.. Когда его жена подавала что-нибудь из этого, обеденный стол быстро приобретал вид городской свалки.
Звонил сержант Кэрш, ночной дежурный.
– Извините, что беспокою вас дома, шеф, но тут один парень на проводе, которому почему-то приспичило потолковать с вами совершенно приватно, если такое возможно. А еще он сказал, что его зовут Герман Болен, и что он звонит из компании «Рошек, Болен и Бенедитц» из Лос-Анджелеса.
– Ради Бога, Кэрш, давай мне его сюда.
Хартли узнал название инженерной фирмы, которая отвечала за плотину, и предположил, что возникла какая-то проблема безопасности. Он вышел из-за стола и перенес телефонный аппарат. За ним на письменный стол в соседнюю комнату волочился провод. У ремня болталась салфетка.
– Не знаю, помните ли меня, – сказал Болен, когда Хартли снова взял трубку. – Мы познакомились на церемонии открытия десять лет назад или около этого.
Хартли не помнил.
– Да, разумеется, помню. Как жизнь, Герман?
Разговаривая с начальником полиции, люди становятся скованными, поэтому у Хартли выработалась привычка обращаться к ним по имени и в приятельской манере. Так он старался помочь им расслабиться.
– У меня все отлично, спасибо, мистер Хартли. Возникло одно дело, с которым нужно с осторожностью разобраться. Я уверен, вы знаете Лоуренса Джефферса, нашего начальника эксплуатационной службы на плотине.
– Ларри? Разумеется, знаю. Хожу с ним каждый год на оленью охоту. Нам никогда не удавалось подстрелить что-нибудь, потому что, когда он принимается насвистывать и напевать, все звери удирают, спасаясь. Вы собираетесь сообщить, что Ларри попал в какую-то беду? Такому трудно поверить.
– Перейду прямо к делу. Он куда-то исчез на целый день. Изложу как можно точнее: я разговаривал с ним сутки назад и с тех пор не могу установить, где он. На работе не появился, домашний телефон не отвечает. Меня беспокоит вот что: он обещал нынешним утром первым делом перезвонить мне. Возможно, беспокоюсь попусту и он пропал только в моем воображении. Откуда мне знать, вдруг прямо сейчас он обедает с вами, или навещает больного приятеля, или попросту забыл позвонить мне и сказать коллегам, где будет.
Начальник полиции заверил Болена, что Джефферса в данный момент у него под рукой нет, и согласился, что для такого основательного человека весьма странно исчезнуть с глаз долой.
– Хотите, чтобы я посмотрел тут вокруг, так? Навел кое-какие справки?
– Именно так. Но мне не хотелось бы никого без нужды беспокоить. Я собрался было обзванивать больницы в вашем округе, но потом сообразил, что у вас, по всей вероятности, отработана система действий на такой случай. Я пытаюсь выяснить одно: есть ли у меня вообще какое-либо основание беспокоиться. Я незнаком с его личной жизнью, не знаю, есть ли какая-либо женщина, к которой он ходит после работы. Если откровенно, не хочу доставлять неприятности себе или ему тем, что начну поиски человека, который, возможно, никуда и не пропадал.
– Картина ясна. Я вот что скажу: съезжу к нему домой и посмотрю, стоит ли его машина в гараже, а потом я позвоню нескольким его друзьям в городе. Если не найду, позвоню в дорожный патруль и в больницы, чтобы узнать, не попал ли он в аварию. У вас есть какие-нибудь соображения по поводу того, куда он мог подеваться?
– Может быть, в Сакраменто. Вы можете также проверить, нет ли его машины на стоянке у электростанции.
– Хорошо. Дайте ваш телефонный номер, и через пару часов я перезвоню.
– Большое спасибо, мистер Хартли. У меня было предчувствие, что вы сумеете в этом разобраться.
После разговора с начальником полиции Болен попытался дозвониться до Фила Крамера. Потерпев неудачу, рассеянно уставился на кучу бумаг на письменном столе, соображая, что следует предпринять, если Хартли не отыщет следов Джефферса. Если так случится, необходимо отправить кого-нибудь поискать его в дренажной галерее, даже если придется признать, что он сам приказал Джефферсу провести ночную проверку. Должен ли он признаваться в этом? Можно ведь заявить, что просто беседовал с Джефферсом по какому-то другому вопросу, а тот, мол, сказал ему, будто собирается сходить на плотину...
