Дункан закрыл за собой дверь и постучался к Ставросу. Это была
необходимая формальность: во-первых, из-за того, что подслушивающий регул
(а в том, что регулы подслушивали, они были уверены) не поймет
фамильярности между старшим и младшим, а во-вторых, потому, что за время
длительного путешествия они слишком долго пробыли в этих тесных
апартаментах и не желали стеснять друг друга внезапными вторжениями без
предупреждения. Дверь открылась сама - Ставрос управлял ею с помощью
дистанционного устройства, - и Дункан увидел маленького хрупкого старичка,
сидящего в массивном кресле-тележке, которым пользовались пожилые регулы.
Стол, пульт управления. Ставрос мог перемещаться по комнате в кресле.
Дункан подошел к нему, вручил ленты, бумаги. Ставрос сразу же принялся за
них, не сказав ни слова благодарности и даже не улыбнувшись. Ставрос
улыбался всего несколько раз в самом начале их совместной работы. Теперь
он совсем не улыбался. Они жили под непрерывным наблюдением регулов.
Дункан понимал, что его считают тем же, чем молодого регула - к нему не
может быть никакого уважения, он не является личностью. Стэну оставалось
только верить, что подобное отношение к нему со стороны Ставроса - всего
лишь маскировка.
Он считал, что Ставрос выше его понимания. Дункан видел в нем
качества, которые уважал - мужество, например. Стэн подумал, что именно
мужеству Ставрос в большей степени обязан тем, что ему поручили такую
сложную и небезопасную миссию, да еще в таком возрасте. Здесь требовался
именно такой человек, как он: старый дипломат, который помимо выполнения
своих обязанностей губернатора новых территорий будет внушать уважение
соседям-регулам своим возрастом. Ставрос вернулся из отставки, чтобы
принять это назначение. Однако физической силой он не отличался. Ставрос,
как Дункан узнал из единственного доверительного разговора со стариком еще
до посадки на корабль, родился на Килуве, где в прошлом разыгралось одно
из сражений войны. Это кое-что объясняло. Килува была отдаленной колонией,
долгое время предоставленной самой себе. Там развилось любопытное
философское учение, благодаря которому килуванцы отличались
эксцентричностью поведения и манер. В течение многих лет после падения
Килувы Ставрос служил в Ксенологическом Бюро и затем ушел преподавать в
университет. У него были дети, а в войне за Элаг-Хэйвен он потерял внука.
И если Ставрос ненавидел регулов за Килуву или за смерть внука, он никогда
не показывал этого. Он вообще был довольно бесстрастным человеком;
казалось, его интересуют только регулы.
Ставрос был само спокойствие и непроницаемость, но за этим покоем
таилась бездна.
Светлые глаза старика сверкнули:
- Доброе утро, Дункан, - сказал он и снова вернулся к своим занятиям.
- Садись, - добавил он, - и подожди.
Разочарованный Дункан сел и стал ждать. Ему ничего другого не
оставалось. Скоро он сойдет с ума от этой гнетущей тишины и
бездеятельности. Он смотрел на Ставроса, уже в сотый раз удивляясь, зачем
старику понадобилось изучать язык регулов, на который он тратил столько
времени. Ведь регулы довольно хорошо изъяснялись на универсальном базовом.
Но Ставрос далеко продвинулся за время путешествия и теперь мог сам
слушать ленты с записями речей регулов, только изредка бросая взгляд на
письменный перевод - это все была пропаганда регулов, восхваления
древнейшей планеты-прародительницы, Нурага, и исключительных достоинств
командира корабля. Дункану все это - за исключением некоторых деталей
конструкции корабля - казалось весьма скучным.
Но Ставрос на этом учился и стал достаточно сведущ в обычаях регулов.
Быстрота, с которой он постигал неизвестный язык и вникал в душу
незнакомой цивилизации, изумляла Дункана. Ставрос уже мог понимать эту
жуткую сумятицу звуков, которая для Дункана продолжала оставаться всего
лишь невообразимой бессмысленной какофонией.
