— Кто еще курит? Нам нужно еще три человека с зажженными сигаретами. — За их столом курила только Виолетта. Ирма хлопнула в ладоши и скомандовала:
— Элизабет, Верил, идите сюда. Девочки, идите все сюда. Сэр Хилари придумал какую-то смешную игру.
Девушки столпились вокруг, весело щебеча, радуясь развлечению:
— Что он задумал?
— Ой, что-то будет?
— А как мы будем играть?
— Так вот, — сказал Бонд, чувствуя себя массовиком-затейником с какого-нибудь теплохода, совершающего круиз, — сейчас мы выясним, кому платить. Все по очереди сделаем по затяжке, стряхнем пепел, вот так, и коснемся горящим концом сигареты салфетки так, чтобы прожечь дырочку, видите? — Бумага слегка вспыхнула. — Теперь вы, Виолетта, потом Элизабет, за ней Верил. Дело в том, что бумага как бы превращается в паутинку, держащую монетку посередине. Платит тот, кто прожжет дырочку, после чего монетка упадет. Все ясно? Тогда начинайте, Виолетта.
Девушки завопили от восторга.
— Какая интересная игра!
— Берил, берегись!
Прехорошенькие мордашки склонились к Бонду. Роскошные волосы касались его лица. Три девушки молниеносно прожгли сигаретой бумагу, не разорвав паутинки, а Бонд, считавшийся знатоком этой игры, решил показать себя рыцарем и нарочно проиграл. Со звоном монетка упала в стакан, раздались смех и аплодисменты.
— Вот видите, девочки, — сказала Ирма Бунт, как будто именно она придумала эту игру, — платит сэр Хилари, не так ли? Мы чудесно провели время. А теперь, — она посмотрела на свои ручные мужские часы, — заканчиваем коктейль. До ужина осталось пять минут.
Послышались возгласы: «Ну еще один раз, пожалуйста, давайте еще сыграем, мисс Бунт». Но Бонд вежливо поднялся, держа стакан с виски в руке.
— Мы еще поиграем завтра. Но я надеюсь, что вы не начнете из-за этого курить. Нисколько не сомневаюсь, что игру эту изобрели владельцы табачных компаний!
Все засмеялись. Девушки продолжали стоять вокруг Бонда, с восхищением глядя на него. Какой же он славный! А они-то думали, что приедет такой чопорный тип, застегнутый на все пуговицы. Бонд заслуженно гордился собой. Лед тронулся! Он сразу всех их привлек на свою сторону. Теперь они друзья-приятели. С этого момента он может разговаривать с ними, не боясь испугать. Чувствуя, что гамбит удался, он последовал за брюками в обтяжку — Ирма Бунт повела всех в столовую, которая находилась в соседней комнате.
Было половина восьмого. Бонд вдруг почувствовал себя таким уставшим: он был измучен мыслью о предстоящем скучном времяпрепровождении, его утомила эта самая, пожалуй, трудная роль в его жизни, он умаялся решать головоломки, которые придумывал Блофелд на пике Глория. Что еще замыслил этот ублюдок? Он сел справа от Ирмы Бунт, точно так же, как и в баре, Руби сидела по правую руку, а Виолетта; скромно державшаяся в тени, напротив него. Бонд с мрачным видом развернул салфетку. На эту неприступную крепость, гнездо хищной птицы, денег Блофелд явно не пожалел. Их три стола в дальнем углу у большого овального окна занимали лишь незначительную площадь огромной залы с низким потолком, роскошно обставленной с претензией на стиль немецкого барокко, украшенной канделябрами, свисающими с животов летящих херувимов, массивными гипсовыми позолоченными гирляндами, освященной присутствием потемневших портретов неизвестных вельмож. Должно быть, Блофелд чувствовал себя здесь как дома, бежать никуда не собирался. Сколько же он вложил сюда? Никак не меньше миллиона фунтов стерлингов, даже принимая в расчет крупную ссуду от швейцарских банков на строительство канатной дороги. Арендовать горную вершину, построить дорогу на деньги, взятые взаем, с участием инженеров и местных властей — это, о чем Бонд был прекрасно осведомлен, один из самых выгодных способов вложения капитала и отмывания денег, нажитых неправедным путем. Если тебе повезет, если вместе с местными властями удастся дать взятку или запугать окрестных фермеров, дабы согласились они допустить чужаков на свои пастбища, разрешили сделать вырубки