А-П

П-Я

А  Б  В  Г  Д  Е  Ж  З  И  Й  К  Л  М  Н  О  П  Р  С  Т  У  Ф  Х  Ц  Ч  Ш  Щ  Э  Ю  Я  A-Z

 


– Та еще работенка, а? – спросил Говард. – За каких-то два месяца переоборудовать дом ужасов в мастерскую Санты?
– Вопрос воображения, проработки деталей. «Господь живет в деталях», – это Миес Ван Дер Роэ сказал. Я однажды записал себе его слова на руке шариковой ручкой. Если надо что-то запомнить, лучше и не придумаешь. Запиши на руке. Или зеркальным способом у себя на лбу.
Говард внезапно заметил фотографию в рамке, которая висела на стене у стола. Поначалу он не мог разобрать, что на ней изображено, так как там слишком много было непривычных силуэтов. Он присмотрелся внимательнее. Это был снимок Уоттс-Тауэрс, которые возводил Сабатино Родиа начиная с приблизительно 1920-го в южной части центра Лос-Анджелеса. Родиа многие годы потратил на строительство башен из старых, найденных по свалкам материалов: арматуры и труб, фаянсовых тарелок и раковин, побрякушек и осколков цветного стекла – пока не воздвиг два высоченных шпиля в стиле мусорной готики. Догадка поразила Говарда, будто камень в затылок.
– Родиа был клейщиком! – сказал он дядюшке Рою. Дядя кивнул, словно это было секретом Полишинеля.
– Он руководствовался интуицией, – сказал он. – И знаешь, чем еще? – Дядя украдкой огляделся по сторонам, точно собирался открыть тайну. – Под каждой из этих башен – по паре «бьюиков» тридцать восьмого года с усиленным кузовом. Приваренные балки. По комплекту шин от грузовика с железными дисками, а ведь привод у «бьюиков» на все колеса. Восьмискоростная коробка передач. Они погребены под мусором, снаружи не увидишь.
Говард поднял взгляд на фотографию.
– Что ты хочешь сказать этим «под»?
– Да ведь башни построены на крышах автомобилей. Моторы готовы заработать. Баки залиты доверху. Однажды ночью, когда погода будет подходящей, ветер будет дуть с востока, а созвездия в небе выстроятся так, как нужно…
Откинувшись на спинку стула, дядюшка Рой сделал большие глаза и помахал правой рукой, чем-то напомнив напомнил Говарду мистера Джиммерса, когда тот распространялся о двухмерных созвездиях – вещах столь же маловероятных, как «бьюики» под башнями. Эти двое, вероятно, из одного клуба выдумщиков.
– Так почему же они построены на машинах? – спросил Говард. – И эта флотилия «бьюиков» однажды уедет? Куда? На север вдоль побережья?
Внезапно расхохотавшись, дядюшка Рой подался вперед и хлопнул Говарда по плечу.
– Что за чушь, правда? Ночью по трассе вдоль побережья! Для племянника у тебя просто чертовское воображение. Слушай, давай я тебе еще пива поставлю. – С этими словами он встал и направился к бару, оставив Говарда недоумевать, какое именно воображение обычно полагается иметь племяннику – такое, что и в подметки бы не годилось дядиному, надо думать. Интересно, сколько тонн способны выдержать несколько старых «бьиков»? Даже усиленных… Он присмотрелся к фотографии внимательнее. Башни казались огромными. Сколько они в высоту? Сто футов? Он не мог различить основания башен, подпертых арочными фермами – многотонные громадины поднимались из-за забора, окружавшего пустырь. Дядя вернулся с двумя полными кружками.
В этот момент открылась дверь, и на пол лег сноп света снаружи. Вошел Горноласка. Один из мужчин у бара поспешно встал и, даже не обернувшись, вышел через задний ход. Другой продолжал клевать носом над своим пивом, держась тише воды ниже травы. Горноласка постоял с минуту, давая глазам привыкнуть к полумраку, потом направился прямо к их столу.
– Мистер Бартон, – довольно весело сказал он.
«Откуда, черт побери, он знает, кто я?» – удивился Говард, а потом сообразил, что Горноласка обращается к дядюшке Рою. Стрижка у Горноласки была само совершенство, словно волосы обработали лазерным скальпелем, и в деловом костюме он явно чувствовал себя комфортно. Говард сразу не поверил его внешности – слишком отточенная, слишком тщательная. В лице, несмотря на улыбку, – ни тени эксцентричности или юмора. За прошедшие годы он изменился, растерял манерность, за которую так держался, когда рисовал андеграундные комиксы, – впрочем, так бывает с любой манерностью. Ты или ее теряешь, или ею проникаешься, а для последнего Горноласка, очевидно, был слишком умен. Собственный успех и избыток ума – вот что, наверное, его переиначило.