Этот человек - ученый, интеллигент, у которого были дети, внуки,
правнуки - оставил все знакомое, человеческое, все, чем занимался за свою
долгую жизнь, и вместе с врагами пустился в длительное путешествие в
неизвестность. Хотя пост губернатора довольно высок, трудности и
неудобства, которые ждали впереди Ставроса, были огромны. Дункан не знал,
сколько старику лет, а слухи, которые ходили о Ставросе на Хэйвене, были
мало похожи на правду. Но Дункану было известно, что один из правнуков
Ставроса вступил в армию.
Достигни Дункан некоторой доверительности отношений со Ставросом, он
спросил бы старика, почему тот принял это назначение. Но сейчас он не
осмеливался задать этот вопрос. Правда, Дункана все время подмывало
поговорить со стариком о трудностях долгого путешествия, о странных вещах,
окружающих их, о том, что их ждет впереди. Но старик терпеливо занимался
своими делами и казался выше всего окружающего.
Дункан знал: и как компаньон, и как помощник для Ставроса он -
приобретение небольшое; он был всего лишь необходимой уступкой этикету
регулов. Ставрос спокойно мог бы обойтись без него, во всяком случае, судя
по тем заданиям, которые Дункан выполнял сейчас. Дункана выбрали для этой
поездки после беседы с шестью офицерами планетарной разведки Хэйвена, и он
сам не знал, почему выбор пал на него. Было признано, что у него нет
необходимой квалификации для такой работы, на что Ставрос тут же ответил,
что ему всего лишь придется выполнять распоряжения.
- Ты едешь добровольно? - спросил он с таким видом, словно считал
Дункана немного спятившим.
- Нет, сэр, - он сказал правду. - Комиссия беседовала почти со всеми
молодыми офицерами, и вот я здесь.
Ставрос поинтересовался, есть ли у него права пилота.
- Да, - ответил Стэн.
- Ты ненавидишь регулов? - спросил Ставрос.
- Нет, - просто ответил он, и это было правдой. Он не любил их, но
ненавистью это назвать было нельзя; шла война, вот и все. И Ставрос снова
перечитал личное дело Дункана и одобрил его кандидатуру.
Тогда Дункану казалось, что ему невероятно повезло. Прямо с войны,
где жизнь все время висела на волоске и где он практически достиг своего
служебного потолка - на легкую дипломатическую работу, с гарантированным
возвращением домой и пенсией через пять лет службы, пенсией, размер
которой в три раза превышает пенсию, о которой только может мечтать
простой офицер планетарной разведки. И самое главное, что вызывало
наибольший интерес у Дункана - должность в новом колониальном директорате,
находящемся под управлением Ставроса, богатство и высокое положение в
развивающемся мире: за такое любой человек мог убить или отдать жизнь. И
всего-то нужно было терпеть некоторое время общество регулов и хорошей
службой добиться благоволения Ставроса. Для этого у него было пять лет, и
он намеревался сделать это.
Он не очень боялся, когда ступал на борт корабля регулов. Он прочитал
все, что было известно о них, знал, что они неспособны на боевые действия,
не жестоки, совершенно безвредная раса. За них воевали воины мри, они же
провоцировали конфликты. И, наконец, регулы отозвали мри с театра военных
действий и взяли все под твердый контроль. На планете-праматери регулов к
власти пришла партия пацифистов. Их сторонники управляли кораблем, на
котором летели Ставрос и Дункан, и тем миром, куда они направлялись.
Но за время этого долгого медленного путешествия Дункан познакомился
с неведомым ему прежде страхом - постоянным гнетущим напряжением. И он
начал понимать, почему в помощники Ставросу назначили офицера планетарной
разведки. Он привык к тому, чтобы находиться среди чужих, на него не
действовало долгое одиночество, ему было неведомо сомнение, и к тому же
ему было плевать на большую политику. Случись что-нибудь, существенной
потерей был бы Ставрос, а Стэн Дункан - ничто, жалкий офицеришка, потеря,
которую можно списать без всяких сожалений. Его невысокий
классификационный номер означал, что он мог говорить врагам все, что знал,
и его болтовня не принесла бы никакого вреда землянам: Стэн просто не мог
знать ничего существенного. Да и сам Ставрос слишком долго прозябал в
жалком университете Нью-Килувы и тоже мало что знал.