Болен нахмурился и взял со стола лист бумаги. Это была записка его секретарши:
"После того, как вы уехали в южно-калифорнийскую компанию Эдисона, был звонок от мистера Терри из калифорнийского отделения управления по сохранности плотин. Он сказал, что видел самые последние данные из ущелья Сьерра, и ему кажется, что требуется исследование на месте, которое он собирается провести лично завтра (в субботу). Он не смог дозвониться до мистера Джефферса на плотину, и еще он интересовался, не хотите ли вы сопровождать его. Он прибудет туда примерно в полдень.
Шарлей".
– Черт подери! – выругался Болен.
Почему в это должен влезать еще и штат? Вряд ли прошел и месяц, как управление по сохранности плотин провело очередную периодическую инспекцию, да и эти новые данные о протечке воды были не так уж плохи. И теперь ему, возможно, придется ни свет ни заря встать, чтобы к полудню добраться до Саттертона, если только он не решит лететь на собственном самолете, в котором при долгих полетах начинала болеть спина. Да к черту его, этого Джефферса! Он там выкроил себе до хрена времени, чтобы порыбачить, или упиться в стельку, или чем он еще сейчас занимается. Заслуживает выволочки, и можете не сомневаться, он ее получит. Джефферс славный мужик, да, но временами далековато заходит в этом своем «все, мол, замечательно» да «посвищу-ка я за работой»... Ты же должен присматривать за плотиной стоимостью двести миллионов долларов, Ларри, не забывай об этом. Ох, я надеюсь, что Хартли разыщет тебя. Ну уж и получишь тогда взбучку! Я покажу тебе такую сторону в Германе Болене, какая тебе никогда и не снилась!
* * *
Увидев плотину, Фил почувствовал, что осознание важности задачи снова в нем ослабло. Он ехал медленно, что было обычным при режиме работы светофоров на Главной улице Саттертона в пятницу вечером, не в силах оторвать глаз от темной, кажущейся необъятной стены, заполнившей собой половину ночного неба. Едва замечал залитую светом ратушу, эстраду для оркестра на площади, бар «Колесный фургончик», протянутое поперек улицы объявление о третьем ежегодном мазэрлодском марафоне. Дорога, проложенная по гребню плотины, была отмечена огнями, и, чтобы охватить взглядом всю эту сверкающую линию, Филу пришлось приблизить лицо к ветровому стеклу. Плотина оказалась настолько подавляюще высокой и огромной, что трудно было осознать ее как сотворенную человеком, равно как и трудно было представить себе водохранилище позади нее.
– Господи, – чуть слышно произнес Фил.
Плотина казалась горой, которая простоит так же долго, как и окружающие нерукотворные горы. И все-таки по мере подъема по городской улице она уменьшалась, и становилось очевидным, что это все-таки не гора. Огромные холмы и отвесные скалы по обеим ее сторонам были выше и массивнее, но взгляд все равно притягивала именно плотина. Было некое гнетущее ощущение угрозы, что горам несвойственно. Плотина была чужеродной, а горы – нет.
В нескольких кварталах от нижней части города Главная улица снова становилась сельской дорогой, проходящей через невысокий сосняк к уступу, вырезанному в скалистом склоне. Фил осторожно проехал мимо ряда припаркованных строительных машин и предупредительных огней. На выступе над плотиной была устроена смотровая площадка, где местные подростки, высыпавшие из нескольких автомобилей, слушали музыку, пили пиво, не обращая никакого внимания на открывающийся вид. Фил припарковался и подошел к перилам ограждения, с наслаждением распрямив руки и ноги. Было половина одиннадцатого, значит, он доехал сюда из Лос-Анджелеса всего за восемь с небольшим часов с единственной короткой остановкой в Мэрисвиле. Прохладный ветерок с водохранилища донес аромат вечнозеленых деревьев и свежей воды, нежно освежив после духоты Центральной долины. Единственными звуками были раздражающая рок-музыка из припаркованных поблизости машин да отдаленный рев воды, низвергающейся по водосливу в реку с высоты трехсот метров. Справа от Фила чернело сверкающее зеркало водохранилища с желтой дорожкой света от ущербной луны. Береговую линию водохранилища обозначали низкие морщинистые холмы, позади них вздымались более высокие заснеженные хребты, и пики высокогорья Сьерра вырисовывались на фоне далекой гряды темных туч. Из водохранилища прямо под смотровой площадкой высовывался этакий бетонный бублик. Фил знал, что это верхушка заборно-вентиляционного канала. Немного левее, чуть выше уровня воды, высился гребень плотины. На дне долины, ниже плотины, виднелся ярко освещенный прямоугольник электроподстанции. Между нею и подножием плотины со стороны нижнего бьефа, скрытый от глаз выступом склона холма, находился вход в туннель к подземной электростанции. А далеко слева брызгами крошечных огоньков поблескивал Саттертон.
