- Скоро майором будешь, если наше представление не задержат там,
наверху, - ткнув пальцем куда-то в раскрытое окно, за которым виднелась
круто вздыбленная крыша железнодорожных билетных касс, говорил Великанов,
- И, если за это время на тебя какая-нибудь серьезная телега не поступит.
Несерьезную мы в металлолом препроводить можем. А вот серьезную...
Он многозначительно оборвал фразу, вприщур посмотрел на Валентина.
- Бог не выдаст, свинья не съест, - как можно благодушнее сказал
Валентин. Он не хотел заводиться с Великановым, и ляпнул первое, что
пришло в голову, но майор побагровел и спросил:
- Это ты кого и в каком качестве подразумеваешь?
- Того, кто своих не выдает, - нашелся Валентин.
- То-то и оно! - погрозил ему пальцем Великанов. - Ты, Валентин
Георгиевич, говорить говори, но не заговаривайся.
- Чем еще обязан, товарищ майор? - чувствуя что вот-вот вспылит, в
свою очередь насупился Валентин.
- Хочешь товарищеский совет?
- Я - весь внимание.
- Не мешай Мандзюку; не лезь в это дело. Я о драке в загородном
ресторане. Говорят, помер парнишка. Трагедия, конечно, для родственников.
Но ты себя поставь на место того человека, к которому этот самый Зимовец с
бандитским ножом подступил. Как бы ты себя вел? Стоял бы и ждал пока он
тебе полное харакири сделает? Не ждал бы - оборонялся. Я тоже не позволил
бы себя резать. И подушечку для смягчения удара от падения хулигану, между
прочим, не подкладывал бы. Так зачем, спрашивается, огород городить и
уважаемую в народе фамилию по милицейским протоколам трепать?
- Не понял, товарищ майор, о какой фамилии речь?
- Не хитри, Валентин Георгиевич. Ты все прекрасно понял! Так вот, -
голос Великанова обрел металлические нотки, - не мешайся в это дело.
Мандзюк сам сообразит, как его наилучшим образом для архива оформить. А не
сообразит, ему подскажут. Оттуда!
Великанов снова ткнул пальцем в сторону крыши железнодорожных касс.
Валентин не стал возражать - это было бессмысленно, но о визите
Великанова, также как и о своей беседе со Сторожуком, счел нужным доложить
начальнику отдела. Ожидал, что Билякевич возмутится, пойдет к начальнику
управления, потребует призвать к порядку зарвавшегося кадровика. Но
подполковник повел себя необычно: сначала испытывающе посмотрел на
Валентина, затем чему-то усмехнулся, забарабанил пальцами по
отполированной до зеркального блеска крышке стола, что делал в
затруднительных случаях.
- А может в самом деле не стоит беспокоить Ларису Яворскую? - после
продолжительной паузы, произнес он. - Если иметь в виду только драку, то
свидетелей и без нее достаточно. К тому же подоплека конфликта, скорее
всего, носит интимный характер, а с учетом этого на откровенность Ларисы
рассчитывать не приходится. Что же касается личности противника, Зимовца,
то полагаю, Мандзюк правильно определил круг подозреваемых: это кто-то из
ассистентов кафедры нейрохирургии. Уличить этого человека теперь уже
несложно. Но боюсь, что мы не сможем предъявить ему обвинение в умышленном
нанесении Зимовцу тяжелой травмы: судя по всему, он действовал в пределах
необходимой обороны.
Немного помолчав, Билякевич снова, как-то необычно - не то
вопрошающе, не то испытывающе - посмотрел на Валентина.
- Так может быть последуем совету майора Великанова?
Валентин оторопел. Не далее как утром, подполковник говорил прямо
противоположное; они как бы поменялись местами. Но если утром Валентин
согласился с ним - это дело надо довести до конца - то сейчас терялся в
догадках: чем вызван такой крутой поворот в позиции шефа? Не Великанова же
он испугался, в конце концов! Валентин уважал Билякевича и, если не всегда
и не во всем соглашался с ним - начальник отдела был порой излишне
скрупулезен, придирчив, то его принципиальность никогда не брал под
сомнение. И вот - на тебе!
- Извините, Виктор Михайлович, не могу согласиться с вами, - резко
сказал Валентин. - Пока следствие не закончено, я буду предпринимать те
дозволенные законом действия, которые сочту необходимыми. Если вы,
конечно, не отстраните меня.
