– А сколько людей уцелело здесь?
Лэньер, Егер и майор Анненковский ждали ответа Мирского.
– Здесь двести – нет, около ста восьмидесяти, – Мирский хмуро посмотрел на Лэньера. – Я не знаю, сколько людей в других камерах. Может быть, всего около семисот. Генерал Сосницкий умер вчера.
– Значит, теперь вы – старший, – заявил Плетнев.
– Мы можем прямо сейчас начать переговоры, – сказал Лэньер. – Я не вижу никакой необходимости продолжать борьбу.
– Да. – Мирский обвел взглядом поле, медленно качая головой. – Если мы – это все, что осталось… Воевать бессмысленно.
– Земля не погибла, полковник. Она очень тяжело ранена, но не погибла.
– Откуда у вас такая уверенность?
– Да, откуда? – переспросил Плетнев по-английски. – Значит, вы связывались со своим руководством?
– Нет, – возразил Гарри. – Я читал и видел, как все произошло. Это долгая история, генерал Мирский, и я думаю, пришло время, чтобы об этом стало известно всем.
Пока тела лежали там, где их настигла смерть, русским был гарантирован доступ в первые четыре камеры – в ответ на гарантии доступа западного персонала в комплексы и к нулевому лифту первой камеры. Договорились, что пути передвижения будут патрулировать совместные группы. После этого соглашения обломки и трупы у южного купола и у скважины были убраны, а оставшимся русским транспортникам разрешили стыковку.
Переговоры велись в первой камере, в кафетерии первого научного комплекса. Половина жилых помещений второго комплекса была временно отдана русским. Белая разделительная линия между секторами охранялась с одной стороны пятью морскими пехотинцами, с другой – пятью усталыми десантниками.
Русские подчеркивали, что могли бы вывести большую часть своих солдат из первой камеры и претендовать на большой участок в четвертой.
Герхардт беседовал – с помощью Лэньера и Егера с Мирским. Полковник Велигорский – мрачный статный человек средних лет с черными, как смоль, волосами и зелеными глазами – давал Мирскому советы политического характера. Майор Белозерский все время крутился неподалеку. Третий замполит, майор Языков, был направлен в четвертую камеру в составе русской инспекционной группы.
Они работали в течение всего вечера второго дня перемирия. Во время перерыва на кофе и обед в дверях кафетерия появился Киршнер вместе с гостем и двумя охранниками. Лэньер взглянул на вошедших и медленно опустил чашку с кофе.
– Похоже, вы не слишком нуждаетесь в помощи, – улыбнулась Джудит Хоффман.
Она была бледна, волосы находились в необычном для нее беспорядке. На ней был большой – не по размеру – комбинезон. Одна рука была забинтована, в другой она держала ящик для личных вещей с челнока. Не говоря ни слова, Лэньер оттолкнул кресло и, подойдя к Джудит, крепко обнял ее. Русские смотрели на них с легким удивлением; Велигорский что-то прошептал Мирскому, и тот кивнул, выпрямившись в кресле.
– Боже мой, – прошептал Лэньер. – Я был уверен, что вам это не удастся. Вы даже не представляете, как я рад вас видеть.
– Надеюсь. Президент уволил меня и весь департамент четыре дня назад… Я воспользовалась некоторыми прежними привилегиями и на следующий день внеочередным рейсом вылетела на Шестнадцатую станцию. Попасть на ОТМ было нелегко. Я стала персоной нон грата с точки зрения политиканов, и это беспокоило высшие чины, но в обслуге челнока нашлись два человека, которые согласились контрабандой доставить меня на борт. Мы уже заправились и готовились взлететь, когда… началась война. Нам удалось стартовать с шестью эвакуированными на борту за мгновение до того как… – Она судорожно сглотнула. – Я очень устала, Гарри, но я должна была увидеть вас и дать вам знать, что я здесь. Не как ваш начальник – просто я здесь. Со мной еще девять человек: шесть гражданских и три члена экипажа. Дайте мне поспать, а потом скажете, чем я могу помочь.
– Мы еще не разработали систему взаимоотношений. Мы даже не знаем, кто мы – застава, территория, нация? – сказал Лэньер. – Здесь у вас будет полно работы. – Глаза его увлажнились. Он вытер их тыльной стороной ладони и улыбнулся Хоффман, потом показал на стол переговоров. – Мы разговариваем. Военные действия закончены – пока и, возможно, окончательно.
