Сейчас мы без пищи остались. Не раздобудем - наше дело труба.
Ливанет дождь, и завтра же наша братия нас продаст ни за грош. Устали
они просто. Чудно получается, док. Вот вы в наше дело не верите, а,
похоже, до последнего с нами. Не понимаю я вас.
- Да я и сам себя не понимаю, - пробормотал доктор. - Я не верю в
ваше дело, а вот в людей верю.
- Это как понимать?
- Трудно объяснить. Просто я верю, что они люди, а не скоты.
Случись я на псарне, где собаки голодные, больные, неухоженные, я б им
непременно помог, будь в силах. Ведь они ж не виноваты в том, что им
плохо. Вы ж не попрекнете их, дескать, потому им т ак живется, что
честолюбия ни на грош, осмотрительности - никакой, собаки и есть
собаки. Не попрекнете же, верно? А постараетесь накормить, отмыть. Вот
и я так. Кое в чем научился помогать людям, и как вижу обездоленного -
помогаю, особенно не раздумываю . Увидит художник холст. краски под
рукой, и ему захочется рисовать; не станет он голову ломать,
докапываться, откуда у него такое желание.
- Ага, ну теперь, вроде, понятно. Хотя надо уж очень
бесчувственным быть, чтоб вот так стоять в стороне и только смотреть на
людишек, а не жить с ними одной жизнью. Но, с другой стороны, док,
чертовски умно придумано, рук не замараете.
- Кстати, Мак, у меня карболка кончается. Если не достанете, в
лагере не больницей будет пахнуть, а кое-чем похуже.
- Постараюсь.
Метрах в ста засветил желтый огонек.
- Это и есть дом Андерсона? - спросил Джим.
- Похоже. Сейчас, наверное, на охрану наткнетесь
Но они дошли до калитки дома, а их так никто и не окликнул.
Мак вскипел:
- Черт побери, где же ребята? Вы, док, в дом идите а я пока
похожу, поищу этих охранничков.
Бертон направился по тропинке к дому и вошел в ярко освещенную
кухню. А Мак с Джимом пошли к сараю. Там они и застали охрану: мужики
курили, развалясь на охапках сена. С крюка на стене свисала керосиновая
лампа, тускло освещая пустые отсеки да множеств о ящиков с яблоками -
урожай Андерсона готов к отправке.
Мак вскипел было, но быстро унял гнев, заговорил спокойно и
доброжелательно:
- Ребята, вас ведь не шутки ради послали. Мы узнали, что
"бдительные" затевают коечто против Андерсона, вроде, отомстить хотят
за то, что он нас на свою землю пустил. А представьте, если б не
пустил? Гоняли бы нас сейчас по всему округу. Андерсон- сл авный
старик, и мы его в обиду не должны давать.
- Да вокруг - ни души, - заговорил один из охраны. - Что ж нам всю
ночь на ногах? Мы уж сегодня в пикетах нашатались.
- Ну, что ж, валяйте! - в сердцах крикнул Мак. Пусть усадьбу хоть
с землей сравняют. Тогда уж Андерсон вышвырнет нас вон. Куда вы только
денетесь?
- У реки лагерь разобьем.
- Черта с два! Да вас мигом за пределы округа выдворят! Будто сами
не знаете!
Один из мужиков поднялся.
- Парень дело говорит, - проворчал он. - Пойдемте ка отсюда. У
меня в лагере старуха осталась, и я не хочу ей зла.
- Оцепите дом и никого не пропускайте. Знаете, что они с сыном
Андерсона сотворили? Сожгли его передвижное кафе, а самого избили до
полусмерти.
- Альф всегда вкусно кормил, - припомнил кто-то.
Мужчины устало поднялись и вышли из сарая. Мак задул лампу.
- "Бдительные" любят по огоньку палить, - пояснил он. - Таких
подставок они не упускают. Надо б и Андерсону сказать, пусть шторы
опустит.
Охранники один за другим растаяли в темноте.
- Думаешь, они и впрямь будут сторожить? - спросил Джим.
- Эх, если бы! Минут через десять снова сюда припрутся. В армии
расстреливают, если заснешь на посту. Мы ж так не можем. А без
наказаний дисциплину не сохранишь.
Вот затихли и шаги охраны.
- Я их еще разок прищучу, когда обратно пойдем, пообещал Мак.
Они взошли на крыльцо, постучали в кухонную дверь. В ответ
залаяли, запрыгали собаки. Слышно было, как они бросаются на дверь и
как Андерсон успокаивает их. Вот дверь чуть приоткрылась.
- Это мы, мистер Андерсон.
- Заходите, - угрюмо бросил тот.
