Разве тебе не пора в очередной раз провериться?
Энджела кивнула.
- Завтра съезжу, - решила она.
Она опять откинулась на подушки, сложив руки на животе. Шон
наклонился и нежно поцеловал ее.
- Ничего, все хорошо, - прошептал он.
Энджела с улыбкой потянулась к выключателю. При этом она уголком
глаза заметила, что из-за стоящего на ночном столике будильника что-то
выглядывает. Стакан с водой увеличивал и искажал этот предмет. Маленькая
каменная голова. На том самом месте, где Энджела оставила ее два дня
назад. Один искривленный увеличенный глаз нежно поглядывал на нее. Энджела
встревоженно задумалась.
Невезение. Влияния. Существа. Что-то здесь есть.
Глупо.
Она выключила свет и снова откинулась на подушки.

8
Доктор Спэрлинг тщательно осмотрел Энджелу. Потом еще раз проверил
пульс и кровяное давление. Затем настала очередь легких, почек, желчного
пузыря, печени, селезенки и аппендикса. Медсестра взяла на анализ кровь и
мочу.
Затем Энджела отправилась на рентген.
Наконец она вернулась в кабинет доктора Спэрлинга, села и стала
внимательно наблюдать за ним. Врач просматривал ее карточку, осторожно
переворачивая листы - он сравнивал результаты сегодняшнего осмотра с
данными ее предыдущих визитов. Энджела заметила, что рука Спэрлинга едва
заметно дрожит. В золотой оправе очков доктора изумрудно-зеленой вспышкой
отразился цветной абажур настольной лампы.
- Насколько я могу судить, все в полном порядке, - наконец сказал он.
- Все выглядит неплохо. Пульс ровный, легкие - дай Бог всякому. Никаких
аномалий в развитии плода рентгенологическое исследование не выявило.
Результаты анализов мы получим завтра, но никаких осложнений я не
предвижу. Позвоните мне... что-нибудь в середине дня.
Он положил ручку и улыбнулся.
- Конечно, следует ожидать утренней тошноты. И роста нервного
напряжения. Возможно, вы обнаружите у себя непреодолимую тягу к той пище,
которая прежде никогда вам не нравилась. Что же касается ощущения тяжести
или давления... - Он пожал плечами. - ...Я бы не стал тревожиться на этот
счет.
Энджела уперлась глазами в стол. Что же, доктор ей не поверил? Он
считает, что она все выдумала?
- Вы думаете, это может быть что-то психологические?
Доктор Спэрлинг развернулся на своем вращающемся стуле и бросил
карточку Энджелы на стопку других. Энджела посчитала это знаком. Финал
истории.
- Неудивительно, что после недавних событий у вас расшатаны нервы, -
признал он. Он полез в ящик стола, извлек небольшой блокнот и что-то
написал бисерным аккуратным почерком, чернилами. Вырвал листок и протянул
Энджеле.
- Возьмете в аптеке внизу.
- Что это?
- Транквилизатор. Я хочу, чтобы следующие два вечера вы принимали
перед сном по две таблетки. А в дальнейшем - при любых нарушениях сна.
Энджела внимательно изучила рецепт.
- Обычно я принимаю "Далман" Шона.
- Это средство немного сильнее.
Она сунула бумажку в сумочку.
- Я стараюсь обходиться без таблеток.
- Умница. Но, думаю, при сложившихся обстоятельствах следовало бы
воспользоваться теми преимуществами, какие предлагает медицинская наука.
Энджела критически взглянула на врача. Она терпеть не могла, когда к
ней относились покровительственно.
- И что же это за обстоятельства? - поинтересовалась она.
- Беспокойство. Озабоченность.
- И все?
- А вам мало?
Энджела вознаградила шутку вежливой улыбкой. Спэрлинг надел на ручку
колпачок.
- То ощущение давления, о котором вы рассказали... возможно, оно
имеет отношение к процессу оживления.
- Оживления?
- Когда движения зародыша впервые становятся ощутимыми. Обычно это
происходит между шестнадцатой и восемнадцатой неделями. - Доктор
снисходительно улыбнулся.
- Понятно. И вы считаете, что мое чувство тяжести могло бы означать
начало этого процесса?
- Вполне.
Энджела встала и начала натягивать пальто.
- Но причин для беспокойства нет?
- Нет. Вот разве что само беспокойство.