– Я всегда знала, что вы хороший администратор, – заметила Хоффман. – Гарри, мне нужно поспать. Я по-настоящему не спала с тех пор, как мы покинули станцию. Но… я кое-что привезла с собой.
Джудит Хоффман поставила ящик на стол и открыла замки. Подняв крышку, она высыпала на стол пакеты с семенами. Некоторые из них скользнули на сторону русских. Мирский и Велигорский, казалось, были ошеломлены зрелищем. Мирский взял пакет с семенами ноготков.
– Пожалуйста, берите, что хотите, – предложила Хоффман. Она взглянула на Лэньера. – Теперь это для всех нас.
Киршнер взял ее за локоть и увел.
Лэньер вернулся к столу и сел, ощущая все значение только что случившегося. Белозерский, стоявший позади Велигорского и Мирского, с нескрываемым подозрением смотрел на кучу семян.
– Мой замполит хочет знать, получали ли вы какие-либо распоряжения от любых сохранившихся правительственных учреждений, – сказал Мирский. Егер перевел Герхардту.
– Нет, – ответил Лэньер. – Мы все еще действуем по собственному усмотрению.
– Мы знаем женщину, с которой вы разговаривали, – ровно сказал Велигорский. – Она – агент вашего правительства и проводник вашей политики на этом астероиде.
– Да, это так, – подтвердил Лэньер. – И когда она почувствует себя лучше, то присоединится к переговорам. Но она была… – он поискал подходящее слово, – освобождена от должности накануне Гибели.
Он подумал о том, как легко пришло ему на ум это название, обозначавшее прошлое – не будущее.
– Когда она прилетела? – спросил Мирский.
– Не знаю. Недавно.
– Мы настаиваем на том, – заявил Белозерский, – чтобы любой оставшийся в живых из стран Варшавского Договора был также принят на астероиде. Как военные, так и гражданские.
– Конечно, – сказал Лэньер. Герхардт согласно кивнул.
– А теперь, – продолжил Гарри, – приступим, возможно, к самому важному. Разоружение и территориальные права…
– Мы разработаем черновой вариант этих соглашений и ратифицируем документ позже, – предложил Мирский.
– Мы настаиваем на суверенитете всех стран Варшавского Договора на этом астероиде, – встрял Белозерский. Велигорский поджал губы. Мирский резко отодвинул стул от стола и повел Белозерского в угол. Там произошел обмен тихими, но возбужденными репликами, причем Белозерский бросал яростные взгляды на Лэньера и Герхардта.
Мирский вернулся один.
– Я командую советскими солдатами и гражданами, – подчеркнул он. – Я – главный участник переговоров.
Кабинет и спальня Лэньера были разграблены, но не слишком сильно повреждены за время оккупации. Он проспал пять часов, потом позавтракал в кафетерии.
Киршнер встретил его у главного входа в женский коттедж.
– Я отправляюсь в скважину, – сообщил он. – Там все та же жуткая картина. Мы сейчас спускаем вниз тела погибших – наших и их. Запланирована ли какая-либо похоронная церемония?
– Мне предложили организовать ее в течение ближайших суток. Впрочем, у нас значительно больше дел, чем оплакивать мертвых…
Киршнер поджал губы.
– Не так-то легко иметь дело с этими ублюдками.
– Надо же с чего-то начинать. Как Хоффман? Ей удалось поспать?
– Судя по тому, что я слышал, да. Два ваших астронома забрали ее к себе и выгнали вон меня и охрану. – Он сузил глаза и кивнул в сторону кафетерия. – Какова будет моя роль после того, как вы закончите?
– Полагаю, капитана ВМС США, – сказал Лэньер, – ответственного за внешнюю безопасность. Я не намерен преподнести им Камень на блюдечке.
– Они согласились разоружиться?
Лэньер покачал головой.
– Пока нет. Они хотят организовать лагерь в четвертой камере, а затем уже обсудить разоружение. Сегодня днем я беру Мирского с собой в поездку… в библиотеки, в города.
– Боже мой, я бы хотел поехать с вами.
– У вас скоро будет такая возможность. Что касается меня и Герхардта, мы не ставим никаких препятствий. Никакой монополии.
– Даже в седьмой камере?
– Со временем. Они об этом еще не спрашивали.
Киршнер приподнял брови.
– Им не говорили?
– Я понятия не имею, о чем говорили их военным. Конечно, очень скоро они обо всем узнают. Русская научная группа не вполне ассимилируется с солдатами – по-видимому, военные не пользуются уважением с их стороны. Но слухи распространяются быстро. – Он помолчал. – Есть что-нибудь с Земли?