Собаки волчком закрутились подле гостей, замолотили длинными,
твердыми хвостами, повизгивая от радости. Мак потрепал каждую за ушами,
взялся за поводки.
- Вам бы их у дома держать, они б хорошо сторожили. Нашей-то
охране никого не разглядеть - тьма кромешная, а собаки сразу почуют,
если кто идет.
На кровати у плиты лежал Альф. Бледный, изможденный, казалось, он
даже похудел: щеки обвисли. Он лежал на спине, одна рука у него
покоилась на груди, на перевязи. На стуле рядом сидел док.
- Привет, Альф! - тихо поздоровался Мак. - Ну, как житуха?
Взгляд у того прояснился.
- Да нормально. Только болит все. Док говорит, придется мне в
постели поваляться.
Мак наклонился и пожал Альфу здоровую руку.
- Полегче, полегче, - попросил тот. - С этого бока у меня ребра
поломаны.
Подошел Андерсен - старший, глаза у него горели.
- Теперь сами убедились! Убедились, чем все кончилось! Фургон
спалили, Альфа изувечили! Убедились теперь?
- Ради бога, перестань, отец, - невнятно пробормотал Альф. - К
чему все снова ворошить? А тебя, вроде, зовут Мак?
- Верно.
- Так вот. Мак, как по-твоему, примут меня в партию?
- Ты, никак, хочешь бороться по-настоящему?
- Да. Как думаешь - примут?
- Думаю, примут, - медленно проговорил Мак. Я дам тебе бланк,
напишешь заявление. Ради чего ты вступаешь, Альф?
Массивное лицо исказилось. Альф покрутил головой.
- Я все думаю и думаю, - начал он. - С той минуты, как меня
поколотили. Думаю об этих парнях, никак мне их не забыть: дотла сожгли
мой фургончик, меня ногами топтали, а на углу двое полицейских, стоят и
смотрят. И пальцем не шевельнут. Нет, мне их не з абыть.
- И поэтому ты хочешь вступить в партию?
- Я хочу бороться с ними. Готов до последнего дня сражаться. Хочу
быть с теми, кто против них.
- Сразу тебя предупреждаю, Альф, синяков и зуботычин ты схлопочешь
куда больше. Тебя будут бить так. что живого места не останется.
- Что ж, пусть, но и им от меня пощады не будет. Бороться - так
бороться. До сих пор я жил тихо-мирно, держал маленькое кафе,
подкармливал босяков от случая к случаю...Голос у него прервался. На
глазах показались слезы.
Доктор Бертон легонько коснулся его щеки.
- Вам, Альф, много разговаривать вредно.
- Я достану тебе бланк заявления, - пообещал Мак. - Чудно
все-таки. Кого ни возьми из тех, кто к нам приходит, всех
"благословила" полицейская дубинка. Стоит легавым отдубасить дюжину
ребят, у нас сразу пачка заявлений о приеме. Да, нашим агитаторам за
полицией не угнаться, а в Лос-Анджелесе прямо "красная" полицейская
бригада орудует - такое они нам пополнение дали. Не знаю, примут ли
тебя, но я постараюсь, чтоб приняли. - Мак похлопал Альфа по здоровому
плечу. - Надеюсь, все будет, как надо. Ты парень славный. И не вини
меня за фургончик.
- Ну что ты. Мак! Я знаю, кого винить.
Снова вмешался Бертон.
- Альф, тебе нельзя волноваться. Тебе нужен покой.
А старик Андерсон все не находил себе места. Собаки не отставали
ни на шаг, подняв коричневые носы, принюхивались, помахивали упругими,
точно хлысты, хвостами.
- Ну, теперь-то вы довольны? - в отчаянье бросил он. - Порушили
все, что я нажил! Даже Альфа у меня отнимаете! Ну, рады-радешеньки
небось?
- Не беспокойтесь, мистер Андерсон, - вступил Джим, - дом ваш
охраняется; во всей долине только у вас собраны яблоки.
Мак спросил:
- Когда думаете вывозить?
- Послезавтра.
- Охрану с грузовиками послать?
- Как хотите, - смущенно пробормотал Андерсон.
- Думаю, с охраной надежнее, - решил Мак, - мало ли кому взбредет
в голову вас от урожая избавить. Ну, а сейчас нам пора. Спокойной ночи,
мистер Андерсон. Пока, Альф. Может, и не совсем плохо, что все так
обернулось.
Альф улыбнулся.
- Спокойной ночи, ребята. Мак, не забудь бланк раздобыть.
- Не забуду. Мистер Андерсон, вам лучше опустить шторы. Вряд ли,
конечно, они отважатся стрелять, но чем черт не шутит. Кое-где
ружьишками баловались.
