Ноги путались в бледной, изголодавшейся по солнцу траве и чахлом крестовнике, обильно разросшемся здесь вместе с крапивой. Летом из-за этих зарослей и удушающей пыли с вечнозеленых ветвей лабиринт был непроходим, но сейчас главную опасность представляли сидящие на ветвях птицы. Их было полно на живых изгородях, и когда мы проходили, птицы с сердитым шумом разлетались во все стороны. Запах потревоженных тисов напоминал густой дым. Там и сям на позолоту висящих на пушистых ветках крохотных шишечек падали лучи света. Огоньки спокойствия. Или это плоды? Нужно дождаться осени, и на темных ветвях зажгутся прелестные зелено-розовые желуди. – Любимый! Любимый , ты здесь? Единственным ответом были слова Кэти, храбро идущей за мной, как паж Венцеслава:– А зачем вообще делают лабиринты? Просто для забавы?– Этот сделали для забавы. Было модно устраивать в саду всякие штуковины вроде лабиринтов и гротов, греческих храмов. Но сама идея, кажется, очень древняя. Когда-то существовал лабиринт на Крите. Не знаю, был ли он первым. Согласно легенде, его придумал Дедал для царя Миноса, чтобы прятать там Минотавра.– О да, я слышала. Я читала страшную книжку Мари Рено... А может быть, это было хранилище для чего-то? Как вы думаете, – спросила дочь «воротилы», – это не могло быть чем-то вроде первобытного сейфа? Знаете – в середину прячут сокровища, и даже если вор найдет их, то все равно умрет от голода, заблудившись на обратном пути.Я рассмеялась:– Это мысль! Но в центре скорее может оказаться могила, а не сокровища. Я где-то читала, что лабиринт придумали как путь, по которому умерший уходит в мир духов. И в центре лабиринта уже ничто не потревожит тебя, ты достигнешь места вне мира, где ничто не имеет отношения к живым.– Другими словами, ты умрешь?– Да. Как корабль, заблудившийся в колдовском тумане и нашедший Чудесный Остров. Говорят, компас в лабиринте не действует.– Боже мой! А вы проверяли?– Боюсь, что нет.– А вы в самом деле входили туда и выходили обратно?– Много раз.– Тогда и я рискну! – радостно воскликнула Кэти. – О, смотрите, тут ворота. Куда они ведут?Там и сям в густых изгородях виднелись высокие узкие ворота выше человеческого роста. Я толкнула одни, но они оказались заперты. Со своего насеста сердито слетели крапивники.– Эти ворота были сделаны для садовников, – сказала я, – но ими пользовались, когда кто-нибудь забирался внутрь и не мог выйти.– Они все заперты?– О да, и ключи давно потеряны.– А вы уверены, что помните дорогу? – с некоторым сомнением спросила Кэти.Я рассмеялась:– Почти. Но мы сможем забраться на крышу и кричать оттуда.– Если доберемся.– Да, если доберемся, – согласилась я. – Нет, сюда, путь к павильону здесь.– Но так мы пойдем назад, к дому! Я вижу трубы!– Знаю, но так и надо. Вечером сможете проследить по гербу на камине.– Если когда-нибудь снова увижу камин. Ладно, полагаюсь на вас. Это напоминает «Алису в Зазеркалье»: нужно повернуться спиной к павильону, и обнаружишь, что пришел к самым его ступеням... О!Прямо перед нами, за последним сводом темных тисов, где из травы и полевых цветов солнечный луч выхватывал яркий клочок зелени, среди цветов поднималась изящная лестница павильона Уильяма Эшли.Павильон зарос травой и мхом и имел такой же заброшенный вид, как и лабиринт, но сохранил свое очарование. Деревянный, с крутой крышей из просмоленной дранки, со временем он приобрел серебристый оттенок. Конек крыши казался зубчатым от резных раковин, а по углам изогнулись дельфины, готовые выплюнуть через водостоки дождевую воду. Сами водостоки покоробились и потрескались, и на них выросла целая коллекция полевых цветов. Со всех четырех сторон павильон окружала веранда, огороженная балюстрадой и защищенная нависающей крышей. Переднюю дверь украшали резные панели и очаровательное дверное кольцо, которое держала в пасти голова леопарда. По обе стороны двери были расположены два высоких окна, закрытые решетчатыми ставнями из деревянных реек. Вьющиеся по деревянным столбам и перилам жимолость, ломонос и прочие растения почти замуровали окна и двери. Раздвинув стебли, мы поднялись по ступеням.