Другого выхода, как отдать его на растерзание волкам, не было. Если бы к Кэмпбеллу хоть на миг вернулось самообладание! До того, как его начнут обрабатывать. Он бы понял, что Бонд оказался здесь не случайно, что он до последнего должен отрицать свое знакомство с ним и принадлежность к Секретной службе. На сколько хватит у него сил, сколько он продержится и не выдаст Бонда? В лучшем случае — несколько часов. Но сколько часов? Это был жизненно важный вопрос. Это и то, как долго продлится буран. Пока он продолжается, Бонду отсюда не удрать. Если бы метель прекратилась, какой-то шанс мог появиться — ничтожный, но все-таки шанс, лучше, чем все другое, — когда бы Кэмпбелл ни заговорил, если он только заговорит, результат мог быть только один — смерть, и, вероятно, смерть мучительная.
Бонд провел смотр имеющегося в его распоряжении оружия. Оно состояло из его рук и ног, бритвы «Жиллетт» и его наручных часов. Очень тяжелых часов фирмы «Ролекс ойстер перпечуэл», с расстегивающимся браслетом. Если правильно ими распорядиться, можно превратить их в подобие кастета. Бонд поднялся, вынул лезвие из стакана и опустил бритву в карман брюк. Он зажал ножку бритвенного станка между первым и вторым пальцами левой руки так, чтобы держатель лезвия лег как раз вдоль суставов. Так, с этим ясно. Что он еще может прихватить с собой, какие-нибудь вещественные доказательства? Да, он должен постараться узнать имена других девушек и по возможности их адреса. Хорошо бы успеть опросить всех. Он отдавал себе отчет в том, что сделать это было крайне важно! Для этой цели ему придется использовать Руби. С головой, полной планов получения этой информации от нее, Бонд покинул ванную, сел за письменный стол и приступил к новой странице жизнеописания рода де Блевилей. Он должен был продемонстрировать свое желание продолжать работу хотя бы контролирующему его глазку объектива, смотревшему с потолка.
Было около половины первого, когда Бонд услышал, как ручка его двери мягко повернулась. Внутрь проскользнула Руби. Приложила палец к губам и скрылась в ванной. Бонд небрежно бросил перо, встал, потянулся, походил по комнате, потом тоже зашел в ванную.
Руби смотрела на него голубыми, широко открытыми, испуганными глазами.
— Что выеще натворили? — скороговоркой прошептала она.
— Ничего, — невинно произнес Бонд. — А в чем дело?
— Нам всем запретили разговаривать с вами в отсутствие мисс Бунт. — Ее кулачок отчаянно взметнулся вверх, она закусила руку. — Может быть, они узнали пронас ?
— Это невозможно, — сказал Бонд, излучая уверенность. — Догадываюсь, в чем тут дело. — Он напустил уже столько тумана, что еще одна ложь во спасение теперь не имела значения. — Сегодня утром граф сказал мне, что я смущаю девушек, что я «отвлекаю их внимание», мешаю вашему лечению. Он попросил меня как можно больше времени проводить наедине с собой, честное слово (как часто эти слова помогают солгать!), я уверен, все дело в этом, и очень жаль. Я действительно очень хорошо отношусь ко всем девушкам — ты, конечно, особый случай, с тобой все по-другому, — но я очень хотел бы помочь вам всем.
— Что вы имеете в виду? Что значит помочь вам?
— Я говорю о ваших фамилиях. Я разговаривал с Виолеттой вчера вечером. Ей, например, это вовсе не безразлично. И другие были бы рады получить такую ценную информацию, это бы всех изрядно позабавило. Каждый хочет знать о своих корнях. Ведь это своего рода хиромантия. — Хотел бы он знать, как отнеслись к подобному сравнению в Геральдической палате! Он пожал плечами. — Во всяком случае, я решил убраться отсюда подобру-поздорову. Теперь не могу, когда меня пасут и командуют мною. За кого, черт побери, они меня принимают? Так вот, если бы ты смогла назвать фамилии девушек, всех, кого знаешь, я бы каждой составил родословную и прислал вам по почте, когда вернетесь в Англию. Между прочим, сколько вы еще пробудете здесь?
— Нам точно не говорят, но ходят слухи, что еще около недели. К этому времени должна прибыть еще одна группа девушек, другой заезд. Когда мы ленимся или отстаем по домашнему чтению, мисс Бунт говорит, что надеется, что в следующей группе таких глупышек не будет. Старая ведьма! Но, сэр Хилари, — в ее голубых глазах появилась озабоченность, — каким образом вы собираетесь отсюда выбраться? Вы же знаете, что мы здесь практически на положении заключенных.
