— горестно воскликнула женщина. — А хобьяхи еще вернутся? Как вы думаете? — поинтересовалась другая женщина.— Трудно сказать… — ответил Ален, — но наш волшебник… — он бросил взгляд на Грегори и увидел, что тот ушел. — А где Грегори?— Вон, — Джеффри кивнул в сторону леса.Ален повернулся и увидел молодого человека в голубом, стоявшего с поднятыми руками перед деревьями.Принц не был уверен наверняка, но подумал, что он видел несколько небольших серых холмов, что двигались по полю, собираясь в кучу.Ален повернулся к поселянам.— Наш волшебник уже создает вам защитника, чудовище, обожающее хобьяхов.— Обожающее?— Ну да, в пищевом смысле.— То есть… — воскликнула женщина, — он будет их…— Есть? — догадался мужчина.— Чародей! — воскликнула старушка, невольно отступая и пятясь к своим односельчанам. — Так этот чародей создает монстра?— Всего лишь пробуждает мох. Он «подниматель мха», как говорят в ваших краях, — объяснил Ален, — и должен быть уверен, что это чудовище никому, кроме хобьяхов, не принесет вреда. У него при виде хобьяхов сразу пробуждается зверский аппетит.— Я… могу сказать вам только спасибо, джентльмены и рыцари, — торопливо сказала женщина, колеблясь. — Но мы боимся все равно…— Боитесь — чего?— Возвращаться в наши дома, когда в округе бродит такая…Она хотела сказать «гадость» или «мерзость» — но удержалась от этих слов.— Наш монстр не наделает вам вреда, — Ален бросил взгляд за плечо, и увидел, что куча мха разрастается, уже становясь размером больше, чем сам Грегори.Постепенно куча обретала очертания, у нее появились четыре ноги, а также голова, причем весьма внушительных размеров.— Не бойтесь, — заранее предупредил он, — если даже этот монстр будет страшен с виду; вам и вашим детям оно принесет не больше вреда, чем ягненок.— Но… что если он не найдет себе в пищу хобьяхов? — спросила женщина, глядя то на Грегори, то на скульптуру, когда та разрасталась, становясь все более ужасной.— В таком случае, — отвечал Грегори, — она впадет в спячку, как белка зимой.— А что, если кто-нибудь его разбудит? — поинтересовался какой-то мужчина, не отрывая глаз. Существо издало удовлетворенное урчание, постепенно переходя в басовые тона.— Его может разбудить лишь хобьячий запах, — заверил ее Ален и улыбнулся:— Смотрите! Вот он, новорожденный — и его «мамка».Наспех скроенный из куч ведьмина мха монстр походил на гигантского леопарда с головой в два раза шире плеч, словно два скроенных вместе котла — и там, где они встречались, располагалась пасть. Круглые уши, громадные, как блюдца, глаза. В них светились вертикальные зрачки, которые пронзали все вокруг, не видя разве что звездного света. Ноздри его хищно раздувались.Чудовище усмехнулось, показывая оскал — пасть, полную зубов.Поселяне в страхе сгрудились. Но Грегори протянул руку и почесал чудовище за подбородком, точно котенка. Оно благодарно заурчало. Звук был, как от работающей бетономешалки.Люди замерли, не веря собственным глазам.Затем это создание разлеглось, положив голову на лапы, так, чтобы Грегори удобно было скрести его за ухом. Оно зажмурило глаза от удовольствия, продолжая петь свою песню.— Похоже, здесь действительно нечего опасаться, — заговорила наконец женщина. — Симпатичная киска.— Кыс-кыс-кыс! — раздались сразу три голоса из толпы. Дети побежали к кошке, и хотя взрослые пытались остановить их, но ребята уже были тут как тут — возле Грегори с котом. Они вскарабкались ему на спину, зарываясь в его мех, лаская животное. Один мальчик даже стал забираться в пасть, желая узнать «какие у киски зубки».— Лучше почеши за ушами, — посоветовал Грегори, — тогда, может быть; она тебе покажет и свои клыки.Чудовище задрало голову, показывая, что оно также не прочь, чтобы его почесали и под подбородком. Для этого дела тут же нашелся смышленый мальчуган.Грегори отступил, понимая, что он уже здесь лишний, любуясь своей работой. Произведенный им монстр, гроза хобьяхов, действительно впечатлял — и в то же время был сущей радостью для окрестной детворы. Затем Грегори обернулся к поселянам:— Вот вам надежный страж — он будет охранять вас от хобьяхов. Пока он здесь, ни один хобьях не посмеет приблизится.