– Сорок баксов! Представляю, сколько ради них пришлось покувыркаться!– Между тем, что заработано честно, и тем, что украдено, есть разница.– Да. И она составляет около девятнадцати тысяч девятисот шестидесяти долларов. Здесь же ты получаешь центы, Берни. Давай говорить начистоту. Жить на них невозможно.– Так много я никогда не крал, Рэй. И никогда не жил шикарно. У меня маленькая квартирка в западной части города, по ночным клубам я не шатаюсь, стираю сам в подвале. В магазине все идет как надо. Давай-ка помоги мне.Он помог мне втащить столик, на котором лежали уцененные книги, с тротуара в магазин. И заметил:– Только поглядите-ка! Полицейский и вор-взломщик – вместе занимаются полезным физическим трудом. Фотографию сделать надо. И много ты на этом заработаешь? Сорок центов – одна книга. Три – за доллар. И на это ты одеваешься и обуваешься, да?– Я с умом покупаю.– Слушай, Берни. Если по какой-то причине ты не хочешь помочь мне с шубой...– И это полицейские! – вздохнул я.– Что – полицейские?– Человек хочет исправиться, а в это отказываются поверить. Ведь до хрипоты же мне доказывали, что надо жить честно.– Когда, черт возьми, я тебе говорил, что надо жить честно? Ты первоклассный вор-взломщик. Зачем же я буду советовать тебе меняться?Он прекратил разговор на эту тему, а я сложил в пакет детективы в твердой обложке и стал закрывать магазин. Он рассказывал мне тем временем о своем напарнике, красавце и краснобае, страстном любителе лошадей и скачек, имеющем также некоторое пристрастие к наркотикам.– Он только и делал, что проигрывал, – пожаловался мне Рэй, – до самой последней недели, когда он словно рентгеном этих пони стал просвечивать. Теперь он только и делает, что выигрывает, и, честное слово, когда он проигрывал, он нравился мне больше.– Ему же не вечно будет везти, Рэй.– И я то же самое все время себе говорю. Что это за железные решетки на окнах? Ты, я вижу, на судьбу не полагаешься?Я спустил решетки и запер их.– Они уже были здесь, когда я купил магазин, – сказал я, немного помешкав. – Глупо было бы их не использовать.– Не стоит облегчать задачу другому взломщику, верно? Взломщики, говорят, такое не уважают. А если вдруг ключ забудешь, что тогда, Берни?Он не получил ответа, да, вероятно, на него и не рассчитывал. Тогда он усмехнулся и положил тяжелую руку мне на плечо.– Я так думаю, ты просто позовешь слесаря. Ты же не сможешь открыть замок отмычкой, раз ты больше не взломщик. Ты книжки продаешь – и только. * * * «Барнегатские книги» находились на Восточной Одиннадцатой улице, между Бродвеем и Юниверсити-плейс. Закрыв магазин, я прошел несколько шагов по улице к салону для собак. Он находился через две двери от моего магазина и назывался «Салон для пуделей». На столе у Каролин Кейзер сидел игривый представитель Йоркской династии, и она полировала его маленькие коготочки.– Ого, – сказала она, – уже пора? Одну минуточку, я только закончу с Принцем Филиппом, и пойдем. Если я в ближайшее время не сделаю глоток-другой, то сама начну лаять.Я удобно примостился на диване, а Каролин тем временем закончила педикюр терьера и сунула его обратно в клетку. Во время этой процедуры она в подробностях рассказала мне о скверном поведении своей подружки Рэнди. Вчера она заявилась домой поздно, была пьяна, растрепана, в одежде беспорядок; Каролин просто больной себя чувствовала от всего этого.– По-моему, пора порвать с ней, – сказала она, – но вот как я это переживу – не знаю. А поскольку не могу разобраться в собственных чувствах, лучше вообще в них не разбираться, так что пошли куда-нибудь, где можно выпить что-то покрепче. Сейчас мне хочется только одного – встряхнуться немного. А как ты провел день, Берни?– День, пожалуй, тянулся слишком долго.– Да, вид у тебя довольно усталый. Ну что, пошли? Я уже не могу больше переносить этот запах. Чувствую себя так, словно надушилась духами «Мокрая собака».Мы завернули за угол и зашли в порядком набитый бар под названием «Приют для бездельников». Музыкальный автомат играл то деревенскую, то ковбойскую музыку, Барбара Мандрел пела о любовных утехах, а мы подсели к длинной стойке темного дерева. Каролин заказала мартини с водкой, а я попросил содовую с лимоном. Бармен кивнул, а Каролин взглянула на меня с изумлением.