– Ничего. Какая-то радарная активность в Северном Ледовитом океане – возможно, несколько надводных кораблей. Почти ничего не видно. Дым покрывает большую часть Европы, Азию, Соединенные Штаты. Им не до нас, Гарри.
Киршнер пересек комплекс и взобрался в машину, направлявшуюся ко входу в нулевой лифт. Лэньер постучал в дверь общежития. Ответила Дженис Полк.
– Входите, – пригласила она. – Она проснулась, и я только что принесла ей немного поесть.
Хоффман сидела на кровати в небольшой комнате. Берил Уоллес и лейтенант Дорин Каннингэм, бывший руководитель службы безопасности комплекса, сидели на стульях напротив нее. Голова Дорин была забинтована – последствия лазерного ожога, который она получила перед сдачей первого комплекса
Они встали, когда вошел Лэньер; Каннингэм начала было отдавать честь, но сразу же с глупой улыбкой опустила руку.
– Простите, леди, нам с господином Лэньером нужно поговорить, – сказала Хоффман, ставя полупустой стакан с апельсиновым соком на самодельный столик.
Когда они остались вдвоем, Лэньер сел, пододвинув стул поближе.
– Думаю, я готова к инструктажу, – сказала Хоффман. – Я ничего не знаю с тех пор, как покинула Землю. Это было примерно так, как показывали библиотеки?
– Да, – подтвердил Лэньер. – Начинается Долгая Зима.
– Понятно. – Она сжала нос двумя пальцами и энергично его потерла. – Конец света. Все, что мы знаем. – Она вздохнула: вздох грозил перейти в рыдание. – Дерьмо. Самое важное – в первую очередь.
Лэньер протянул руку, и Дорис пожала ее.
– Все подумают, что мы любовники.
Она рассмеялась и вытерла платком глаза.
– Как у вас дела, Гарри?
Он долго не отвечал.
– Я потерял мой самолет, Джудит. На мне лежала ответственность…
– Глупости.
– На мне лежала ответственность, и я делал все возможное, чтобы предотвратить войну. Мне это не удалось. Так что я не могу сказать, как у меня дела, прямо сейчас. Может быть, не слишком хорошо. Я не знаю. Я стараюсь отплатить им на переговорах. Но я очень устал.
Она коснулась руки Гарри и медленно кивнула, глядя ему прямо в глаза.
– Ладно. Вы продолжаете пользоваться моим полным доверием. Вы знаете об этом, Гарри?
– Да.
– После того как все уладится, мы все сможем в свою очередь сунуть головы в дыру в сизифовой фреске. Теперь расскажите мне о вторжении и обо всем, что произошло.
У Лэньера было смутное желание прихватить Мирского в библиотеку второй камеры одного или в сопровождении, самое большее, одного охранника. Когда он появился в кафетерии, где проходили переговоры, его ждали Мирский, Гарабедян, два политработника – Белозерский и Языков – и четверо вооруженных десантников. Он быстро попросил Герхардта и Егера сопровождать его. Чтобы уравновесить силы, к группе присоединились четверо морских пехотинцев.
Они молча ехали от первой камеры к нулевому мосту во второй камере. Первую половину короткой поездки машину вел один из десантников Мирского. Пока они ехали через город, Мирский несколько раз бросал взгляд на Лэньера, словно пытался составить мнение о нем. Русский генерал-лейтенант был для Лэньера закрытой книгой; Мирский ни разу не проявил никаких личных черт. Тем не менее, Лэньер со значительно большим уважением относился к Мирскому, чем к Белозерскому. Мирский мог прислушиваться к голосу здравого смысла; Белозерский, похоже, даже не знал, что это такое.
На середине моста машина остановилась, и за руль сел морской пехотинец. Они проехали через торговый район, который Патриция называла «старомодным», и остановились на площади перед библиотекой. Один морской пехотинец и один десантник остались в машине. Они расположились в противоположных углах кабины и старательно избегали разговора.
Герхардт с помощью Егера вовлек Белозерского в беседу. Это дало возможность Лэньеру увести Мирского на несколько шагов вперед и подготовить его к тому, что ему предстояло.
– Я не уверен, говорили ли вам ваши командиры о Камне, – начал он, – но сомневаюсь, что вам известна вся его история.
Мирский неподвижно смотрел вперед.