Взрослые так и замерли, не решаясь двинуться с места. Затем, постепенно, шаг за шагом, они стали подходить к детям, которые забавлялись с новой игрушкой.— Уверен, что это безопасно? — спросил Ален.— Безопасней и надежней, чем стена и ров с водой, — заверил его Грегори. — Но им еще предстоит привыкнуть к нему. До них еще просто не дошло, вопрос времени.Они направились в дальнейший путь той же дорогой, в том же направлении. Братья беспокойно посматривали на принца. Мысль Грегори прозвучала в голове Джеффри: «Когда же Ален начнет понимать?»«Надо ждать, — ответил Джеффри. — Будет видно».«Для принца он скромен, даже чересчур». — согласился Грегори.«Теперь не то время, чтобы, скромничать».«Один из трех должен быть хладнокровен», — напомнил брат древнюю магическую формулу.«Убей или спаси, — согласился Джеффри. — Он всегда был справедлив.»«Судя по тому, что он умеет и говорить, и молчать, у него большое будущее, — глаза Грегори стали большими от удивления. — Есть ли что мудрее молчания?»«Его суждение — лишь ошибочное самомнение, — Вздохнул Джеффри. Что делать, братец…»Ты, в самом деле хочешь, чтобы я что-то с этим сделал?"«А ты как считаешь?» — вопросом на вопрос ответил Джеффри.«Лучше предоставить его воспитание нашей сестре. Похоже, у нее неплохо получается»"Будем надеяться, что она, в отличие от нас, окажется приятно удивлена, — пришел саркастический ответ Джеффри. Затем его глаза тоже удивленно выкатились:— А тебе не кажется, что она уже в курсе?"
— Что это за дрянь перед нами? — Ртуть уставилась на дорогу. Остальные девушки, придержав коней, также воззрились на белый пульсирующий холм, раскинувшийся на всю долину.— Похоже на преизрядное скопление ведьмина мха, — сказала Корделия. — Но что бы это могло быть? Не иначе, здесь только что проходил какой-то монстр огромных размеров.— Хотела бы я посмотреть на того, кто обратил его в этот студень, — пробормотала Алуэтта.Лошади испуганно заржали, отступая.— Подойдем? — спросила Корделия.— Отчего бы нет? — отозвалась Ртуть. — Ведь у него уже ни когтей, ни зубов. Она пришпорила свою лошадь, но животное лишь испуганно забило копытом, не желая двигаться в этом направлении. — Ну, давай же, лошадушка! Вперед, кобылка. Не бойся.— Погоди, — Алуэтта тронула ее локоть.Ртуть развернулась, уже готовая ответить острым словцом, упрекая подругу в нерешительности, но ее остановил жест Алуэтты — та показывала вперед:— Там есть кому проверить.Ртуть повернулась, едва успев заметить, как юркнула по дороге белка в двух футах от кучи. ГЛАВА ДЕВЯТАЯ Перед Ртутью промелькнула псевдоподия-ложноножка: она выстрелила из желеобразной кучи, мигом приклеив белку, как лягушка слизывает муху языком.Раздался душераздирающий писк — и маленький зверек утонул в протоплазме. Псевдоподия исчезла в груде слизи под жуткое удовлетворенное причмокивание.Алуэтта содрогнулась:— Это Размазня! Самая настоящая Размазня!— Вот уж действительно… лучше не назовешь, — сдвинула брови Ртуть. — А что это за штука?— Сказали же тебе — Размазня! — повторила Корделия. — Это ее имя, а не состояние.Ртуть сощурила глаза, глядя на кучу слизи:— А откуда она взялась, такая гадость? И чего от нее ожидать?— Ничего хорошего, — ответила Корделия. — Пожирает все, к чему прикоснется.— Что, и людей?— Ей без разницы — растение, животное или человек. Слижет все, что к ней приблизится. И потом, конечно, переварит.— Давайте тогда лучше обойдем ее стороной, — Ртуть развернула лошадь, затем в нерешительности остановилась. Лошадь по-прежнему перебирала ногами, с опаской посматривая в сторону бесформенного монстра. — А двигаться она умеет?— Нет, — сказала Алуэтта. — Она не ползает и не ходит. Но вы только представьте, что будет, если сюда забредут дети. Они из чистого любопытства могут залезть в эту пакость.Корделия вспомнила о том, что случилось с белкой и поежилась:— Разве можно оставлять такое… на дороге?Тут глаза Алуэтты вспыхнули:— Сзади! — воскликнула она.