– Не трогай кошку, – сказала Кэти и через мое плечо протянула руку к кольцу в пасти леопарда. Она резко постучала в дверь.Не много найдется таких неживых, глухих звуков, как стук в дверь пустующего дома. У меня по коже пробежали суеверные мурашки, и я инстинктивно попыталась остановить Кэти. Но та, как ни в чем не бывало, улыбнулась мне:– Чтобы разбудить Испорченного Эшли. А что?– Да ничего. Просто я немножко испугалась. Вообще-то лучше никого не будить, если они спят.– Но вы вроде бы сказали, что здесь нет никаких призраков.– Я ни разу не встречала. Но если Эшли где-то бродят, то именно тут.– Что ж, проснулся он или нет, но нам не ответил, – сказала Кэти. – Вы не возражаете, если я попробую открыть дверь?– Нет, но она заперта.– Вы правы. И что же, мы не сможем попасть внутрь?– Можно пролезть в боковое окно. Вон там.Нам удалось открыть ставни в южном окне; мы влезли внутрь и раздвинули шуршащие ветки, чтобы впустить свет и воздух.Павильон был больше, чем обычно бывают постройки подобного типа. Когда-то, конечно, он был изысканно обставлен, но теперь никакой мебели в нем не было, кроме нескольких относительно нестарых садовых принадлежностей, стола, раскладушки да пары витых стульев.– Ну вот мы и здесь, – сказала я. – Боюсь, довольно прозаическое окончание романтического путешествия.– А это и есть тот стол, за которым он писал свои стихи?– Сомневаюсь. Этот – поздневикторианский. Боюсь, все подлинное утрачено.Глаза Кэти уставились на впечатляющую картину оставшегося – потолок из огромного зеркала, обрамленного позолотой и установленного на искусно отлитом карнизе. Его заляпанная и засиженная мухами поверхность была слегка наклонена, а грязный позолоченный орнамент, казалось, поддерживался только птицами, лентами и гирляндами роз. Стекло ловило солнечный свет из открытого окна и отбрасывало ромбы рассеянного света на пол и под раскладушку.– Несомненно, это было с самого начала? – спросила Кэти. – Отличная идея – повесить зеркало на потолке! Если бы в скобах на стенах горели канделябры, здесь было бы совсем светло. А тут есть какие-нибудь старинные картины?– Да, боюсь, что есть.– Боитесь?– Тут есть несколько довольно непристойных гравюр, – сказала я. – А это зеркало на самом деле ничуть не романтично. Оно определенно старое и, думаю, было установлено Испорченным Эшли, сыном Уильяма и Джулии. Оно скорее дает представление об оргиях, которые здесь устраивались, и о девицах, которых Ник сюда водил, пока брат одной не застрелил его. Гравюры тоже напоминают об этом, и на них изображено зеркало над кроватью.– Но ради бога, зачем это понадобилось? – сказала Кэти, поворачиваясь на каблуках. – Не могу представить, что может быть интересного в парочке, занимающейся этим. А вы?– Надо думать, просто отвратительно.Она снова медленно повернулась на каблуках и грустным взглядом обвела запущенную комнату, где гуляло эхо.– Да, совершенно прозаический конец.– Прошу прощения.– О, что вы. Не знаю почему, но прошлое всегда печальнее, если в нем есть что-то прекрасное. А это место, похоже, было прекрасно. – Китс писал что-то подобное про меланхолию. И я процитировала: С Красой – но тленною – она живет,С Веселостью – прижавшей на прощаньеПерсты к устам... Перевод И. А. Лихачева.
