Ты поверил, что это от красок?– Конечно, поверил.– Потому что я действительно свободна сегодня вечером. Даже если я и забыла о свидании, ничто не мешает мне на него прийти. Мы условливались, где встретиться?– Почему бы мне не заскочить к тебе? Примерно в половине восьмого.– Правда, почему бы и нет?– Тогда я заскочу.– Я буду ждать. Что-нибудь приготовить?– Нет, мы куда-нибудь сходим.– Звучит многообещающе. Может быть, я успею закончить эту проклятую картину. Тогда полюбуешься. А может быть, и нет. «Берни в 7.30». Знаешь, я записала. Теперь уж точно не забуду.– Я верю тебе, Дениз.– Одеться как-нибудь по-особому?– Простенько, но со вкусом и с улыбкой.– Хорошо. * * * Я попробовал позвонить Абелю еще раз, но напрасно. Было уже половина второго, и я пошел в «Салон для пуделей». Каролин только что освободилась.– А, это ты! – встретила она меня. – А я ждала-ждала, вижу – тебя нет. Пошла к тебе, но магазин заперт. Пошел, думаю, за ленчем. Вернулась сюда, снова подождала, потом махнула рукой и пошла поесть одна.– Ни в кафе, ни у Мамуна тебя не было.– Захотелось чего-нибудь горяченького внутрь, а то от вчерашних сладостей... Господи, ну и утро!– Тяжелое?– Голова была как футбольный мяч после матча с участием Пеле. Ты хоть представляешь, что это такое – возиться с большим шнаузером, когда у тебя сахарное похмелье?– Нет.– Вот счастливчик! Значит, в кафе был и у Мамуна? Искал меня?– Вроде того.– Просто так или понадобилась?Мне ужасно не хотелось портить Каролин настроение, но выхода не было.– Хотел сказать, что ты потеряла перчатку. Резиновую перчатку с вырезанной ладонью.– Твою мать!..– Не надо так говорить, нехорошо. Отдает мужским превосходством.– Плевать я хотела на мужское превосходство! Я поняла, что потеряла ее, когда ложилась спать. Вторую я сама выкинула. Не хотела ничего тебе говорить. Как ты узнал? Рылся в моем мусорном ведре, что ли?– Только и знаю, что подбирать за тобой мусор. Началось как извращение, а стало привычкой.– Так оно всегда и бывает.– А в твоем мусорном ведре я не рылся. Если интересуешься, могу сказать. Перчатку ты выронила в садике у Колкэннонов.– Правда? Господи, теперь меня посадят! Но откуда ты узнал? Неужели ходил туда? Нет, не может быть.– Мне ее показали.– Но кто... – Каролин наконец поняла. Лицо ее вытянулось. – Неужели полицейские?– Угадала.– Тебя арестовали?– Нет, но в управление возили.– А потом?– Потом отпустили. Рука у меня больше твоей. Перчатка не налезла. И Колкэннон меня не опознал.– Как же он мог тебя опознать? Он тебя в жизни не видел.– Вот именно. Вижу, за ленчем газет не смотрела?– Только утром перелистала «Таймс»... А что?– Длинная история, но ты должна ее знать, – сказал я. – Слушай сюда.Пока я рассказывал, дважды звонил телефон. Каролин включила автоответчик, чтобы звонившие могли при желании передать сообщение. Потом в салон зашел невысокий человек с грустными глазами и накладными волосами. Он справился о видах услуг и расценках. Если собаки, как утверждают, похожи на своих хозяев, то у него, должно быть, была такса.Когда я закончил рассказ, Каролин покачала головой.– Не знаю, что и сказать. Эта перчатка... Погано с моей стороны.– Что делать, бывает.– Хотела помочь, а сама напортачила. Это все равно что разбросать позади себя крошки от хлеба.– Не совсем. Крошки бы птицы склевали.– Ага... Даже не верится. Ванда Фландерс Колкэннон – мертвая! В голове не укладывается.– Еще как укладывается, если посмотреть на снимок.Каролин всю передернуло.– Ограбить кого – это интересно, но убить человека...– Да уж.– Не понимаю, как это случилось. Ведь эти подонки забрались до нас.– Точно.– Перевернули все вверх дном, набрали того-сего и смылись.– Точно.– А потом снова вернулись? Зачем? Только не говори, что преступник всегда возвращается на место преступления.– Если и возвращается, то для нового преступления. Мы ведь не знали, что Колкэнноны собирались оставить Астрид, верно? Мы думали, что они там заночуют.– Я и здесь дала маху.– Ты тут ни при чем. Я хочу сказать, что эти подонки тоже так думали. Нахватали что под руку попало – и давай мотать через крышу. Но потом, может быть, спохватились и решили еще разок сейф попробовать. В первый раз у них не было с собой никакого инструмента, и о сейфе они ничего не знали. А тут раздобыли горелку или дрель, а впереди целая ночь. Почему не попробовать? Попытка не пытка.