Корделия и Ртуть тут же оглянулись — и заметили след. Полоска слизи длиной в десять футов, дымясь, исчезала у них на глазах.— Такое впечатление, что эта гадина ползет за нами, — с отвращением заметила Ртуть.— Нас ей не догнать, — оценила Алуэтта. — И, тем не менее, похоже, она не неподвижна.— И все равно, если она потянется за нами в населенные места… — начала Корделия, тут же представляя, что может из этого получиться.Перед остальными вырисовывалась не менее впечатляющая картина на тему: что может произойти, если такая дрянь приползет в какую-нибудь деревню.Между тем по бесформенной куче прокатилась дрожь — она подернулась рябью, как сокращающаяся мышца, и стала у них на глазах расплываться в сверкающее озерцо, достигая травы на обочине и отсекая им дорогу.— Сообразительная тварь, — заметила Ртуть. — Она не только ползать, но и думать умеет.— Ума в ней немного, — возразила Алуэтта. — Вот если бы она собралась обратно в кучу — тогда другое дело. С ее стороны это было бы более предусмотрительно.— Ты имеешь в виду — если бы она могла почувствовать рядом с собой…Корделия не сказала «ведьму», чтобы лишний раз не обидеть подругу и попутчицу.— Хорошо еще, что она не расползается на части, чтобы атаковать нас с разных сторон, — заметила она. — Ну, что, поиграем?— Давай, — охотно откликнулась Алуэтта. Ее ноздри затрепетали, как у охотницы при виде зверя, с которым предстоит сразиться, и который уже обречен стать ее добычей.— А может нам помочь ей?— Что ты имеешь в виду?— Если мы сами разделим ее на части, чтобы потом уничтожить? — предложила Корделия.— Можно попробовать.Ртуть наблюдала за этим диалогом в нерешительности. Бесформенная тварь пугала ее больше, чем любой лесной зверь или вооруженный до зубов человек — с ними ей сталкиваться приходилось, и она могла выйти победительницей из поединка. Но с такими тварями она раньше дела не имела — и поэтому понятно, откуда в ней взялась робость. Не то, чтобы она трусила, но…Прямо у нее на глазах лужа стала делиться, раскатываясь в омерзительно серого цвета капли — целые шары, покатившиеся к самым корням ближайших деревьев. Они облепили узловатые корни и кору, тут же приобретая их цвет. На поляне мгновенно расцвели и просияли цветы — налились фиалки, нарциссы распустились в тени, тюльпаны раскрыли свои бутоны, розы зацвели и множество других экзотических цветов распустилось среди дубов и ясеней, расплескивая яркие кричащие краски по всему лесу.Ртуть старалась сохранять при этом самообладание, хотя страх пронизывал ее до костей. Она была обыкновенной деревенской девушкой, выросшей среди простых людей и бесхитростных суеверий своего времени, в постоянном контакте с эсперами. Они всегда вселяли в нее жуть — какой-то первобытный и ничем не объяснимый страх перед таинственными силами природы.Умом она понимала, что здесь не происходит ничего сверхъестественного, что она наблюдает обыкновенные фокусы людей, обладающих редкими способностями — но ее живот свело от страха, потому что этот человеческий орган не понимал — или не хотел понимать происходящего. От желудка страх немедленно подкатывал к горлу. Как она ни пыталась избавиться от гнетущего чувства, напоминая себе, что так называемые «ведьмы» — всего лишь такие же девушки, как и она — во всем похожие на нее и подверженные всем слабостям женского организма — ничего не помогало. Даже то, что Джеффри снабдил ее некоторым навыком читать мысли.. Она не могла избавиться от наваждения: страх буквально проникал во все ее поры.Вскоре гигантская глыба слизи окончательно исчезла, наполнив лес цветом и ароматом. После чего Корделия удовлетворенно кивнула:— Ну, кажется все. Отлично сработано.— Слишком легко, — нахмурилась Алуэтта. — Чтото мне это не нравится. Она почти не сопротивлялась.Куда же подевался тот, кто стоит за всем этим? Неужели он позволил бы нам расправиться с ней без всякого труда?— Наверное, дал деру, — предположила Ртуть. — Все ж таки две колдуньи — это две колдуньи. Он мог испугаться. А может он слишком далеко и занят совсем другими делами.— Ты думаешь? — задумчиво выпятила губу Алуэтта.— И какими «другими» делами? — поинтересовалась Корделия.