Вопрос не застал Бонда врасплох.
— Придумаю что-нибудь. Нельзя же держать меня здесьпротив моей воли. Ну так как насчет фамилий, Руби? Разве девушкам это не доставит удовольствия?
— О, они будут просто счастливы. Конечно, я их всех знаю. Мы нашли массу способов, как посвящать друг друга в свои маленькие тайны. Но как же вы все это запомните? У вас есть, на чем записать?
Бонд оторвал полоску туалетной бумаги и достал карандаш.
— Валяй!
Она засмеялась.
— Ну, меня вы знаете и Виолетту тоже. Еще Элизабет Макиннон. Она из Абердина. Верил Морган из графства Херефордшир. Перл Тэмпион, Девоншир, — между прочим, все они просто ненавидели любой домашний скот. А теперь живут на бифштексах! Ну можно ли в это поверить? Должна сказать — граф удивительный человек.
— Да, в этом сомневаться не приходится.
— Потом еще Энн Чартер из Кентербери и Кэрис Вентнор. Она работала в местечке Большая Конюшня, уж где это, и не знаю — не понимаю, как там оказалась, ведь стоило ей пройти мимо любой лошади, как она вся покрывалась сыпью! А теперь только и мечтает, чтобы попасть в клуб, где разводят пони, она все про них знает, берет на заметку каждое сообщение, не пройдет мимо ни одного лошадиного эксперта…
Список продолжался до тех пор, пока Бонд не переписал всех десятерых.
— А кто такая Полли, которая уехала в ноябре?
— Полли Таскер. Она родом из восточной части Англии. Не помню, откуда, но могу найти ее адрес, когда вернусь домой. Сэр Хилари, — она обвила его шею руками, — ведь мы еще встретимся, правда?
Бонд крепко обнял ее и поцеловал.
— Конечно, Руби. Ты всегда можешь найти меня в Геральдической палате, которая находится на улице Королевы Виктории. Просто пошли мне открытку, когда вернешься. Но, ради бога, перестань величать меня «сэром». Мы же хорошие друзья. Запомнила?
— О, да, сэр-р Хилари, — пылко сказала она. — Но будьте осторожны. Я имею в виду, когда станете выбираться отсюда. А может быть, не стоит рисковать, может быть, я могу что-нибудь для вас сделать?
— Ничего не надо, дорогая. Просто никому не говори об этом. Пусть это будет нашей маленькой тайной, хорошо?
— Конечно, дорогой. — Она посмотрела на часы. — О, боже! Я должна бежать. До обеда только десять минут. Продемонстрируй-ка свой трюк с дверью. В коридоре никого быть не должно. У охраны обед с двенадцати до часа.
Бонд проделал трюк с дверью, стараясь не попасть в поле зрения глазка на потолке, и она выскользнула, прошептав слова прощания.
Бонд осторожно прикрыл дверь. У него вырвался глубокий вздох. Он подошел к окну и выглянул на улицу сквозь занесенные снегом стекла. Картина снаружи напоминала подземное царство; мелкая снежная пыль под порывами ветра, налетавшего на здание, передвигалась по веранде маленькими смерчами. Нужно бога молить, чтобы к ночи все это кончилось. Какое снаряжение может еще ему понадобиться? Очки и перчатки надо непременно раздобыть во время обеда. Бонд снова зашел в ванную и втер в глаза немного мыла. Чертовски щипало, но после этой операции его серо-голубые глаза сильно покраснели, выглядело это вполне правдоподобно. Довольный, Бонд позвонил в охрану и с задумчивым видом отправился в ресторан.
Когда он прошел сквозь вращающиеся двери, наступила тишина, за которой последовала вежливая, осторожная болтовня. Он пересек комнату, сопровождаемый внимательными взглядами и приглушенными ответами на его приветствия. Бонд занял свое обычное место между Руби и фрейлейн Бунт. Не обратив внимания на ее холодное приветствие, щелкнул пальцами, подзывая официанта, и заказал свою обычную двойную порцию водки с сухим мартини. Он повернулся к фрейлейн Бунт и улыбнулся в ее желтые настороженные глаза.
— Могу я попросить вас об одолжении?
— Конечно, сэр Хилари, в чем дело?
Бонд показал на свои все еще слезящиеся глаза.
