– От любопытного женского глаза ничего не скроется, – возразил Сидоренко.– После преферанса мужчины пили водку и закусывали, а я готовила ужин…– А Псурцев играл? – вдруг спросил следователь.– Нет, он приходил позже, – вырвалось у Любчика. Но сразу пожалела, что слова уже слетели с языка. – Вы не подумайте плохое, выпивали немного, по две-три рюмки, больше разговаривали.– И о чем же?«О цехе на Индустриальной, – в мыслях зло улыбнулась Любчик, – и о квартире в новом здании за миллион…»– О чем могут говорить мужчины? – махнула рукой. – О футболе, киевском «Динамо», как оно обставит «Спартак»… Это мы о тряпках говорим, а у них футбол и политика, политика и футбол.«А она не так проста, как кажется», – подумал Сидоренко и перевел разговор на другое:– Белоштан помогал вам обживаться в этой квартире? Кооперативная или государственная?– Знаете, сколько сейчас кооперативные стоят? – с испугом округлила глаза Любчик. – Где я такие деньги возьму? Квартира государственная, тут отец с матерью прописаны, летом они в деревне, осенью снова ко мне…– Три комнаты на троих?– Растет народное благосостояние! – нагло улыбнулась Любчик. – Партия выдвинула лозунг: до двухтысячного года каждой семье отдельную квартиру.– Но у вас же была отдельная…– Однокомнатная, а родителям в деревне трудновато.– И поэтому они возвели в Дедовцах двухэтажный дом?– Да… – вздохнула Любчик, спрятав в глазах злые огоньки, – мы решили не покидать Дедовцы. Там похоронены предки. Родители взяли у государства ссуду, кажется, сто тысяч, одолжили еще у соседей, я тоже помогла, вот и построились. А что, извините, нельзя?– Да, – кивнул Сидоренко, – нельзя за счет государства незаконно улучшать свои жилищные условия. Знаете, какая на фабрике очередь?– Не знаю и знать не хочу!– Воспользовавшись знакомством с Пирием, вы обошли других.– А вы, прежде чем делать такое безответственное заявление, спросите у самого Кирилла Семеновича, обращалась ли я к нему?– Конечно, Пирий не подтвердит этого.– Между прочим, нас трое в трехкомнатной, а в таких квартирах живут и по два человека.– Свинство.– А я считаю: свинство то, что люди по десять лет квартиры ждут. Говорим о правах человека, из дефицита не вылезаем…– Но вас, думается, миновала чаша сия… – обвел глазами комнату Сидоренко. – Живете с комфортом.«Увидел бы ты мой фарфор… – Любчик мысленно показала Сидоренко фигу. – Но не дотянутся у тебя до меня руки».А Сидоренко подумал почти о том же:«Не подкопаешься… Однако, проклятая баба, как все обставила. Родители ссуду взяли – под те сто тысяч пятьсот можно истратить, и ничего не докажешь. Чисто сделано…»И впервые пожалел, что миновало сталинское время. Тогда можно было и не считаться с законом: за ушко да на солнышко… Но сразу же осудил себя. Ну выскользнула у него из рук эта несчастная женщина, ну нет статьи, на основе которой можно было бы возбудить против нее судебное дело. Нет так нет, пусть существует… Если и дальше будет идти по белоштанскому пути, обязательно где-нибудь споткнется… * * * Сохань сидел в кабинете Гусака, понуро опустив плечи, и старался не смотреть ему в глаза.– Дали мы маху с Хусаиновым, – сказал Гусак. – С чем выйдем на суд? Пшик, а не дело, Сохань зажал руки между коленями, согласился:– Нет убедительных доказательств. Хотя и твердо убежден…– Думаете, мне хочется отпускать этого мерзавца? – поморщился Гусак. – Я тоже уверен, что Хусаинов убийца. Но что из этого?– Давайте обыщем Филину квартиру еще раз.– Думаете, что-нибудь недосмотрели? Хусаинов не такой дурак, чтобы давать нам козыри.– Это наш последний шанс.– Последний, – согласился Гусак. – Только вот что: мобилизуйте самых лучших следователей.– Какие уж есть… – махнул рукой Сохань. Он не был уверен, что повторный обыск что-нибудь даст, но других предложений пока не было.Жена Филина встретила их враждебно.– Менты проклятые, – не удержалась. – Чтоб вы все передохли!Лейтенант Рыбчинский, всегда улыбающийся парень с открытым добродушным лицом, рассмеялся:– Только после вас, тетенька.Женщина смерила его ненавидящим взглядом, села в углу, уставилась в книгу, хотя – Сохань видел – не читала ее.