— Устраивает новые ловушки. Вроде этой, только, быть может, еще опаснее.— Вообще, в ее словах есть рациональное зерно, — заметила Корделия. — Да и эту ловушку безопасной не назовешь — мы могли влипнуть и еще как.— Возможно, — Алуэтта уставилась на место, где только что лежало чудовище и, затем, подумав, кивнула. — Нет, похоже, вблизи пока врагов не предвидится. Я говорю — пока. Так что расслабляться не следует.— Но и расстраиваться тоже.— Безусловно. Настало время, когда следует шарахаться каждой тени!Корделия обменялась с Ртутью взглядом, полным сомнения. Затем девушка-воин обратилась к бывшей наемной убийце:— Что ты имеешь в виду? Ты что-то подозреваешь?— Вопрос совершенно не к месту, — запротестовала Алуэтта. — Это старая привычка видеть врага за каждым кустом! Не удивлюсь, что враг там в самом деле окажется — поднятый из небытия одной силой твоего воображения!— День насмарку, если не встретилось ни одного врага, — кивнула Корделия.— А если настоящий враг появится — он может испортить день почище того! — сказала Ртуть, заметив, что ее упрекают в излишней подозрительности. — Вы уж извините, леди, что мы не разделяем ваши фантазии. И что за противник чудится вам теперь?Алуэтта пожала плечами:— Судя по всему, это совершенно сверхъестественное создание, которое редко встречается в природе.— Справедливо замечено, — откликнулась Корделия.— Может, это просто случайность, — вмешалась Ртуть. — Но оно должно следовать за нами, чтобы увериться, что это не так. Откуда вы думаете, эти монстры, мадемуазель?— Похоже, кто-то скачет впереди и создает этих тварей, — нерешительно предположила Алуэтта.— Похоже-то оно, похоже, — свела брови Корделия, — но зачем же, в таком случае, он оставил нам свое создание на расправу, даже не позаботившись помочь ему? Ведь эта Размазня не поддалась бы нам так просто.— Так он это сделал специально, — воскликнула Ртуть. — Чтобы не возбуждать подозрений!— Как легко и просто все у тебя получается, — Алуэтта покачала головой.— Все равно, Алуэтта — не теряй бдительности. Он может быть где-то рядом. И, скорее всего, из нас троих ты первая почувствуешь его, — предупредила Корделия.Алуэтта растерянно заморгала: ей непривычно было слышать, как бывшая соперница обращается к ней, сердечно называя по имени.— Мне приходится сдерживать себя, — ответила она в том же тоне, словно опасаясь развеять возникшую меж ними атмосферу доверия. — Я бы не хотела, чтобы воображаемая опасность пришла раньше настоящей.— То есть, ты хочешь сказать, как бы тебе самой не наплодить монстров, прежде чем их нам устроит наш тайный недоброжелатель? — спросила Ртуть.Алуэтта кивнула.— А ну-ка, немедленно прекрати! — воскликнула Корделия, заметив, что та начала задумываться. — Никаких мыслей, забудь обо всем! Откуда, ты думаешь, столько монстров у нас на пути?Алуэтта вздохнула и спросила:— Главное, что сейчас хотелось бы знать — он скачет за нашими мужчинами — или впереди них?
— Может, в самом деле некий безвестный недоброжелатель скачет перед нами, поднимая на пути монстров из ведьмина мха! — с саркастической усмешкой заметил Ален. — Но уж тогда бы вы точно смогли прочитать его мысли.— Если он опытный эспер, — скептически покачал головой Грегори, — то запросто может скрыть свои мысли и затаиться так, что ни я, ни Джеффри его не почувствуем. Пока он не нападет в открытую. А делать этого он, похоже, пока не собирается. У него и так достаточно средств отравить нам жизнь.— Может, это и есть тот загадочный «занплока», о котором кричали хобьяхи? — предположил Ален. — И это облако тумана — тоже его рук дело? Ведь именно оттуда появляются огры и прочая нечисть? А может он и есть это самое облако?— Когда есть несколько объяснений происходящему, — вспомнил к месту поговорку Грегори, — выбирай самое простое — и не прогадаешь.— Не надо отбривать его лезвием Оккама Уильям Оккам (1285-1349гг) — английский философ-схоласт, представитель номинализма. Согласно принципу так называемой «бритвы Оккама», понятия, несводимые к интуитивному и опытному знанию, должны удаляться из науки.