в местах прохождения трассы и расположения опор канатной дороги, все остальное — дело рекламной техники и правильно рассчитанной кампании, ставящей своей целью привлечение местного населения к делу, поставленному с размахом. Добавьте к этому идею элитарного клуба, рассчитанную на снобизм клиентов, идею создания совершенно роскошного заведения, каким представилось Бонду это место днем, примите во внимание ту же букву "G" с короной и некий таинственный Институт, руководимый каким-то графом, и вы помчитесь сюда сломя голову. Горнолыжный спорт. Бонд где-то вычитал эту информацию, считался теперь самым популярным в мире. Парадоксально, но ведь популярность других видов спорта определяется лишь числом зрителей. Среди горнолыжников же одни участники, и денег на снаряжение они тратят поболее других. Костюмы, ботинки, лыжи, крепления, а теперь еще и все, что связано «с выходом после лыж», каждый день, без остановки, начиная с четырех часов дня и до захода солнца, — все это стало продуктом огромной индустрии. Если удавалось захватить высокую гору — Блофелду это каким-то образом удалось, — вы были в полном порядке. Затраты оправдывались с лихвой — снег, конечно, вещь непостоянная, но в Энгадине, на такой высоте, проблем с ним не было: три-четыре года работы — и можно снимать сливки! Блофелду, конечно, здорово подфартило.
Пора было однако, заняться делом. Покоряясь судьбе, Бонд обратился к фрейлейн Бунт:
— Фрейлейн Бунт, объясните мне, пожалуйста, разницу между пиком, горной вершиной и просто высокой горой.
В желтых глазах заблестел огонек, выражающий готовность дать необходимые научные пояснения.
— Очень интересный вопрос, уважаемый сэр Хилари. Раньше я об этом как-то не задумывалась. Минуточку, минуточку. — Она уставилась в пространство. — Пик — это лишь принятое в данном кантоне Швейцарии название любой горной вершины. Горная вершина, в свою очередь, — это лишь часть собственно горы. Это своего рода холм на горе, или высокогорное пастбище, с горой ее не сравнить. Впрочем, не совсем так. Вот это, — она обвела вокруг рукой, — все горные вершины, и одновременно они же — высокие горы. Аналогичная ситуация в Австрии, само собой — в Тироле. А в Германии, например в Баварии, я, кстати, оттуда родом, все это называют просто высокими горами. — Нет, сэр Хилари, — подобие улыбки, губки бантиком — появилось и сразу же исчезло, — боюсь, мне этого не объяснить. А почему вы спрашиваете?
— В моей профессии, — сказал Бонд без всяких затей, — очень важно точное значение слова. Вот только что, перед тем как мы встретились за коктейлем, мне захотелось проверить по справочникам вашу фамилию — Бунт. То, что я обнаружил, весьма интересно. «Бунт» по-немецки, кажется, означает «веселый», «счастливый», а может быть, и не так. В Англии фамилия, конечно, претерпела изменения и превратилась в Баунти, может быть, даже в Бронте, так как основатель известной литературной семьи на самом деле несколько изменил свою не столь аристократически звучавшую фамилию Бранти. Вот ведь как забавно получается. — Бонд знал, что ничего забавного тут не было, он просто-напросто фокусничал, но считал, что хуже от этого не будет, надо же размять свои геральдические мускулы. — Может быть, вы вспомните, были ли ваши предки каким-нибудь образом связаны с Англией? Существует титул герцога Бронте, который взял себе Нельсон. Было бы интересно проследить данную линию.
Он попал в точку! Герцогиня! Ирма Бунт схватила наживку, она пустилась в пространные воспоминания о своих предках, с гордостью упомянула о дальнем родственнике, графе фон Бунте. Бонд вежливо слушал, подводя ее своими вопросами к не столь древнему прошлому. Она назвала имена своих родителей, он запомнил их. Теперь Бонд знал достаточно, чтобы в нужный момент разузнать, кем же на самом деле была Ирма Бунт. Какой же прекрасной ловушкой был снобизм! Как же прав Сейбл Базилиск! В каждом из нас сидит сноб и, только обратившись к нему, Бонд смог выведать кое-что о родителях этой женщины.