– И в это время заявляются хозяева?– Видимо, так.– Но если так, разве бандиты не могли заставить Колкэннона сказать им шифр?– Могли, но, может быть, они уже взломали сейф.– А если взломали, чего им торчать в доме?– Они и не торчали. Стали выходить и столкнулись в дверях с Колкэннонами.– Зачем им дверь? Могли уйти, как пришли – через крышу.– А ты, пожалуй, права, – сказал я и нахмурился. – Есть еще одна вероятность. Третья группа!– Третья группа грабителей? Сколько же народу знало, что проклятую сучку везут трахнуться в Пенсильванию?– Может, это были не настоящие грабители. Может, просто молокососы, шныряющие по крышам, или доходяги, ищущие порошок или травку. Увидели разбитую крышу – и вниз. Там еще было чем поживиться. Шпана клюет на мелочевку – приемник, например. Как раз на пакетик героина.– Еще телевизор, а на втором этаже – стерео.– Вот и говорю. Для жуликов низкого пошиба навар всегда найдется. Только вот живых денег там не было. А мелкое жулье воспринимает это как личное оскорбление. Знаешь, что хулиганы иногда избивают людей, у которых нет при себе бабок?– Слышала об этом.– Так вот, новичок в нашем деле тоже чувствует себя обманутым. Вполне представляю себе пару панков – лезут сквозь разбитое стекло внутрь, берут приемник и переносной телевизор, а потом ждут хозяев, чтобы и карманы еще обчистить. – Я хотел было развить тему, но, подумав, бросил и сказал: – Впрочем, это не так уж важно. Что с нами будет? Ничего не будет. Ну, потрясусь недельку, поджидая гостей в форме, но в принципе у них против нас ничего нет. А ту шпану они быстро прищучат. Это убийство много шуму наделает. И Ришлер прав: кто-нибудь обязательно проболтается по пьянке, а другой стукнет. Большинство преступлений так и раскрывается.– Значит, ты уверен, что нам ничего не грозит?– Ничего. Колкэннон опознает тех, кто прикончил его жену. Он уже установил, что меня среди них не было. Все, что у них есть, – это перчатка, но как я мог ее надеть, если она на несколько размеров меньше. Нам здорово повезло, что перчатку потеряла ты, а не я.– Если б мне от этого было легче...– Во всем надо видеть не только плохое. И хорошо, что Колкэннон жив. Если бы и его прикончили, кто бы засвидетельствовал, что меня не было на месте преступления?– Знаешь, я об этом не подумала.– А я подумал. – Я взял телефон со стола. – Надо позвонить Абелю.– Зачем?– Сказать, что мы никого не убивали.– Он должен сам об этом догадаться. Жаль, что мы с тобой сами не видели «Пост». Там, наверное, говорится, в котором часу ее убили.– Вероятно, говорится.– Та-ак... Мы пришли к нему примерно в половине двенадцатого. Когда он проверял «пьяже» по твоим часам, было 12.07. Это я хорошо помню. Колкэнноны приехали домой после полуночи. Абель сообразит, что это не мы.– Господи, – протянул я. – Выходит, он – наше алиби!– Факт.– Будем молить Бога, чтобы нам не пришлось привлечь его в качестве свидетеля. Только вообрази эту картину. Доказывая свою непричастность к ограблению, ты ссылаешься на то, что в это самое время ты сбывала барыге вещи, украденные у жертвы этого ограбления!– В твоей формулировке это и вправду звучит до жути нелепо.– То-то и оно, – сказал я и начал набирать номер. – Все-таки позвоню, обрисую ситуацию. Очень может быть, что он забыл, как мы проверяли время, и думает на нас. Мне бы этого не хотелось.– А как ты считаешь, он не отказался бы иметь дело с монетой?– С чего бы это?– Ну, если бы мы убили...Я слышал гудки – третий, пятый, седьмой...– Абель – скупщик краденого, а не судья. Кроме того, мы никого не убивали, и я заставлю его в это поверить. Черт, он когда-нибудь подходит к телефону?Я положил трубку. Каролин сморщила лоб, потом сказала:– Бизнес – это бизнес при любых обстоятельствах, правда? Ванду убили, но это ничего не меняет. И Абель должен продать этот никель – не важно когда, через несколько дней или через несколько месяцев. А мы получим свою долю, как будто ничего не произошло.– Совершенно верно.– Мне кажется, это несправедливо. Не могу объяснить, почему.– Но ведь не мы ее убили, Каролин.– Знаю, что не мы.– Мы вообще не виноваты в ее смерти.