, братец, — с усмешкой сказал Джеффри, — Начинаю понимать, что чувство справедливости Алена основано не на одной логике, но и на интуиции.— Об этом я как-то не подумал. Мне и так ясно, что замечание насчет скачущего впереди всадника пока никак не соотносится с тем, что мы видели и слышали.— Да это всего лишь предположение, — буркнул Джеффри, — но и ты не станешь отрицать, что за всеми этими проделками стоит кто-то достаточно сообразительный и увертливый.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29
— Что это за дрянь перед нами? — Ртуть уставилась на дорогу. Остальные девушки, придержав коней, также воззрились на белый пульсирующий холм, раскинувшийся на всю долину.— Похоже на преизрядное скопление ведьмина мха, — сказала Корделия. — Но что бы это могло быть? Не иначе, здесь только что проходил какой-то монстр огромных размеров.— Хотела бы я посмотреть на того, кто обратил его в этот студень, — пробормотала Алуэтта.Лошади испуганно заржали, отступая.— Подойдем? — спросила Корделия.— Отчего бы нет? — отозвалась Ртуть. — Ведь у него уже ни когтей, ни зубов. Она пришпорила свою лошадь, но животное лишь испуганно забило копытом, не желая двигаться в этом направлении. — Ну, давай же, лошадушка! Вперед, кобылка. Не бойся.— Погоди, — Алуэтта тронула ее локоть.Ртуть развернулась, уже готовая ответить острым словцом, упрекая подругу в нерешительности, но ее остановил жест Алуэтты — та показывала вперед:— Там есть кому проверить.Ртуть повернулась, едва успев заметить, как юркнула по дороге белка в двух футах от кучи. ГЛАВА ДЕВЯТАЯ Перед Ртутью промелькнула псевдоподия-ложноножка: она выстрелила из желеобразной кучи, мигом приклеив белку, как лягушка слизывает муху языком.Раздался душераздирающий писк — и маленький зверек утонул в протоплазме. Псевдоподия исчезла в груде слизи под жуткое удовлетворенное причмокивание.Алуэтта содрогнулась:— Это Размазня! Самая настоящая Размазня!— Вот уж действительно… лучше не назовешь, — сдвинула брови Ртуть. — А что это за штука?— Сказали же тебе — Размазня! — повторила Корделия. — Это ее имя, а не состояние.Ртуть сощурила глаза, глядя на кучу слизи:— А откуда она взялась, такая гадость? И чего от нее ожидать?— Ничего хорошего, — ответила Корделия. — Пожирает все, к чему прикоснется.— Что, и людей?— Ей без разницы — растение, животное или человек. Слижет все, что к ней приблизится. И потом, конечно, переварит.— Давайте тогда лучше обойдем ее стороной, — Ртуть развернула лошадь, затем в нерешительности остановилась. Лошадь по-прежнему перебирала ногами, с опаской посматривая в сторону бесформенного монстра. — А двигаться она умеет?— Нет, — сказала Алуэтта. — Она не ползает и не ходит. Но вы только представьте, что будет, если сюда забредут дети. Они из чистого любопытства могут залезть в эту пакость.Корделия вспомнила о том, что случилось с белкой и поежилась:— Разве можно оставлять такое… на дороге?Тут глаза Алуэтты вспыхнули:— Сзади! — воскликнула она.Корделия и Ртуть тут же оглянулись — и заметили след. Полоска слизи длиной в десять футов, дымясь, исчезала у них на глазах.— Такое впечатление, что эта гадина ползет за нами, — с отвращением заметила Ртуть.— Нас ей не догнать, — оценила Алуэтта. — И, тем не менее, похоже, она не неподвижна.— И все равно, если она потянется за нами в населенные места… — начала Корделия, тут же представляя, что может из этого получиться.Перед остальными вырисовывалась не менее впечатляющая картина на тему: что может произойти, если такая дрянь приползет в какую-нибудь деревню.Между тем по бесформенной куче прокатилась дрожь — она подернулась рябью, как сокращающаяся мышца, и стала у них на глазах расплываться в сверкающее озерцо, достигая травы на обочине и отсекая им дорогу.— Сообразительная тварь, — заметила Ртуть. — Она не только ползать, но и думать умеет.