Я лишь махнул Горлову рукой, и участковые вышли, думаю, не очень
довольные: проклятый Пашкевич со своей Марией нарушили весь ритм их
работы.
Список магазинов, доставшихся на мою долю, оказался немалым: двадцать
девять. Но ребята, учитывая мое незнание города, уступили лучший квадрат.
Не в центре, где сам черт запутается в бесконечных львовских улочках и
переулках, а в новом массиве. Магазины расположены там дальше друг от
друга, зато это окупается предельно простой, как говорится,
квадратно-гнездовой планировкой улиц.
Гастроном, с которого я начал обследование кассовых аппаратов,
занимал весь первый этаж пятиподъездного здания и считался одним из
крупнейших в городе.
Директор встретил меня любезно, но без угодливости, совсем не так,
как встречают в магазинах моих коллег из ОБХСС, это меня вполне устраивало
- я должен был действовать быстро и четко, не теряя времени на
дипломатические тонкости.
Мы направились из подсобки прямо в зал, где каждая касса выбила мне
чек.
Все эти чеки эксперты сегодня же вечером сравнят с чеками, выбитыми
жуликами на ковры, и, таким образом, или установят их идентичность, или
нет.
Я лично не сомневался в последнем: вчера магазин работал, все кассы
стояли на месте, однако старательно пронумеровал чеки в соответствии с
расположением касс в торговом зале и положил в конверт.
Потом мы с директором спустились в подвал, где осмотрели еще два
совсем новых кассовых аппарата. Они находились, так сказать, в резерве, на
случай выхода из строя работающих. Несколько секунд хватило, чтобы
убедиться: по крайней мере полгода никто не прикасался к ящикам, в которых
хранились аппараты.
Мы поднялись в кабинет директора, и я просмотрел личные дела Марий,
работавших в гастрономе. Тут были лишь две Марии, уборщица и продавщица, и
у обеих было чистое алиби: в январе находились на работе и жили в этом же
микрорайоне неподалеку от гастронома.
Пожав мне руку на прощание, директор все же не удержался от
саркастической улыбки и сказал:
- У нас порядок, и я сам бы сигнализировал вам в случае чего.
Думаете, не знаем, что к чему?
- Думаю, знаете. Но такая уж у меня работа: все надо собственноручно
ощупать.
- Не завидую, людям надо верить.
У меня не было времени объяснять ему, что именно благодаря вере в
людей и, выражаясь официальным языком, в тесном контакте с общественностью
лишь за последнее время органы милиции раскрыли несколько тяжких
преступлений.
Я помахал директору рукой и поспешил дальше.
Процедура осмотра касс в первом гастрономе и пеший переход в
следующий заняли у меня полчаса. Если в среднем выйдет по получасу на
магазин и если учесть, что в большинстве торговых точек рабочий день
заканчивается в восемь вечера, сегодня я смогу осмотреть
четырнадцать-пятнадцать гастрономов и промтоварных магазинов.
Приблизительно половину запланированных. А надо еще пообедать, впрочем,
можно обойтись пирожками или кофе с бутербродами. Канительная работа,
которая может окончиться полным пшиком.
Но ведь Пашкевич со своей красавицей Марусей все же должны были
где-то достать кассу!
Возможно, украли, а после аферы с коврами выезжали за город и зарыли;
возможно, незаметно вернули или сговорились со сторожем или завмагом:
десятки вариантов, сотни магазинов, столовых, ресторанов, где установлены
кассовые аппараты, - действительно канительная, нудная, но крайне
необходимая работа.
И все время на ногах.
Когда-то один из старых, опытных работников угрозыска, уже не помню
кто, учил меня, еще зеленого лейтенанта, как надо относиться к своим
ногам, как закалять и в то же время холить их, по крайней мере уважать:
носить хорошие носки, удобную обувь, может, и не модную, но обязательно
удобную и чтобы отвечала требованиям сезона. Честно говоря, тогда я как-то
иронически воспринял эти советы и только потом понял, какими полезными они
были. Сегодня на мне удобные, несколько растоптанные и совсем не импортные
туфли, забыл точно - откуда, житомирские или белоцерковские, но я в них
ходок и выдерживаю до вечера.
Следующий магазин оказался совсем маленьким, с одной кассой и без
Марий. Я управился тут за десять минут и начал оптимистичнее представлять
свое ближайшее будущее. Однако в гастрономе на параллельной улице не было
ни директора, ни его заместителя, пришлось ограничиться заведующим секцией
и председателем месткома. Тут я растерял фору, полученную в предыдущей
симпатичной торговой точке. Провозился целых сорок минут - и
безрезультатно.