– И это знаю. Виноваты другие, к которым мы не имеем никакого отношения. Я все это прекрасно понимаю, и все же... Сколько мы получим?– Что, что?– За монету.– А-а... Не знаю.– Откуда мы узнаем, за сколько он ее продал?– Он нам скажет.– Я спрашиваю: он не обманет нас?– Кто, Абель? Не исключается.– Правда?– Что ты хочешь? Человек скупает краденые вещи и знает, с кем имеет дело. Он прожил долгую жизнь, и я допускаю, что он иногда лгал. Я отнюдь не убежден, что он дал себе зарок не делать этого впредь. Причем солгать в данном случае – легко. Потому что мы об этом никогда не узнаем.– Тогда как мы можем ему верить?– Да в известном смысле нам и не следует верить. Во всяком случае, он может быть не до конца честным с нами. Если ему повезет и наш никель купят... ну, например, за полмиллиона, он может сказать, что продал его за двести тысяч. Нам достанется половина плюс досада на то, что нас крупно нагрели. Но кому пожалуешься? И возмущаться мне трудно, если учесть, что пятьдесят тысяч – это за один вечер.– А если он скажет, что продал за пятьдесят тысяч?– Тогда это скорее всего будет правда. Чем дороже он его продаст, тем больше вероятность обмана с его стороны. И он будет предельно честен, если продаст дешево. В любом случае наша с тобой доля – не меньше семнадцати с половиной тысяч. Эту сумму он предлагал выдать сразу, помнишь? Отсюда следует, что мы получим больше, если подождем. Но если вдруг монета все-таки окажется поддельной, вот тогда все полетит к чертям.– А такая вероятность есть?– Не думаю. Уверен, что она подлинная. Предполагаю, что дело закончится пятьюдесятью тысячами – по двадцать пять на нос.– И нам ничего не остается делать, как только ждать?– Да, ждать. Как говорил немецкий офицер нашему военнопленному в том фильме: «Для вас, дружище, война кончилась». Отмечу окончание нашей войны тем, что открою магазин на пару часов. Что-нибудь вечером делаешь?– Прошвырнусь по нашим барам. А что, хочешь пригласить меня на ужин?– Извини, не могу. У меня свидание.– С кем? Я ее знаю?– С Дениз.– С художницей? У которой недержание речи?– Она остроумна, и великолепное чувство самоиронии.– Хочется верить.– Я когда-нибудь критикую твоих женщин?– Критикуешь, хотя у меня хороший вкус.– М-да, – сказал я и встал. – Пойду продам пару-тройку книг. Я тебе звякну, если узнаю что-нибудь новенькое. Приятного вечера, привет лесбе.– Постараюсь. Привет Дениз. Глава 8 Дениз Рафаэлсон – высокая, стройная, длинноногая женщина, хотя Каролин называет ее не иначе как тощей жердью. У нее вьющиеся темно-каштановые волосы, подстриженные не слишком коротко и не слишком длинно, и лицо, усеянное россыпью не слишком заметных веснушек. Глаза у Дениз серо-синие, глаза художника – всматривающиеся, взвешивающие, видящие окружающий мир как серию вставленных в рамы прямоугольников.Такими прямоугольниками, хотя еще не обрамленными, были увешаны и стены ее мастерской и жилища в галерее «Нэрроубэк» на третьем этаже здания, возвышающегося на Западном Бродвее, между Грэнд-стрит и Брум-стрит. Название галереи – «Узкая спина» идет от необычной формы здания, широкого по фасаду и узкого сзади.Я осмотрел две новые картины Дениз, из которых одна была только что закончена. Потом перекинулся несколькими фразами с ее двенадцатилетним сыном-вундеркиндом Джаредом и подарил ему полдюжины научно-фантастических романов в мягкой обложке, специально для него отобранных. (Сам я книгами в мягкой обложке не торгую, и те, которые попадают ко мне вместе с другими, перепродаю в один магазинчик, где торгуют только ими.) Джаред особенно обрадовался раннему роману Чипа Делани, который он давно хотел прочесть, но разговор был недолгий, сдержанный, как и ожидаешь, когда общаешься с развитым не по годам и все понимающим сынишкой женщины, с которой иногда ложишься в постель.Перед тем как отправиться в Сохо, к Дениз, я заскочил домой побриться и переодеться. Я надел плотную рубашку, удобные джинсы «ливайсы» и мои любимые мокасины. Дениз встретила меня в лимонной водолазке и тоже в джинсах, но сорокадолларовых, с кожаной нашлепкой на заднем кармане. Боже, где те времена, когда ярлыки пришивались внутри одежды!