– Камень – лучше, чем Картошка, – заметил он, подняв брови. – Если это картошка, то кто мы – черви, что ли? Мне говорили, что Камень создан людьми.
– Это даже не половина всего.
– Тогда интересно будет услышать остальное.
Лэньер рассказал некоторые подробности, пока они входили в библиотеку и поднимались по лестнице на второй этаж.
В читальном зале Лэньер нашел стеллажи с русскими книгами и появился с тремя, дав одну Мирскому – «Краткую историю Гибели» – и по одной Белозерскому и Языкову.
Белозерский стоял, крепко стиснув том обеими руками и глядя на Лэньера так, словно ему нанесли оскорбление.
– Что это? – спросил он.
Языков, колеблясь, открыл свою книгу.
– Прочитайте сами, – предложил Лэньер.
– Это Достоевский, – сказал Белозерский. Он поменялся книгами с Языковым. – И Аксаков. Предполагается, что это должно нас заинтересовать?
– Возможно, если вы взглянете на дату выпуска, джентльмены, – спокойно заявил Лэньер. Они открыли книги, прочитали и резко захлопнули их – почти одновременно.
– Мы должны тщательно исследовать эти полки, – сказал Белозерский. Перспектива явно его не вдохновляла.
Мирский держал открытую книгу в руках, перелистывая ее и возвращаясь к выходным данным, один раз – коснувшись даты пальцем. Он закрыл книгу и постучал корешком о поверхность стола, глядя на Лэньера. Библиотека второй камеры казалась, пожалуй, более темной и мрачной, чем прежде.
– Там описывается история войны, – полувопросительно-полуутвердительно сказал Мирский. – Это точный перевод английского издания?
– Думаю, да.
– Джентльмены, нам с мистером Лэньером нужно несколько минут побыть наедине. Товарищи офицеры, подождите, пожалуйста, вместе с генералом Герхардтом и его людьми, и возьмите с собой наших людей.
Белозерский положил книгу на стол, Языков последовал его примеру.
– Только недолго, товарищ генерал, – предупредил Белозерский.
– Столько, сколько потребуется, – отрезал Мирский.
Лэньер захватил с собой флягу, наполовину наполненную бренди, надеясь именно на подобную возможность. Он налил по кружке себе и Мирскому.
– Это я высоко ценю, – сказал Мирский, поднимая кружку.
– Специальное обслуживание, – рассмеялся Лэньер.
– Мои замполиты будут обвинять вас в том, что вы пытаетесь напоить меня и выкачать – так, кажется, говорят? – из меня информацию.
– Здесь не так много осталось, чтобы напиться.
– Жаль. У меня не хватает сил для… этого. – Мирский широко обвел библиотеку пустой кружкой. – Может быть, у вас они и есть, но у меня нет. Это пугает до смерти.
– Силы у вас скоро найдутся, – пообещал Гарри. – Это столь же притягательно, сколь и пугающе.
– Как давно вы об этом знаете?
– Два года.
– Думаю, стоит и другим с этим познакомиться, – сказал Мирский. – Мои люди теперь будут иметь доступ ко всему этому. Без ограничений, для всех нас – и для солдат, и для офицеров?
– Такова договоренность.
– Где вы выучили русский? В школе?
– В библиотеке третьей камеры. – Это заняло всего три часа с небольшим.
– Вы говорите, как москвич. Может быть, много лет проведший за границей, но все равно… москвич. Могу ли я столь же быстро выучить английский?
– Вероятно.
Лэньер разлил остатки бренди, и они чокнулись.
– Вы странный человек, Гарри Лэньер, – серьезно сказал Мирский.
– Да?
– Да. Вы обращены внутрь себя. Вы видите других, но не позволяете им видеть вас.
Лэньер не прореагировал.
– Вот видите? – усмехнулся Мирский. – Вы именно такой. – Взгляд русского внезапно вновь сосредоточился на Лэньере. – Почему вы сразу не рассказали об этом всему миру?
– После того как вы пробудете здесь и в третьей камере подольше, спросите себя, что бы сделали вы.
На этот раз никак не прореагировал Мирский.
– Наши народы разделяет стена горьких обид, – сказал он, с глухим стуком роняя книгу на стол. – Ее нелегко будет преодолеть. Между тем я не понимаю, что здесь происходит. Я не понимаю ни своего положения, ни вашего. Мое невежество опасно, мистер Лэньер, так что я приду сюда или в другую библиотеку, когда позволит время, и займусь самообразованием. И я буду учить английский – по вашему методу, если это возможно.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56
Лэньер, Егер и майор Анненковский ждали ответа Мирского.