С большим трудом удалось Бонду охладить пыл размечтавшейся женщины; наконец-то официант, давно ожидавший, когда же клиент кончит разговаривать, подал огромное меню, написанное фиолетовыми чернилами. Чего там только не было: от икры до двойного мокко с ирландским виски. Было также много фирменных блюд — цыпленок «Глория», омар а-ля Глория, говяжье филе «Глория» и так далее. Бонд, несмотря на предубеждение ко всяким фирменным блюдам, решил все-таки попробовать цыпленка. Он был несказанно удивлен тем, с каким энтузиазмом Руби приветствовала его выбор.
— О, вы не ошиблись, сэр Хилари! Я просто обожаю цыплят. Я по ним с ума схожу. Пожалуйста, мисс Бунт, можно мне тоже заказать цыпленка?
В ее голосе было столько неожиданной горячности, что Бонд невольно взглянул на Ирму Бунт. Что означал снисходительный блеск в ее глазах, когда она давала свое согласие? Это было нечто большее, чем простое одобрение хорошего аппетита одной из ее подопечных. Она восприняла это заявление с явным удовлетворением, да нет, она просто торжествовала. Странно! Тот же блеск возник в ее глазах, когда Виолетта выпросила к филе больше картошки, чем полагалось на гарнир.
— Я просто обожаю картошку, — объяснила она Бонду. Глаза ее сияли. — А вы разве ее не любите?
— Картошка полезна, — согласился Бонд. — Но только когда при этом занимаешься спортом.
— Нет, картошка просто прелесть, — восторгалась Виолетта. — Ну скажите, что это так, мисс Бунт?
— Да, конечно, моя дорогая, с картошкой все в порядке. И тебе она полезна. А я, Фриц, позволю себе лишь салат и творог. — Она изобразила подобие жеманной улыбки. — Увы, — заметила она Бонду, — я должна следить за фигурой. Эти юные создания постоянно занимаются спортом, а мне приходится сидеть в конторе и возиться с бумажками, не так ли?
За соседним столом Бонд услышал, как девушка с шотландским акцентом попросила, чтобы ей приготовили стейк из аберлинского барашка, и непременно с кровью.
— Хорошенького барашка, и с кровью, — настаивала она, чувствовалось, что у нее прямо-таки слюнки текут.
Что бы это могло значить, недоумевал Бонд, что за сборище прекрасных людоедок? Или сегодня у них разгрузочный день после строжайшей диеты? Он терялся в догадках, это было выше его понимания. Ну что ж, будет копать дальше.
— Теперь, — обратился он к Руби, — вы понимаете, что я имею в виду, когда отыскиваю фамильные корни. Фрейлейн Бунт, быть может, вправе претендовать на один из английских титулов. Ну а как, например, ваша фамилия? Посмотрим, что я могу определить по ней.
Фрейлейн Бунт резко перебила его:
— Никаких фамилий, сэр Хилари. Таков закон этого дома. Мы называем девочек только по именам. Это часть лечебного цикла, проводимого графом. Это связано, если хотите, с перевоплощением, так пациенты быстрее идут на поправку. Вам понятно?
— Нет, боюсь, это выше моего понимания, — весело ответил Бонд.
— Завтра граф обязательно объяснит вам кое-что. У него на этот счет свои теории и свой метод. Мир просто ахнет в один прекрасный день.
— Не сомневаюсь в этом, — вежливо сказал Бонд. — Ну а теперь, — он хотел сменить тему и поболтать о чем-нибудь незначительном, дабы отвлечься, поразмышлять о более важных для него вещах, — расскажите-ка мне о том, как вы катаетесь на лыжах. Каких достигли успехов? Сам я, боюсь, в этом ничего не понимаю. Может быть, научусь чему-нибудь, посмотрев на ваши занятия.