Мы выпили по бокалу вина и пошли в абиссинский ресторанчик неподалеку от дома Дениз. Там готовили какие-то экзотические блюда с неудобопроизносимыми названиями, а выпивку посетители приносили с собой. Мы взяли бутылку «Розового виноградного», которое идет якобы с любой едой, и оно действительно неплохо пошло. Дениз заказала жареного цыпленка, я телятину; и то, и другое было обильно полито острым и горячим соусом, от которого, казалось, посуда шла волдырями. К цыпленку и телятине подали круглую пористую лепешку величиной с суповую тарелку; мы отламывали от нее куски, подбирали ими жарево со своих сковородок и отправляли в рот. Масса ньюйоркцев перенимает теперь застольные манеры у детей-грязнуль, и все ради уважения к чьим-то национальным обычаям.Мы не стали засиживаться, когда прикончили цыпленка, телятину и «Розовое», и совершили небольшой моцион по ближайшим кварталам. На Вустер-стрит мы послушали джазовое трио и выпили по порции виски. Дениз добила пачку «Вирджинских тонких», а я дважды попробовал позвонить Абелю. Потом мы прошли немного и заглянули в «Деревенский уголок». Там Лэнс Хейворд как раз заканчивал свою десятичасовую программу. Дениз была знакома с Лэнсом, и, когда он кончил, мы выпили с ним, поболтали о том о сем. Пили мы сейчас только то, что покрепче. Из разговора выяснилось, что нам непременно нужно послушать игру одного молодого пианиста, выступающего в новом клубе где-то в моем районе. Я еще раз набрал номер Абеля, мы еще раз выпили, поймали такси и рванули в Верхний Манхэттен.Клуб этот находился на авеню Колумба, в начале Восьмидесятых улиц. Пианистом оказался чернокожий паренек, а его игра напомнила мне Ленни Трис-тано, чью пластинку я не слышал уже много лет. По окончании его программы мы опять сели в такси и поехали ко мне. Дома я сразу же раскопал пластинку и поставил ее на проигрыватель. Мы хлебнули по последней и, быстро раздевшись, нырнули в постель.Нет, Дениз не была тощей, костистой жердью, как утверждали некоторые. Напротив, она была мягкой, теплой, нежной, податливой, и оригинальные мелодии с синкопическими ритмами не мешали нам получать удовольствие друг от друга. Больше того, они придавали особую пикантность нашим любовным утехам.Звукосниматель щелкнул и в третий раз опустился на пластинку, когда Дениз зевнула, села и потянулась за сигаретами. Закурив, она сказала, что ей пора домой.– Оставайся, – предложил я.– Я ничего не сказала Джареду. Думала, мы ко мне поедем.– Ну а если он утром увидит, что тебя нет?– Сообразит, что я у тебя. Это ничего, нормально. Если бы я знала, я бы позвонила ему раньше, а сейчас уже поздно. Не стоит его будить.Я подумал, что надо бы еще разок звякнуть Абелю, но не хотелось двигаться.– Знаешь, я, пожалуй, останусь, – сказала она, подумав. – Не возражаешь, если я переменю пластинку?– Конечно, нет. Поставь сразу несколько.Дениз наклонилась над подставкой для пластинок. Ее голая попа очаровательно смотрела в моем направлении. Костлявая, угловатая? Черта с два!Дениз снова легла. Я подсунул ей руку под голову и сказал, что рад, что она осталась.– Я тоже.– Говоришь, вчера в киношке была?– С Джаредом. Смотрели новую ленту с Вуди Алленом.– Ему, конечно, понравилось, но, наверное, сказал, что ситуация чересчур надуманная.– От такого умника ничего другого и не дождешься.– А после кино что делала?Она повернулась, посмотрела на меня.– Немного потанцевала в фойе, и все. А что?– Значит, сходили с Джаредом в кино, а после пошли домой.– Только по пути зашли, выпили по йогурту. В чем, собственно, дело?– Когда Джаред лег спать?– Около одиннадцати или немного позже.– Это вообще-то не понадобится, – сказал я, – но на всякий случай я вчера был у тебя. Пришел около двенадцати, когда парень уже спал, и ушел рано утром.– Понятно.– Что тебе понятно?Она села, зажгла очередную сигарету.– Понятно, почему ты позвонил мне сегодня.– Ни черта тебе не понятно.– Разве? Обчистил кого-нибудь вчера, и тебе понадобилось алиби. Вот мы и вспомнили о Дениз. Я-то думала, что ты бросил воровать, ты даже поклялся, но что значит клятва для взломщика? Тем более если под рукой старуха Дениз. Стоит только сводить ее в ресторан, выпить с ней, потусоваться по клубам и под конец трахнуть по-дружески.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20