– Октябрь ведь, – сказала она.– И что же?– Пост бывает весной.– Это правда.– Доктор запретил или еще что-то? Даешь старой печени передышку?– Просто не хочется сегодня пить.– Честный ответ. И все же давай поднимай, совершим это преступление. Ой, кажется, я что-то не то сказала?Так мне пришлось вспомнить Рэя Киршмана вместе с его женой, обожающей норок, и теперь наступила очередь Каролин сочувственно вздыхать. Мы привыкли друг другу сочувствовать, и у нас это неплохо получается. Ей скоро тридцать, у нее темно-каштановые волосы, стрижка по-голландски и удивительно ясные голубые глаза. На каблуках она почти пяти футов и одного дюйма, но никогда ими не пользуется. Сложена она как пожарный гидрант, что небезопасно для ее работы: как известно, собаки часто выбирают это место во время своих прогулок.Я встретил ее тогда, когда занялся книжным магазином. Рэнди я знал хуже, потому что реже с ней виделся. В «Салоне для пуделей» работала одна только Каролин. Рэнди – стюардесса, вернее, была стюардессой, пока ее не уволили за то, что она укусила пассажира. Она выше и тоньше, чем Каролин, на год или два моложе и малость не в себе. Рэнди и я, как мне кажется, друзья, а с Каролин мы родственные души.Родственная душа сочувственно кудахтала.– Хуже полицейских ничего нет, – сказала она. – У Рэнди как-то был роман с полицейским. Я тебе не рассказывала?– Кажется, нет.– Да, ей пришлось нелегко. Это были три месяца ужаса, после которых она и стала лесбиянкой. Думаю, это была своего рода ответная реакция. Она ведь спала с десятками мужчин, а этот полицейский оказался импотентом. Она его на смех подняла, а он приставил свою пушку ей к голове, и она решила, что он собирается ее убить. Впрочем, кому-нибудь и в самом деле следовало бы это сделать. А зачем, черт возьми, я опять о ней заговорила, не знаешь?– Понятия не имею.– Что ты делаешь сегодня вечером? Все еще встречаешься с той женщиной из музея?– Нет, пути наши разошлись.– А как поживает сумасшедший поэт?– Мы, если правду говорить, никогда особо и не ладили.– Тогда почему бы тебе не поужинать у меня? У меня есть нечто потрясающее. Я с утра поставила это готовить на медленном огне, еще до того, как вспомнила, как я зла на Рэнди. Мясо, тушенное по-фламандски в пиве с луком, грибами и всякими пряностями. Есть и чем запить, в том числе и безалкогольное, если ты всерьез дал обет воздержания.Я отпил своей содовой.– Я бы с удовольствием, но не сегодня.– У тебя какие-то дела?– Да нет, никаких таких дел. Я иду прямо домой, и единственное, чем я намереваюсь заняться, – это помолиться Божественному Иоанну.– Кто он такой? Может, и мне о нем не мешает знать?– Он покровитель торговцев книгами.– Да? А кто же покровитель собачьих парикмахеров?– А черт его знает!– Надеюсь, что он у нас есть. Меня ведь и кусают, и царапают, и чего мне только не приходится выносить, и я должна иметь кого-то, к кому могла бы обратиться с молитвами. Раз уж об этом зашла речь, интересно, есть ли покровитель у лесбиянок? Все эти монахини, заточенные в монастырях... Наверняка должен быть покровитель! Нет, серьезно, как ты думаешь, есть он у лесбиянок?Я пожал плечами:– Попробую это выяснить. Мне и о Божественном Иоанне-то известно потому, что в магазине мистера Литзауера в задней комнатенке оказалась его икона. Но наверняка есть какие-то книги со списками святых-покровителей. Вероятно, и у меня что-нибудь подобное в магазине есть, раз уж зашла об этом речь.– Наверное, иметь такой магазин – здорово! Живешь как в библиотеке.– Вроде того.– Ну вот. А «Салон для пуделей» – это жизнь в сточной канаве. Уже уходишь? Всего тебе доброго, Берни!– Спасибо. Завтра выясню насчет святого – покровителя собачьих парикмахеров.– Если получится. Слушай, а есть святой – покровитель взломщиков?– И это выясню. * * * Я с тремя пересадками проехал в метро до пересечения Бродвея и Восемьдесят шестой авеню и прошел квартал до писчебумажного магазина с броской вывеской «Смерть чернилам». Там я продал Кэрол Бремер свою сумку, набитую книгами. Она забрала всю мою коллекцию детективов. Мне было проще продать ей оптом, чем ждать, пока их раскупят у меня в магазине.