Потом был небольшой универмаг, разделенный на бесчисленное количество
секций с кассой в каждой; одна, запасная, стояла в подсобке, и где-то в
кладовке после долгих поисков удалось найти еще две испорченных.
Короче, к восьми часам я обошел не четырнадцать-пятнадцать магазинов,
как планировал, а всего одиннадцать. Я с удовольствием сел в полупустой
троллейбус и дал отдых натруженным ногам.
В управлении меня уже ждали Крушельницкий, Проц и еще несколько
незнакомых оперативных работников. Не надо было быть большим
физиономистом, чтобы понять: их тоже постигла неудача.
Мы лениво и устало обменялись мнениями, сдали чеки на экспертизу и
разъехались по домам, чтобы завтра с самого утра продолжить обход
магазинов.
В гостиничном буфете я выпил две бутылки кефира с не очень
аппетитными булочками, одним глазом посмотрел телевизор в холле и
завалился спать.
Заснул сразу и спал без снов. В семь меня разбудил телефонный звонок
Крушельницкого. Я провел электробритвой по щекам, выпил припасенного с
вечера кефира и еле влез в переполненный с утра троллейбус.
Примерно в одиннадцать, после пятого магазина, я позвонил дежурному
по управлению: условились, что будем держать его в курсе дел. Но ничего
радостного он не сообщил - прочесали уже больше половины торговых точек, и
никаких следов.
Я представил, как ходят по магазинам и столовым, ругаясь и бормоча
себе под нос проклятья, мои коллеги по розыску, а подлец Пашкевич
наслаждается где-то с брюнеткой, целует губки бантиком, нах-хал
проклятый...
Разозлился и чуть бодрее побежал в столовую, которая значилась в моем
маршруте.
Еще раз позвонил в управление в два, когда магазины закрывались на
перерыв. Дежурный, узнав, кто звонит, радостно заорал в трубку:
- Товарищ капитан, майор Крушельницкий просил вас срочно приехать!
- Нашли?
- Кажется.
Я вышел из будки телефона-автомата, ощутив, как сразу у меня
отяжелели ноги. Любопытно: еще минуту назад готов был бегать до вечера, а
тут захотелось сесть тотчас же, даже вон на ту урну для мусора или прямо
на бровку тротуара, - сесть, вытянуть ноги и ни о чем не думать.
Слава богу, увидел зеленый огонек такси. Невероятно, но таксист
остановился, более того: он не возразил, когда я назвал адрес, а может,
просто не захотел спорить с человеком, едущим в управление милиции: кто ж
его знает, что это за птица!
Крушельницкий разговаривал с кем-то по телефону. Помахал мне рукой,
приглашая сесть, и продолжал:
- Возьмите машину и привезите ее сюда. Немедленно, очень прошу не
задерживаться. Да, да, мы ждем.
Положил трубку, посмотрел на меня долгим взглядом, но ничего не
сказал.
- Нашли кассу? - не выдержал я долгой паузы.
- Нет, не нашли. Но Проц нашел столовую, откуда ее увезли.
Оказывается, еще четыре дня назад. И официанткой там Мария Панасовна
Щепанская. Два года назад освободилась из колонии. Перед этим работала
продавщицей и получила срок за недостачу. В пятницу подала заявление и
ушла с работы. Представляешь, в январе Щепанская была в отпуске и ездила в
Кривой Рог, там у нее то ли родственники, то ли знакомые.
- Адрес?.. - я чуть не застонал от нетерпения.
Крушельницкий покачал головой.
- Такая штука, - объяснил он. - Щепанская прописана на Зеленой улице,
однако там не живет. Поругалась с хозяйкой и сняла где-то другую комнату.
Сейчас Проц привезет сюда ее подругу, разыщет и привезет - она знает, где
живет Щепанская.
Я заерзал на стуле.
- И в какой же столовой работала Щепанская?
- Официанткой в вареничной. Неподалеку от завода автопогрузчиков. В
прошлом году там поменяли кассу, а старую выбросили в сарай с разным
барахлом. Замок гвоздем можно отпереть, сарай во дворе и никем не
охраняется. Да и кому нужны старые кастрюли и списанная посуда? Ключ от
сарая висит в подсобке. Щепанская могла захватить его с собой, вечером
подъехали на машине, вынесли кассу, и конец. А в воскресенье бросили
куда-нибудь в речку или озеро - сто лет ищи!