- Простите?
- Мне хотелось бы, чтобы вы сочли обязательным для себя относиться к
этому легко. Не гоните себя так ожесточенно. Отдохните. Почитайте книжку.
Найдите время заняться тем, что вас развлечет. Не имеющим отношения к
работе.
Он проводил Энджелу к двери.
Она ехала домой, а в сумочке лежали таблетки.

Приехав, Энджела обнаружила, что Шон еще не вернулся от зубного
врача. В кухне начинали скапливаться груды вещей, и она решила
воспользоваться отсутствием мужа. Побросав в стиральную машину кое-какую
одежду, она соорудила себе сэндвич с тунцом и съела его, не садясь за
стол. Потом включила посудомоечную машину на короткий цикл; приготовила на
обед брокколи; проверила, разморозились ли гамбургеры. Не разморозились.
Чтобы котлеты поскорее оттаяли, она поставила их в духовку и, сунув в щель
прихватку, не стала закрывать дверцу до конца: пламени горелки было
довольно и так. Потом смешала новую порцию апельсинового сока на утро;
налила в кофейник свежей воды, поставила его на огонь и только-только
начала тереть шваброй кухонный пол, как позвонил Шон. Стоматолог нашел в
зубе дупло и предложил в полчаса поставить пломбу, если у него найдется
время. До скорого. Он повесил трубку, даже не поинтересовавшись, как
Энджела съездила к врачу. Она ненадолго задумалась об этом, потом взялась
домывать пол. Затем поднялась в гостиную и мокрой тряпкой вытерла пыль.
Вскоре Энджела поймала себя на том, что неподвижно смотрит куда-то в
пространство, с грустью размышляя о миссис Салливэн.
Она пошла в кабинет и позвонила Черил на работу.
Черил оказалась на совещании, но через пять минут перезвонила.
Услышав о миссис Салливэн, она была потрясена. Энджела обнаружила, что,
выговорившись, почувствовала себя намного лучше. Она рассказала Черил о
своем кошмаре, о докторе Спэрлинге, о Перышке и о том, что у нее появилось
такое ощущение, будто они оказались во власти какого-то странного
заклятия. Как и предвидела Энджела, Черил отнеслась к ее словам с
сочувствием и пониманием. Она не пыталась объяснить все это или разумно
разложить по полочкам, как сделал бы Шон. Потом они поболтали о более
светских делах. Черил сообщила, что ее инициатива помочь с новой прислугой
провалилась - та пара с приходящей через день горничной, о которой
подумала Черил, теперь заняла девушку на полную неделю. Но Черил пообещала
держать ушки на макушке и предложила Энджеле, пока суд да дело,
просматривать объявления "требуется" на щите у супермаркета. Энджела
сказала, чтобы Черил не тревожилась - они с Шоном в состоянии без труда
содержать дом в чистоте и пригодным для жилья, пока ее беременность не
достигнет своих последних сроков, а о прислуге она побеспокоится, когда
придет время. Они перекинулись парой слов о Шоне, после чего
ориентировочно договорились ближе к концу недели встретиться и пообедать.
Повесив трубку, Энджела почувствовала себя не такой несчастной.
Тихонько, без слов напевая "Тему Лауры", она накрыла в комнате стол к
обеду: серебряные подсвечники, тяжелые шведские столовые приборы,
подаренные им на свадьбу Иви. Отойдя в сторонку, чтобы восхититься плодами
своих трудов, Энджела поняла, что в центре стола пустовато. И вышла во
двор нарвать маргариток.
Она срезала около двадцати цветков и присела на корточки, изумленно
разглядывая маленький садик. Он еще никогда не был таким зеленым и пышным.
За то время, что Энджела не заглядывала сюда, из земли пробились четыре
десятка нарциссов. Их заостренные бутоны вот-вот готовы были раскрыться.
Уж не лопнула ли под землей труба, задумалась Энджела. Может быть, причина
столь необычного роста в этом? И про себя отметила, что нужно
поинтересоваться очередным счетом за коммунальные услуги - не выросло ли
внезапно потребление воды.
Она нагнулась и осмотрела один из земляничных кустиков. Под листьями
уже начали завязываться маленькие, желтые, похожие на капсулки ягоды. При
таких темпах они должны были созреть за неделю, самое большее - за две.