Разговор этот он завел весьма кстати. Руби и Виолетта подхватили новую тему, поддерживал беседу и Бонд, до тех пор пока не подали еду, которая оказалась восхитительной. Цыпленок «Глория», похоже, еще пять минут назад бегал по двору, подали его под горчично-сметанным соусом. Девушки замолчали, склонившись над тарелками, сосредоточенно уничтожая их содержимое, делали они это достаточно деликатно, но вполне целенаправленно. За другими столами все разговоры тоже прекратились. Бонд заговорил об убранстве залы, в которой они находились, и это дало ему возможность хорошенько разглядеть официантов. В поле его зрения попало 12 человек. Нетрудно было определить, что трое из них корсиканцы, трое — немцы, трое с Балкан — турки, болгары или югославы, и еще трое — явные славяне. На кухне, должно быть, готовили трое французов. Что это — старая структура СПЕКТРа? Хорошо зарекомендовавшие себя ячейки коммунистов, так называемые тройки, состоящие из представителей наиболее всемогущих гангстерских группировок или тайных служб, осуществляющих свою деятельность в Европе? Эти трое славян, они что, раньше работали на СМЕРШ? Хилыми их, безусловно, не назовешь и ведут себя как настоящие профессионалы. Среди них был и тот человек, которого он заметил в аэропорту, и тот, кто встретил их в вестибюле гостиницы, а вот с этим говорили по поводу дополнительного стола. Он слышал, как девушки называли их Фрицем, Жозефом, Иваном, Ахмедом. Некоторые из них днем выглядели как инструкторы-горнолыжники. Да, компания подобралась подходящая, в этом Бонд теперь не сомневался.
После обеда Бонд ушел, сославшись на то, что хотел бы поработать. Он отправился к себе в комнату, разложил на столике книги и бумаги, не забыл оккупировать и новый стол, который успели поставить. Он склонился над документами, в усердии его сомнений не было — Бонд прокручивал в голове весь сегодняшний день.
В 10 часов он услышал, как девушки в коридоре желали друг другу спокойной ночи, везде защелкали дверные замки. Бонд разделся, повернул термостат, висевший на стене, довел температуру 85^o до 60^o по Фаренгейту, выключил свет лег на спину и некоторое время лежал так, уставившись в темноту. Затем он притворно вздохнул, так чтобы микрофоны это зафиксировали, повернулся на бок и заснул.
Позже, гораздо позже, его разбудило тихое бормотание, которое, казалось, доносилось откуда-то из-под пола, но очень издалека. Он квалифицировал этот шум как тихий шепоток, который не прекращался ни на минуту. Но слов было не разобрать, и в конце концов решив, что звуки издают трубы центрального отопления. Бонд повернулся на другой бок и опять заснул.
11. Смерть на завтрак
Джеймса Бонда разбудил чей-то пронзительный крик. Это был ужасный, душераздирающий крик мужчины. Он начался на очень высокой ноте, потом мгновенно стал глуше, как если бы кричавший человек прыгнул с обрыва. Крик раздался где-то справа, в той стороне, где была канатная дорога. Даже в комнате Бонда крик этот, приглушенный двойными рамами окон, был слышен столь отчетливо, что вселял ужас. Снаружи, наверное, он вообще звучал непереносимо.
Бонд вскочил и отдернул штору, не зная еще, какую сцену паники, снующих повсюду людей он увидит. Но единственным человеком, оказавшимся в поле его зрения, был один из инструкторов горнолыжного спорта; он медленно, даже несколько флегматично поднимался по вытоптанной в снегу дорожке, которая шла от станции канатной дороги к клубу. Просторная деревянная веранда, которая нависала над склоном горы, была пуста, но столы уже накрыли к завтраку, и мягкие яркие шезлонги для любителей позагорать успели расставить аккуратными рядами. Солнце ослепительно сияло на безоблачном небе. Бонд взглянул на часы — 8 утра. Встают здесь спозаранку! И так спешат умирать! У него не было сомнений в том, что он слышал предсмертный крик. Бонд отошел от окна и нажал кнопку звонка.
Появился человек, один из той тройки, которую Бонд посчитал русской.
— Как вас зовут? — спросил Бонд, стараясь показать себя одновременно старшим по званию и джентльменом.
— Питер, сэр.
«Петр, — так и подмывало сказать Бонда, — а как там поживают мои старые друзья из СМЕРШа?» Но он сдержал себя.
— А что это был за крик?
— Прошу прощения, — человек с глазами серого гранита насторожился.
— Только что кричал какой-то человек. Там, на канатной станции. Что это было?
— Кажется, произошел несчастный случай, сэр. Что вы хотите на завтрак? — Он вытащил из-под мышки огромный лист и неловко протянул меню Бонду.
— Что за несчастный случай?
— Кажется, упал вниз один из инструкторов. Каким образом мог этот человек знать все это, если с того момента, как раздался крик, прошло всего несколько минут?
— Он сильно пострадал?
— Возможно, сэр. — Глаза, безусловно тренированные, привыкшие наблюдать, бесстрастно смотрели на Бонда. — Так что вы хотите на завтрак? — Он слегка подтолкнул меню в сторону Бонда.