- Упрямство, Валентин Георгиевич, само по себе, не лучший довод в
споре с начальством. Я имею в виду не только вас.
Валентин смутился, наконец-то сообразив, в чем дело. Видимо,
Билякевича уже взяли в оборот в связи с этим делом. Но отступать не
пожелал.
- Вот мои доводы. Всех, кто знал Анатолия Зимовца, удивляет, что
парень схватился за нож - не похоже на него. Но факт остается фактом. И
нельзя исходить только из него. Убежден: за этим стояла не сиюминутная
вспышка, не пьяная ярость. Тут было что-то другое. Причем очень серьезное.
Перед смертью Зимовец сказал своей сестре, что один во всем виноват. Но
только ли драку он имел в виду? Думаю, не только. И вот почему. На месте
происшествия обнаружена какая-то старая, видимо, ценная книга. Зимовец был
завзятый книжник. Библиофилом считает себя и ассистент Боков. И тот, и
другой бывали в доме Яворских, где имелась уникальная библиотека.
- Имелась? - быстро переспросил Билякевич.
- На этот вопрос пока не могу ответить. Я задавал его Сторожуку, но
он отмолчался. Теперь другое: от встречи со мной по какой-то причине
уклоняется доктор Билан, которая должна быть в курсе событий, так или
иначе касающихся семьи Яворских. И, наконец, эта закулисная возня вокруг
дела Зимовца, которая, как догадываюсь, не миновала и вас. Я не ошибся?
- Допустим. Но как вы увязываете все это с дракой?
- Многое должно проясниться в ходе допроса Ларисы Яворской. Ее
высокопоставленные родственники очевидно не случайно нажали на все кнопки.
Я уверен, что конфликт на автостоянке имеет какую-то неприглядную
предисторию. Вот почему я завтра же вызову Ларису и вместе со следователем
допрошу, какие бы пакости мне потом не делал Великанов.
Билякевич подошел к Валентину, положил руку на его плечо.
- Передайте Великанову и прочим, кто будет обращаться к вам с
подобными советами, что следственно-оперативную группу по делу Зимовца
отныне возглавляю я.
- Вы отстраняете меня? - вспыхнул Валентин.
- Состав группы остается прежним. Я беру на себя роль куратора и в
какой-то степени громоотвода. Не спорьте, за это я зарплату получаю.
- За то, чтобы быть громоотводом?
- И за это тоже.
Билякевич улыбнулся, слегка сжал плечо Валентина, отошел к окну,
присел на низкий подоконник.
- Теперь о Ларисе Яворской. Не спешите ее вызывать. В делах,
касающихся семейных отношений, официальный допрос свидетеля не лучший
способ выявления истины. Тем более, когда этот свидетель не горит желанием
общаться с работниками милиции, следователем. Целесообразнее сначала
побеседовать с доктором Билан, которая, надеюсь, поможет разобраться, если
не во всех, то во всяком случае, в некоторых из интересующих нас вопросах.
Судьбой библиотеки профессора Яворского я сам поинтересуюсь. А Мандзюк
пусть побыстрее выявляет человека, травмировавшего Зимовца. Полагаю, этот
человек не помешает нам, - Билякевич усмехнулся. - Посоветуйтесь с
Мандзюком, составьте план оперативных действий и завтра с утра заходите ко
мне.
Мандзюк явился не с пустыми руками в прямом и переносном смысле. При
нем был портфель-дипломат, который он, надо думать, прихватил с собой не
случайно. В кабинете Билякевича Алексей отложил "дипломат" в сторонку, но
так, чтобы он оставался на виду, и Ляшенко понял, что новость у него не
одна, но для начала придется выслушать менее важную: Алексей не был бы
Алексеем, если бы главное выкладывал сразу.
Неторопливо и деловито, останавливаясь на незначительных деталях,
Мандзюк рассказывал, что участковый инспектор отыскал парня-мотоциклиста,
который подвез Анатолия Зимовца к загородному ресторану.
Парня зовут Игорем, фамилия Кобко. Он ровесник Анатолия, некогда
учились в одном классе, жили на соседних улицах: Игорь на Пасечной,
Анатолий на Харьковской. Приятелями не были, но Игорь, по его словам,
уважал Анатолия за справедливость, а также за то, что Толик давал ему
читать интересные книги. Вечером 28-го июня Игорь катался на мотоцикле в
районе Пасечной - Песковой, испытывая машину на крутых подъемах, спусках,
этих сбегающих с Высокого Холма улочек. Примерно в 20:25 на перекрестке
Пасечной и Харьковской улиц он увидел Анатолия, который нетерпеливо
оглядывался по сторонам. Заметив товарища на мотоцикле, Зимовец окликнул
его, а когда тот подъехал, взобрался на заднее сиденье и тоном, не
терпящим возражений, велел: "Быстро вниз по Харьковской!"