– Здесь двести – нет, около ста восьмидесяти, – Мирский хмуро посмотрел на Лэньера. – Я не знаю, сколько людей в других камерах. Может быть, всего около семисот. Генерал Сосницкий умер вчера.
– Значит, теперь вы – старший, – заявил Плетнев.
– Мы можем прямо сейчас начать переговоры, – сказал Лэньер. – Я не вижу никакой необходимости продолжать борьбу.
– Да. – Мирский обвел взглядом поле, медленно качая головой. – Если мы – это все, что осталось… Воевать бессмысленно.
– Земля не погибла, полковник. Она очень тяжело ранена, но не погибла.
– Откуда у вас такая уверенность?
– Да, откуда? – переспросил Плетнев по-английски. – Значит, вы связывались со своим руководством?
– Нет, – возразил Гарри. – Я читал и видел, как все произошло. Это долгая история, генерал Мирский, и я думаю, пришло время, чтобы об этом стало известно всем.
Пока тела лежали там, где их настигла смерть, русским был гарантирован доступ в первые четыре камеры – в ответ на гарантии доступа западного персонала в комплексы и к нулевому лифту первой камеры. Договорились, что пути передвижения будут патрулировать совместные группы. После этого соглашения обломки и трупы у южного купола и у скважины были убраны, а оставшимся русским транспортникам разрешили стыковку.
Переговоры велись в первой камере, в кафетерии первого научного комплекса. Половина жилых помещений второго комплекса была временно отдана русским. Белая разделительная линия между секторами охранялась с одной стороны пятью морскими пехотинцами, с другой – пятью усталыми десантниками.
Русские подчеркивали, что могли бы вывести большую часть своих солдат из первой камеры и претендовать на большой участок в четвертой.
Герхардт беседовал – с помощью Лэньера и Егера с Мирским. Полковник Велигорский – мрачный статный человек средних лет с черными, как смоль, волосами и зелеными глазами – давал Мирскому советы политического характера. Майор Белозерский все время крутился неподалеку. Третий замполит, майор Языков, был направлен в четвертую камеру в составе русской инспекционной группы.
Они работали в течение всего вечера второго дня перемирия. Во время перерыва на кофе и обед в дверях кафетерия появился Киршнер вместе с гостем и двумя охранниками. Лэньер взглянул на вошедших и медленно опустил чашку с кофе.
– Похоже, вы не слишком нуждаетесь в помощи, – улыбнулась Джудит Хоффман.
Она была бледна, волосы находились в необычном для нее беспорядке. На ней был большой – не по размеру – комбинезон. Одна рука была забинтована, в другой она держала ящик для личных вещей с челнока. Не говоря ни слова, Лэньер оттолкнул кресло и, подойдя к Джудит, крепко обнял ее. Русские смотрели на них с легким удивлением; Велигорский что-то прошептал Мирскому, и тот кивнул, выпрямившись в кресле.
– Боже мой, – прошептал Лэньер. – Я был уверен, что вам это не удастся. Вы даже не представляете, как я рад вас видеть.
– Надеюсь. Президент уволил меня и весь департамент четыре дня назад… Я воспользовалась некоторыми прежними привилегиями и на следующий день внеочередным рейсом вылетела на Шестнадцатую станцию. Попасть на ОТМ было нелегко. Я стала персоной нон грата с точки зрения политиканов, и это беспокоило высшие чины, но в обслуге челнока нашлись два человека, которые согласились контрабандой доставить меня на борт. Мы уже заправились и готовились взлететь, когда… началась война. Нам удалось стартовать с шестью эвакуированными на борту за мгновение до того как… – Она судорожно сглотнула. – Я очень устала, Гарри, но я должна была увидеть вас и дать вам знать, что я здесь. Не как ваш начальник – просто я здесь. Со мной еще девять человек: шесть гражданских и три члена экипажа. Дайте мне поспать, а потом скажете, чем я могу помочь.
– Мы еще не разработали систему взаимоотношений. Мы даже не знаем, кто мы – застава, территория, нация? – сказал Лэньер. – Здесь у вас будет полно работы. – Глаза его увлажнились. Он вытер их тыльной стороной ладони и улыбнулся Хоффман, потом показал на стол переговоров. – Мы разговариваем. Военные действия закончены – пока и, возможно, окончательно.