– Да, я помню. И он был прав. – Взгляд Кэти на мгновение задержался на мне с выражением, которого я не поняла, а потом скользнул мимо. – О, смотрите! Все-таки там осталось что-то от Джулии.Над раскладушкой, на стене, напротив места, где предположительно когда-то стояла огромная кровать Ника Эшли, на штукатурке угадывалась какая-то фигура, что-то вроде барельефа, сливающегося с самой стеной. У его вершины, густо замазанной серым, находился знакомый геральдический щит с девизом и поднявшейся на задние лапы кошкой. Казалось, герб скопирован с одного из резных украшений дома: на нем проступала зернистая фактура камня и даже виднелась пара вкраплений. Можно было различить и следы росписи, но время сильно сказалось на ней, она стерлась и облупилась, а местами совсем исчезла.Кэти перегнулась через раскладушку, чтобы рассмотреть роспись.– Да, – сказала она, – как вы уже знаете, тут опять карта. Наверное, чтобы выбраться из лабиринта, если забыли, как сюда попали. – Она лизнула палец и потерла серую штукатурку. – Вы заметили? Кажется, кто-то пометил путь. Да, вот здесь пометка на том месте, где мы повернули назад к дому, прежде чем попасть сюда.Я встала на колени на скамейке и взглянула на смутные очертания.– Похоже, вы правы. Я бы сама и не заметила.Она потерла сильнее.– План не такой, как в доме, а я внимательно рассматривала. – Кэти рассмеялась. – Наверное, Ник Эшли нарисовал это, чтобы его подружки могли улизнуть домой к своим мужьям и не будить его, а он мог спокойно выспаться после разгула. О, здесь штукатурка немного облупилась, я лучше оставлю ее в покое. – Выпрямившись, она вытерла руки о заляпанные джинсы. – Это место очень подходит для занятий живописью, правда? Надеюсь только, что зеркало закреплено надежно. С виду оно определенно вызывает сомнения. Знаете, после хорошей уборки, если здесь постелить ковер и поставить мебель, получится прекрасное тихое местечко, вам не кажется? Здесь можно сделать коттедж для гостей, если поставить кровать и еще кое-что.– Да, а если кто-то не понравится, можно привести его в этот коттедж и забыть рассказать, как выбраться.Кэти рассмеялась:– А что, неплохая идея. А впрочем, зачем вам еще коттедж для гостей, когда столько места в поместье? Нет, этот павильон очарователен такой, как есть.Мне вдруг подумалось, что она осматривает павильон не из праздного любопытства. Эти размышления вызвали вопрос, который, однако, прозвучал как бы невзначай:– Вы с Эмори давно знакомы?– Недавно. Мы познакомились в прошлом месяце, но кажется, что давно знаем друг друга. Я хочу сказать, он очень открыт, с ним легко, правда?– Могу себе представить. А Джеймс?– Я познакомилась с ним немного позже, но виделась всего пару раз. Впрочем, они очень похожи, да?– Как Тру-лю-лю и Тру-ля-ля из «Алисы», – согласилась я. – Вы бы могли их перепутать? Она рассмеялась:– Надеюсь, что нет. А вы?– Не думаю. В детстве я никогда их не путала, но прошло столько времени с тех пор, и мы нечасто встречались. Признаюсь, когда я увидела его сегодня в поместье, не была уверена, кто это, пока он сам не сказал.Разговаривая так, мы вышли наружу, я закрыла окна и захлопнула ставни. Мы спустились по лестнице. Занавес из жимолости остался позади, и павильон снова замкнулся в своей пыльной тишине.– Наверное, – простодушно призналась Кэти, – я все-таки перепутаю их, если они захотят меня одурачить, но они не такие, чтобы позволять себе подобные шутки. Кроме того, Эмори... – Она запнулась. – Что это за аромат? Не вижу никаких цветов, кроме маргариток и этих желтых растений.– Это луговые лилии. Они одичали здесь, в тени изгороди. Цветы спрятались за жесткими зелеными листьями, видите? Давайте нарвем немного для вашей матери.Я остановилась и отогнула листья, чтобы добраться до восковых колокольчиков. Кэти опустилась на колени рядом со мной.– Вы что-то говорили. Эмори... – напомнила я.– О, ничего.