Игорь не стал ни о чем расспрашивать: Анатолий был взволнован,
нетерпелив и, очевидно, на то имелись причины. Они проехали Харьковскую,
выскочили на оживленную Первомайскую улицу, по указанию Анатолия Игорь
повернул направо, миновал Сенной базар, а затем свернул на Черниговскую.
Завидев впереди светлую "Ладу", Анатолий крикнул товарищу: "Газуй за той
машиной и не выпускай из виду!" Его взволнованность передалась Игорю, он
стал следовать за "Ладой". На углу Черниговской и Зеленой улиц "Лада"
притормозила, в кабину рядом с водителем села высокая девушка в белых
джинсах. Других пассажиров в машине не было. Затем "Лада" выехала на
проспект Шевченко, далее на Рогатку, оттуда на Окружную дорогу. Игорь
висел у "Лады" на "хвосте" по всем правилам оперативного слежения,
изученным им по многочисленным кино-теледетективам. Вначале это увлекло
его, но когда они миновали Рогатку и вслед за "Ладой" выехали на Окружную,
затея Анатолия показалась ему уже не столь привлекательной - могло не
хватить бензина на обратный путь. К тому же Анатолий был выпивший - Игорь
это почувствовал по запаху и по тому, как тот цедил сквозь зубы необычные
для его лексикона ругательства... Кого он ругал? Вначале водителя "Лады",
а потом девушку в белых джинсах. Но девушку ругал уже как бы заодно. Нет,
по именам их не называл и о том, чем они досадили ему, не говорил, хотя
Игорь спрашивал. На Окружной дороге между товарищами возник спор: Игорь не
хотел ехать дальше, а Анатолий настаивал. Пока препирались, "Лада"
скрылась из виду. Но они заметили, куда она повернула. Анатолию удалось
настоять на своем, и вскоре они съехали на лесную дорогу. Анатолий не
знал, куда направилась "Лада", оглядывался по сторонам, всматривался в
лес. Через некоторое время они обнаружили "Ладу" на стоянке около
ресторана "Сосновый бор". Водителя и девушки в машине уже не было... Едва
завидев "Ладу", Анатолий велел остановиться и быстро соскочил с мотоцикла.
При этом упал, ударился затылком о гудрон дороги. Игорь поспешил ему на
помощь, но Анатолий уже пришел в себя, поднялся и, оттолкнув пытавшегося
урезонить его товарища, бегом направился в ресторан. Запахло скандалом.
Это уже совсем не понравилось Кобко, и он не стал ждать, пока развернутся
события: сел на мотоцикл и был таков...
- Полагаю, что вечером 28 июня "Лада" начала свой путь из района
Песчаной - Песковой, где имеются кооперативные гаражи. Возможно, один из
этих гаражей принадлежит Яворским. К концу дня я буду знать точно. -
Заключил свой рассказ Мандзюк.
- Остается выяснить, кому Лариса разрешает пользоваться своей
машиной, - заметил Ляшенко.
Мандзюк небрежно пожал плечами, - этот вопрос для него был совершенно
ясен.
Билякевич забарабанил пальцами по столу, потом встал, прошелся по
комнате.
- Я о другом думаю, - сказал он, присаживаясь на низкий подоконник. -
Кобко увидел Анатолия на перекрестке Харьковской и Песковой. Анатолий
метался в поисках транспорта, на котором можно было броситься вдогонку за
"Ладой". Вряд ли он заметил ее проезжающей мимо - слишком сильны были
эмоции. Очевидно, перед этим он разговаривал, а, быть может, даже
объяснялся с водителем "Лады". Но разговор был прерван и, надо полагать,
не по инициативе Анатолия, с чем он не хотел примириться. Согласны с
такими предположениями?
- Согласны, - за себя и Мандзюка сказал Ляшенко.
- Тогда подумаем вот о чем: случайной или неслучайной была эта
встреча?
- Мне кажется, что водитель "Лады" не искал ее.
- А Зимовец искал и готовился к ней, - уверенно сказал Мандзюк.
- Считаешь такой подготовкой принятие горячительного напитка? -
усмехнулся Ляшенко.