— Ума в ней немного, — возразила Алуэтта. — Вот если бы она собралась обратно в кучу — тогда другое дело. С ее стороны это было бы более предусмотрительно.— Ты имеешь в виду — если бы она могла почувствовать рядом с собой…Корделия не сказала «ведьму», чтобы лишний раз не обидеть подругу и попутчицу.— Хорошо еще, что она не расползается на части, чтобы атаковать нас с разных сторон, — заметила она. — Ну, что, поиграем?— Давай, — охотно откликнулась Алуэтта. Ее ноздри затрепетали, как у охотницы при виде зверя, с которым предстоит сразиться, и который уже обречен стать ее добычей.— А может нам помочь ей?— Что ты имеешь в виду?— Если мы сами разделим ее на части, чтобы потом уничтожить? — предложила Корделия.— Можно попробовать.Ртуть наблюдала за этим диалогом в нерешительности. Бесформенная тварь пугала ее больше, чем любой лесной зверь или вооруженный до зубов человек — с ними ей сталкиваться приходилось, и она могла выйти победительницей из поединка. Но с такими тварями она раньше дела не имела — и поэтому понятно, откуда в ней взялась робость. Не то, чтобы она трусила, но…Прямо у нее на глазах лужа стала делиться, раскатываясь в омерзительно серого цвета капли — целые шары, покатившиеся к самым корням ближайших деревьев. Они облепили узловатые корни и кору, тут же приобретая их цвет. На поляне мгновенно расцвели и просияли цветы — налились фиалки, нарциссы распустились в тени, тюльпаны раскрыли свои бутоны, розы зацвели и множество других экзотических цветов распустилось среди дубов и ясеней, расплескивая яркие кричащие краски по всему лесу.Ртуть старалась сохранять при этом самообладание, хотя страх пронизывал ее до костей. Она была обыкновенной деревенской девушкой, выросшей среди простых людей и бесхитростных суеверий своего времени, в постоянном контакте с эсперами. Они всегда вселяли в нее жуть — какой-то первобытный и ничем не объяснимый страх перед таинственными силами природы.Умом она понимала, что здесь не происходит ничего сверхъестественного, что она наблюдает обыкновенные фокусы людей, обладающих редкими способностями — но ее живот свело от страха, потому что этот человеческий орган не понимал — или не хотел понимать происходящего. От желудка страх немедленно подкатывал к горлу. Как она ни пыталась избавиться от гнетущего чувства, напоминая себе, что так называемые «ведьмы» — всего лишь такие же девушки, как и она — во всем похожие на нее и подверженные всем слабостям женского организма — ничего не помогало. Даже то, что Джеффри снабдил ее некоторым навыком читать мысли.. Она не могла избавиться от наваждения: страх буквально проникал во все ее поры.Вскоре гигантская глыба слизи окончательно исчезла, наполнив лес цветом и ароматом. После чего Корделия удовлетворенно кивнула:— Ну, кажется все. Отлично сработано.— Слишком легко, — нахмурилась Алуэтта. — Чтото мне это не нравится. Она почти не сопротивлялась.Куда же подевался тот, кто стоит за всем этим? Неужели он позволил бы нам расправиться с ней без всякого труда?— Наверное, дал деру, — предположила Ртуть. — Все ж таки две колдуньи — это две колдуньи. Он мог испугаться. А может он слишком далеко и занят совсем другими делами.— Ты думаешь? — задумчиво выпятила губу Алуэтта.— И какими «другими» делами? — поинтересовалась Корделия.— Устраивает новые ловушки. Вроде этой, только, быть может, еще опаснее.— Вообще, в ее словах есть рациональное зерно, — заметила Корделия. — Да и эту ловушку безопасной не назовешь — мы могли влипнуть и еще как.— Возможно, — Алуэтта уставилась на место, где только что лежало чудовище и, затем, подумав, кивнула. — Нет, похоже, вблизи пока врагов не предвидится. Я говорю — пока. Так что расслабляться не следует.— Но и расстраиваться тоже.— Безусловно. Настало время, когда следует шарахаться каждой тени!Корделия обменялась с Ртутью взглядом, полным сомнения. Затем девушка-воин обратилась к бывшей наемной убийце:— Что ты имеешь в виду? Ты что-то подозреваешь?