бы только не стрельба и не то, что Говард повредил ногу. В окрестностях Форт-Брэгга у дядюшки Роя была своего рода подпольная армия верных людей. Очевидно, сегодня утром Говард увидел только верхушку айсберга, и дядя тут же вырос в его глазах. Жестяной гараж Джиммерса благополучно доставили в гавань, где заперли на складе ледохранилища.
Помимо миссис Лейми и ее подручных, пожалуй, только мистер Джиммерс мог заподозрить, где он, а Говард уже убедился, что Джиммерс не из тех, кто звонит в полицию. Не было сомнений, что рано или поздно он предпримет шаги, чтобы вернуть гараж, но гром грянет с непредсказуемой стороны. К тому же гавань была своего рода оплотом сторонников дядюшки Роя. Ветхие жилые трейлеры и лачуги там населяли в основном неимущие рыбаки, рабочие с консервного завода и безработные на пособии; многие жили на земле, принадлежащей миссис Лейми и ее компаньонам. Забрать оттуда гараж будет мудрено даже для Джиммерса, но еще сложнее – для врагов. Говард несколько удивился, что начал думать о них так – настолько попал под влияние дядюшки Роя.
– А что она вообще сегодня утром тут делала? – после минутного молчания спросил Говард. – Так странно, что она отъезжала как раз тогда, когда мы подъехали.
Дядюшка Рой пожал плечами.
– Наблюдала за домом. Давила своим присутствием. Мало ли что. Но мы ей подкинули задачку, или точнее ты подкинул. Вся бутыль с соком забродила.
– А я решил, будто она знает, что мы снова выкрали гараж, и поэтому нас поджидает.
– Не знаю, как бы она могла догадаться. Вероятно, приехала за деньгами, увидела, что машины нет, и снова укатила. А то, что мы как раз в этот момент возвращались, случайность, и когда она увидела нас двоих вместе, то струсила и решила не останавливаться. Все домохозяева таковы. Являются рано поутру в надежде поймать тебя в пижаме, когда ты еще, по сути, беззащитен. Стучат тебе в окна, кричат погромче, чтобы соседи услышали, думают, будто смогут тебя пристыдить. Тут ничего не поделаешь, остается только не обращать на них внимания.
Говард кивнул. Это казалось вполне логичным. Но при виде того, как миссис Лейми отъезжает от их дома в такую рань, да еще как раз тогда, когда они возвращались, у него засосало под ложечкой. Она даже на них не посмотрела и скорость не сбросила. В версии дядюшки Роя все же оставались дыры.
– Если бы мне пришлось начинать все заново, – начал Говард, но дядюшка Рой встал и вышел на кухню, – я бы…
– А пока ты мог бы посидеть спокойно, – сказала, обрывая его, Сильвия. Она наложила ему на колено пластырь и несколько раз обернула потуже эластичным бинтом. – На мой взгляд, вся ваша эскапада – преглупая чушь, и все из-за треклятой машины.
Дядюшка Рой исчез, стало слышно, как он гремит на кухне кружками. Снаружи солнце едва поднялось: видны были только порозовевшие облака, а само оно еще скрывалось за деревьями. Через полчаса начнется прекрасный, сухой осенний день. Говард счастливо смотрел, как Сильвия закрепляет бинт. На ней был махровый купальный халат с розовыми цветами, волосы встрепаны после сна, упавшие пряди наполовину закрывали лицо. Она сделала вид, будто недовольна обоими, но явно была больше испугана, чем рассержена, когда дядюшка Рой, разбудив ее, попросил бинты и пластырь.
Говард чувствовал себя рыцарем, который вернулся из похода, где убил дракона, а теперь прекрасная Сильвия врачует его раны. События на северном побережье начали приобретать налет приключений рыцарей Круглого Стола, и Говард, сознавая, насколько в общем-то глупы и романтичны такие мысли, счастливо дал им себя увлечь. Сильвия подтащила низенькую оттоманку и положила на нее ногу Говарда.
– Колено -немного распухло; – сказала она, – нужно его приподнять.