- Это было уже следствием, не причиной, - возразил Мандзюк. - А
причиной конфликта, как я теперь понимаю, была книга, которую буфетчица
Чижевская нашла на автостоянке после драки. Между прочим, Кобко
подтвердил, что у Зимовца была при себе какая-то книга, которую он сунул
за пояс, когда садился на мотоцикл.
- Книга была у Зимовца? - удивился Ляшенко.
- Была, когда он садился на мотоцикл, а когда его задержали, книги
при нем уже не было. Элементарная логика подсказывает, что книгу он
потерял. Я не стал дожидаться, пока Чижевская выйдет на работу, послал за
ней лейтенанта Кленова. Он привез ее и книгу. Очень любопытная книга.
Мандзюк наконец раскрыл свой "дипломат" и выложил на стол книгу в
нарядном кожаном переплете с тиснением и исполненной на старинный манер
медной застежкой. Книга была старая, а переплет новый, недавно
сработанный.
- Не Зимовца ли работа? - разглядывая переплет, сказал Ляшенко. - Я
видел такой же у Юрко на книге, которую Зимовец подарил ей. Он еще сказал
тогда, что такие переплеты для продажи не делает.
- Разрешите? - протянул руку Билякевич.
Он раскрыл книгу на титульном листе:
- Авиценна. "Медицинский канон". Перевод с латинского по миланскому
изданию 1463 года. Санкт-Петербург. Год тысяча восемьсот... Две последние
цифры не читаются. Очевидно, первое издание на русском языке. Редкая
книга!
- Из-за такой библиофилы и подраться могут, - подхватил Мандзюк.
- Библиофилы - люди интеллигентные и свои споры решают другими
путями, - возразил Билякевич, пытаясь разнять прилипшие друг к другу
страницы.
- Нет правил без исключений, - не отступал Мандзюк.
- Верно. Но к данному случаю это не относится. Вот взгляните.
Он разнял неподатливые странички, показал одну из них Ляшенко и
Мандзюку. Это была разделительная страница между титульным листом и
началом текста "Канона". В первом верхнем углу стоял оттиск мастичного
штампа - бесхитростная виньетка, внутри которой можно было прочитать: "Из
книг М.П.Яворского".
Ляшенко едва не присвистнул.
- Вот и разгадка всей истории!
- Всей ли? - усомнился Билякевич. - Боюсь, что это только начало
разгадки - первое действие, которое помог решить случай. А все последующие
придется формулировать и решать нам самим. Пока ясно одно: для Анатолия
Зимовца эта книга не могла быть предметом торга, он слишком уважал
профессора Яворского и книгу в собственноручно исполненном дарственном
переплете не обратил бы в предмет купли-продажи.
- У Яворского была богатейшая библиотека! - взволнованно сказал
Ляшенко. - Зимовец знал его библиотеку, знал, как много значили для Матвея
Петровича книги!
- Боков знал об этом не хуже, - возразил Мандзюк. - И к тому же
понимал толк в редких книгах, а вернее, в их истинной стоимости. Он был
вхож в дом Яворских, мог прийти туда запросто.
- Что ты хочешь этим сказать?
- Только то, что, в отличие от Зимовца, Боков не обременял себя
такими высокими чувствами, как уважение к кому-то или чему-то. По данным
ОБХСС он спекулирует книгами, не гнушается мошенничеством, был причастен к
махинациям с фиктивным списанием в макулатуру ценных книг, так называемых
раритетов, по библиотеке Дома ученых. К сожалению, его причастность к этой
довольно крупной афере не удалось доказать - он очень хитер, изворотлив.
- А при чем Зимовец? - не понял Ляшенко.
- Очевидно, к книгам профессора Яворского Боков относился также как к
раритетам библиотеки Дома ученых, а Зимовец поймал его на горячем.
- Не совсем логично. Ты считаешь, что книга похищена Боковым из
библиотеки Яворского. Но ведь она была у Зимовца.
- Зимовец прихватил ее с собой, как доказательство нечестности
Бокова.
- Ох, сомневаюсь, что Бокова можно смутить таким доказательством!
- А Зимовец не сомневался - у него не было твоего опыта, - хмыкнул
Мандзюк.
- Это несерьезный спор: сомневаюсь - не сомневаюсь, - вмешался
Билякевич. - Прежде чем строить предположения, надо выяснить, оставил ли
профессор Яворский завещание, а также установить все ценные книги его
библиотеки, проследить их судьбу.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18