Дверь за гостями захлопнулась. Светлый квадрат на земле под
кухонным окном исчез - в доме опустили шторы. Мак вслепую добрался до
калитки, вывел спутников, вышел сам, закрыл.
- Подождите меня здесь, - попросил он, - пойду проверю охранников.
- И растворился во тьме.
Джим с доктором стояли рядом.
- Берегите плечо, - посоветовал Бертон, - а то бед с ним не
оберетесь.
- Я бед не боюсь. Они только на пользу.
- Да, я и предполагал, что вы из таких.
- Из каких - таких?
- А у вас, Джим, глаза, как у очень религиозного человека. Я и
раньше среди ваших ребят таких встречал.
Джим вспылил.
- Какой же из меня религиозный человек! На что мне эта религия
сдалась!
- Вы, пожалуй, правы, простите, что морочу вам голову, играю
словами. Неважно, какой вы свою жизнь назовете, главное - она у вас
достойная.
- И счастливая, - подхватил Джим. - Впервые я счастлив. Душа поет!
- Понимаю. Сохраните это чувство. Это дар господень.
- Не верю я в бога! И в религию вашу не верю!
- Ладно, ладно, спорить больше не буду. Не думайте, что я очень уж
завидую вам. И я порой люблю людей не меньше вашего, только выражаю
по-иному.
- У вас такое было, док? Вроде как целые полки идут и идут, прямо
к вам в сердце. И всех нужно принять, приветить.
- Нечто похожее. Особенно, когда глупостей наделают, а потом за
свои же ошибки жизнью расплачиваются... Да, Джим, я такое испытывал. И
не раз.
Из тьмы донесся оклик Мака:
- Эй, ребята, где вы? Ни черта не видно,
- Здесь.
Мак подошел, и все трое нырнули под темные кроны яблонь.
- В сарае наших сторожей нет, - сказал Мак. - Видно, и впрямь
караулят. Может, не сбегут.
Далеко по дороге ехал, урча мотором, грузовик.
- Жаль мне Андерсона, - тихо обронил доктор. Сейчас все против
него: и то, что он привык ценить, и то, чего он страшится. Не знаю, что
ему делать. Ведь его непременно выживут из этих мест.
- Мы тут ни при чем! - сердито бросил Мак. - Просто Андерсону
выпало пожертвовать своим благополучием ради других. Когда стадо
вырывается с бойни, кому-то и рога посшибает. Но горевать об одном
обиженном мы не можем, это суровая необходимость, док.
- Да я ведь сейчас не о ваших побуждениях или целях говорю. Просто
жалко старика. Ударили по его достоинству. Разве это не больно. Мак?
- Мне некогда рассуждать о чувствах отдельных людей. На мне -
судьбы сотен и тысяч, - отрезал Мак.
- С тем плюгавым человечком, которого убили, совсем иное дело, -
задумчиво произнес доктор, - ему то занятие было по душе. И по-другому
он ни жить, ни умереть не мог.
- Док, вы, того гляди, меня разжалобите, - Мак уже сердился не на
шутку. - Несете сентиментальную чушь без разбора. У нас есть настоящая
цель, и ваша болтовня о человеческом достоинстве тут ни при чем. Нам
надо накормить людей. Понимаете: накормить. Эт о не просто болтовня о
высоких материях, это насущная забота. А как дела у старика, который
ногу сломал?
- Да, переменить тему не мешает. Старик ярится, поносит всех и
вся. Его можно понять: поначалу с ним носились как с писаной торбой, он
и заважничал, а сейчас никто не навещает, его россказни не слушает.
- Схожу утром, проведаю, - пообещал Джим, - неплохой старикашка.
Мак прислушался.
- Тише! Никак грузовик остановился!
- Верно, и похоже, около нашего лагеря.
- С чего бы? Пойдем-ка поживее, посмотрим. Осторожно, на дерево не
наткнись.
Они прошли совсем немного, как мотор рыкнул, что-то скрипнуло,
клацнуло, и грузовик тронулся. Вот уже и не слышно его, канул в ночную
тишину.
- Ну, кажись, пронесло, - вздохнул Мак.
Они быстро прошли сад, миновали большую поляну. В палатке Лондона
еще горел свет, у входа копошились люди. Мак подбежал, откинул полог,
вошел. На земле стоял грубо сколоченный из сосновых досок продолговатый
ящик. На нем восседал Лондон и угрюмо взира л на пришельцев. Невестка
его съежилась на матраце, подле нее сидел чернявый сын Лондона и гладил
жену по голове. Лицо у него было бледное. Лондон ткнул большим пальцем
в ящик.
- Что мне с этим делать прикажете? - спросил он. Девка, вон, ни
жива ни мертва от страха. Здесь я его держать не стану.
- Привезли Джоя, - догадался Мак.