Говард заметил, что его дядя вспотел. Вид у него стал нервный, и улыбался он смущенно. Левый глаз у него чуть заметно дернулся, когда он сделал долгий глоток из только что принесенной кружки – выпил едва ли не половину пива за раз.
– Мистер Бартон, – повторил Горноласка.
– Вы ко мне обращаетесь, дружище? – спросил дядюшка Рой. Говард напрягся, зная, что перед ним – еще один кусочек тайны, и она вот-вот будет раскрыта. Дядя притворялся, и Говард спросил себя, а что было бы сказано, не будь его здесь. Внезапно вид у дядюшки Роя стал удивленный, словно он только сейчас узнал Горноласку. – Ну надо же! – Он жестом указал на свободный стул. – Мой добрый друг Горноласка. Что привело вас в такую дыру? Не иначе как прискорбно важное дело.
– Так оно и есть, – ответил Горноласка, глядя на Говарда так, будто спрашивал себя, можно ли говорить о делах в присутствии постороннего.
– Это мой племянник, – сказал дядюшка Рой. – Говард Бартон. Он заместитель куратора музея Гетти. Специалист по восточным артефактам. А сюда приехал на каникулы, для моциона, если вы понимаете, о чем я. Он служил в спецназе в Юго-Восточной Азии. У него полно связей на самом верху.
– Мы, кажется, знакомы, – сказал Горноласка. – Юго-Восточная Азия? Я думал, тебе удалось этого избежать. А теперь ты в Гетти? В высоких кругах, наверное, вращаешься.
Говард снова кивнул.
– Верно. Улаживаю кое-какие конфликты.
– Улаживаешь конфликты? Здесь в лесах?
– Я сейчас в отпуске.
– Ну, – сказал Горноласка, – здесь для этого самое место. Сплошь тишь да гладь.
– Я с последнего нашего разговора развернул бизнес самбарными досками, – сказал Горноласке дядюшка Рой. – Если повезет, заключу сделку с Гетти. Они собираются строить новое крыло, надеюсь, обшивать будут моими досками. Проект адский, но музей при деньгах. Купается в зелени. Теперь полно старых домов сносят, сплавляют из Эврики по обводному каналу. У меня там сейчас мексиканцы работают, разбирают все по частям. Говард – мой агент на юге. Подобные сделки всегда очень деликатные.
Говард помалкивал. Дядя явно выскочил с этой сумасбродной историей, чтобы помешать ему говорить. В письме Говард объяснил, зачем едет. Никаких секретов тут не было – во всяком случае, до сего момента.
Горноласка сосал эвкалиптовый леденец и, говоря, переталкивал его языком из-за одной щеки за другую. Это было в нем единственное, что не вязалось симиджем человека с журнальной обложки.
– На свете полно деликатных сделок, – сказал он. – Я сегодня разговаривал с Сильвией. Наверное, вы уже знаете.
Дядюшка Рой уставился на него молча – наверное, боялся, что если откроет рот, то не сдержится, а вот Говарду было что сказать, но он заставил себя пока сидеть тихо. Слишком большой простор для ошибок, слишком многое можно еще больше испортить.
– Боюсь, она слишком резко отреагировала на мои слова. Я не собирался ей угрожать. По правде сказать, мне тоже не нравится идея перестройки Главной. Как художник я ценю красоту нашего маленького городка и хочу, чтобы ее сохранили. Но я не единственный совладелец консорциума и только предупредил ее о решении совета. Не хочу, чтобы это застало ее врасплох. Я сделаю, что смогу, лишь бы предотвратить реконструкцию. – Он помолчал, давая сказанному подействовать, потом добавил: – Мы с Элоизой Лейми не во всем заодно.
– Элоиза Лейми ни с кем не бывает заодно, – сказал дядюшка Рой. Однако по его лицу нельзя было прочесть ничего, а слова прозвучали, как если бы он вынес категоричное суждение, а не просто соглашался с Горнолаской.
Горноласка откинулся на спинку стула.
– Чаши весов колеблются, – произнес он. – Ничто не прочно.
– Что ж, верно, – сказал, не сдаваясь ни на йоту, дядюшка Рой.
– Вы знаете, как она жаждет получить тот… предмет, который мы обсуждали.
– Я помню означенный предмет. Но, по-видимому, он пропал. Исчез с лица земли.
– Ах, если бы так оно и было! – отозвался Горноласка. – Можно и цену поднять, сами понимаете. Так сказать, основательно ее почистить. И старик ей тоже не по душе.
– Химчистка ей не поможет, – заметил дядюшка Рой. – Слишком много грязи. Слишком много лет валялась со свиньями.