– Чарли Чен, Фило Венс – это замечательно, Берни. У меня уже куча заказов на все эти книги. Не хочешь пропустить глоточек?Решительно все старались напоить меня! Я сказал ей, что оставляю «глоточек» за собой, вышел из магазина, опоздал на свой автобус, идущий на авеню Западной стороны, и направился через шестнадцать кварталов пешком к своему дому. Был приятный прохладный осенний денек, и я решил, что можно пройтись. Тем более что в магазине свежего воздуха немного и там не очень-то разгуляешься.В почтовом ящике была корреспонденция. Я достал ее, отнес наверх и положил в корзину для бумаг. Я уже наполовину разделся, когда зазвонил телефон. Звонила знакомая женщина, хозяйка детского садика в Челси. Родительница одной из ее подопечных только что принесла ей два билета на балет – правда, здорово?Я согласился с тем, что это здорово, но объяснил, что пойти не смогу.– Я устал до безумия, – сказал я. – Даже решил лечь спать без ужина. Я как раз собирался выключить телефон, когда он зазвонил.– Тогда выпей крепкого кофе. Там танцует этот, как его... Ну, этот русский.– Все они русские. Извини, но я там усну в середине представления.Она пожелала мне приятных сновидений и повесила трубку. Я же трубку вешать не стал. Дело в том, что я бы с удовольствием поел у Каролин тушеное мясо и с не меньшим удовольствием посмотрел бы русский балет. Поэтому я не хотел, чтобы телефон сообщил мне, чего еще я лишаюсь в этот вечер. Трубка какое-то время издавала мрачные звуки, потом подавленно замолчала. Я закончил раздеваться, выключил свет и лег в постель. Я лежал на спине, вытянув руки вдоль туловища, с закрытыми глазами. Медленно и ритмично дышал, совершенно расслабившись. Я лежал в забытьи, то ли во сне, то ли наяву, когда в девять часов прозвенел будильник. Я встал, быстро принял душ и побрился, надел чистый костюм и заварил себе чашку крепкого чая. В пятнадцать минут десятого я вернул трубку телефона на место. Ровно в девять двадцать он зазвонил.Я снял трубку и услышал:– Никаких изменений.– Хорошо.– У вас тоже все идет по плану?– Да.– Хорошо, – сказал он и повесил трубку.Никаких имен, ничего лишнего. Секунду я смотрел на телефонную трубку, затем повесил ее. Подумав хорошенько, я снова ее снял. Она какое-то время еще жалобно гудела, но к тому времени, как я допил свой чай, перестала.Я закончил одеваться. На мне были темно-синий в узкую полоску костюм-тройка, голубая рубашка «Веджвуд», темно-синий галстук с косыми узкими полосочками зеленого и золотистого цветов. Черные ботинки мои на рифленой резиновой подошве были из телячьей кожи и напоминали мокасины. Они не издали ни единого звука, пока я, заканчивая свои приготовления, сновал в них взад и вперед по квартире, хватая то одно, то другое.В то время, как ботинки мои были безмолвны, в животе слегка урчало: я ничего не ел с самого ленча, после которого прошло каких-нибудь девять часов. Но есть не хотелось, это я знал точно. Другое дело – что-нибудь выпить...Но нет, не сейчас.Я все проверил, убедившись, что взял необходимое. Потом я вышел в коридор, запер свою дверь на оба замка и сел в лифт. Я проехал мимо вестибюля в подвал и вышел через служебный выход, избежав таким образом встречи с привратником.В воздухе чувствовалось приближение холодов.Для норковой шубы было еще тепло, однако для демисезонного пальто было в самый раз. Пальто я нес с собой и, улучив минуту, надел его.А в самом деле, существовал ли святой – покровитель взломщиков? Если и так, то я не знал его имени. Все же я наскоро пробормотал молитву, обращенную к тому, кто услышит меня, и снова встал на преступный путь – путь вора-взломщика. Глава 3 На середине моста Куинсборо я случайно взглянул на бензомер и похолодел. Стрелка прибора находилась в крайнем левом положении, за отметкой 0, и мне вдруг почудилось, что передо мной простирается еще целая миля дороги по мосту. Я вообразил, что у меня кончится бензин прямо посередине реки Ист-Ривер. Вокруг меня начали бы гудеть автомобильные сигналы, а когда ревут сигналы, то могут ли быть очень далеко «фараоны»? Сначала они отнеслись бы ко мне с пониманием и сочувствием, потому что водители постоянно попадают в затруднительное положение, однако это сочувствие тотчас улетучилось бы, узнай они, что я за рулем украденной машины. И почему, удивились бы они, я угнал машину, не удосужившись проверить, заправлена ли она?