– Эмори какой-то особенный, да?– Особенный? Да, конечно! Бриони, я просто без ума от него!Она рассмеялась, ее глаза сияли. Она говорила искренне, это было очевидно, но слова вырвались слишком легко, будто она произносила их не в первый раз – и не в последний. Парадоксально, эта чрезмерность в выражении чувств утешала, придавала ее признанию привкус сплетни и легкой эйфории от разговора на равных.– А вам не кажется, что он просто чудо? Я для него готова на все!Кэти остановилась, словно чтобы поймать эхо своих слов, которые ее очень взволновали. Она закусила губу и покраснела, быстро отвернулась от меня, и ее руки начали деловито перебирать зеленые листья, прятавшие цветы. Длинные волосы упали ей на лицо, скрыв его от меня.– Бриони, а насчет Эмори – вы не сердитесь?– Сержусь? – Она застала меня врасплох. Я присела на корточки, глядя на ее опущенную голову, а потом ответила так же, как и она, прямо и бесхитростно: – Нет, не сержусь. Конечно нет. С чего бы?Она выпрямилась и повернулась ко мне. Краска с лица ушла, и Кэти бросила на меня ясный, улыбающийся взгляд, в котором, правда, еще была тень тревоги. Она начала было говорить, но тут же остановилась, подумав о чем-то еще, а потом отмела и это. Кэти стояла на коленях среди полевых цветов, складки свитера делали ее меньше ростом, растрепанные волосы падали на плечи, и она казалась гораздо моложе своих восемнадцати. Я легко проговорила:– Неудивительно, что вы влюбились в него: в вашем возрасте я тоже была от него без ума. Впрочем, не только от него. – Я улыбнулась ей. – А вот скажите: вы говорите, Эмори «особенный», а чем? Он отличается от Джеймса?– Ну, во-первых, в Джеймсе я не вижу всего этого, а во-вторых...– Да?Невероятно длинные ресницы отбросили тень на ее щеки. Кэти снова нагнулась к цветам.– У него уже есть девушка.– Откуда вы знаете?Я не хотела, чтобы вопрос прозвучал так резко, но она вроде ничего не заметила и просто ответила:– Он сам сказал.– А! – Я наклонилась сорвать еще цветок для своего букета. – Вы ее видели? Он говорил, кто она?– Нет. Просто... – Она выпрямилась. – Мама будет без ума от цветов. Мы возвращаемся? – Конечно. Давайте пойдем назад вдоль водослива.Мы вышли из лабиринта на солнцепек и перешли маленький мостик. Вдоль воды росли примулы, покачиваясь на ветерке от бегущей воды.– Почему вы называете его водосливом? – спросила Кэти, когда мы шли по замшелой дорожке вдоль берега.– Потому что это и есть водослив. Он регулирует уровень воды во рву. Есть два шлюза – верхний, по ту сторону дома, пускает воду из реки в ров, и этот, он спускает воду в пруд. Первоначально водослив был просто канавой для отвода воды во время наводнений, но несколько лет назад бурей сломало верхний шлюз, а нижний не смог справиться с наводнением, и часть дома затопило. Потом построили новый, верхний, шлюз и на всякий случай углубили канал.– Черт, никогда не думала, как опасно жить в доме, окруженном рвом.– Это не опасно. Если шлюз держать в порядке, такого никогда не случится. На самом деле, – рассмеялась я, – он даже приносит пользу. Его главное назначение – снижать взносы на страховку от пожара.– Да, вот и еще один прозаический ответ, – сказала Кэти. – А я-то думала, что замок со рвом – такая романтическая вещь... О!– Что такое? – спросила я.Она остановилась, указывая куда-то вперед. Я подошла поближе взглянуть.Между рвом и озером, выступая из угла заросшего травой берега, стояло одно из лучших сооружений в наших садах – каскад с кошкой, ловящей рыбу. Наверху располагались тяжелые ворота шлюза, которые обычно были закрыты, а с обеих сторон от них по ступенчатым отводам, водопад за водопадом, вода стекала в пруд. Водяные ступеньки этого, с виду естественного скалистого каскада, густо заросшие папоротником и стелящейся травой, спускались к углу пруда, из которого через большие валуны, зеленые от многолетнего мха, вода попадала в глубоко прорезанный канал водослива. На одном из этих валунов, где вода соскальзывала к камышам водослива, грациозно выгнувшись, стояла каменная кошка, ее вытянутая лапа касалась воды, словно стараясь зацепить рыбу.