Какими темно-зелеными казались листья! Энджела пошарила в памяти,
подыскивая слово, которым можно было бы описать богатство тона.
Насыщенный, желтовато-зеленый... оттенок "келли". Кельтский... Вот именно.
Кельтский. Цвет листьев чем-то напомнил ей об Ирландии. Взглянув на небо,
видневшееся за листьями, Энджела вдруг поняла, чем. На западе залегла
темная гряда грозовых туч. Контраст между зеленью листьев и мрачным
лиловатым оттенком облачной гряды был поразительным, рождал трепет.
"Конечно, - радостно подумала она. - Голуэй, и Слиго, и Горт. Маленький
кусочек Ирландии перед моим собственным домом". Она снова присмотрелась к
растениям. Вдруг ей стала понятной та ничем незамутненная первичная сила,
которая таилась в этих ростках и медленно, неуклонно, терпеливо толкала их
вверх сквозь влажную темную почву. Буйная пышная листва словно бы
подрагивала от медленного биения некоего чудовищного сердца, похороненного
под землей. В самой ее пышности было что-то грозное, подавляющее,
первобытное. Словно она безмолвно, сильно, властно алкала расфасованной в
пакетики подкормки, какую познала в теплицах: кровяной, костной, богатых
нитратами побочных продуктов жизнедеятельности человека и домашнего скота.
Энджела втянула ноздрями воздух. Пахло плесенью - сырой грибной
запах, за которым, однако, она различила несомненный аромат дождя. Она
поглядела на далекий облачный кряж. Похоже, надвигалась гроза.
Энджела встала и вернулась в дом. Поставив цветы, она побрела в
кабинет, собираясь заняться окончательным наброском сценария о школе
Монтессори. Пока монтировался фильм, Энджела откладывала эту работу. Она
записала, что должна позвонить Джуди Лэчмэн и объяснить задержку, и
скотчем прилепила записку к настольной лампе.
Взяв грубый набросок сценария, Энджела со вздохом положила его
обратно. Она не чувствовала ни желания работать, ни вдохновения. Ей
вспомнились слова доктора Спэрлинга: "Отдохните. Почитайте книжку".
Потрясающе. Только его позволения она и ждала.
Энджела пошла в гостиную и поискала спички. Она вспомнила обещание,
данное себе после похорон Фионы: гостиная не только для гостей, но и для
хозяев. Теперь можно было исполнить обещанное. Она прочно обоснуется в
этой комнате. Энджела подожгла сосновые поленья в камине и живо
представила себе всю ту готовку, какую запланировала на зиму. Тушеное
мясо, бульоны, овощное рагу, индейка ко Дню Благодарения и тыквенный
пирог. В этом году можно было бы даже рискнуть и попробовать свои силы в
приготовлении рождественского пудинга. Рецепт она узнала бы у Иви.
Энджела скинула туфли и с кроссвордами из "Космополитэн" и "Нью-Йорк
санди таймс" клубочком свернулась на диване. Но головоломка оказалась
трудной, она быстро бросила ее и безучастно уперлась взглядом в веселое
яркое пламя в камине. Вскоре она хватилась, что не сводит глаз с лежащей
на каминной полке каменной головы и грустно размышляет о миссис Салливэн.
Мысли об экономке сменились мыслями о Фионе. Потом мыслями о Перышке.