— Я надеюсь, что с беднягой ничего серьезного не случилось, —
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30
— Элизабет, Верил, идите сюда. Девочки, идите все сюда. Сэр Хилари придумал какую-то смешную игру.
Девушки столпились вокруг, весело щебеча, радуясь развлечению:
— Что он задумал?
— Ой, что-то будет?
— А как мы будем играть?
— Так вот, — сказал Бонд, чувствуя себя массовиком-затейником с какого-нибудь теплохода, совершающего круиз, — сейчас мы выясним, кому платить. Все по очереди сделаем по затяжке, стряхнем пепел, вот так, и коснемся горящим концом сигареты салфетки так, чтобы прожечь дырочку, видите? — Бумага слегка вспыхнула. — Теперь вы, Виолетта, потом Элизабет, за ней Верил. Дело в том, что бумага как бы превращается в паутинку, держащую монетку посередине. Платит тот, кто прожжет дырочку, после чего монетка упадет. Все ясно? Тогда начинайте, Виолетта.
Девушки завопили от восторга.
— Какая интересная игра!
— Берил, берегись!
Прехорошенькие мордашки склонились к Бонду. Роскошные волосы касались его лица. Три девушки молниеносно прожгли сигаретой бумагу, не разорвав паутинки, а Бонд, считавшийся знатоком этой игры, решил показать себя рыцарем и нарочно проиграл. Со звоном монетка упала в стакан, раздались смех и аплодисменты.
— Вот видите, девочки, — сказала Ирма Бунт, как будто именно она придумала эту игру, — платит сэр Хилари, не так ли? Мы чудесно провели время. А теперь, — она посмотрела на свои ручные мужские часы, — заканчиваем коктейль. До ужина осталось пять минут.
Послышались возгласы: «Ну еще один раз, пожалуйста, давайте еще сыграем, мисс Бунт». Но Бонд вежливо поднялся, держа стакан с виски в руке.
— Мы еще поиграем завтра. Но я надеюсь, что вы не начнете из-за этого курить. Нисколько не сомневаюсь, что игру эту изобрели владельцы табачных компаний!
Все засмеялись. Девушки продолжали стоять вокруг Бонда, с восхищением глядя на него. Какой же он славный! А они-то думали, что приедет такой чопорный тип, застегнутый на все пуговицы. Бонд заслуженно гордился собой. Лед тронулся! Он сразу всех их привлек на свою сторону. Теперь они друзья-приятели. С этого момента он может разговаривать с ними, не боясь испугать. Чувствуя, что гамбит удался, он последовал за брюками в обтяжку — Ирма Бунт повела всех в столовую, которая находилась в соседней комнате.
Было половина восьмого. Бонд вдруг почувствовал себя таким уставшим: он был измучен мыслью о предстоящем скучном времяпрепровождении, его утомила эта самая, пожалуй, трудная роль в его жизни, он умаялся решать головоломки, которые придумывал Блофелд на пике Глория. Что еще замыслил этот ублюдок? Он сел справа от Ирмы Бунт, точно так же, как и в баре, Руби сидела по правую руку, а Виолетта; скромно державшаяся в тени, напротив него. Бонд с мрачным видом развернул салфетку. На эту неприступную крепость, гнездо хищной птицы, денег Блофелд явно не пожалел. Их три стола в дальнем углу у большого овального окна занимали лишь незначительную площадь огромной залы с низким потолком, роскошно обставленной с претензией на стиль немецкого барокко, украшенной канделябрами, свисающими с животов летящих херувимов, массивными гипсовыми позолоченными гирляндами, освященной присутствием потемневших портретов неизвестных вельмож. Должно быть, Блофелд чувствовал себя здесь как дома, бежать никуда не собирался. Сколько же он вложил сюда? Никак не меньше миллиона фунтов стерлингов, даже принимая в расчет крупную ссуду от швейцарских банков на строительство канатной дороги. Арендовать горную вершину, построить дорогу на деньги, взятые взаем, с участием инженеров и местных властей — это, о чем Бонд был прекрасно осведомлен, один из самых выгодных способов вложения капитала и отмывания денег, нажитых неправедным путем. Если тебе повезет, если вместе с местными властями удастся дать взятку или запугать окрестных фермеров, дабы согласились они допустить чужаков на свои пастбища, разрешили сделать вырубки в местах прохождения трассы и расположения опор канатной дороги, все остальное — дело рекламной техники и правильно рассчитанной кампании, ставящей своей целью привлечение местного населения к делу, поставленному с размахом. Добавьте к этому идею элитарного клуба, рассчитанную на снобизм клиентов, идею создания совершенно роскошного заведения, каким представилось Бонду это место днем, примите во внимание ту же букву "G" с короной и некий таинственный Институт, руководимый каким-то графом, и вы помчитесь сюда сломя голову. Горнолыжный спорт. Бонд где-то вычитал эту информацию, считался теперь самым популярным в мире. Парадоксально, но ведь популярность других видов спорта определяется лишь числом зрителей. Среди горнолыжников же одни участники, и денег на снаряжение они тратят поболее других. Костюмы, ботинки, лыжи, крепления, а теперь еще и все, что связано «с выходом после лыж», каждый день, без остановки, начиная с четырех часов дня и до захода солнца, — все это стало продуктом огромной индустрии. Если удавалось захватить высокую гору — Блофелду это каким-то образом удалось, — вы были в полном порядке. Затраты оправдывались с лихвой — снег, конечно, вещь непостоянная, но в Энгадине, на такой высоте, проблем с ним не было: три-четыре года работы — и можно снимать сливки! Блофелду, конечно, здорово подфартило.