То есть кошка стояла там раньше. Теперь там не было ничего, только ворота с каскадом, а на камне, где раньше была статуя, теперь торчали безобразные ржавые перекрученные скобы, согнувшиеся при ее падении. Сама кошка лежала в углублении под водой, и под ее сломанной лапой туда-сюда спокойно сновали рыбы.
Э ШЛИ , 1835 ГОД Звук из-за двери вывел его из неглубокого сна. Там, на веранде, кто-то был.Насторожившись, он быстро привстал на локте. Возможно, это Флетчер. Что-то неладно? Дядя пришел раньше, чем ожидалось? Этот маленький мирок покоя и любви разбился раньше времени, слишком короткая ночь закончилась.Но все было тихо. Он снова расслабился, увидев ее блестящие в темноте глаза. Она смотрела на него:– Что случилось, любимый мой?– Ничего. Что-то меня разбудило. Смотри, луна почти зашла. Еще немного и рассвет. Нет, не уходи еще. Мне нужно кое-что сказать тебе, но это подождет. Подождет еще немного. ГЛАВА 11 Мое добро тебе не будет в помощь,Так поразмысли. У. Шекспир. Ромео и Джульетта. Акт III, сцена 5 К чаю, как и обещала, я вернулась с Кэти к ее матери, потом сходила к себе в коттедж посмотреть, не привез ли Роб мои вещи из Вустера.Он привез и даже затащил их по лестнице и свалил на крохотном крылечке.Прежде чем начать распаковывать, я подошла к телефону и набрала номер букинистической лавки в Эшбери.– Можно мистера Оукера? О, Лесли, это я, Бриони, Бриони Эшли.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30
– Да, я помню. И он был прав. – Взгляд Кэти на мгновение задержался на мне с выражением, которого я не поняла, а потом скользнул мимо. – О, смотрите! Все-таки там осталось что-то от Джулии.Над раскладушкой, на стене, напротив места, где предположительно когда-то стояла огромная кровать Ника Эшли, на штукатурке угадывалась какая-то фигура, что-то вроде барельефа, сливающегося с самой стеной. У его вершины, густо замазанной серым, находился знакомый геральдический щит с девизом и поднявшейся на задние лапы кошкой. Казалось, герб скопирован с одного из резных украшений дома: на нем проступала зернистая фактура камня и даже виднелась пара вкраплений. Можно было различить и следы росписи, но время сильно сказалось на ней, она стерлась и облупилась, а местами совсем исчезла.Кэти перегнулась через раскладушку, чтобы рассмотреть роспись.– Да, – сказала она, – как вы уже знаете, тут опять карта. Наверное, чтобы выбраться из лабиринта, если забыли, как сюда попали. – Она лизнула палец и потерла серую штукатурку. – Вы заметили? Кажется, кто-то пометил путь. Да, вот здесь пометка на том месте, где мы повернули назад к дому, прежде чем попасть сюда.Я встала на колени на скамейке и взглянула на смутные очертания.– Похоже, вы правы. Я бы сама и не заметила.Она потерла сильнее.– План не такой, как в доме, а я внимательно рассматривала. – Кэти рассмеялась. – Наверное, Ник Эшли нарисовал это, чтобы его подружки могли улизнуть домой к своим мужьям и не будить его, а он мог спокойно выспаться после разгула. О, здесь штукатурка немного облупилась, я лучше оставлю ее в покое. – Выпрямившись, она вытерла руки о заляпанные джинсы. – Это место очень подходит для занятий живописью, правда? Надеюсь только, что зеркало закреплено надежно. С виду оно определенно вызывает сомнения. Знаете, после хорошей уборки, если здесь постелить ковер и поставить мебель, получится прекрасное тихое местечко, вам не кажется? Здесь можно сделать коттедж для гостей, если поставить кровать и еще кое-что.