Всматриваясь в плотину. Фил начал понимать, насколько глупым он должен выглядеть в глазах Рошека и Болена. Изучать математическую модель и чертежи плотины и столкнуться с ее реальным обликом – это далеко не одно и то же. Она была так огромна, так великолепна, так незыблема... Элегантно перекрывала ущелье и, казалось, без труда противостояла давлению огромной массы воды. Была закреплена береговыми устоями на скальном основании столь надежно, словно никакая сила на земле не могла ее сдвинуть. Компьютерные изображения и колонки цифр, потрясшие Фила своей значительностью, вдруг показались неуместными, случайными, лишенными сущности световыми рисунками, бессмысленными значками на бумаге. Рошек прав: смешно думать, что он способен получить сколько-нибудь реальное представление о таком вот сооружении с расстояния восьмисот километров, не видя ничего, кроме абстрактных символов. И снова шевельнулось желание повернуть обратно, в Лос-Анджелес, пока не выставил себя еще большим дураком, чем теперь. Возможно, он обязан извиниться перед Рошеком.
Но с другой стороны... Ведь во всем этом была другая сторона. Если он и обучился чему-нибудь в инженерной школе, то, главное, вот чему: никогда не игнорировать эту проклятую другую сторону. Данные о протечке воды не были несообразными и абстрактными. Да, снаружи плотина выглядела аккуратной, мощной и незыблемой, но что происходит внутри? Глубоко в ее недрах, если показания измерительной аппаратуры верны, вероятно, таятся фатальные изъяны. Плотина колоссальна и противоестественно мощна, но таково же и водохранилище.
Он забрался в машину и поехал вниз по склону. Напомнил себе, что в последние годы преодолел свою детскую застенчивость. Нашел в себе мужество сделать так, чтобы его слышали в компаниях, научился легко знакомиться с женщинами и возражать людям намного старше его. И сейчас не должен допустить, чтобы его отбросило назад, в прежнюю скорлупку, из-за какой-то простой плотины.
Герман Болен сидел в своем домашнем кабинете в Уэствуде с прижатой к уху телефонной трубкой.
– Да, мистер Хартли. Я очень высокого мнения о вашей деятельности. Благодарю вас. Пожалуйста, звоните мне по этому номеру в любое время ночи, если что-нибудь позднее прояснится.
Он положил трубку на место. Итак, автомобиля Джефферса нигде не обнаружили, равно как и самого Джефферса. Его не было ни у друзей, ни у бывшей жены, ни у дочери, ни у соседей. Его не было в саттертонском баре. Его автомобиль не попадал ни в какую аварию, о которой было бы известно полиции и дорожному патрулю. Не было его также ни в больнице, ни в тюрьме. Так где же он тогда? Болену не нравились наиболее вероятные ответы на этот вопрос: он либо свалился вместе с машиной с одного из сотен обрывов на горных дорогах вокруг Саттертона, либо все еще находится внутри плотины. Возможно, когда он ехал от административного здания к электростанции, какая-нибудь оса залетела в окно машины, заставив его потерять управление и съехать с дороги над главным входом в туннель. Нет-нет, он никак не мог оказаться мертвым внутри дамбы. Скорее лежит в автомобиле на дне выпускного канала. Но в обоих случаях, к сожалению, мертв.
Прежде чем он смог наметить следующий шаг, снова зазвонил телефон. Это был еще один полицейский, представившийся полисменом Бейкером из отделения Беверли-Хиллз.
– Я звоню из дома мистера и миссис Теодор Рошек, – доложил голос в трубке. – Рошеки развязали семейный конфликт. Короче сказать, драку. Не смогли бы вы приютить мистера Рошека на ночь? Завтра узнаем, насколько серьезна рана у миссис Рошек и не пожелает ли она выдвинуть обвинения.
– Господи, Святая Мария и Иосиф... Буду через пятнадцать минут.