На мгновение она прислонилась к его ноге, а потом оттолкнулась, встала и поглядела ему прямо в лицо. Ему подумалось, что в ее взгляде нет никакого кокетства, одно только беспокойство… за него. Внезапно его захлестнуло желание ее обнять, притянуть поближе и сказать что-нибудь столь же серьезное. В неплотно запахнутом халате, с растрепанными волосами она казалась еще теплой с постели, и, если существует самый совершенный, самый подходящий момент сказать ей то, что он должен сказать… Но она заговорила первой:
– Надеюсь, ты на самом деле не веришь во всю эту чепуху про машину мистера Джиммерса, правда? В то, что она производит привидения?
Говард пожал плечами.
– Тем не менее в этом гараже произошло нечто очень странное. Не знаю, что это было. Но я думал, ты у нас спиритистка. А теперь вдруг оказывается, ты в привидения не веришь?
– Я верю, что мистер Джиммерс на многое пойдет, лишь бы надуть отца.
– Правда? – удивленно переспросил Говард. – Он так далеко готов зайти? А как же безумный скандальный телефонный звонок в гавань вчера вечером? И погляди, кто эту чертову машину украл. Это были не мы. Ты думаешь, он сговорился с миссис Лейми и ее шайкой и подстроил кражу, лишь бы одурачить твоего отца? Чего-то я тут не понимаю.
На сей раз пожала плечами Сильвия.
– Сомневаюсь, что он сохранил хоть какое-то знакомство с миссис Лейми. Насколько я понимаю, мистер Джиммерс открыто ее ненавидит. Он вообще ни с кем не общается, кроме, конечно, Грэхема. Но теперь, когда Грэхем там не живет, мистер Джиммерс просто джокер в колоде, и у меня такое чувство, что эта его машина вот-вот покатится, сминая все на своем пути. На мой взгляд, он и впрямь был вне себя, когда звонил вчера вечером, потому что решил, будто это отец украл у него из-под носа гараж, а такой обиды ему не снести. Но втайне он возможно рад-радешенек. Теперь у отца есть дурацкая машина Джиммерса, и он гордится, что ее заполучил. Отец утратил бдительность. Понимаешь, о чем я?
– Понимаю, – сказал Говард. – Но не верю.
– Я много думала. Вчера, когда ты отпер гараж… Мне показалось, Джиммерс с самого начала знал, что ты туда пошел. Сейчас его удивление мне кажется наигранным, точно он надеялся, что ты туда вломишься, увидишь что-нибудь странное и вернешься убежденным.
– Убежденным – в чем? Да, я убедился. В том, что, черт побери, не знаю, что и думать.
– Это как раз в его духе, ведь так? В этом весь мистер Джиммерс. Может, он увидел в тебе легковерного простака, а ты проглотил его выдумку с привидением из машины, вернулся сюда и распалил отца.
– В этом он не нуждается. Ты и сама знаешь.
– Но ведь мистер Джиммерс мог этого и не знать, правда? Они уже год как не разговаривали, вероятно, даже не виделись.
Говард на минуту задумался. Все чувства мистера Джиммерса казались наигранными. По Джиммерсу никогда не скажешь, что у него на уме, и это давало ему преимущество. Но почему-то мысль о том, что Джиммерс их просто дурачит, его не удовлетворяла. Тут должно быть что-то большее. Да уж, комичная ситуация: Сильвия взывает к здравому смыслу, а он ударился в мистику. Вот и пойди разберись, сказал он самому себе.
Тут с тремя кружками кофе вернулся дядюшка Рой, и Сильвия встала, чтобы взять одну. Она плотнее запахнула халат, потуже завязала пояс, и тем напомнила Говарду, что его шанс представился и был упущен. Если сегодня утром он ничего особенного не добился, то хотя бы Сильвия теперь за него беспокоится. Он наконец стал действующим лицом в этой странной пьесе, которая, если выйдет по воле мистера Джиммерса, превратится в фарс.
– Расскажите о машине Джиммерса, – попросил Говард дядюшку Роя. – Что мы будем с ней делать?
Дядя некоторое время сидел, прихлебывая кофе и собираясь с мыслями, а может, решал, насколько можно довериться Говарду. Впрочем, более вероятно, в то, что он собирался сказать, будет трудно поверить.