- Ну да. Только что.
Мак вытянул губы трубочкой и задумчиво посмотрел на гроб.
- Можно и вынести на ночь. Или ваших ребят в больничную палатку
пока переселить, а гроб пусть здесь стоит. Если, конечно, вам, Лондон,
самому не страшно.
- Мне-то что! Мертвецов я за свою жизнь повидал.
- Ну, тогда пусть остается. Мы с Джимом у вас заночуем, ведь Джой
был нашим другом.
За его спиной кашлянул доктор. Мак покраснел и обернулся.
- Допустим, док, правда на вашей стороне? Ну и что с того? Я с
Джоем давно знаком.
- Да я вам и слова не сказал, - удивился Бертон.
Лондон что-то бросил невестке и чернявому сыну, и тех словно
ветром сдуло. Молодая мать все куталась в одеяло и крепко прижимала к
груди младенца.
Мак тоже присел на край ящика, поковырял пальцем шершавую доску.
По ней ручейками бежали прожилки. Джим выглядывал из-за спины друга.
Лондон беспокойно ходил по палатке, отводил взгляд от гроба. Мак
сказал:
- Неважный товар поставляет нам государство.
- А что бы ты хотел задарма? - хмыкнул Лондон.
- Для себя мне ничего не надо, - ответил Мак, - хоть на костре мой
труп сожгите, чтоб не смердел подле вас, и дело с концом.
Он встал и пошарил в карманах джинсов, вытащил большой складной
нож с отверткой и принялся откручивать шуруп на крышке гроба.
Лондон крикнул:
- Зачем открываешь? Ради чего? Оставь!
- Хочу взглянуть.
- Зачем? Он мертв... просто куча праха.
Доктор тихо заметил:
- Порой мне кажется, что сентиментальнее вас, реалистов, не
сыскать людей на белом свете.
Мак хмыкнул и осторожно положил отвертку на земляной пол.
- Если по-вашему, док, я сентиментален, вы ни черта не смыслите. Я
должен убедиться, полезно ли будет завтра ребятам взглянуть на него. Их
надо хорошенько встряхнуть, а то они прямо на ходу засыпают.
- Порезвиться у тела захотелось? - вставил Бертон.
- Нужно каждую возможность использовать, все в орудие пропаганды
обращать, - сурово пояснил Джим.
Мак одобрительно взглянул на товарища.
- Верная мысль! Так и есть. Если Джой нам и после смерти послужить
может, пусть послужит. У толпы личных привязанностей нет. И быть не
может. Как нет и понятия о всяких там приличиях, не забывайте!
Лондон стоял, слушал и одобрительно кивал большой головой.
- Точно, ребята! Вот и Дейкин, к примеру, голову потерял совсем
из-за своего любимого грузовика. Говорят, завтра его судить будут за
"нападение на должностное лицо".
Мак проворно отвернул болты, бережно сложил на землю. Крышка не
открывалась. Тогда он наподдал каблуком.
Джой лежал усохший, маленький, жалостливо прибранный: в чистой
голубой рубашке, промасленных голубых джинсах. Стылые руки замерли на
груди.
- Ему всего-навсего формальдегид вкололи, - сказал Мак.
На серых, точно восковых щеках Джоя проросла щетина, она казалась
иссиня-черной. Лицо спокойное, умиротворенное, извечное недовольство
исчезло.
- Уж очень смирный на вид, - посетовал Джим.
- Да, в этом-то и беда, - согласился Мак. - Какой толк его ребятам
показывать. Лежит себе, довольнешенек, глядишь, и остальным за ним
захочется.
Подошел доктор, мельком посмотрел, отошел к ящику, сел. Большие
печальные глаза вперились в Мака. А тот не сводил взгляда с Джоя.
- Славный был малый. Бескорыстный. Ума не ахти какого, однако
докумекал, что в жизни много несправедливости. Не мог взять в толк,
почему продукты выбрасывают на свалку, вместо того чтоб голодных
накормить. Глупыш, ему было невдомек. Решил, что может че м-то помочь.
А велика ль его помощь? Сейчас и не скажешь. Может - никакой, может -
велика. Точно не определить, - голос у Мака задрожал. Доктор все
смотрел на Мака, и губы скривились в улыбке: в ней и язвительность, и
сочувствие.
- Джой ничего не боялся, - добавил Джим.
Мак поднял крышку и накрыл гроб.
- Не понимаю, почему мы его "бедным малым" называем. И в маленьких
людях бывает величие. Только он этого не знал, да и не задавался таким
вопросом. Он никогда не жалел себя, даже если его дубасили. - Мак
поднял и завернул болт.