Горноласка глубоко вздохнул, как человек, воспринявший эти последние слова как личное оскорбление, но готовый проглотить его, лишь бы сохранить хрупкое перемирие. Однако он извлек ручку и на краю барной салфетки нацарапал несколько цифр – пять или шесть, слишком мало для телефонного номера, но достаточно, если речь идет о долларах и центах. Говард мельком увидел их до того, как дядюшка Рой убрал салфетку в карман пиджака.
– Повторить для всех! – крикнул бармену Горноласка и встал. Повернувшись к дядюшке Рою, он пристально посмотрел на него: – Подумайте над этим. – Затем кивнул Говарду, сделал несколько шагов к стойке и, положив на нее пятидолларовую купюру, вышел.
С минуту дядюшка Рой сидел неподвижно, будто ожидая, что Горноласка вернется. Но снаружи завелся мотор, за этими звуками последовало натужное металлическое нытье барахлящего стартера. Тогда дядюшка расслабился, опал, как квашня и, достав из кармана носовой платок, отер им лоб. Атмосфера в баре сразу словно посвежела, и Говарду почудился запах морского ветра, лишь немного загрязненного эвкалиптовым леденцом.
– Убери это в банку для чаевых, Сэмми. – Дядюшка Рой махнул на купюру. – Пошли, – сказал он Говарду. – На деньги этой сволочи я пить не стану. Иди вперед, подожди меня в грузовике.
Не спрашивая почему, Говард вышел на стоянку и тут же прищурился на предзакатное солнце. Он посидел пару минут в кабине, разогревая мотор, пока с бумажным пакетом в руке не вышел его дядя. Забравшись в кабину, дядюшка Рой подмигнул и помахал пакетом. В нем была бутылка виски «Солнечной ягоды».
– Незачем рассказывать про случившееся Эдите, – сказал он.
– Ни слова, – согласился Говард. – Да и вообще я плохо понял, что там произошло.
Дядюшка Рой искоса глянул на него.
– Тогда и говорить не о чем. Будь прокляты все кредиторы! Нет на свете ничего хуже домовладельцев. Стая стервятников. Денег им мало, еще и душу подавай. Да по мне уж лучше псих с заряженным ружьем.
– Это как-то связано с рисунком, который я ищу? – по наитию копнул Говард.
Дядюшке явно не хотелось это обсуждать. Пусть все идет своим чередом, казалось, говорило его лицо. К тому же, несмотря на письмо Грэхема, рисунок все-таки Говарду не принадлежал. Хотя если он или музей, его не получат, кто-нибудь обязан дать этому объяснение – не может же он вернуться на юг с пустыми руками.
– Из-за Горноласки не беспокойся, – сказал дядюшка Рой, будто это отвечало на вопрос Говарда. – Я о нем уже забыл. Он теперь рисует совокупляющиеся станки. Ну что скажешь о таком человеке? Держись от него подальше. Такой совет я дал Сильвии, такой совет дам и тебе. Я ему еще покажу, где раки зимуют, если он снова возьмется совать нос в наши дела. Послушай, – продолжал дядюшка Рой более решительно, – я не стану притворяться. Ты приехал на север в… в тяжелые времена. Тут все висит на волоске. Земля под ногами трясется. Давление падает. Понимаешь, о чем я?
– Ага, – кивнул Говард. – Дом ужасов и все такое. Домовладелица. Но я готов помочь.
– Знаю, что готов. Благослови тебя Господь. Но не о том речь. Есть тут одно дело, от которого тебе нужно держаться подальше. Этот малый… Горноласка… он опасный тип. А ты приехал в отпуск и сразу с ним столкнулся.
– А Сильвия была от него без ума.
– В некотором роде. Ей нравятся красивые лица, и она, черт побери, готова доверять первому встречному, пока он сам не заставит ее передумать. Но Горноласка ей не пара. Знай она, как он на меня наседает… – Дядюшка Рой тряхнул головой при одной только мысли о том, что могла бы сделать Сильвия.
– Ладно, слушайте, – сказал Говард, сворачивая в переулок к дому, – у меня есть к вам предложение. Деловое. Боюсь, много на нем не заработаешь, каких-то несколько сотен долларов, не больше. И я не стал бы вас спрашивать, если бы думал, что вы зря потратите время. Вчера мне казалось, что все схвачено, но после визита к мистеру Джиммерсу я уже ни в чем не уверен.
– Не уверен в чем? Буду счастлив помочь. И комиссионные мне не нужны, во всяком случае – не от племянника.