- А как портрет - сходится?
- Тютелька в тютельку: брюнетка, красивая и губы красит ярко.
- А фото?
- К сожалению, нет, она свое личное дело стащила. Перед тем, как
уволиться.
- Прописана на Зеленой, а живет на Пекарской! - Мне стало весело. -
Вот посмотришь, живет на Пекарской, и мы ее, рабу божью, вместе с лысым
красавчиком... - Мне не удалось докончить эту радостную и, как вскоре
выяснилось, беспочвенно радостную тираду, потому что дверь открылась, и
Проц ввел в комнату светловолосую девушку.
- Оля Верещака, - представил он. - Подруга Щепанской.
Проц придвинул девушке стул, она присела на краешек, настороженно
посмотрев исподлобья.
- Ну и чудесно! - широко улыбнулся Крушельницкий, как старой
знакомой. - Вы, Олечка, давно дружите с Марией?
- Год уже или чуть больше. Работаем вместе.
- Подруги?
- Да.
- Давно виделись?
- В пятницу, она расчет взяла.
- Почему уволилась?
- Лучшую работу нашла. Тут девяносто рублей, а там сто десять и
прогрессивка.
- Где?
- В гастрономе.
- В каком?
- А я не спрашивала.
- Бывали у Марии дома?
- Конечно.
- Где живет?
- На Пекарской.
Крушельницкий невольно посмотрел на меня и удовлетворенно улыбнулся.
- Номер дома и квартиры?
- А я не знаю.
- Как же так? Ходили к подруге и не знаете?
- А зачем мне? Дом знаю и квартиру, на втором этаже справа. А дом,
кажется, третий от Чкалова.
Маша у старушки комнату сняла: сорок рублей в месяц.
- Поехали, - встал Крушельницкий, - покажете нам квартиру Щепанской.
- Для чего она вам?
- Говорят, красивая женщина. Познакомите?
Оля смерила Крушельницкого оценивающим взглядом.
- Вы серьезно?
- Куда серьезнее.
- Опоздали, у Марички уже есть...
- Это тот, лысый?
- Откуда знаете?
- Мы, дорогуша, все знаем.
- Он вас с лестницы спустит. Ревнивый и злой.
- Ревнивый - это хорошо. И давно он у Марии?
- С неделю.
- Хорошо лысым: девушки их любят.
Оля хохотнула.
- Скажете...
- Неправда?
- У вас такие красивые волосы...
Это был прямой намек, и Крушельницкий тут же перефутболил девушку
мне:
- Вот у кого шевелюра - на десятерых хватит.
Оля посмотрела на меня, но я, видно, не произвел на нее впечатления,
снова повернулась к Толе и поправила прическу.
- Зачем вам Маричка? Милиция - и вдруг Маричка!
- Поехали... - Крушельницкий осторожно взял ее за локоть и повернул к
дверям. - Поехали, дорогуша, потому что мне иногда бывает очень трудно
ответить на такие вот прямо поставленные вопросы.
Мы приехали на Пекарскую, и Оля указала на ворота в старом,
почерневшем доме. Объяснила, что квартира старушки - первая в коридоре
справа.
Девушка осталась в машине с шофером, а мы втроем поднялись по
лестнице. Коридор - длинный и темный, двери высокие, тяжелые, обитые
железными полосами, будто их обитатели собирались отражать вражеское
нападение.
Мы с Толей стали по обеим сторонам двери, а Проц позвонил, резко и
требовательно. Никто не отозвался, и лейтенант позвонил еще раз, наконец
за дверью послышалось шарканье, и тонкий голос спросил:
- Кто?
- Из домоуправления.
Лязгнул замок, потом еще один, дверь открылась удивительно плавно и
тихо, и маленькая высохшая старушка в платочке выглянула в коридор. Я
легонько отстранил ее и проскользнул в прихожую. Знал, что вход в комнату
Щепанской справа, неслышно сделал несколько шагов и остановился на пороге.
Комната была пуста.
Крушельницкий уже исчез за дверью старухиной комнаты, а Проц заглянул
в кухню. Старушка, как остановилась на пороге прихожей, так и стояла,
испуганно глядя на странных гостей.
