Хотя каждая думает, что ее обойдет чаша сия, что посадят другого, а ее избранник обладает особым даром и сможет вывернуться из любого положения. Ведь могла Светлана размышлять подобным образом? Конечно. А если все же допустить, что она влюбилась в него? Мужчина он видный, молодой, энергичный. В таких девушки и молодые женщины еще как влюбляются! И Светлана, поняв, чем занимается Хмиз, поставила ультиматум: или я, или оставайся при своих интересах… Мог Хмиз ради такой девушки порвать со своим окружением? Наверное, мог, и тут перед вами, товарищ следователь, открывается еще одна версия…Сохань поднял глаза на гостя, словно впервые увидел его. Сидоренко внимательно смотрел на него, будто читал мысли. Читай-читай, ну и что вычитал?На этот раз Сохань поймал себя на том, что неприязненно относится к «важняку». А собственно, почему? Только потому, что из столицы, что прибыл расследовать дело, которое его брату провинциалу и доверить нельзя? А может, они и правда погрязли в море бумаг и дальше своего носа ничего не видят?Сохань допускал и такое, но все-таки внутреннее сопротивление не покидало его. Хотя «важняк» смотрит на него доброжелательно и даже приветливо.«Ладно, – решил Сохань, – на самом деле, что нам делить?» Подумав так, сразу оттаял и увидел, что киевский коллега даже симпатичный. Лицо, правда, резкое, твердое, а глаза если не добрые, то и не злые – как у нормального человека, который успел насмотреться всякого. Сказал:– То, что Хмиза убрали из-за денег, не вызывает сомнения. Думаете свои? Не исключено. Но давайте так: сейчас сюда прибежит Опичко. Капитан милиции из уголовного розыска. Мы с ним в одной упряжке. И бежит он из базы, где Хмиз был директором. Наверное, несет интересную информацию.– Бежит, – улыбнулся Сидоренко, – это точно. У нас все бегают: следователи, инспектора уголовного розыска. Машин мало, бензина нет.– А прокурор Гусак тоже бегает?– Ему по чину не положено. У него персональная «Волга».– Бензин за кордон отправляем, а у самих не хватает… Вот так хозяйствуем. Был я три года назад во Франции, впервые в капитализм вырвался, и увидел: у них на дорогах грузовиков втрое или впятеро меньше, чем у нас. Там хозяин раньше подсчитает, стоит ли из Парижа в Руан гнать машину с какими-то двумя паршивыми бочками. Сколько горючего сожрет грузовик и сколько он стоит… А у нас прораб или начальник участка за бензин из собственного кармана не платит, им лишь бы забросить по назначению мешок цемента, а если, впрочем, этот мешок в десять раз больше ему обойдется – плевать…– Думали, хозрасчет введем – считать начнем.– Единственная надежда, – согласился Сидоренко. – А все от нашей жадности. Почему бы тому же прорабу «Москвича» или даже «Запорожца» не дать? Переделать «Запорожца» на пикап, и пускай себе возит малогабаритные грузы. Сколько в целом по стране бензина сбережем.– Представляю.– А я ведь не экономист, простой следователь.– Не очень-то простой.– Бросьте, Сергей Аверьянович. Все мы из одного теста вылеплены. Считайте, мне повезло: судьба решила так, что живу в Киеве, а там другие возможности…Наконец Сидоренко сказал то, о чем думал Сохань, и это примирило его с гостем из столицы.– Я бы хотел жить в Киеве, – сказал Сохань. – Но не в Москве, хотя там возможностей для продвижения больше, а вот Киев – мечта! Моя несбыточная мечта, ибо нет во всем мире лучшего города…– А если я при удобном случае перескажу ваш монолог «самому»? Может, это произведет на него впечатление.– Не смешите, таких, как я, тысячи, а у начальства свои симпатии. Если ему понадобится кого-либо вытащить из провинции, будет руководствоваться другими критериями.– Пожалуй, вы правы.– Вот и гнетет меня, что всегда должен держать себя в рамках, – сказал Сохань. – Все могут ошибаться, только не следователь.– Да, конечно, никто не застрахован от ошибок: так уж устроен человек. Я думал над тем, как все же свести их к минимуму. И теперь знаю, профессиональный опыт подсказывает… Знаю, без чего нельзя в нашем деле.– Просветите провинциала.– Порядочность. Это слово, ей-богу, думается, выпало из нашего лексикона. Требуем от человека принципиальности, интеллигентности, доброты, а о порядочности забываем… Разве мог бы у нас случиться тридцать седьмой, если бы в НКВД работали порядочные люди?