- Ты прямо речь говоришь, - похвалил Лондон. Может, и завтра
скажешь? Я-то и двух слов не свяжу.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31
Ливанет дождь, и завтра же наша братия нас продаст ни за грош. Устали
они просто. Чудно получается, док. Вот вы в наше дело не верите, а,
похоже, до последнего с нами. Не понимаю я вас.
- Да я и сам себя не понимаю, - пробормотал доктор. - Я не верю в
ваше дело, а вот в людей верю.
- Это как понимать?
- Трудно объяснить. Просто я верю, что они люди, а не скоты.
Случись я на псарне, где собаки голодные, больные, неухоженные, я б им
непременно помог, будь в силах. Ведь они ж не виноваты в том, что им
плохо. Вы ж не попрекнете их, дескать, потому им т ак живется, что
честолюбия ни на грош, осмотрительности - никакой, собаки и есть
собаки. Не попрекнете же, верно? А постараетесь накормить, отмыть. Вот
и я так. Кое в чем научился помогать людям, и как вижу обездоленного -
помогаю, особенно не раздумываю . Увидит художник холст. краски под
рукой, и ему захочется рисовать; не станет он голову ломать,
докапываться, откуда у него такое желание.
- Ага, ну теперь, вроде, понятно. Хотя надо уж очень
бесчувственным быть, чтоб вот так стоять в стороне и только смотреть на
людишек, а не жить с ними одной жизнью. Но, с другой стороны, док,
чертовски умно придумано, рук не замараете.
- Кстати, Мак, у меня карболка кончается. Если не достанете, в
лагере не больницей будет пахнуть, а кое-чем похуже.
- Постараюсь.
Метрах в ста засветил желтый огонек.
- Это и есть дом Андерсона? - спросил Джим.
- Похоже. Сейчас, наверное, на охрану наткнетесь
Но они дошли до калитки дома, а их так никто и не окликнул.
Мак вскипел:
- Черт побери, где же ребята? Вы, док, в дом идите а я пока
похожу, поищу этих охранничков.
Бертон направился по тропинке к дому и вошел в ярко освещенную
кухню. А Мак с Джимом пошли к сараю. Там они и застали охрану: мужики
курили, развалясь на охапках сена. С крюка на стене свисала керосиновая
лампа, тускло освещая пустые отсеки да множеств о ящиков с яблоками -
урожай Андерсона готов к отправке.
Мак вскипел было, но быстро унял гнев, заговорил спокойно и
доброжелательно:
- Ребята, вас ведь не шутки ради послали. Мы узнали, что
"бдительные" затевают коечто против Андерсона, вроде, отомстить хотят
за то, что он нас на свою землю пустил. А представьте, если б не
пустил? Гоняли бы нас сейчас по всему округу. Андерсон- сл авный
старик, и мы его в обиду не должны давать.
- Да вокруг - ни души, - заговорил один из охраны. - Что ж нам всю
ночь на ногах? Мы уж сегодня в пикетах нашатались.
- Ну, что ж, валяйте! - в сердцах крикнул Мак. Пусть усадьбу хоть
с землей сравняют. Тогда уж Андерсон вышвырнет нас вон. Куда вы только
денетесь?
- У реки лагерь разобьем.
- Черта с два! Да вас мигом за пределы округа выдворят! Будто сами
не знаете!
Один из мужиков поднялся.
- Парень дело говорит, - проворчал он. - Пойдемте ка отсюда. У
меня в лагере старуха осталась, и я не хочу ей зла.
- Оцепите дом и никого не пропускайте. Знаете, что они с сыном
Андерсона сотворили? Сожгли его передвижное кафе, а самого избили до
полусмерти.
- Альф всегда вкусно кормил, - припомнил кто-то.
Мужчины устало поднялись и вышли из сарая. Мак задул лампу.
- "Бдительные" любят по огоньку палить, - пояснил он. - Таких
подставок они не упускают. Надо б и Андерсону сказать, пусть шторы
опустит.
Охранники один за другим растаяли в темноте.
- Думаешь, они и впрямь будут сторожить? - спросил Джим.
- Эх, если бы! Минут через десять снова сюда припрутся. В армии
расстреливают, если заснешь на посту. Мы ж так не можем. А без
наказаний дисциплину не сохранишь.
Вот затихли и шаги охраны.
- Я их еще разок прищучу, когда обратно пойдем, пообещал Мак.
Они взошли на крыльцо, постучали в кухонную дверь. В ответ
залаяли, запрыгали собаки. Слышно было, как они бросаются на дверь и
как Андерсон успокаивает их. Вот дверь чуть приоткрылась.
- Это мы, мистер Андерсон.
- Заходите, - угрюмо бросил тот.
Собаки волчком закрутились подле гостей, замолотили длинными,
твердыми хвостами, повизгивая от радости. Мак потрепал каждую за ушами,
взялся за поводки.