Пора было однако, заняться делом. Покоряясь судьбе, Бонд обратился к фрейлейн Бунт:
— Фрейлейн Бунт, объясните мне, пожалуйста, разницу между пиком, горной вершиной и просто высокой горой.
В желтых глазах заблестел огонек, выражающий готовность дать необходимые научные пояснения.
— Очень интересный вопрос, уважаемый сэр Хилари. Раньше я об этом как-то не задумывалась. Минуточку, минуточку. — Она уставилась в пространство. — Пик — это лишь принятое в данном кантоне Швейцарии название любой горной вершины. Горная вершина, в свою очередь, — это лишь часть собственно горы. Это своего рода холм на горе, или высокогорное пастбище, с горой ее не сравнить. Впрочем, не совсем так. Вот это, — она обвела вокруг рукой, — все горные вершины, и одновременно они же — высокие горы. Аналогичная ситуация в Австрии, само собой — в Тироле. А в Германии, например в Баварии, я, кстати, оттуда родом, все это называют просто высокими горами. — Нет, сэр Хилари, — подобие улыбки, губки бантиком — появилось и сразу же исчезло, — боюсь, мне этого не объяснить. А почему вы спрашиваете?
— В моей профессии, — сказал Бонд без всяких затей, — очень важно точное значение слова. Вот только что, перед тем как мы встретились за коктейлем, мне захотелось проверить по справочникам вашу фамилию — Бунт. То, что я обнаружил, весьма интересно. «Бунт» по-немецки, кажется, означает «веселый», «счастливый», а может быть, и не так. В Англии фамилия, конечно, претерпела изменения и превратилась в Баунти, может быть, даже в Бронте, так как основатель известной литературной семьи на самом деле несколько изменил свою не столь аристократически звучавшую фамилию Бранти. Вот ведь как забавно получается. — Бонд знал, что ничего забавного тут не было, он просто-напросто фокусничал, но считал, что хуже от этого не будет, надо же размять свои геральдические мускулы. — Может быть, вы вспомните, были ли ваши предки каким-нибудь образом связаны с Англией? Существует титул герцога Бронте, который взял себе Нельсон. Было бы интересно проследить данную линию.
Он попал в точку! Герцогиня! Ирма Бунт схватила наживку, она пустилась в пространные воспоминания о своих предках, с гордостью упомянула о дальнем родственнике, графе фон Бунте. Бонд вежливо слушал, подводя ее своими вопросами к не столь древнему прошлому. Она назвала имена своих родителей, он запомнил их. Теперь Бонд знал достаточно, чтобы в нужный момент разузнать, кем же на самом деле была Ирма Бунт. Какой же прекрасной ловушкой был снобизм! Как же прав Сейбл Базилиск! В каждом из нас сидит сноб и, только обратившись к нему, Бонд смог выведать кое-что о родителях этой женщины.