– Я всегда знала, что вы хороший администратор, – заметила Хоффман. – Гарри, мне нужно поспать. Я по-настоящему не спала с тех пор, как мы покинули станцию. Но… я кое-что привезла с собой.
Джудит Хоффман поставила ящик на стол и открыла замки. Подняв крышку, она высыпала на стол пакеты с семенами. Некоторые из них скользнули на сторону русских. Мирский и Велигорский, казалось, были ошеломлены зрелищем. Мирский взял пакет с семенами ноготков.
– Пожалуйста, берите, что хотите, – предложила Хоффман. Она взглянула на Лэньера. – Теперь это для всех нас.
Киршнер взял ее за локоть и увел.
Лэньер вернулся к столу и сел, ощущая все значение только что случившегося. Белозерский, стоявший позади Велигорского и Мирского, с нескрываемым подозрением смотрел на кучу семян.
– Мой замполит хочет знать, получали ли вы какие-либо распоряжения от любых сохранившихся правительственных учреждений, – сказал Мирский. Егер перевел Герхардту.
– Нет, – ответил Лэньер. – Мы все еще действуем по собственному усмотрению.
– Мы знаем женщину, с которой вы разговаривали, – ровно сказал Велигорский. – Она – агент вашего правительства и проводник вашей политики на этом астероиде.
– Да, это так, – подтвердил Лэньер. – И когда она почувствует себя лучше, то присоединится к переговорам. Но она была… – он поискал подходящее слово, – освобождена от должности накануне Гибели.
Он подумал о том, как легко пришло ему на ум это название, обозначавшее прошлое – не будущее.
– Когда она прилетела? – спросил Мирский.
– Не знаю. Недавно.
– Мы настаиваем на том, – заявил Белозерский, – чтобы любой оставшийся в живых из стран Варшавского Договора был также принят на астероиде. Как военные, так и гражданские.
– Конечно, – сказал Лэньер. Герхардт согласно кивнул.
– А теперь, – продолжил Гарри, – приступим, возможно, к самому важному. Разоружение и территориальные права…
– Мы разработаем черновой вариант этих соглашений и ратифицируем документ позже, – предложил Мирский.
– Мы настаиваем на суверенитете всех стран Варшавского Договора на этом астероиде, – встрял Белозерский. Велигорский поджал губы. Мирский резко отодвинул стул от стола и повел Белозерского в угол. Там произошел обмен тихими, но возбужденными репликами, причем Белозерский бросал яростные взгляды на Лэньера и Герхардта.
Мирский вернулся один.
– Я командую советскими солдатами и гражданами, – подчеркнул он. – Я – главный участник переговоров.
Кабинет и спальня Лэньера были разграблены, но не слишком сильно повреждены за время оккупации. Он проспал пять часов, потом позавтракал в кафетерии.
Киршнер встретил его у главного входа в женский коттедж.
– Я отправляюсь в скважину, – сообщил он. – Там все та же жуткая картина. Мы сейчас спускаем вниз тела погибших – наших и их. Запланирована ли какая-либо похоронная церемония?
– Мне предложили организовать ее в течение ближайших суток. Впрочем, у нас значительно больше дел, чем оплакивать мертвых…
Киршнер поджал губы.
– Не так-то легко иметь дело с этими ублюдками.
– Надо же с чего-то начинать. Как Хоффман? Ей удалось поспать?
– Судя по тому, что я слышал, да. Два ваших астронома забрали ее к себе и выгнали вон меня и охрану. – Он сузил глаза и кивнул в сторону кафетерия. – Какова будет моя роль после того, как вы закончите?
– Полагаю, капитана ВМС США, – сказал Лэньер, – ответственного за внешнюю безопасность. Я не намерен преподнести им Камень на блюдечке.
– Они согласились разоружиться?
Лэньер покачал головой.
– Пока нет. Они хотят организовать лагерь в четвертой камере, а затем уже обсудить разоружение. Сегодня днем я беру Мирского с собой в поездку… в библиотеки, в города.
– Боже мой, я бы хотел поехать с вами.
– У вас скоро будет такая возможность. Что касается меня и Герхардта, мы не ставим никаких препятствий. Никакой монополии.
– Даже в седьмой камере?
– Со временем. Они об этом еще не спрашивали.
Киршнер приподнял брови.
– Им не говорили?
– Я понятия не имею, о чем говорили их военным. Конечно, очень скоро они обо всем узнают. Русская научная группа не вполне ассимилируется с солдатами – по-видимому, военные не пользуются уважением с их стороны. Но слухи распространяются быстро. – Он помолчал. – Есть что-нибудь с Земли?