— У меня неприятности, совсем в духе графа. Думаю, что-то вроде конъюнктивита. Здесь слишком все ослепительно. Сегодня, конечно, получше, но снег все-таки сильный отражатель. Да еще масса работы с этими бумагами. Не смогли бы вы достать мне защитные очки? Только на пару дней. Пока глаза не привыкнут к свету. Обычно у меня не: бывает таких неприятностей.
— Да, это можно организовать. Я прослежу, чтобы их доставили в вашу комнату. — Она подозвала старшего официанта и отдала команду на немецком языке.
— Будет исполнено, уважаемая фрейлейн, — глядя на Бонда с нескрываемой неприязнью, ответил тот также по-немецки и щелкнул при этом каблуками.
— И еще одно, если позволите, — вежливо сказал Бонд. — Небольшую фляжку со шнапсом. — Он повернулся к фрейлейн Бунт: — Я обнаружил, что плохо сплю на этой высоте. Может быть, поможет рюмочка на ночь. Я всегда так делаю дома, правда, обычно пью виски. Но здесь я бы предпочел шнапс. Находясь в «Глории», поступай, как глорийцы, следуй их уставу. Ха, ха!
Фрейлейн Бунт посмотрела на него ледяным взглядом.
— Примите заказ, — резко сказала она официанту. Последний принял заказ Бонда — домашний паштет, а также яйца «Глория» да плюс целый поднос с сыром (Бонд решил закусить на славу — про запас!), — щелкнул каблуками и ушел.
Не он ли один из тех, кто работал сегодня в пыточной? Бонд тихо скрипнул зубами. Ей-богу, если нынче ночью придется стукнуть кого-нибудь из этих охранников, он себя сдерживать не станет, черт побери. Бить будет изо всех сил. Бонд почувствовал на себе инквизиторский взгляд фрейлейн Бунт. Он расслабился и завел любезный разговор о снежном буране. Как долго он будет продолжаться? А как ведет себя барометр?
Осторожно, но очень вовремя Виолетта сказала, что, по мнению инструкторов, во второй половине дня должно проясниться. Барометр поднимается. Она испуганно посмотрела на фрейлейн Бунт, чтобы убедиться, не слишком ли любезно разговаривает она с этим отверженным. Ничего не поняв, низко нагнулась к своим огромным жареным картофелинам, запеченным с яйцами.
Бонду принесли его стакан. Он выпил принесенное двумя большими глотками и заказал еще. Почувствовал, что сейчас сделает такое, что кое-кого удивит и разозлит.
— А как себя чувствует тот бедолага, — задиристо обратился он к фрейлейн Бунт, — который сегодня утром поднялся сюда по подвесной дороге? У него был ужасный вид. Надеюсь, что он уже поднялся и может передвигаться.
— Ему становится лучше.
— Ой, а кто это? — с любопытством спросила Руби.
— Нарушитель. — Глаза фрейлейн Бунт расширились и в них появилось предостережение. Это не предмет для разговора.
— А почему нет? — невинно спросил Бонд. — В конце концов, здесь не так много развлечений. И все из ряда вон выходящее позволяет немного расслабиться.
Она ничего не ответила. Бонд вежливо приподнял брови и принял подобное унижение с хорошей миной. Он поинтересовался, не пришли ли газеты. Или, быть может, кто-нибудь слышал по радио последние новости. Кстати, передают ли их здесь, ну, скажем, как на корабле? И вообще, поддерживается ли какая-нибудь связь с внешним миром?
— Нет.