– Да, а если кто-то не понравится, можно привести его в этот коттедж и забыть рассказать, как выбраться.Кэти рассмеялась:– А что, неплохая идея. А впрочем, зачем вам еще коттедж для гостей, когда столько места в поместье? Нет, этот павильон очарователен такой, как есть.Мне вдруг подумалось, что она осматривает павильон не из праздного любопытства. Эти размышления вызвали вопрос, который, однако, прозвучал как бы невзначай:– Вы с Эмори давно знакомы?– Недавно. Мы познакомились в прошлом месяце, но кажется, что давно знаем друг друга. Я хочу сказать, он очень открыт, с ним легко, правда?– Могу себе представить. А Джеймс?– Я познакомилась с ним немного позже, но виделась всего пару раз. Впрочем, они очень похожи, да?– Как Тру-лю-лю и Тру-ля-ля из «Алисы», – согласилась я. – Вы бы могли их перепутать? Она рассмеялась:– Надеюсь, что нет. А вы?– Не думаю. В детстве я никогда их не путала, но прошло столько времени с тех пор, и мы нечасто встречались. Признаюсь, когда я увидела его сегодня в поместье, не была уверена, кто это, пока он сам не сказал.Разговаривая так, мы вышли наружу, я закрыла окна и захлопнула ставни. Мы спустились по лестнице. Занавес из жимолости остался позади, и павильон снова замкнулся в своей пыльной тишине.– Наверное, – простодушно призналась Кэти, – я все-таки перепутаю их, если они захотят меня одурачить, но они не такие, чтобы позволять себе подобные шутки. Кроме того, Эмори... – Она запнулась. – Что это за аромат? Не вижу никаких цветов, кроме маргариток и этих желтых растений.– Это луговые лилии. Они одичали здесь, в тени изгороди. Цветы спрятались за жесткими зелеными листьями, видите? Давайте нарвем немного для вашей матери.Я остановилась и отогнула листья, чтобы добраться до восковых колокольчиков. Кэти опустилась на колени рядом со мной.– Вы что-то говорили. Эмори... – напомнила я.– О, ничего.– Эмори какой-то особенный, да?– Особенный? Да, конечно! Бриони, я просто без ума от него!Она рассмеялась, ее глаза сияли. Она говорила искренне, это было очевидно, но слова вырвались слишком легко, будто она произносила их не в первый раз – и не в последний. Парадоксально, эта чрезмерность в выражении чувств утешала, придавала ее признанию привкус сплетни и легкой эйфории от разговора на равных.– А вам не кажется, что он просто чудо? Я для него готова на все!Кэти остановилась, словно чтобы поймать эхо своих слов, которые ее очень взволновали. Она закусила губу и покраснела, быстро отвернулась от меня, и ее руки начали деловито перебирать зеленые листья, прятавшие цветы. Длинные волосы упали ей на лицо, скрыв его от меня.– Бриони, а насчет Эмори – вы не сердитесь?– Сержусь? – Она застала меня врасплох. Я присела на корточки, глядя на ее опущенную голову, а потом ответила так же, как и она, прямо и бесхитростно: – Нет, не сержусь. Конечно нет. С чего бы?Она выпрямилась и повернулась ко мне. Краска с лица ушла, и Кэти бросила на меня ясный, улыбающийся взгляд, в котором, правда, еще была тень тревоги. Она начала было говорить, но тут же остановилась, подумав о чем-то еще, а потом отмела и это. Кэти стояла на коленях среди полевых цветов, складки свитера делали ее меньше ростом, растрепанные волосы падали на плечи, и она казалась гораздо моложе своих восемнадцати. Я легко проговорила:– Неудивительно, что вы влюбились в него: в вашем возрасте я тоже была от него без ума. Впрочем, не только от него. – Я улыбнулась ей. – А вот скажите: вы говорите, Эмори «особенный», а чем? Он отличается от Джеймса?– Ну, во-первых, в Джеймсе я не вижу всего этого, а во-вторых...– Да?Невероятно длинные ресницы отбросили тень на ее щеки. Кэти снова нагнулась к цветам.– У него уже есть девушка.