– Тридцать седьмой для меня загадка, – сказал Сохань. – Хотя… – выразительно развел руки, – мы шли к тридцать седьмому. Террор восемнадцатого был первой ласточкой. Тогда мы впервые преступили закон.– Стоял вопрос: быть или не быть.– Возможно, мне будет трудно спорить с вами… Тем более что спор у нас не получится, так как… – Сохань показал на дверь, где стоял полный, розовощекий, улыбающийся человек с капитанскими погонами, – так как явился наш городской Пинкертон – капитан Опичко, и, надеюсь, с целой кучей свежих и любопытных новостей.Опичко расстегнул ворот сорочки и вытер носовым платком полное лицо.– Вы даже не представляете, сколько интересного! – воскликнул патетично, но сразу запнулся и выразительно показал Соханю глазами на Сидоренко.– Заходите, Петр Анисимович, – успокоил его Сохань, – садитесь на неудобном служебном стуле и выкладывайте все до конца. Ибо здесь нет чужих. Знакомьтесь, Петр Анисимович, следователь по особо важным делам республиканской прокуратуры Иван Гаврилович Сидоренко. И он очень интересуется делом Хмиза.Улыбаясь, Опичко с уважением пожал руку Сидоренко и сказал:– Наслышан о вас. Вся милиция гудит: киевское начальство с нас, несчастных, приехало снимать стружку.– Не имеет таких намерений. А стоит?– Иногда стоит, но всегда больно… – Опичко опустился на стул и заявил самоуверенно: – Слушайте, товарищи начальники, дела действительно интересные. Во-первых, отвечаю вам, Сергей Аверьянович. Просили разузнать, кто такой Георгий Васильевич? Докладываю: директор нашей трикотажной фабрики Белоштан.– Неужели? – не удержался Сохань.– Спросили бы у меня, – усмехнулся Сидоренко, – я только вчера имел с ним поучительную и полезную беседу.– Каким он показался вам?– Подозрительным типом. Собственно говоря, ради него мы и приехали сюда. Слыхали про акционерное общество «Жора и K°».– Впервые от вас.– Из Города получили письмо. В Верховный Совет. От работников трикотажной фабрики о безобразиях и злоупотреблениях на предприятии. В письме говорится, что в Городе орудует подпольная шайка преступников, которую называют «Жора и K°».– Белоштан! – покачал головой Сохань. – Никогда бы не подумал. Бывший член горкома партии, один из самых авторитетных руководителей.– Может быть, злостная клевета… – уклончиво произнес Сидоренко. – Я допускаю и такой вариант. Но вряд ли. Цех на Индустриальной улице по всем данным левый.– Белоштан – подпольный бизнесмен?– А что вы хотите? Нынешние подпольные бизнесмены тем и сильны, что рядятся в тогу самых передовых граждан. Однако у капитана, насколько я понимаю, есть еще новости…– И не менее интересные. Живет в Городе темная лошадка по прозвищу Филя-прыщ. Хусаинов Филипп Фаридович. Бывший цирковой эквилибрист, канатоходец. Инвалид, когда-то сорвался с каната, повредил правую ногу. Как это вам нравится, Сергей Аверьянович?– Попадание в самое яблочко.– Объясните, – попросил Сидоренко.Сохань рассказал о следах, обнаруженных на лесной дороге.– По-моему, Хусаинова следует задержать, – не задумываясь решил Сидоренко.– Немедленно! – воскликнул Опичко. – Хотя мое начальство не в восторге. Псурцев твердит: эти следы на проселке могли оставить вчера и позавчера.– Умный у тебя полковник, – сказал Сохань так, что трудно было понять – говорит он искренне или иронизирует. – И опыта ему не занимать, знает, что к чему. Да и мы знаем, так как не лыком шиты. Принимаем решение, капитан: Филю-прыща задерживаем по подозрению в убийстве на три недели – это мы имеем право сделать, а за это время соберем доказательства против него либо извинимся и отпустим.– Правильно, – согласился Сидоренко, и скулы у него заиграли. – Кажется мне, вы им на хвост наступили.– Кому? – не понял Опичко.– Вашей городской мафии.– Шутите? Какая у нас мафия?– На эту тему, капитан, мы с вами поговорим через месяц. А может, и раньше.– Никогда бы не подумал, что в нашем тихом Городе…– В тихом болоте черти водятся.– Вам виднее, сверху панорама другая…– Согласен, – Сохань встал, – берем у прокурора санкцию на обыск у Хусаинова – вдруг пистолет найдем. Конечно, шансов мало, но чего на свете не бывает?