А может, - подобные мысли тоже мелькали у него, - Ставрос сам
способен без жалости расправиться с ним, если Дункан будет неугоден ему,
докажет свою непригодность. Ставрос был дипломатом, а Дункан интуитивно не
доверял им: ведь это по их милости сотни и тысячи подобных Дункану шли на
войну, на смерть. Возможно поэтому Ставрос не стремился к тому, чтобы
переговорить по душам с Дунканом, и обращался с ним как с бессловесной
мебелью. Регулы расправлялись со слишком строптивыми или недостаточно
сообразительными молодыми помощниками быстро и безжалостно, словно
всего-навсего меняли обстановку в комнате.
Страх Дункана рождался ночью, в темноте, в те долгие часы, когда
юноша лежал и думал, что за одной дверью стоит на часах регул, чью жизнь
он не способен понять, а за другой дверью лежит человек, мысли которого
для него не менее загадочны, и этот человек учится мыслить, как регулы, у
которых старшие внушают ужас молодым.
Но когда днем они встречались со Ставросом лицом к лицу, Дункан
терялся в догадках, как подобные мысли могли прийти ему в голову.
Длительное заключение Дункана, постоянная необходимость подавлять свои
эмоции - неудивительно, что в его мозгу поселился безотчетный страх.
Стэн только надеялся, что делает именно то, чего ждет от него
Ставрос.
Кассета крутилась уже третий раз. Дункан, по словам приветствия,
которые он уже мог узнавать, понял, что близится окончание. Ставрос слушал
и запоминал. Теперь старик мог бы воспроизвести весь текст по памяти.
- Сэр, - осторожно прервал мысли Ставроса Дункан. - Сэр, наша... -
лента кончилась, - наша шестичасовая свобода началась. Может, вы хотите,
чтобы я принес что-нибудь из библиотеки или амбулатории?
Он хотел, чтобы Ставросу что-нибудь понадобилось, чтобы можно было
провести отпущенное им время вне каюты, ходить, двигаться. Но Ставрос
запретил ему появляться там, где можно встретить регулов, запретил ему
попытки сближения с командой. Дункан понимал, что подобный запрет - всего
лишь предосторожность, не дающая регулам возможности проникнуть в душевный
мир землян. - "Пусть мы остаемся загадкой для них", - сказал однажды
Ставрос. Но было невыносимо сидеть здесь, когда часы свободы утекали
прочь.
- Нет, - сказал Ставрос, убивая все его надежды. Но затем, после
секундного колебания, он протянул Дункану одну из лент. - Вот, прошу
прощения. Найди мне следующую по каталогу и принеси обе назад. Прогуляйся.
- Хорошо, сэр, - он поднялся и хотел поблагодарить старика за то, что
тот понял его желание. Но Ставрос уже снова погрузился в свои занятия,
окружающее для него больше не существовало. Дункан немного подождал, а
затем через свою комнату вышел в коридор.
Он сделал глубокий вдох, чтобы привыкнуть к непривычным запахам,
чувствуя себя чуть ли не на свободе, хотя его окружали стены. Каюты
регулов были маленькими, тесными, места в них хватало лишь для тележек.
Все вещи размещались так, чтобы их можно было достать сидя. Дункан подавил
в себе желание потянуться, упругой походкой пошел по коридору в большой
холл. В коридоре он не встретил регулов.
Холл был приспособлен для проведения совещаний, лекций, и, кроме
того, здесь была расположена библиотека. Было бы проще, подумал Дункан,
встроить консоль управления библиотекой в их комнате, тогда им вообще
можно было бы не выходить. Но он был рад, что регулы так не сделали. А
может, на корабле есть пассажиры, которые тоже пользуются библиотекой. Он
этого не знал. Дункан прочел витиеватые обозначения на кассете, которую он
держал в руках, и выбил на перфокарте номер следующей кассеты.