– С богом, – скомандовал он ребятам, и те снова приступили к выстукиванию пола, стен и подоконников…Работали до вечера – жена Хусаинова так и просидела три часа, будто неживая, только изредка бросала на Соханя злые взгляды.Наконец Сохань и на этот раз признал себя побежденным.– Ничего существенного, – констатировал с сожалением. Подумал и приказал: – Сейчас – в гараж!Неизвестно, за какие заслуги, но Хусаинов добился права построить гараж вблизи дома – здесь пристроились три кирпичных гаража с металлическими воротами и заасфальтированными двориками перед ними.Рыбчинский вооружился миноискателем, прослушивал им стены, а другой эксперт спустился в погреб, чтобы детальнее обследовать его. Сохань, спиной ощущая равнодушные взгляды понятых, осматривал полки. Разное барахло: старый аккумулятор, ржавый кардан, помятые, но еще пригодные канистры из-под бензина и масла. А над полками все стены заклеены цветными вырезками из иностранных журналов. Сплошь красавицы полураздетые и вообще обнаженные, блондинки и брюнетки, негритянки, японки, китаянки… На любой вкус и в любых позах. Одна из них, стройненькая, беленькая, почти целый час смотрела на Соханя – с издевкой и, кажется, даже подмигнула.«А хороша, – невольно подумал Сергей Аверьянович, – дрянь, а красивая, и фигура классическая. Очевидно, для Фили подобные девчонки не были проблемой».Лейтенант Рыбчинский закончил свои манипуляции с миноискателем – развел руки и поставил прибор возле ворот. Но другой эксперт еще находился в погребе, и Сохань присел на табурет возле обшарпанной тумбочки. Он уже покопался в ее содержимом, но от нечего делать опять выдвинул ящик. Та же картина: несколько магнитофонных кассет, кусок мыла, испорченный будильник, вата, бинт и несколько ключей. Один из них, пожалуй, был от гаражного замка – длинный и круглый. Сохань погладил ключ, какая-то подспудная мысль мелькнула у него – взял ключ и попробовал отомкнуть им замок в воротах. Ключ свободно пошел в отверстие замка, но не поворачивался, как Сохань ни старался: ключ был явно не от этого замка.Но от какого? И зачем хранит его Хусаинов? Сохань ткнул ключ в отверстие замка стоящего рядом гаража – не подошел. На воротах третьего гаража висел амбарный замок. Сохань задумчиво свистнул и повернулся к понятым, спросив их:– Видели, как я достал этот ключ из тумбочки? Понятые согласно закивали, Сохань на всякий случай зафиксировал этот факт в протоколе, положив ключ в портфель. Опечатав гараж, вернулись в прокуратуру. * * * Филя-прыщ уселся на стул, подтянув штанину джинсов, и спросил вызывающе:– Долго я еще здесь буду торчать, начальник?– Все зависит от обстоятельств, – объяснил терпеливо Сергей Аверьянович. – Следствие не закончено.– Вы можете тянуть и год, но я-то при чем тут?– Вы, Хусаинов, подозреваетесь в убийстве Хмиза, и мы вынуждены содержать вас в следственном изоляторе.– Незаконно, я буду жаловаться в столицу.– Ваше право, Хусаинов. – Сохань покопался в ящике письменного стола и вынул гаражный ключ. Увидев, как испуганно блеснули Филины глаза, взвесил его на ладони. – Этот ключ, Хусаинов, в присутствии понятых обнаружен в вашем гараже. Но он не подходит к замку. Чей гараж открывается этим ключом?– Ключ?.. – пробормотал Филя, и Сохань увидел, как потемнели у него глаза. Наглая улыбка сменилась гримасой, глаза запали и забегали. – Может, от старого замка… Да разве мало барахла в гараже? Не успел выбросить…– Когда меняли замок?– Разве помню? Года два-три назад…– Замок, конечно, выбросили?– Зачем он мне, если испортился?– А ключ почему сохранили?– Так, завалялся…– Может быть и такое, – согласился Сохань. – Все бывает в нашей жизни. – Он вызвал конвоира и приказал отвести Хусаинова в камеру. А сам пошел к Гусаку.Выслушав Соханя, прокурор оживился.– Говорите, увидев ключ, Хусаинов испугался?– Переменился в лице, побледнел весь.– Считаете, у Хусаинова есть еще один гараж? Сомнительно. Город наш не такой уж маленький, но спрятать концы в воду трудно. Особенно с гаражом.– Есть несколько вариантов, Сидор Леонтьевич. Первый: у Хусаинова есть еще один гараж на подставное лицо. Где-нибудь на окраине, в кооперативе – прекрасное место для сборища преступников… Как-то мне пришлось побывать у одного знакомого. У него под гаражом подвал с бочками и рядом комнатка – сиди хоть неделю, все будет шито-крыто.