- Вам бы их у дома держать, они б хорошо сторожили. Нашей-то
охране никого не разглядеть - тьма кромешная, а собаки сразу почуют,
если кто идет.
На кровати у плиты лежал Альф. Бледный, изможденный, казалось, он
даже похудел: щеки обвисли. Он лежал на спине, одна рука у него
покоилась на груди, на перевязи. На стуле рядом сидел док.
- Привет, Альф! - тихо поздоровался Мак. - Ну, как житуха?
Взгляд у того прояснился.
- Да нормально. Только болит все. Док говорит, придется мне в
постели поваляться.
Мак наклонился и пожал Альфу здоровую руку.
- Полегче, полегче, - попросил тот. - С этого бока у меня ребра
поломаны.
Подошел Андерсен - старший, глаза у него горели.
- Теперь сами убедились! Убедились, чем все кончилось! Фургон
спалили, Альфа изувечили! Убедились теперь?
- Ради бога, перестань, отец, - невнятно пробормотал Альф. - К
чему все снова ворошить? А тебя, вроде, зовут Мак?
- Верно.
- Так вот. Мак, как по-твоему, примут меня в партию?
- Ты, никак, хочешь бороться по-настоящему?
- Да. Как думаешь - примут?
- Думаю, примут, - медленно проговорил Мак. Я дам тебе бланк,
напишешь заявление. Ради чего ты вступаешь, Альф?
Массивное лицо исказилось. Альф покрутил головой.
- Я все думаю и думаю, - начал он. - С той минуты, как меня
поколотили. Думаю об этих парнях, никак мне их не забыть: дотла сожгли
мой фургончик, меня ногами топтали, а на углу двое полицейских, стоят и
смотрят. И пальцем не шевельнут. Нет, мне их не з абыть.
- И поэтому ты хочешь вступить в партию?
- Я хочу бороться с ними. Готов до последнего дня сражаться. Хочу
быть с теми, кто против них.
- Сразу тебя предупреждаю, Альф, синяков и зуботычин ты схлопочешь
куда больше. Тебя будут бить так. что живого места не останется.
- Что ж, пусть, но и им от меня пощады не будет. Бороться - так
бороться. До сих пор я жил тихо-мирно, держал маленькое кафе,
подкармливал босяков от случая к случаю...Голос у него прервался. На
глазах показались слезы.
Доктор Бертон легонько коснулся его щеки.
- Вам, Альф, много разговаривать вредно.
- Я достану тебе бланк заявления, - пообещал Мак. - Чудно
все-таки. Кого ни возьми из тех, кто к нам приходит, всех
"благословила" полицейская дубинка. Стоит легавым отдубасить дюжину
ребят, у нас сразу пачка заявлений о приеме. Да, нашим агитаторам за
полицией не угнаться, а в Лос-Анджелесе прямо "красная" полицейская
бригада орудует - такое они нам пополнение дали. Не знаю, примут ли
тебя, но я постараюсь, чтоб приняли. - Мак похлопал Альфа по здоровому
плечу. - Надеюсь, все будет, как надо. Ты парень славный. И не вини
меня за фургончик.
- Ну что ты. Мак! Я знаю, кого винить.
Снова вмешался Бертон.
- Альф, тебе нельзя волноваться. Тебе нужен покой.
А старик Андерсон все не находил себе места. Собаки не отставали
ни на шаг, подняв коричневые носы, принюхивались, помахивали упругими,
точно хлысты, хвостами.
- Ну, теперь-то вы довольны? - в отчаянье бросил он. - Порушили
все, что я нажил! Даже Альфа у меня отнимаете! Ну, рады-радешеньки
небось?
- Не беспокойтесь, мистер Андерсон, - вступил Джим, - дом ваш
охраняется; во всей долине только у вас собраны яблоки.
Мак спросил:
- Когда думаете вывозить?
- Послезавтра.
- Охрану с грузовиками послать?
- Как хотите, - смущенно пробормотал Андерсон.
- Думаю, с охраной надежнее, - решил Мак, - мало ли кому взбредет
в голову вас от урожая избавить. Ну, а сейчас нам пора. Спокойной ночи,
мистер Андерсон. Пока, Альф. Может, и не совсем плохо, что все так
обернулось.
Альф улыбнулся.
- Спокойной ночи, ребята. Мак, не забудь бланк раздобыть.
- Не забуду. Мистер Андерсон, вам лучше опустить шторы. Вряд ли,
конечно, они отважатся стрелять, но чем черт не шутит. Кое-где
ружьишками баловались.
Дверь за гостями захлопнулась. Светлый квадрат на земле под
кухонным окном исчез - в доме опустили шторы. Мак вслепую добрался до
калитки, вывел спутников, вышел сам, закрыл.