– Ничего. Какая-то радарная активность в Северном Ледовитом океане – возможно, несколько надводных кораблей. Почти ничего не видно. Дым покрывает большую часть Европы, Азию, Соединенные Штаты. Им не до нас, Гарри.
Киршнер пересек комплекс и взобрался в машину, направлявшуюся ко входу в нулевой лифт. Лэньер постучал в дверь общежития. Ответила Дженис Полк.
– Входите, – пригласила она. – Она проснулась, и я только что принесла ей немного поесть.
Хоффман сидела на кровати в небольшой комнате. Берил Уоллес и лейтенант Дорин Каннингэм, бывший руководитель службы безопасности комплекса, сидели на стульях напротив нее. Голова Дорин была забинтована – последствия лазерного ожога, который она получила перед сдачей первого комплекса
Они встали, когда вошел Лэньер; Каннингэм начала было отдавать честь, но сразу же с глупой улыбкой опустила руку.
– Простите, леди, нам с господином Лэньером нужно поговорить, – сказала Хоффман, ставя полупустой стакан с апельсиновым соком на самодельный столик.
Когда они остались вдвоем, Лэньер сел, пододвинув стул поближе.
– Думаю, я готова к инструктажу, – сказала Хоффман. – Я ничего не знаю с тех пор, как покинула Землю. Это было примерно так, как показывали библиотеки?
– Да, – подтвердил Лэньер. – Начинается Долгая Зима.
– Понятно. – Она сжала нос двумя пальцами и энергично его потерла. – Конец света. Все, что мы знаем. – Она вздохнула: вздох грозил перейти в рыдание. – Дерьмо. Самое важное – в первую очередь.
Лэньер протянул руку, и Дорис пожала ее.
– Все подумают, что мы любовники.
Она рассмеялась и вытерла платком глаза.
– Как у вас дела, Гарри?
Он долго не отвечал.
– Я потерял мой самолет, Джудит. На мне лежала ответственность…
– Глупости.
– На мне лежала ответственность, и я делал все возможное, чтобы предотвратить войну. Мне это не удалось. Так что я не могу сказать, как у меня дела, прямо сейчас. Может быть, не слишком хорошо. Я не знаю. Я стараюсь отплатить им на переговорах. Но я очень устал.
Она коснулась руки Гарри и медленно кивнула, глядя ему прямо в глаза.
– Ладно. Вы продолжаете пользоваться моим полным доверием. Вы знаете об этом, Гарри?
– Да.
– После того как все уладится, мы все сможем в свою очередь сунуть головы в дыру в сизифовой фреске. Теперь расскажите мне о вторжении и обо всем, что произошло.
У Лэньера было смутное желание прихватить Мирского в библиотеку второй камеры одного или в сопровождении, самое большее, одного охранника. Когда он появился в кафетерии, где проходили переговоры, его ждали Мирский, Гарабедян, два политработника – Белозерский и Языков – и четверо вооруженных десантников. Он быстро попросил Герхардта и Егера сопровождать его. Чтобы уравновесить силы, к группе присоединились четверо морских пехотинцев.
Они молча ехали от первой камеры к нулевому мосту во второй камере. Первую половину короткой поездки машину вел один из десантников Мирского. Пока они ехали через город, Мирский несколько раз бросал взгляд на Лэньера, словно пытался составить мнение о нем. Русский генерал-лейтенант был для Лэньера закрытой книгой; Мирский ни разу не проявил никаких личных черт. Тем не менее, Лэньер со значительно большим уважением относился к Мирскому, чем к Белозерскому. Мирский мог прислушиваться к голосу здравого смысла; Белозерский, похоже, даже не знал, что это такое.
На середине моста машина остановилась, и за руль сел морской пехотинец. Они проехали через торговый район, который Патриция называла «старомодным», и остановились на площади перед библиотекой. Один морской пехотинец и один десантник остались в машине. Они расположились в противоположных углах кабины и старательно избегали разговора.
Герхардт с помощью Егера вовлек Белозерского в беседу. Это дало возможность Лэньеру увести Мирского на несколько шагов вперед и подготовить его к тому, что ему предстояло.
– Я не уверен, говорили ли вам ваши командиры о Камне, – начал он, – но сомневаюсь, что вам известна вся его история.
Мирский неподвижно смотрел вперед.