– Филя пистолет так запрятал, что сто лет искать будем.– Ищи да найдешь! – бодро воскликнул Сохань, хотя знал, какое это безнадежное дело – искать орудие убийства.Хусаинов жил в частном доме: занимал половину помещения с отдельным выходом в маленький садочек – всего несколько яблонек. Он не очень удивился, увидев ордер на обыск, только спросил у Соханя:– Что ищете, начальник?– Оружие есть?– Ты что, чокнулся, начальник? Что я, законов не знаю!– Тем лучше, – сказал Сохань. – Приятно иметь дело с человеком, знающим законы.– Хотите – ищите, – согласился Филя. – Оружия нет, а остальное мое. Не возражаю.Жена Хусаинова, черная, сухая и горбоносая женщина, преградила Соханю дорогу.– Только аккуратно ищите, – предупредила, – а то после вас убирать да убирать…Жилье Хусаиновых состояло из двух больших комнат и кухни, все было запущено, захламлено. На мебели лежал толстый слой пыли, кровати, наверное, не застилались по нескольку дней. Одеяла скомканы, из-под них виднелось грязное белье. Соханю захотелось спросить, о какой аккуратности можно здесь говорить, но удержался: из черного кота белого не сделаешь.Хусаинов сидел в кресле посередине комнаты. Он был одет в красный махровый халат, расстегнутый на груди. Вытянул голые волосатые ноги и всем своим видом демонстрировал неуважение к милицейским ищейкам. Подвинул пепельницу и закурил. Сохань с удовольствием хмыкнул, поскольку Филя курил «Кент». Подождав, пока Хусаинов загасит окурок, аккуратно спрятал его в полиэтиленовый пакетик.– Бычки собираешь… – засмеялся Филя. – Зачем? Я могу тебе, начальник, целую пачку дать…– А я не курю.– Зачем же тогда?Сохань оставил этот вопрос без ответа. Взял стул, сел напротив Хусаинова, спросил:– Что вы делали вчера вечером? Филя зевнул.– Вчера?.. Где же я был вчера? Коньяк пил вчера, вот что. Коньяк и шампанское под шикарную закусочку, какой ты, начальник, и не пробовал.– Не пробовал, – согласился Сохань, – у меня вырезали язву. И где же вы пили, Хусаинов?– В ресторане.– Каком?– «Ветерок».– Время? Когда ужинали в «Ветерке»? – Сохань уже знал выводы экспертизы: Хмиз был убит вчера между двадцатью и двадцатью двумя часами.Хусаинов пошевелил губами, будто что-то подсчитывал. Ответил:– Точно не помню, начальник. Примерно в девять или в начале десятого.Сохань прикинул: Хмиз выехал из дома в восемь. Наверняка спешил, так как обещал Светлане сразу вернуться. Итак, ехал минут двадцать – двадцать пять и в половине девятого добрался до двадцать третьего километра. У Хусаинова было время, чтобы расправиться с ним и вернуться в девять в Город.– Что вы делали до девяти? – спросил следователь.Получил, как и ожидал, уклончивый ответ:– Гулял по городу.– Кто может подтвердить, что с восьми до девяти вечера вы были в Городе?Хусаинов пожал плечами.– Кажется, не встретил ни одного знакомого… А что? Что случилось вчера вечером?Филя смотрел на Соханя большими немигающими глазами и размышлял: «Вышли, заразы… Но как? И так быстро. Кто-нибудь увидел и капнул. Но ведь я проверил – в лесу никого не было. Да, возле поляны никого не было. Может, засекли машину? Вряд ли, „Лада“ стояла по другую сторону шоссе, в кустах, где никто не ходит. Но все же разнюхали, шпики проклятые, пистолет ищут, но нет дураков… Пистолет вместе с деньгами спрятан в гараже дядьки Лукьяна, а на Лукьяна никто никогда не подумает. Да и сам Лукьян ничего не знает, когда-то я выручил его, дал в долг деньжат, и он дал мне ключи от гаража. У него под гаражом пустая комната, туда удобно водить баб, и старая карга не догадывается. Тогда же оборудовал я в гараже тайник – ищи всю жизнь, а на знатного строителя Марчука никто не подумает: знаменитый бригадир, два ордена за доблестную работу, не считая медалей. Так что ищите, а я пока покурю. И все же, отчего так быстро вышли на меня?»Сохань смерил Филю уничтожающим взглядом – а он еще и нахал! Сказал:– Ладно, Хусаинов, продолжим наш разговор в прокуратуре. С протоколом.– Ты что, начальник, арестовываешь меня? За что? Не имеешь права без ордера.– А мы вас, Хусаинов, не арестовываем. Задерживаем для выяснения некоторых обстоятельств.– Каких?– Вы подозреваетесь в убийстве.