— Вопрос совершенно не к месту, — запротестовала Алуэтта. — Это старая привычка видеть врага за каждым кустом! Не удивлюсь, что враг там в самом деле окажется — поднятый из небытия одной силой твоего воображения!— День насмарку, если не встретилось ни одного врага, — кивнула Корделия.— А если настоящий враг появится — он может испортить день почище того! — сказала Ртуть, заметив, что ее упрекают в излишней подозрительности. — Вы уж извините, леди, что мы не разделяем ваши фантазии. И что за противник чудится вам теперь?Алуэтта пожала плечами:— Судя по всему, это совершенно сверхъестественное создание, которое редко встречается в природе.— Справедливо замечено, — откликнулась Корделия.— Может, это просто случайность, — вмешалась Ртуть. — Но оно должно следовать за нами, чтобы увериться, что это не так. Откуда вы думаете, эти монстры, мадемуазель?— Похоже, кто-то скачет впереди и создает этих тварей, — нерешительно предположила Алуэтта.— Похоже-то оно, похоже, — свела брови Корделия, — но зачем же, в таком случае, он оставил нам свое создание на расправу, даже не позаботившись помочь ему? Ведь эта Размазня не поддалась бы нам так просто.— Так он это сделал специально, — воскликнула Ртуть. — Чтобы не возбуждать подозрений!— Как легко и просто все у тебя получается, — Алуэтта покачала головой.— Все равно, Алуэтта — не теряй бдительности. Он может быть где-то рядом. И, скорее всего, из нас троих ты первая почувствуешь его, — предупредила Корделия.Алуэтта растерянно заморгала: ей непривычно было слышать, как бывшая соперница обращается к ней, сердечно называя по имени.— Мне приходится сдерживать себя, — ответила она в том же тоне, словно опасаясь развеять возникшую меж ними атмосферу доверия. — Я бы не хотела, чтобы воображаемая опасность пришла раньше настоящей.— То есть, ты хочешь сказать, как бы тебе самой не наплодить монстров, прежде чем их нам устроит наш тайный недоброжелатель? — спросила Ртуть.Алуэтта кивнула.— А ну-ка, немедленно прекрати! — воскликнула Корделия, заметив, что та начала задумываться. — Никаких мыслей, забудь обо всем! Откуда, ты думаешь, столько монстров у нас на пути?Алуэтта вздохнула и спросила:— Главное, что сейчас хотелось бы знать — он скачет за нашими мужчинами — или впереди них?
— Может, в самом деле некий безвестный недоброжелатель скачет перед нами, поднимая на пути монстров из ведьмина мха! — с саркастической усмешкой заметил Ален. — Но уж тогда бы вы точно смогли прочитать его мысли.— Если он опытный эспер, — скептически покачал головой Грегори, — то запросто может скрыть свои мысли и затаиться так, что ни я, ни Джеффри его не почувствуем. Пока он не нападет в открытую. А делать этого он, похоже, пока не собирается. У него и так достаточно средств отравить нам жизнь.— Может, это и есть тот загадочный «занплока», о котором кричали хобьяхи? — предположил Ален. — И это облако тумана — тоже его рук дело? Ведь именно оттуда появляются огры и прочая нечисть? А может он и есть это самое облако?— Когда есть несколько объяснений происходящему, — вспомнил к месту поговорку Грегори, — выбирай самое простое — и не прогадаешь.— Не надо отбривать его лезвием Оккама Уильям Оккам (1285-1349гг) — английский философ-схоласт, представитель номинализма. Согласно принципу так называемой «бритвы Оккама», понятия, несводимые к интуитивному и опытному знанию, должны удаляться из науки.
, братец, — с усмешкой сказал Джеффри, — Начинаю понимать, что чувство справедливости Алена основано не на одной логике, но и на интуиции.— Об этом я как-то не подумал. Мне и так ясно, что замечание насчет скачущего впереди всадника пока никак не соотносится с тем, что мы видели и слышали.— Да это всего лишь предположение, — буркнул Джеффри, — но и ты не станешь отрицать, что за всеми этими проделками стоит кто-то достаточно сообразительный и увертливый.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29