– Все не так просто, – наконец произнес он. Говард поднял брови.
– Я так и думал. Но в чем дело?
– Я считаю, что это машина, которая переносит духов через время и из одного места в другое.
– Это я уже слышала, – сказала, направляясь к лестнице, Сильвия. – Можете без меня это подробно обсудить. А мне пора собираться на работу.
– Призраки умерших? – спросил Говард, не глядя махнув Сильвии. Теперь они подошли к сути.
Дядюшка Рой покачал головой:
– Вот и нет. Духовную сущность живых людей – тех, кто для этой самой цели построил машину. Это устройство, которое может перенести нас с тобой через астрал. Не смейся, если я тебя спрошу, но ты читал марсианские романы Берроуза?
– Джон Картер? Тавиния?
– Вот-вот. Они самые. Эти-то, разумеется, сплошь антуражный вздор, а вот идея путешествий вне тела совсем не вздор. Да-да, все просто. Ты рационалист и поднимешь меня на смех, но поскольку ты спросил, я говорю тебе чистую правду. Хочешь верь, хочешь нет.
– Знаете, – помолчав, сказал Говард. – Я готов был поклясться, что вчера в гараже видел призрак Джона Раскина. Он был в точности как на портрете: бакенбарды, растрепанная седая шевелюра, слезящиеся глаза.
– Это он и был. Думаю, это можно утверждать с некоторой долей уверенности. Что ты знаешь о братстве прерафаэлитов, помимо того, что это были несколько десятков викторианских художников, сплотившихся вокруг Джона Раскина?
– Кое-что, – ответил Говард. – Я знаю, что их было несколько поколений и что среди них было столько же фотографов, сколько художников.
– Льюис Кэрролл был одним из них. – Говард кивнул. – И декан Лиддел, отец Алисы.
– Я видел фотографию на стене в музее… лик, появившийся на стене в молельном доме Церкви Христа. Довольно занимательно. Кто-нибудь догадался, как это было проделано?
– Проделано? Ты спрашиваешь, разобрались ли, что это надувательство? Нет, не разобрались. И «проделано», как ты выразился, это не было. Лик был самый настоящий, ошибка тут невозможна, он результат эксперимента с машиной. – Тут дядюшка Рой многозначительно замолчал, давая Говарду время переварить.
– Я думал, все прерафаэлиты были художниками в той или иной области. Какое отношение имел к ним Лиддел?
– Собственно говоря, он был солдатом. В то время Кэрролл жил у Джорджа Макдональда. Ты Макдональда читал?
– Несколько сказок. Я мало что о нем знаю, помимо того, что, на мой взгляд, он религиозный автор.
– Бери выше: зачинатель большой христианской фэнтези. Тогда ни один из писавших в фантастическом ключе и близко к Макдональду не подходил, кроме, конечно, Кэрролла. Они попались в сеть Раскину, в частности – вступили в «Гильдию святого Георгия», которую Раскин учредил ради уничтожения индустриального общества, в котором он видел, так сказать, Дракона.
– Я кое-что о читал о гильдии. Она, кажется, построила для рабочих несколько коттеджей нового типа. Это была не столько ремесленная гильдия, сколько группа политических активистов… Большая часть их проектов провалилась. Так, во всяком случае, мне помнится.
– Ну, в общем и целом, ты прав. Индустриальное общество они не уничтожили, и что касается искусства, мебели или других типичных для гильдий ремесел, тоже ничего стоящего не произвели. Но опять же, как ты и сказал, «Гильдию святого Георгия» нельзя назвать типичной для ремесленных, и им таки удалось зарубить пару-тройку драконов. Что тебе известно о Джеймсе Грэхеме?
– Только то, что я выяснил, когда заинтересовался рисунком. Он был фотографом. Он был кем… дедом Майкла Грэхема?
– Вот именно. Он и есть связующее звено. Он входил в шайку Раскина, одновременно крайне набожную и крайне декадентскую. Долго прожил в Святой земле, фотографировал во имя Господне. Жил в башне с видом на Иерусалим. Наездами там бывали Хольман Хант и несколько других прерафаэлитов, поселившихся в тех краях.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49