– Я? В убийстве? – Филя расхохотался. – Ошибочка у тебя, начальник. Пенсионер я, вот кто. Да разве рука поднимется?– Ты, Филя, заткнись, – довольно грубо оборвал его Опичко, прислушивавшийся к разговору. – Тоже мне, пенсионер нашелся! Разве есть у пенсионера деньги, чтобы коньяк с шампанским в «Ветерке» глушить?– А я подрабатываю, начальник! В жэке…– Знаем твои заработки… Сказано: заткнись, и точка. Разговор у нас только начинается.«Где сядешь, там и слезешь, – со злостью подумал Хусаинов. – Я не дурак деньги прятать дома. Здесь у меня тысяча-другая на ежедневные расходы, а где остальные, хрен найдешь… Есть еще у Фили друзья, а старая карга хоть внешне и противна, а голова светлая: мама, папа, еще два десятка родственников – каждому по десять – двадцать тысяч, вот и лежат наши деньжата, надежно лежат, и вам, ментам, их не увидеть. Слава богу, что я сто Псурцевых кусков да еще кое-что вместе с пистолетом в тайник бросил – пусть там отдыхают до лучших времен».Обыск подходил к концу, но, как и догадывался Сохань, ничего не дал. Обследовали миноискателем сад и двор – напрасно.Сохань смерил Филю тяжелым взглядом.– Одевайтесь, Хусаинов, поедем в милицию.– Придется подчиниться. Но жаловаться буду самому прокурору. – Филя натянул джинсы, сорочку, легкую куртку, взял в руки кожаную шляпу, погладил ее, но оставил. Надвинул на глаза кепочку с коротким козырьком.– Я готов, начальник.Любчик открыла дверь и пропустила Псурцева. Полковник постоял в приемной у зеркала, внимательно изучая свой внешний вид, по-видимому, остался доволен, молодецки повернулся на каблуках и прижал Любчика в углу.– Пусти, черт, – оттолкнула его Любчик. – Сейчас Жора придет.– А я только поглажу… Любчик посмотрела насмешливо.– А что тебе остается? Гладиатор…– Ну и дура! – рассердился Псурцев. – Ты позвони мне вечером, когда Жоры не будет, побалуемся.– Нужен ты мне! – Любчик наморщила носик, но смотрела лукаво, и полковник легонько пошлепал ее по щеке.– Завтра, – сказал, – я позвоню, так как завтра совещание работников легкой промышленности и Белоштана там ткнут мордой в дерьмо.– Неужели? – испугалась Любчик. – Наша фабрика награждена переходящим знаменем.– Этим знаменем нынче только… – Псурцев сделал выразительный жест. – Сейчас хозрасчет, главное – деньги!– Жора о деньгах все время и думает.– О своих. А об общественных? Вот не выберут его директором, что будем делать?– Начальство прикажет – выберут. Как Кирилл Семенович велит, так и будет.– Теперь и Пирию не сладко.– А кому, сладко? – всплеснула руками Любчик. – Жора совсем осунулся…«Сладко тебе, – подумал Псурцев, – и будет так, пока Белоштан на орбите будет крутиться. Конечно, денег ему до могилы хватит, а вот мне, Псурцеву, еще годик на Белоштановых харчах побыть не мешало бы. А там можно и на заслуженную пенсию. Дачка под лесом уже есть, смородина и крыжовник растут, машина бегает – не жизнь, а сплошное удовольствие».– На твоих харчах не осунешься, – возразил Любчику Псурцев. Он попробовал ущипнуть Любчика, женщина ойкнула, но не громко, потому что щелкнул замок и в дверях появился Георгий Васильевич. Пристально посмотрел на Любчика и Псурцева, но не заметил ничего подозрительного – морщинки на лице разгладились, лицо сделалось умиротворенным: так бывает с человеком, который, оказавшись в семейном уюте, сразу забывает о житейских невзгодах.– Сооруди нам, Любчик, легкую закуску, – приказал. – И поджарь бифштексы. А то время обеденное, сам бог велел… А мы пока с Леонидом Игнатовичем поболтаем.Он первый прошел в гостиную, достал из бара две бутылки, поставил на столик.– Я глотну коньячка, – потянулся к бутылке полковник.Белоштан налил ему, постоял, прижав бутылку к груди, налил себе и опорожнил рюмку.– Пусть виски хлещут американцы, – сказал. – По мне, так «Белая лошадь» самогоном пахнет. Хотя иногда со льдом – совсем другой вкус…– Хороший коньяк виноградом пахнет, – Псурцев, довольный, улыбнулся. – И еще немного розой.Белоштан ногою оттолкнул столик и плюхнулся в кресло.– Ну, что у тебя? – спросил как бы небрежно, но глаза глядели настороженно.– Сегодня утром арестовали Филю-прыща.– Ну и что?– Но ты ведь не знаешь!
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16