Глава 15
Фил решил взвалить свою проблему на Лоуренса Джефферса. Выложить ему все данные и предоставить опытному инженеру-эксплуатационнику самому решить, есть ли там что-нибудь такое, из-за чего стоит волноваться. Но Джефферс не отозвался на звонки ни телефонные, ни в дверь. Его дом, который Фил отыскал без труда, был темен, в нем находилась только без умолку лаявшая собака. Гараж был пуст, а на дорожке от крыльца к улице валялась утренняя газета.
План был запущен в действие из телефонной будки у бензоколонки. Вооружившись кучкой десятицентовых монеток и телефонной книгой округа, Фил принялся названивать одиннадцати записанным в книге Дунканам.
– Я пытаюсь связаться с Чаком Дунканом, – объяснял он женщине, ответившей на пятый звонок, – инспектором, который работает на плотине. Я попал туда?
– Разумеется, да. Я его мать. Чак поехал в кинотеатр для автомобилистов с Бэртом и Карлой и еще с этой девушкой Петерсонов. А это же мистер Ричардсон, нет?
– Извините, нет. А скоро ли ждете его домой?
– Вечером в пятницу вряд ли. Он, возможно, и вовсе не появится дома, но это уже другая история. – Она гнусаво, надтреснуто засмеялась, чем напомнила Филу его тетушку Лорену из Топики. – Фильм, вероятно, закончился, поскольку уже одиннадцатый час. Попробуйте-ка поискать в «Колесном фургончике». Они частенько заглядывает туда и торчат до закрытия.
– "Колесный фургончик"?
– Ну да, это на Главной улице. Я поняла, вы не из нашего города, вот почему и подумала, что вы, возможно, и есть мистер Ричардсон.
– Так Главная улица? Благодарю вас, миссис Дункан. «Колесный фургончик» представлял собой нечто вроде музея Старого Запада или, по крайней мере, старых фильмов-вестернов. Перед входом столб для привязи лошадей, над дощатым тротуаром низкий навес. По одну сторону бара изгородь из фургонных колес внахлест, а за домом заржавевший трамвайный вагон времен начала горной промышленности, уже пришедший в полную негодность. Характер постоянной клиентуры заведения можно было определить по средствам передвижения, уткнувшимся в тротуар, словно лошади в кормушку. Одно из них и было лошадью, прекрасным ухоженным животным, которое, судя по подергиванию ушей, не испытывало особой любви к музыке, льющейся из дверей. Неплохой вид транспорта, подумал Фил, пока парковался и запирал свой автомобиль, для человека, который намерен напиться. Лошадь доставит домой, даже если упьешься до потери сознания. Но большинство посетителей прибыли на пикапах с шинками для езды по снегу, с багажниками на крыше для лыж и винтовок, нашлепками в виде голов на задних окнах и пластиковыми статуэтками на приборных досках. Впервые с тех пор, как он покинул Канзас, Фил увидел пару лохматых игроков в кости. Он заучил приклеенную к бамперу надпись «Господь, оружие и мужество – вот что сделало Америку великой», чтобы расцветить ею отчет о своем путешествии, который он рано или поздно представит Джанет.
Это был вечер сельского Запада в стиле диско. «Колесный фургончик» был битком набит. Фил постоял у дверей, приучая глаза к тусклому свету, а уши почти непереносимому шуму. Музыку для вечера обеспечил и усилил при помощи электроаппаратуры волосатый октет под названием «Коли Холленбек и его сраные баламуты». Музыканты были в клетчатых рубашках, джинсах, ковбойских шляпах и узорчатых кожаных сапожках, все бородатые, и женщины и мужчины были одеты как участники какого-то родео, а не как зрители. Кругом пели, танцевали и орали. Никто не замолчал и не уставился на незнакомца так, как показывают в коммерческих телепередачах. Фил мог бы разрядить в потолок шестизарядный пистолет, и никто даже ухом не повел бы. На стенах смиренно висели плотно набитые и траченные молью головы лося, оленя и буйвола.
Фил пробился к стойке бара и сумел привлечь внимание бармена, крупного малопривлекательного мужчины с обгоревшими носом и лбом.
– Вы знаете Чака Дункана? – прокричал Фил сквозь шум.
– Старого Чака или молодого Чака?
– Молодого, я полагаю. Инспектора при плотине.
– Да. А вот старика никогда не видел.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31