С большим трудом удалось Бонду охладить пыл размечтавшейся женщины; наконец-то официант, давно ожидавший, когда же клиент кончит разговаривать, подал огромное меню, написанное фиолетовыми чернилами. Чего там только не было: от икры до двойного мокко с ирландским виски. Было также много фирменных блюд — цыпленок «Глория», омар а-ля Глория, говяжье филе «Глория» и так далее. Бонд, несмотря на предубеждение ко всяким фирменным блюдам, решил все-таки попробовать цыпленка. Он был несказанно удивлен тем, с каким энтузиазмом Руби приветствовала его выбор.
— О, вы не ошиблись, сэр Хилари! Я просто обожаю цыплят. Я по ним с ума схожу. Пожалуйста, мисс Бунт, можно мне тоже заказать цыпленка?
В ее голосе было столько неожиданной горячности, что Бонд невольно взглянул на Ирму Бунт. Что означал снисходительный блеск в ее глазах, когда она давала свое согласие? Это было нечто большее, чем простое одобрение хорошего аппетита одной из ее подопечных. Она восприняла это заявление с явным удовлетворением, да нет, она просто торжествовала. Странно! Тот же блеск возник в ее глазах, когда Виолетта выпросила к филе больше картошки, чем полагалось на гарнир.
— Я просто обожаю картошку, — объяснила она Бонду. Глаза ее сияли. — А вы разве ее не любите?
— Картошка полезна, — согласился Бонд. — Но только когда при этом занимаешься спортом.
— Нет, картошка просто прелесть, — восторгалась Виолетта. — Ну скажите, что это так, мисс Бунт?
— Да, конечно, моя дорогая, с картошкой все в порядке. И тебе она полезна. А я, Фриц, позволю себе лишь салат и творог. — Она изобразила подобие жеманной улыбки. — Увы, — заметила она Бонду, — я должна следить за фигурой. Эти юные создания постоянно занимаются спортом, а мне приходится сидеть в конторе и возиться с бумажками, не так ли?
За соседним столом Бонд услышал, как девушка с шотландским акцентом попросила, чтобы ей приготовили стейк из аберлинского барашка, и непременно с кровью.
— Хорошенького барашка, и с кровью, — настаивала она, чувствовалось, что у нее прямо-таки слюнки текут.
Что бы это могло значить, недоумевал Бонд, что за сборище прекрасных людоедок? Или сегодня у них разгрузочный день после строжайшей диеты? Он терялся в догадках, это было выше его понимания. Ну что ж, будет копать дальше.
— Теперь, — обратился он к Руби, — вы понимаете, что я имею в виду, когда отыскиваю фамильные корни. Фрейлейн Бунт, быть может, вправе претендовать на один из английских титулов. Ну а как, например, ваша фамилия? Посмотрим, что я могу определить по ней.
Фрейлейн Бунт резко перебила его:
— Никаких фамилий, сэр Хилари. Таков закон этого дома. Мы называем девочек только по именам. Это часть лечебного цикла, проводимого графом. Это связано, если хотите, с перевоплощением, так пациенты быстрее идут на поправку. Вам понятно?
— Нет, боюсь, это выше моего понимания, — весело ответил Бонд.
— Завтра граф обязательно объяснит вам кое-что. У него на этот счет свои теории и свой метод. Мир просто ахнет в один прекрасный день.
— Не сомневаюсь в этом, — вежливо сказал Бонд. — Ну а теперь, — он хотел сменить тему и поболтать о чем-нибудь незначительном, дабы отвлечься, поразмышлять о более важных для него вещах, — расскажите-ка мне о том, как вы катаетесь на лыжах. Каких достигли успехов? Сам я, боюсь, в этом ничего не понимаю. Может быть, научусь чему-нибудь, посмотрев на ваши занятия.
Разговор этот он завел весьма кстати. Руби и Виолетта подхватили новую тему, поддерживал беседу и Бонд, до тех пор пока не подали еду, которая оказалась восхитительной. Цыпленок «Глория», похоже, еще пять минут назад бегал по двору, подали его под горчично-сметанным соусом. Девушки замолчали, склонившись над тарелками, сосредоточенно уничтожая их содержимое, делали они это достаточно деликатно, но вполне целенаправленно. За другими столами все разговоры тоже прекратились. Бонд заговорил об убранстве залы, в которой они находились, и это дало ему возможность хорошенько разглядеть официантов. В поле его зрения попало 12 человек. Нетрудно было определить, что трое из них корсиканцы, трое — немцы, трое с Балкан — турки, болгары или югославы, и еще трое — явные славяне. На кухне, должно быть, готовили трое французов. Что это — старая структура СПЕКТРа? Хорошо зарекомендовавшие себя ячейки коммунистов, так называемые тройки, состоящие из представителей наиболее всемогущих гангстерских группировок или тайных служб, осуществляющих свою деятельность в Европе? Эти трое славян, они что, раньше работали на СМЕРШ? Хилыми их, безусловно, не назовешь и ведут себя как настоящие профессионалы. Среди них был и тот человек, которого он заметил в аэропорту, и тот, кто встретил их в вестибюле гостиницы, а вот с этим говорили по поводу дополнительного стола. Он слышал, как девушки называли их Фрицем, Жозефом, Иваном, Ахмедом. Некоторые из них днем выглядели как инструкторы-горнолыжники. Да, компания подобралась подходящая, в этом Бонд теперь не сомневался.