– Удобно, – кивнул Гусак.– Далее. Кто-то из Филиных друзей дал ему ключ от своего гаража. Уехал куда-то или машину продал. Может ставить машину.– Сомнительно, у Хусаинова свой же гараж под боком.– Но возможно. Наконец, Хусаинов мог тем временем пользоваться чьим-то гаражом, оставив ключ у себя или изготовив дубликат. Оборудовал в том гараже тайник…– Где ключ? – с нетерпением спросил Гусак.Сохань извлек ключ из кармана и протянул его прокурору. Тот стал внимательно разглядывать.– На экспертизу, – решил. – Немедленно на экспертизу. Похоже, самоделка. Конечно, самоделка, простым глазом видно.Сохань рубанул рукой воздух.– Надо срочно обратиться к населению по радио. Пусть сообщат, кто разрешает Хусаинову пользоваться своим гаражом. И дать запрос через газету…– Можно, – согласился Гусак. – Я позвоню редактору, пусть тиснет в ближайшем номере. * * * Секретарша, некрасивая, сухая, плоскогрудая, но надменная, на лице которой будто застыло неуважение к посетителям, узнав, кто пришел в приемную, смягчилась и даже сама открыла перед Сидоренко обитые кожей двери.Пирий сидел за большим полированным столом, опершись на него локтями, – постукивал пальцами правой руки о пальцы левой и невозмутимо смотрел на Сидоренко. Иван Гаврилович полез за удостоверением, но Пирий покачал головой:– Не нужно, мне доложил о вашем посещении городской прокурор.– Моя фамилия Сидоренко. Иван Гаврилович Сидоренко – следователь по особо важным делам республиканской прокуратуры.– Какое же важное дело привело вас в исполком?– Нами арестован директор трикотажной фабрики Белоштан…– Знаю… – Ни один мускул не дрогнул на лице Пирия – оно оставалось таким же невозмутимым, каменным.– А знаете ли вы, что на протяжении многих лет на глазах у общества и за пять кварталов от исполкома существовал и работал на полную мощность левый цех?Сидоренко показалось, что насмешливая искорка мелькнула в глазах Пирия, но тот ответил спокойно, даже как-то отчужденно:– Без причин вы не арестуете. Гусак информировал меня, и, честно говоря, я в недоумении. От кого, от кого, но от Белоштана не ожидал. Один из лучших руководителей, выбрали членом исполкома. Обвел нас вокруг пальца…– Кажется, вы были приятелями с ним?– Приятельскими наши отношения назвать трудно: иногда играли в преферанс.– У Белоштана?– У Георгия Васильевича больна жена – не беспокоили ее. Белоштан устраивал игру на квартире у одной из своих работниц. Как ее? – сделал вид, что вспоминает. – Любовь Антоновна, извините, фамилии не знаю.– Сулима.– Возможно. Очень симпатичная и гостеприимная женщина.– Любовница Белоштана.– Неужели? Я бы не сказал…– Это не бросалось в глаза? А Любовь Антоновна не скрывает.– Думаю, что вы пришли ко мне не для того, чтобы уточнять отношения…– Из-за такой мелочи не отважился бы отнимать ваше драгоценное время. Просто хочется уяснить некоторые нюансы ваших отношений с Белоштаном. Вы ведь не только играли с ним в преферанс, но и пили водку, то есть общались не как коллеги по исполкому, а значительно теснее. Кстати, по сколько играли? Ставки вашей игры?– Говорите уж прямо: хотите знать, не поддавались ли мне партнеры? – Пирий мгновенно прикидывал варианты: Белоштан – кремень, он знает, что и как говорить, от Губы тоже ничего не узнают. А Хмиза уже нет. Сказал твердо: – Должен разочаровать: копеечные игры. Конечно, в пульке все бывает, но партнеры собирались солидные и опытные. Самый большой проигрыш – рублей тридцать, да и то очень редко.«Если бы ты только знал, – подумал не без злобы, – что выкладывали мне ребята почти по миллиону в месяц. Дураки, делали вид, что проигрывают случайно. Даже Жора делал веселую мину при плохой игре. Проницательный, мудрый и опытный Жора! Жаль Жору, ну да мы за него еще поборемся».– Что тянется за Белоштаном? – спросил подчеркнуто безразлично, будто этот вопрос не очень интересовал его.– Идет следствие, Кирилл Семенович, и я, к сожалению…– Пока я один из руководителей Города, думаю, имею право быть в курсе всех городских дел.– Извините, но мы проинформируем вас после окончания следствия.