– Откуда вы знаете?Я не хотела, чтобы вопрос прозвучал так резко, но она вроде ничего не заметила и просто ответила:– Он сам сказал.– А! – Я наклонилась сорвать еще цветок для своего букета. – Вы ее видели? Он говорил, кто она?– Нет. Просто... – Она выпрямилась. – Мама будет без ума от цветов. Мы возвращаемся? – Конечно. Давайте пойдем назад вдоль водослива.Мы вышли из лабиринта на солнцепек и перешли маленький мостик. Вдоль воды росли примулы, покачиваясь на ветерке от бегущей воды.– Почему вы называете его водосливом? – спросила Кэти, когда мы шли по замшелой дорожке вдоль берега.– Потому что это и есть водослив. Он регулирует уровень воды во рву. Есть два шлюза – верхний, по ту сторону дома, пускает воду из реки в ров, и этот, он спускает воду в пруд. Первоначально водослив был просто канавой для отвода воды во время наводнений, но несколько лет назад бурей сломало верхний шлюз, а нижний не смог справиться с наводнением, и часть дома затопило. Потом построили новый, верхний, шлюз и на всякий случай углубили канал.– Черт, никогда не думала, как опасно жить в доме, окруженном рвом.– Это не опасно. Если шлюз держать в порядке, такого никогда не случится. На самом деле, – рассмеялась я, – он даже приносит пользу. Его главное назначение – снижать взносы на страховку от пожара.– Да, вот и еще один прозаический ответ, – сказала Кэти. – А я-то думала, что замок со рвом – такая романтическая вещь... О!– Что такое? – спросила я.Она остановилась, указывая куда-то вперед. Я подошла поближе взглянуть.Между рвом и озером, выступая из угла заросшего травой берега, стояло одно из лучших сооружений в наших садах – каскад с кошкой, ловящей рыбу. Наверху располагались тяжелые ворота шлюза, которые обычно были закрыты, а с обеих сторон от них по ступенчатым отводам, водопад за водопадом, вода стекала в пруд. Водяные ступеньки этого, с виду естественного скалистого каскада, густо заросшие папоротником и стелящейся травой, спускались к углу пруда, из которого через большие валуны, зеленые от многолетнего мха, вода попадала в глубоко прорезанный канал водослива. На одном из этих валунов, где вода соскальзывала к камышам водослива, грациозно выгнувшись, стояла каменная кошка, ее вытянутая лапа касалась воды, словно стараясь зацепить рыбу.То есть кошка стояла там раньше. Теперь там не было ничего, только ворота с каскадом, а на камне, где раньше была статуя, теперь торчали безобразные ржавые перекрученные скобы, согнувшиеся при ее падении. Сама кошка лежала в углублении под водой, и под ее сломанной лапой туда-сюда спокойно сновали рыбы.
Э ШЛИ , 1835 ГОД Звук из-за двери вывел его из неглубокого сна. Там, на веранде, кто-то был.Насторожившись, он быстро привстал на локте. Возможно, это Флетчер. Что-то неладно? Дядя пришел раньше, чем ожидалось? Этот маленький мирок покоя и любви разбился раньше времени, слишком короткая ночь закончилась.Но все было тихо. Он снова расслабился, увидев ее блестящие в темноте глаза. Она смотрела на него:– Что случилось, любимый мой?– Ничего. Что-то меня разбудило. Смотри, луна почти зашла. Еще немного и рассвет. Нет, не уходи еще. Мне нужно кое-что сказать тебе, но это подождет. Подождет еще немного. ГЛАВА 11 Мое добро тебе не будет в помощь,Так поразмысли. У. Шекспир. Ромео и Джульетта. Акт III, сцена 5 К чаю, как и обещала, я вернулась с Кэти к ее матери, потом сходила к себе в коттедж посмотреть, не привез ли Роб мои вещи из Вустера.Он привез и даже затащил их по лестнице и свалил на крохотном крылечке.Прежде чем начать распаковывать, я подошла к телефону и набрала номер букинистической лавки в Эшбери.– Можно мистера Оукера? О, Лесли, это я, Бриони, Бриони Эшли.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30