- Подождите меня здесь, - попросил он, - пойду проверю охранников.
- И растворился во тьме.
Джим с доктором стояли рядом.
- Берегите плечо, - посоветовал Бертон, - а то бед с ним не
оберетесь.
- Я бед не боюсь. Они только на пользу.
- Да, я и предполагал, что вы из таких.
- Из каких - таких?
- А у вас, Джим, глаза, как у очень религиозного человека. Я и
раньше среди ваших ребят таких встречал.
Джим вспылил.
- Какой же из меня религиозный человек! На что мне эта религия
сдалась!
- Вы, пожалуй, правы, простите, что морочу вам голову, играю
словами. Неважно, какой вы свою жизнь назовете, главное - она у вас
достойная.
- И счастливая, - подхватил Джим. - Впервые я счастлив. Душа поет!
- Понимаю. Сохраните это чувство. Это дар господень.
- Не верю я в бога! И в религию вашу не верю!
- Ладно, ладно, спорить больше не буду. Не думайте, что я очень уж
завидую вам. И я порой люблю людей не меньше вашего, только выражаю
по-иному.
- У вас такое было, док? Вроде как целые полки идут и идут, прямо
к вам в сердце. И всех нужно принять, приветить.
- Нечто похожее. Особенно, когда глупостей наделают, а потом за
свои же ошибки жизнью расплачиваются... Да, Джим, я такое испытывал. И
не раз.
Из тьмы донесся оклик Мака:
- Эй, ребята, где вы? Ни черта не видно,
- Здесь.
Мак подошел, и все трое нырнули под темные кроны яблонь.
- В сарае наших сторожей нет, - сказал Мак. - Видно, и впрямь
караулят. Может, не сбегут.
Далеко по дороге ехал, урча мотором, грузовик.
- Жаль мне Андерсона, - тихо обронил доктор. Сейчас все против
него: и то, что он привык ценить, и то, чего он страшится. Не знаю, что
ему делать. Ведь его непременно выживут из этих мест.
- Мы тут ни при чем! - сердито бросил Мак. - Просто Андерсону
выпало пожертвовать своим благополучием ради других. Когда стадо
вырывается с бойни, кому-то и рога посшибает. Но горевать об одном
обиженном мы не можем, это суровая необходимость, док.
- Да я ведь сейчас не о ваших побуждениях или целях говорю. Просто
жалко старика. Ударили по его достоинству. Разве это не больно. Мак?
- Мне некогда рассуждать о чувствах отдельных людей. На мне -
судьбы сотен и тысяч, - отрезал Мак.
- С тем плюгавым человечком, которого убили, совсем иное дело, -
задумчиво произнес доктор, - ему то занятие было по душе. И по-другому
он ни жить, ни умереть не мог.
- Док, вы, того гляди, меня разжалобите, - Мак уже сердился не на
шутку. - Несете сентиментальную чушь без разбора. У нас есть настоящая
цель, и ваша болтовня о человеческом достоинстве тут ни при чем. Нам
надо накормить людей. Понимаете: накормить. Эт о не просто болтовня о
высоких материях, это насущная забота. А как дела у старика, который
ногу сломал?
- Да, переменить тему не мешает. Старик ярится, поносит всех и
вся. Его можно понять: поначалу с ним носились как с писаной торбой, он
и заважничал, а сейчас никто не навещает, его россказни не слушает.
- Схожу утром, проведаю, - пообещал Джим, - неплохой старикашка.
Мак прислушался.
- Тише! Никак грузовик остановился!
- Верно, и похоже, около нашего лагеря.
- С чего бы? Пойдем-ка поживее, посмотрим. Осторожно, на дерево не
наткнись.
Они прошли совсем немного, как мотор рыкнул, что-то скрипнуло,
клацнуло, и грузовик тронулся. Вот уже и не слышно его, канул в ночную
тишину.
- Ну, кажись, пронесло, - вздохнул Мак.
Они быстро прошли сад, миновали большую поляну. В палатке Лондона
еще горел свет, у входа копошились люди. Мак подбежал, откинул полог,
вошел. На земле стоял грубо сколоченный из сосновых досок продолговатый
ящик. На нем восседал Лондон и угрюмо взира л на пришельцев. Невестка
его съежилась на матраце, подле нее сидел чернявый сын Лондона и гладил
жену по голове. Лицо у него было бледное. Лондон ткнул большим пальцем
в ящик.
- Что мне с этим делать прикажете? - спросил он. Девка, вон, ни
жива ни мертва от страха. Здесь я его держать не стану.
- Привезли Джоя, - догадался Мак.
- Ну да. Только что.