– А не много ли вы берете на себя? – Все же Пирий немного сорвался, и Сидоренко сразу засек это.– Закон!.. – объяснил.– Согласен, – Пирий переплел пальцы, сжал их. – Я и так знаю, левая пряжа, левая продукция… Весь город гудит, как улей. Но мне сообщили, что в рамках фабрики создан кооператив.– Создан, да слишком поздно.– Раньше мы почему-то по-иному относились к частнособственнической деятельности… И только сейчас сообразили…– Белоштан обращался к вам с просьбой утвердить кооператив «Красная Шапочка»?– Это прерогатива моего заместителя.– Значит, не обращался?– Нет.– На исполкоме этот вопрос не стоял?– Сейчас кооперативы возникают как грибы в добром лесу. Попробуй запомнить все…– Согласен, Кирилл Семенович. Оставим это. Пока что. Наверное, у нас с вами в связи с делом Белоштана состоится еще не один разговор.– Говорите так, как будто угрожаете!– Ни в коем случае. В делах трикотажной фабрики еще много запутанного и непроясненного.– Тем более. Сидоренко почувствовал, что Пирий облегченно вздохнул и расслабился. Сказал:– Еще один вопрос, Кирилл Семенович. Вчера мы задержали вашего шофера Микитайло.– Мне уже доложили, но я завертелся и не смог позвонить в милицию. Что выкинул Василий? Хулиганил или левый рейс?– Хуже, Кирилл Семенович, боюсь, что и у вас придется брать объяснения.– Отдаете себе отчет, что говорите?– Конечно, но Микитайло дал показания, что вы, Кирилл Семенович, именно вы, устроили его любовницу в Городе и дали ей отдельную двухкомнатную квартиру.Пирий огорченно покачал головой.– Ну и ну… Нельзя людям добро делать! Я к Микитайло как к родному относился. Моя Нина Ивановна чаем угощала, а он… Выдумать такое!– Мы проверили: действительно, гражданка Пуговица Наталья Лукинична, то есть любовница Микитайло, без всяких на то оснований переведена из райцентра в Город и ей выделена без очереди отдельная двухкомнатная квартира.– Безобразие! – сузил глаза Пирий. – Черт знает что! В наш жилищный голод… Разберемся и накажем виновных.– А Микитайло еще утверждает, что в ваших ногах валялся, только бы Пуговицу в Городе устроить.– Впервые слышу. Скажите хоть, кто она такая, эта мифическая Наталка Пуговица?– Обыкновенная медсестра.– Ну вот… Не могли ее перевести в Город – профессия не дефицитная, и я согласен с вами – нелепо. Да и вообще не может такого быть: беспрецедентно в обход очереди дать квартиру какой-то медсестре…– О ней официально просил заведующий областным отделом здравоохранения Шарий.– Иногда мы делаем исключения – учитываем просьбы областных организаций. Может, Шарий обратился в инстанции…– Письмо, подписанное Шарием, было направлено лично вам?– Не помню… Не могу я все помнить, товарищ Сидоренко. Таких писем…– На этом письме резолюция вашего заместителя.– А вы утверждаете: я выдал жилье какой-то Пуговице… – Пирий мысленно послал Сидоренко ко всем чертям: дело сделано чисто, он посоветовал Микитайло взять письмо от Шария, где-то в компании намекнул Шарию, чтобы не возражал, подмахнул бумагу, а потом этот документ как бы провели через исполком и заместитель написал постановление. – Да я про нее впервые слышу. – Покачал головой и произнес в отчаянии: – Не ожидал такого от Микитайло, считал его честным человеком.– И ошиблись.– Теперь на самом деле вижу.– Дело в том, Кирилл Семенович, что Микитайло в своих показаниях ссылается на вас.Сказав это, Сидоренко почувствовал, что Пирий впервые за час их беседы пошатнулся. Почти ничем не показал этого, но злоба и гонор сползли с него. Он стал казаться даже меньше. Но, наверное, следователь недооценил Пирия, так как тот взял себя в руки и спокойно произнес:– Такая уж наша доля. Чуть что – кто виноват? Мэр Города, а ну, подать сюда Ляпкина-Тяпкина! На ковер его!– По моим данным, не так уж часто вызывали вас на ковер, Кирилл Семенович.– Ибо стараюсь честно тянуть свое ярмо.– Микитайло придерживается противоположной мысли.– Разве что Микитайло… Хотя именно от него это удивительно слышать. У меня должность такая: всем не угодишь. Пошел навстречу Иванову, Петренко недоволен… Удовлетворил Петренко – Степанову не понравилось…– Понятно. И я понимаю всю сложность вашей жизни.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16