Бонд прекратил борьбу и принялся за обед. Руби потерлась ногой о ногу Бонда, проявляя симпатию ко всеми забытому горемыке. Бонд предостерегающе дотронулся до ее ноги и отодвинулся. Девушки, сидящие за другими столами, начали расходиться. Бонд съел немного сыра, пригубил кофе, подождал, пока поднимется фрейлейн Бунт и скажет свое обычное: «Девочки, пошли». Бонд привстал и снова сел. Теперь он был один в ресторане, не считая официантов, убирающих со столов. Именно это ему и было нужно. Он встал и Прошествовал к двери. В вестибюле на вешалке он увидел верхнюю одежду девушек, висевшую ровными рядами, здесь же — лыжные перчатки. В коридоре было пусто. Бонд смахнул самую большую пару кожаных рукавиц, висевших на шнурках, и затолкал их под свитер. Затем прогулочным шагом прошел в вестибюль. Там никого не было. Дверь комнаты, в которой хранились лыжи, была открыта. Над верстаком склонился тот самый угрюмый тип. Бонд вошел внутрь и повел одностороннюю — ему и не думали отвечать — беседу относительно погоды. Затем под прикрытием этой несвязной тарабарщины — что за погода и все такое прочее, а ведь нынешние модели лыж, обитые металлом, гораздо опаснее прежних, деревянных, — он внимательно осмотрел, руки при этом все время невинно держал в карманах, пронумерованные ячейки, в которых вдоль стены стояли лыжи. В основном это были женские лыжи. Ничего хорошего! Для его ботинок крепления будут малы. Но рядом, в ячейках без номеров, стояли лыжи инструкторов. Глаза Бонда сузились, он прикидывал кое-что в уме, оценивал снаряжение. Да, вот эта пара — металлическая окантовка, на закругленных черных носках — красная буква "V", пожалуй, подойдут. Жесткие крепления, лыжи класса «Мастер», специально для скоростного спуска. Бонд вспомнил, что он где-то читал о том, что серийные модели имеют тенденцию «плавать» на больших скоростях. Лыжи, на которых он остановил свой выбор, имели специальные крепления «Аттенхофер флекс», которые застегивались спереди и сбоку. Два перекрещенных кожаных ремешка с пряжкой на пятке охватывали лодыжку, что в случае падения, а он был уверен — падать придется, служило гарантией того, что лыжу он не потеряет.
Бонд быстро прикинул, долго ли придется подгонять крепления под его ботинки, и, выйдя в коридор, направился в свою комнату.

16. Только под гору

Теперь оставалось только ждать. Когда же они закончат с Кэмпбеллом? Старые, грубые методы редко оказываются эффективными, когда речь идет о профессионале; профессионала не сравнишь с человеком, который поминутно теряет сознание и становится мягким как воск — лепи из него что хочешь. Профессионал, если он силен духом, может тянуть «игру» часами, кое-что признавая, придумывая длинные путаные истории, упорно настаивая на своем, держась одного сценария. Все эти истории необходимо проверить. У Блофелда, конечно, найдется свой человек в Цюрихе, он может связаться с ним по радио, попросить уточнить ту или иную информацию, адреса, но на все это нужно время. Затем, если будет доказано, что Кэмпбелл лгал, им придется все начинать сначала. Что касается Бонда и установления его личности, все зависит от того, как Кэмпбелл истолкует появление Бонда в клубе «Глория». Он должен догадаться, что раз Бонд категорически отказался признать его, значит, так надо, значит, идет важная секретная операция. Хватит ли у него ума не выдать Бонда, хватит ли выдержки, когда они начнут применять электрические и механические приспособления, без них они точно не обойдутся. Он мог бы сказать, например, что, когда его привели и он увидел Бонда, принял его, находясь в полубессознательном состоянии, за своего брата Джеймса Кэмпбелла. Ну что-нибудь в этом роде. Если только у него хватит ума! Если только хватит выдержки! Была ли у Кэмпбелла ампула с ядом, может, в одной из пуговиц на лыжной куртке или брюках? Впрочем, Бонд сразу же отбросил эту мысль. Он чуть было не пожелал Кэмпбеллу быстро свести счеты с жизнью — яд бы пригодился.
Словом, Бонд прекрасно понимал, что в его распоряжении лишь несколько часов, потом они придут за ним. Но только после того, как все улягутся. Если сделать это до того, среди девушек возникнет слишком много разговоров. Нет, они придут за ним ночью, а на следующий день будет пущен слух, что он с первым же фуникулером отправился в долину. Его к тому времени надежно замуруют в снегу или, что более вероятно, спрячут высоко в расселине расположенного неподалеку ледника пика Лангвард, с тем чтобы он оказался у его основания лет эдак через пятьдесят, когда явится вдруг из вечной мерзлоты абсолютно как новенький — со следами многочисленных ранений, но без каких-либо опознавательных знаков, безымянная жертва «вечных снегов»!
Да, он должен предвидеть и это. Бонд поднялся из-за письменного стола, за которым сидел, продолжая автоматически кропать древо де Блевилей, живших в XV веке, и открыл окно. Снег прекратился, и кое-где в разрывах облаков появилось ясное небо. На склоне сейчас лежит прекрасный пушистый снег, наверное, в фут глубиной — по всей трассе. Теперь — полная боевая готовность.
Существуют сотни рецептов чернил, применяемых для тайнописи, но сейчас Бонду был доступен лишь один-единственный и самый древний —
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30