Вздрогнув, Энджела прокрутила в голове свой ужасный сон. Он очень
напоминал тот, который приснился ей в Ирландии. Нет, он был хуже. Что он
означал? Чутье подсказывало Энджеле: не может быть, чтобы этот сон ничего
не означал. Что бы ей ни говорили, он не был обычным кошмаром. Что-то
связывало его со смертями. Не пыталось ли подсознание Энджелы что-то
сообщить ей, не передавало ли какую-то информацию, которую она сознательно
отметала? Может быть, следовало бы показаться психиатру. Если бы только
была жива Фиона. Энджела снова вернулась к Фионе. Ее мятущиеся мысли были
планетами, вращавшимися вокруг незримого потухшего солнца; деревянными
лошадками на карусели смерти: Фиона, миссис Салливэн, Перышко, Фиона,
миссис Салливэн, Перышко; круг за кругом проносились они, а в центре все
время пряталась невидимая потайная ступица, присутствие которой Энджела
тем не менее ощущала, угрюмая звезда, ось, которая, как ей начинало
казаться, должна была там быть, дабы связать в единое целое весь этот ужас
и, может быть, даже то страшное чувство давящей на живот тяжести, с
которым Энджела очнулась от сна. Процесс оживления... что, этим
действительно можно было что-то объяснить? Энджела молила Бога, чтобы это
оказалось так. Это означало бы жизнь - жизнь, заявляющую о себе в лицо
всем смертям, ее дитя, зашевелившееся в теплой тьме материнской утробы, в
теплой питающей его тьме. Ведь разве тьма - непременно зло? Разве она
непременно означает холод, разложение и смерть? Но карусель снова
неумолимо повернулась к смерти, к смерти миссис Салливэн, к омерзительному
раздиранию мышц, хрящей и сосудов, к мучительному отъединению конечностей
- крэк! крэк! крэк! - сустав от сустава, позвонок от позвонка. Что за
чудовище должно было побывать у миссис Салливэн, что за одержимое бесами
сознание требовалось, чтобы вот так убить и исчезнуть, прихватив с собой
голову? Может быть, сродни тому, кто был способен убежать с места аварии с
оторванной рукой? Или отрывать головы живым кошкам и собакам?..
Энджела со всхлипом запустила кроссворд через комнату и, чтобы
сдержать неумолимый поток страшных образов, прижала кулаки к глазам.
Когда она снова открыла глаза, ей показалось, что каменная голова
смотрит с каминной полки прямо на нее. В голове у Энджелы зазвучали слова
предостережения, сделанного миссис Салливэн.
Испуганная, зачарованная, она пристально вглядывалась в камень, по
крохам собирая всю рассудительность, какую могла отыскать, чтобы дать
отпор мысли, которая медленно, но верно овладевала ею.
Как мог камень - бесчувственный, неодушевленный кусок камня -
приносить несчастье? В этом не было ни капли смысла.
И все же...
Она щипнула подушку и выдернула пушинку.
Что, если миссис Салливэн все-таки была права? Девица-экстрасенс (как
же ее звали?) заявила, будто почувствовала в их доме некое влияние,
вызывающее беспокойство.
Что, если в этом каким-то образом был виноват камень?
Если одни дома и предметы могли, как намекала Бонни Барнетт (вот как
ее звали!) нести на себе благословение, то другие, может быть, несли на
себе проклятие?
Потом Энджела припомнила, что говорил ей о языческих религиях Маккей.
И снова нахмурилась, не сводя глаз с камня.
Как же узнать?
Только методом проб и ошибок.
Избавившись от него.
И все же. Скажем, Энджела избавляется от него и неприятности
прекращаются. Все равно полной уверенности, что их вызывал камень, у нее
не будет.
Или хуже того: вдруг неприятности не прекратятся и после того, как
она избавится от камня? Камень был ценной антикварной вещью.
Что, если на самом деле камень оберегал их с Шоном от несчастий,
подобно громоотводу отклоняя беду от них самих и переводя на окружающих их
людей? Тогда Энджела будет проклята в любом случае - избавится она от
камня или нет.
Ситуация была абсурдной.
Энджела схватила "Космополитэн" и принялась судорожно просматривать.
Сообразив, что уже читала этот журнал, она запустила им вслед за
кроссвордами. И снова поймала себя на том, что рассматривает камень на
каминной полке. Вопрос мучил Энджелу, отказываясь уйти. Мог ли быть
виноват камень? Как следовало разрешить этот вопрос? Совет специалиста,
вот что ей было нужно. Специалиста? Специалист - это кто, черт возьми?
Священник? Экстрасенс?
Бонни Барнетт.
Но Бонни вернулась в Орегон.
Может быть, у Стиви Осорио есть ее телефон.
Стиви болтался на борту исследовательского судна где-то в Тихом
океане. Должны были быть другие экстрасенсы. Как их найти? Желтые
страницы? Черил должна знать.
Когда в комнату вошел Шон, Энджела все еще мучилась из-за камня и не
услышала, как подъехала его машина.
Он стоял в дверях и хмурился. Энджела заметила, что его правая щека
припухла от новокаина.
- Привет. - Голос был приглушенным. - Что за праздник?
- Ты о чем?
Шон показал на огонь.
- Замерзла?
- Просто захотелось зажечь.
- Просто захотелось зажечь, да? - Нотка раздражения.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30