Мак вытянул губы трубочкой и задумчиво посмотрел на гроб.
- Можно и вынести на ночь. Или ваших ребят в больничную палатку
пока переселить, а гроб пусть здесь стоит. Если, конечно, вам, Лондон,
самому не страшно.
- Мне-то что! Мертвецов я за свою жизнь повидал.
- Ну, тогда пусть остается. Мы с Джимом у вас заночуем, ведь Джой
был нашим другом.
За его спиной кашлянул доктор. Мак покраснел и обернулся.
- Допустим, док, правда на вашей стороне? Ну и что с того? Я с
Джоем давно знаком.
- Да я вам и слова не сказал, - удивился Бертон.
Лондон что-то бросил невестке и чернявому сыну, и тех словно
ветром сдуло. Молодая мать все куталась в одеяло и крепко прижимала к
груди младенца.
Мак тоже присел на край ящика, поковырял пальцем шершавую доску.
По ней ручейками бежали прожилки. Джим выглядывал из-за спины друга.
Лондон беспокойно ходил по палатке, отводил взгляд от гроба. Мак
сказал:
- Неважный товар поставляет нам государство.
- А что бы ты хотел задарма? - хмыкнул Лондон.
- Для себя мне ничего не надо, - ответил Мак, - хоть на костре мой
труп сожгите, чтоб не смердел подле вас, и дело с концом.
Он встал и пошарил в карманах джинсов, вытащил большой складной
нож с отверткой и принялся откручивать шуруп на крышке гроба.
Лондон крикнул:
- Зачем открываешь? Ради чего? Оставь!
- Хочу взглянуть.
- Зачем? Он мертв... просто куча праха.
Доктор тихо заметил:
- Порой мне кажется, что сентиментальнее вас, реалистов, не
сыскать людей на белом свете.
Мак хмыкнул и осторожно положил отвертку на земляной пол.
- Если по-вашему, док, я сентиментален, вы ни черта не смыслите. Я
должен убедиться, полезно ли будет завтра ребятам взглянуть на него. Их
надо хорошенько встряхнуть, а то они прямо на ходу засыпают.
- Порезвиться у тела захотелось? - вставил Бертон.
- Нужно каждую возможность использовать, все в орудие пропаганды
обращать, - сурово пояснил Джим.
Мак одобрительно взглянул на товарища.
- Верная мысль! Так и есть. Если Джой нам и после смерти послужить
может, пусть послужит. У толпы личных привязанностей нет. И быть не
может. Как нет и понятия о всяких там приличиях, не забывайте!
Лондон стоял, слушал и одобрительно кивал большой головой.
- Точно, ребята! Вот и Дейкин, к примеру, голову потерял совсем
из-за своего любимого грузовика. Говорят, завтра его судить будут за
"нападение на должностное лицо".
Мак проворно отвернул болты, бережно сложил на землю. Крышка не
открывалась. Тогда он наподдал каблуком.
Джой лежал усохший, маленький, жалостливо прибранный: в чистой
голубой рубашке, промасленных голубых джинсах. Стылые руки замерли на
груди.
- Ему всего-навсего формальдегид вкололи, - сказал Мак.
На серых, точно восковых щеках Джоя проросла щетина, она казалась
иссиня-черной. Лицо спокойное, умиротворенное, извечное недовольство
исчезло.
- Уж очень смирный на вид, - посетовал Джим.
- Да, в этом-то и беда, - согласился Мак. - Какой толк его ребятам
показывать. Лежит себе, довольнешенек, глядишь, и остальным за ним
захочется.
Подошел доктор, мельком посмотрел, отошел к ящику, сел. Большие
печальные глаза вперились в Мака. А тот не сводил взгляда с Джоя.
- Славный был малый. Бескорыстный. Ума не ахти какого, однако
докумекал, что в жизни много несправедливости. Не мог взять в толк,
почему продукты выбрасывают на свалку, вместо того чтоб голодных
накормить. Глупыш, ему было невдомек. Решил, что может че м-то помочь.
А велика ль его помощь? Сейчас и не скажешь. Может - никакой, может -
велика. Точно не определить, - голос у Мака задрожал. Доктор все
смотрел на Мака, и губы скривились в улыбке: в ней и язвительность, и
сочувствие.
- Джой ничего не боялся, - добавил Джим.
Мак поднял крышку и накрыл гроб.
- Не понимаю, почему мы его "бедным малым" называем. И в маленьких
людях бывает величие. Только он этого не знал, да и не задавался таким
вопросом. Он никогда не жалел себя, даже если его дубасили. - Мак
поднял и завернул болт.
- Ты прямо речь говоришь, - похвалил Лондон. Может, и завтра
скажешь? Я-то и двух слов не свяжу.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31