– Конечно, конечно. Но ведь комиссионные предлагает музей. Они даже деньги со мной передали – на расходы. Все дело в одном художественном произведении, которое мне полагается приобрести – не знаю, рассказал ли я про это в последнем письме. Это произведение, принадлежавшее Майклу Грэхему, представляет собой эскиз к японской гравюре на дереве. Но Грэхем умер, а у Джиммерса ничего толком не узнаешь. Я тут чужак, и мне нужен кто-то местный, кому тут доверяют. Ну, словом, вы – если вы сможете за это взяться. Я в общем и целом пришел к выводу, что одному мне с этим не справиться. Неприятно взваливать это на вас, вы же по горло заняты домом ужасов и прочими проектами…
Дядя был бледен, как привидение из «студебекера». Открыв вдруг бумажный пакет, он зубами выдернул из бутылки пробку. Пакет он предложил Говарду, который тут же глянул в боковое зеркальце: от мысли прихлебывать алкоголь за рулем ему стало немного не по себе.
– Нет, спасибо.
– Чистая амброзия, – сказал дядя, отхлебнув добрый глоток. – Любое другое за пояс заткнет. – Трясущейся рукой он снова закрыл бутылку. – Мой тебе совет, забудь про… как ты его назвал?
– Рисунок старого японского художника. Думаю, Хокусаи. Грэхем его где-то спрятал. Джиммерс теперь утверждает, что рисунок исчез, но я не могу судить, сам ли Джиммерс его прибрал или его украли. Разумеется, я ни в чем не хочу его обвинять.
– Ну, сам знаешь, каково тут у нас на севере. Сплошь загадки. Джиммерс – одна из самых больших, темная лошадка. Рано или поздно рисунок всплывет в одном из антикварных магазинов Сан-Франциско, и пару месяцев Джиммерс будет как сыр в масле кататься. Скажу откровенно: не стоит тебе в это ввязываться. Если рисунок исчез, то исчез. Уверен, что будь он еще у Джиммерса, он бы назвал свою цену. Считай, что пропавшего не воротишь.
– Может быть, – протянул Говард. – Но, думаю, мне следует попытаться его вернуть: должен же я как-то отчитаться перед музеем. Мне нужен совет, причем того, кто знает местных. Но за просто так я его не приму, так что предложение комиссионных остается в силе. Если не поможете вы, придется обратиться к кому-то еще, а мне этого не хочется.
– Говорю тебе, толку от меня ни на грош. Выбросишь деньги на ветер.
– Что ж, все честно. Вы меня предупредили.
– Конечно, если станет горячо, – загадочно произнес дядюшка Рой, – я на твоей стороне. Ты будешь трудиться не один.
Говард кивнул, благодаря за обещание и удивляясь, к чему, собственно, оно относится.
Он остановился перед домом, и они оба вышли. Говард решил больше не упоминать про «предмет», о котором говорил Горноласка в баре. «Тише едешь, дальше будешь», – сказал он самому себе.
– Пойдем со мной. – Дядюшка Рой направился за дом, вдоль леса. Остановившись у сарая-пристройки, он вытащил из скоб щепу и вошел внутрь. С крюка в потолке свисал аварийный фонарь, толстый оранжевый провод от которого уходил куда-то под дом. Дядюшка включил свет, выдвинул ящик, вытащил оттуда рулон наждачной бумаги и затолкал бутылку в самый дальний угол. – Эдита крепкие напитки не жалует, – пояснил он. – У меня есть и домашняя бутылка, но уверен, за ней она приглядывает. Она просто зверь, когда у нее в руке мерная палочка. Ничего не имеет против, если исчезнет пара пива, но вот бутылки виски мужчине должно хватать на полгода, а если не хватает, он просто пьянь. Проще ей потакать, чем с ней спорить. Это в браке первостепенно. Ссорься ради забавы, но не ради выгоды.
Они неспешно дошли до задней двери, дядюшка Рой рассказывал Говарду о своих планах дома ужасов, рассчитывал стоимость билетов и прибыль, потом перешел на проект амбарных досок, а с них – на залы игровых автоматов и то, сколько можно заработать на транспортировке куриного гуано, и все дальше и дальше уводя разговор от домовладельцев, рисунков на рисовой бумаге и многообразия загадок, которыми, казалось, был прямо-таки насыщен океанский ветер.

8

Вечером Говард оказался в желтой «тойоте» Сильвии, движущейся по прибрежной трассе к Мендосино. Обед прошел довольно напряженно. Дядюшка Рой так серьезно и оптимистично расписывал перспективы дома ужасов, точно выбивал инвестиции. Устроить его предполагалось в пустующем помещении ледохранилища в гавани, за «Чашей и Англией». Его друг Беннет «работает там день и ночь». Говард так и не понял, Беннет – это имя или фамилия.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49