Машина звякнула, последовала небольшая пауза, и кассета выскочила из
щели. Затем Дункан вложил кассету в множительный аппарат и машина
принялась печатать лист за листом - текст, транскрипция и перевод. Дункан
нетерпеливо ходил по холлу, поглядывая на часы. Машина работала гораздо
медленнее, чем подобные машины, сделанные землянами. Они такие же, как
регулы, - подумал Дункан. Чтобы заполнить время, он стал рассматривать
экран дисплея на стене холла. Там высвечивался курс корабля. Изредка
картина менялась. И тогда на экране возникали странные ландшафты. Это были
миры, где жили регулы. Но на этих изображениях не было видно ни живых
существ, ни строений. Все было предусмотрено, чтобы земляне как можно
меньше узнали о регулах. Затем на экране снова высвечивался курс корабля,
летящего в звездных просторах. Дункан смотрел на карту и думал, что их
изоляция - это как бы переход от той жизни, которую он знал раньше, к той
жизни, которую трудно себе представить, но которая ждет его впереди. Ведь
о том месте, куда они летели, им было известно лишь его название на языке
регулов.
Дункан в задумчивости просмотрел три цикла смены изображения и
вернулся к машине. Машина остановилась на середине печати, получив сигнал
приоритета. Кто-то из Старших прервал ее работу, чтобы получить какую-то
важную информацию. Материалы Дункана застряли на полпути. Он нажал кнопку
на панели машины, чтобы запустить ее, но сигнал приоритета горел
по-прежнему, и библиотека работала на кого-то другого.
Дункан выругался и взглянул на часы. Половина печати лежала на столе,
а окончание застряло в машине. Он мог уйти, аккуратно отрезав распечатку,
а мог и подождать, пока машина освободится и закончит работу. Дункан решил
остаться. Возможно вся задержка произошла из-за того, что он заказал
печать, весьма редко используемый режим работы. Слухи утверждали, что
регулы вообще не пользуются письменностью, но оказалось, что это не так. У
них была тщательно разработанная и сложная система письма. Но эта
библиотека предназначалась, в основном, для прослушивания материалов,
большая часть которых хранилась здесь в виде звукозаписей на магнитных
лентах и дисках. Говорили также, и это подтверждалось наблюдениями, что
регулам не нужно слушать ленту более одного раза.
Мгновенное и полное запоминание. Эйдетическая память.
Раса, которая не умеет забывать или заучивать.
Если это так, то, значит, регулы могут говорить только правду.
Но может быть и так, что раса, не умеющая лгать, разработала другие
методы обмана.
Дункану не нужно было думать о том, кем же считают регулы землян,
всецело полагающихся на записи, изобретающих сложные машины, чтобы
запоминать то, что любой регул запомнит с первого раза, которые не могли
всего-навсего выучить язык.
Думая о молодых регулах, таких медлительных, таких неуклюжих, Дункан
вспоминал их маленькие поросячьи глазки, в которых светились мысли,
эмоции. Дункану становилось не по себе, когда он вспоминал, что эти юноши,
если, конечно, их не убьют собственные родители, в несколько раз переживут
человека и будут помнить каждое мгновение своей жизни. И этот бай Хулаг,
который командует регулами, кораблем и зоной, куда они летят, тоже помнит
все.
Дункана возмущала и долгая жизнь регулов, и их точная память, и
строгое расписание, по которому он и Ставрос жили здесь, вездесущие
машины, которые делали регулов такими же физически сильными как и земляне.
Его возмущали постоянные мелкие придирки; возмущало презрение, с которым
регулы относились к землянам.
Ставрос неминуемо потерпит поражение, если попробует ужиться с такими
соседями. Думать, что человек может стать регулом, может что-то выиграть,
если будет приспосабливаться к их образу жизни - это ужасная ошибка.
Такие мысли грызли Дункана с самого первого дня пребывания в этой
сверкающей хромом, мягкой, словно бархат, тюрьме.
Здесь повсюду их окружали регулы и машины регулов. Жалкие существа,
беспомощные без своих машин, регулы жили подобно огромным бесформенным
паразитам на стальных телах своих машин. И Ставрос жестоко ошибается, если
думает, что сможет подкупить регулов, дав им какие-нибудь достижения новой
цивилизации. Регулы презирают землян, мозг которых способен забывать;

Это ознакомительный отрывок книги. Данная книга защищена авторским правом. Для получения полной версии книги обратитесь к нашему партнеру - распространителю легального контента "ЛитРес":
Полная версия книги 'Войны Мри - 1. Угасающее Солнце - Кесрит'


1 2 3 4 5