Сам я этому удивлялся в не меньшей степени. Я продолжал оставаться в своем ряду, чуть давя на педаль акселератора, и пытался вспомнить советы, которые обычно звучат в экологических передачах, по поводу уменьшения расхода топлива во время вождения. Избегать быстрых разгонов и резких торможений, не прогревать двигатель слишком долго холодным утром... Разумные советы, но малопригодные для данного случая, и я, вцепившись в руль, ждал, что вот-вот заглохнет двигатель – и подо мною весь мир провалится в тартарары.Но ничего подобного не случилось. В квартале от моста я обнаружил автозаправочную станцию «Шеврон» и попросил обслуживающего ее паренька заправить бак. Машина – старый, разваливающийся «понтиак» – имела двигатель, сконструированный без учета возможности топливных кризисов. Я сидел и наблюдал, как он вобрал в себя двадцать два галлона самого высококачественного бензина. «А какова же емкость бака?» – подумал я и решил, что, должно быть, двадцать галлонов. Остальное – за счет мошенничества с насосами на заправочной станции. Собачий мир, где каждый старается урвать у другого.Счетчик остановился на пятнадцати долларах с мелочью. Я подал пареньку-заправщику двадцатидолларовую купюру. В ответ он улыбнулся и указал на плакат, висевший на столбе между двумя бензоколонками: после восьми вечера надо платить по счетчику либо наличными без сдачи, либо с помощью кредитных карточек. «Помогайте нам предотвращать преступления», – гласила надпись. Не знаю, удалось ли им что-либо предотвратить, но прибыль они явно с этого имели немалую.У меня есть пара кредитных карточек, я даже открывал двери с их помощью, хотя поверить в это трудно, пока не увидишь сам в какой-либо телевизионной передаче. Но я не хотел записей о моем пребывании в Куинс, равно как и переписанных данных номерного знака «понтиака». Поэтому, невесело улыбнувшись, я позволил молодому проныре оставить себе сдачу и поехал на восток по бульвару Куинс, бормоча про себя ругательства.А ругался я не из-за денег. Меня встревожило то, что я неожиданно оказался за рулем машины с пустым баком. Дело в том, что я не так уж часто ворую машины. Я даже нечасто сижу за рулем, а когда случается брать машину напрокат для загородной поездки на уик-энд, то работяги фирмы «Олинс» передают ее мне с полным баком. Я могу проехать половину пути до Вермонта, прежде чем мне в голову придет мысль о бензине. Но этой ночью я ехал не в Вермонт, а всего лишь в Форест-Хиллз, куда достаточно просто можно было бы доехать и на метро. Именно так я и поступил несколько дней назад, когда совершал поездку в целях проведения предварительной рекогносцировки. Сегодня же я не мог воспользоваться при возвращении домой услугами метро, поскольку избегаю общественного транспорта, если в руках у меня полно чужих вещей.Поэтому, обнаружив «понтиак» на Семьдесят четвертой улице, я воспринял его как подарок судьбы. Для меня проникнуть в автомобиль фирмы «Дженерал моторс», к которым относится и «понтиак», легче, чем в любой другой. Проще и с запуском двигателя без ключа зажигания. Эта машина имела к тому же знаки, предупреждающие, что за рулем новичок, а поэтому эксцентричное вождение не вызвало бы недоумения или возмущения. Наконец, владелец вряд ли сразу же заявил бы об угоне, обнаружив это. Он припарковал машину возле пожарного гидранта, и поэтому решил бы, что «понтиак» отбуксирован полицейской службой на штрафную площадку за парковку в запрещенном месте. * * * Джесси Аркрайт жил в Форест-Хиллз-Гарденз. Сейчас Форест-Хиллз – приятный, респектабельный микрорайон для людей среднего класса, расположенный к югу от Флешинг-Медоуз, в самом центре района Куинс. Здесь почти в каждом доме, по крайней мере в трех из четырех, найдется женщина, играющая в маджонку, если, конечно, она не находится на собрании «Общества следящих за своим весом». Форест-Хиллз-Гарденз – это замкнутая территория внутри другой замкнутой территории больших размеров. Это небольшое, престижное место, где проживает зажиточная буржуазия.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21