Я вошел в комнату, открыл дверцы гардероба, заглянул под кровать,
хотя уже знал, что ни Щепанской, ни Пашкевича нет, что мы опять опоздали:
ни в гардеробе, ни в старомодном комоде не было ни одной вещи, которая
могла бы принадлежать красавице Марусе или ее лысому любовнику.
Вышел в прихожую и столкнулся нос к носу с Крушельницким. Он покачал
головой, я зло выругался сквозь зубы, но Толя не воспринял моего
возмущения, улыбнулся и сказал:
- Теперь они уже никуда не денутся. - Повернулся к старушке,
объяснил: - Мы из милиции, бабушка, извините, что так вот ворвались. Где
ваши квартиранты?
- А съехали.
- Когда?
- В субботу.
Это было любопытно: съехали за день до аферы с коврами. Ночь где-то
провели, а потом, собрав деньги возле универмага, сразу скрылись.
Крушельницкий вынул из кармана бумажку.
- Вы, бабушка, читать умеете?
- Почему же не умею, только вижу...
- Вот постановление на обыск в вашей квартире. - Проставил данные и
расписался на бумажке. - Согласно закону в экстренных случаях можем и без
разрешения прокурора. Сейчас лейтенант позовет понятых, - кивнул в сторону
Проца. - Кстати, Игорь, скажи Оле, пусть зайдет сюда.
- За какие это грехи? Живу мирно и ничего не украла, - обиделась
старуха.
- Вы - ничего, а ваши квартиранты...
- Почему я должна за них отвечать?
- Ваши жильцы - опасные преступники, и мы ищем их.
- Марийка - преступница? - не поверила та. - Тихая и смирная, год
жила, и ничего.
- В тихом омуте черти водятся. Не говорила вам, что в колонии была?
- Это как же понимать - в тюрьме?
- Точно, бабушка, по-вашему - в тюрьме.
- А что сейчас украла? - Тусклые старческие глаза вдруг блеснули
любопытством.
- А это, бабушка, пока что секрет. - Крушельницкий разложил на столе,
покрытом льняной скатертью, фотографии. Дождался, пока Проц приведет
понятых, и предложил старухе: - Взгляните, кто из них ваш квартирант?
Бабка приладила очки, долго и с интересом разглядывала снимки,
наконец уверенно ткнула пальцем в фото Пашкевича. Опознала его и Оля.
Приехала оперативная группа, и, пока ребята производили обыск,
Крушельницкий начал допрос старухи. Выяснилось, что зовут ее Катериной
Спиридоновной. Приехала во Львов сразу после войны с мужем, который
работал на заводе "Львовсельмаш". Пять лет назад он умер, и старуха решила
сдавать комнату. Во-первых, прибавка к пенсии; во-вторых, не так тоскливо,
есть с кем словом перемолвиться.
- Почему не прописали Щепанскую? - строго спросил Крушельницкий.
- Да неужели надо прописывать? - всплеснула руками старуха, однако в
ее водянистых глазах мелькнула искорка. - Я так думаю: деньги платят, и
все.
- По вашей вине, бабушка, - сказал Крушельницкий, - милиция
своевременно не задержала опасных преступников.
- А я тут при чем! - огрызнулась вдруг: она вовсе не была такой
простой и забитой, как казалось. - Это ваше дело - преступников ловить!
- Конечно, наше, - легко согласился Крушельницкий. - Но ведь и за
укрывательство...
- Не знала, ей-богу, не знала! Я бы им, проклятым!..
- Ладно, - смягчился Толя. - Когда приехал к вам этот лысый? И как
назвался?
- Неделя прошла. А назвался Борисом Борисовичем. И фамилия такая
чудная: Крутигора.
- Документы смотрели?
- Так ведь муж же Марийкин - зачем?
- Так и запишем, что документов не видели.
- Нет.
- Какие у него были вещи?
- Чемодан. Большой чемодан, желтый, с ремнями.
- Откуда приехали?
- А с шахт... Шахтер он, заработал денег и сейчас отдыхает. Богатый.
Когда съезжали, он мне пятьдесят рублей дал.
- А куда поехали?
- Я Марийку спросила: вроде бы на Черное море, а потом к Борису
Борисовичу на шахту. Снова деньги зарабатывать.
- Может, слышали какие-нибудь разговоры между ними: куда и как едут,
поездом или самолетом?
Старуха покачала головой.
- Не подслушиваю.
- А случайно?
- И случайно.
- Много было вещей у Щепанской?
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14