– Камень – лучше, чем Картошка, – заметил он, подняв брови. – Если это картошка, то кто мы – черви, что ли? Мне говорили, что Камень создан людьми.
– Это даже не половина всего.
– Тогда интересно будет услышать остальное.
Лэньер рассказал некоторые подробности, пока они входили в библиотеку и поднимались по лестнице на второй этаж.
В читальном зале Лэньер нашел стеллажи с русскими книгами и появился с тремя, дав одну Мирскому – «Краткую историю Гибели» – и по одной Белозерскому и Языкову.
Белозерский стоял, крепко стиснув том обеими руками и глядя на Лэньера так, словно ему нанесли оскорбление.
– Что это? – спросил он.
Языков, колеблясь, открыл свою книгу.
– Прочитайте сами, – предложил Лэньер.
– Это Достоевский, – сказал Белозерский. Он поменялся книгами с Языковым. – И Аксаков. Предполагается, что это должно нас заинтересовать?
– Возможно, если вы взглянете на дату выпуска, джентльмены, – спокойно заявил Лэньер. Они открыли книги, прочитали и резко захлопнули их – почти одновременно.
– Мы должны тщательно исследовать эти полки, – сказал Белозерский. Перспектива явно его не вдохновляла.
Мирский держал открытую книгу в руках, перелистывая ее и возвращаясь к выходным данным, один раз – коснувшись даты пальцем. Он закрыл книгу и постучал корешком о поверхность стола, глядя на Лэньера. Библиотека второй камеры казалась, пожалуй, более темной и мрачной, чем прежде.
– Там описывается история войны, – полувопросительно-полуутвердительно сказал Мирский. – Это точный перевод английского издания?
– Думаю, да.
– Джентльмены, нам с мистером Лэньером нужно несколько минут побыть наедине. Товарищи офицеры, подождите, пожалуйста, вместе с генералом Герхардтом и его людьми, и возьмите с собой наших людей.
Белозерский положил книгу на стол, Языков последовал его примеру.
– Только недолго, товарищ генерал, – предупредил Белозерский.
– Столько, сколько потребуется, – отрезал Мирский.
Лэньер захватил с собой флягу, наполовину наполненную бренди, надеясь именно на подобную возможность. Он налил по кружке себе и Мирскому.
– Это я высоко ценю, – сказал Мирский, поднимая кружку.
– Специальное обслуживание, – рассмеялся Лэньер.
– Мои замполиты будут обвинять вас в том, что вы пытаетесь напоить меня и выкачать – так, кажется, говорят? – из меня информацию.
– Здесь не так много осталось, чтобы напиться.
– Жаль. У меня не хватает сил для… этого. – Мирский широко обвел библиотеку пустой кружкой. – Может быть, у вас они и есть, но у меня нет. Это пугает до смерти.
– Силы у вас скоро найдутся, – пообещал Гарри. – Это столь же притягательно, сколь и пугающе.
– Как давно вы об этом знаете?
– Два года.
– Думаю, стоит и другим с этим познакомиться, – сказал Мирский. – Мои люди теперь будут иметь доступ ко всему этому. Без ограничений, для всех нас – и для солдат, и для офицеров?
– Такова договоренность.
– Где вы выучили русский? В школе?
– В библиотеке третьей камеры. – Это заняло всего три часа с небольшим.
– Вы говорите, как москвич. Может быть, много лет проведший за границей, но все равно… москвич. Могу ли я столь же быстро выучить английский?
– Вероятно.
Лэньер разлил остатки бренди, и они чокнулись.
– Вы странный человек, Гарри Лэньер, – серьезно сказал Мирский.
– Да?
– Да. Вы обращены внутрь себя. Вы видите других, но не позволяете им видеть вас.
Лэньер не прореагировал.
– Вот видите? – усмехнулся Мирский. – Вы именно такой. – Взгляд русского внезапно вновь сосредоточился на Лэньере. – Почему вы сразу не рассказали об этом всему миру?
– После того как вы пробудете здесь и в третьей камере подольше, спросите себя, что бы сделали вы.
На этот раз никак не прореагировал Мирский.
– Наши народы разделяет стена горьких обид, – сказал он, с глухим стуком роняя книгу на стол. – Ее нелегко будет преодолеть. Между тем я не понимаю, что здесь происходит. Я не понимаю ни своего положения, ни вашего. Мое невежество опасно, мистер Лэньер, так что я приду сюда или в другую библиотеку, когда позволит время, и займусь самообразованием. И я буду учить английский – по вашему методу, если это возможно.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56