После обеда Бонд ушел, сославшись на то, что хотел бы поработать. Он отправился к себе в комнату, разложил на столике книги и бумаги, не забыл оккупировать и новый стол, который успели поставить. Он склонился над документами, в усердии его сомнений не было — Бонд прокручивал в голове весь сегодняшний день.
В 10 часов он услышал, как девушки в коридоре желали друг другу спокойной ночи, везде защелкали дверные замки. Бонд разделся, повернул термостат, висевший на стене, довел температуру 85^o до 60^o по Фаренгейту, выключил свет лег на спину и некоторое время лежал так, уставившись в темноту. Затем он притворно вздохнул, так чтобы микрофоны это зафиксировали, повернулся на бок и заснул.
Позже, гораздо позже, его разбудило тихое бормотание, которое, казалось, доносилось откуда-то из-под пола, но очень издалека. Он квалифицировал этот шум как тихий шепоток, который не прекращался ни на минуту. Но слов было не разобрать, и в конце концов решив, что звуки издают трубы центрального отопления. Бонд повернулся на другой бок и опять заснул.
11. Смерть на завтрак
Джеймса Бонда разбудил чей-то пронзительный крик. Это был ужасный, душераздирающий крик мужчины. Он начался на очень высокой ноте, потом мгновенно стал глуше, как если бы кричавший человек прыгнул с обрыва. Крик раздался где-то справа, в той стороне, где была канатная дорога. Даже в комнате Бонда крик этот, приглушенный двойными рамами окон, был слышен столь отчетливо, что вселял ужас. Снаружи, наверное, он вообще звучал непереносимо.
Бонд вскочил и отдернул штору, не зная еще, какую сцену паники, снующих повсюду людей он увидит. Но единственным человеком, оказавшимся в поле его зрения, был один из инструкторов горнолыжного спорта; он медленно, даже несколько флегматично поднимался по вытоптанной в снегу дорожке, которая шла от станции канатной дороги к клубу. Просторная деревянная веранда, которая нависала над склоном горы, была пуста, но столы уже накрыли к завтраку, и мягкие яркие шезлонги для любителей позагорать успели расставить аккуратными рядами. Солнце ослепительно сияло на безоблачном небе. Бонд взглянул на часы — 8 утра. Встают здесь спозаранку! И так спешат умирать! У него не было сомнений в том, что он слышал предсмертный крик. Бонд отошел от окна и нажал кнопку звонка.
Появился человек, один из той тройки, которую Бонд посчитал русской.
— Как вас зовут? — спросил Бонд, стараясь показать себя одновременно старшим по званию и джентльменом.
— Питер, сэр.
«Петр, — так и подмывало сказать Бонда, — а как там поживают мои старые друзья из СМЕРШа?» Но он сдержал себя.
— А что это был за крик?
— Прошу прощения, — человек с глазами серого гранита насторожился.
— Только что кричал какой-то человек. Там, на канатной станции. Что это было?
— Кажется, произошел несчастный случай, сэр. Что вы хотите на завтрак? — Он вытащил из-под мышки огромный лист и неловко протянул меню Бонду.
— Что за несчастный случай?
— Кажется, упал вниз один из инструкторов. Каким образом мог этот человек знать все это, если с того момента, как раздался крик, прошло всего несколько минут?
— Он сильно пострадал?
— Возможно, сэр. — Глаза, безусловно тренированные, привыкшие наблюдать, бесстрастно смотрели на Бонда. — Так что вы хотите на завтрак? — Он слегка подтолкнул меню в сторону Бонда.
— Я надеюсь, что с беднягой ничего серьезного не случилось, —
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30