! Это было очевидно, но невероятно.
Очевидное-невероятное... У Влада задрожала нижняя губа: ему,
вдруг, отчего-то стало обидно за себя, что его вот так открыто,
ничего и никого не стесняясь, поджидают, чтобы "замесить" или
даже "пописАть".
Чуть не плача от обиды, Влад осторожно залез в кусты перед
своим подъездом и притаился там, чтобы выждать, когда ИМ
надоест его ждать и ОНИ, позевывая, разойдутся по домам. А в
следующую минуту произошло самое худшее: хлопнула дверь в
подъезде и послышался взолнованно-отрывистый голос его мамы:
- Ребята, вы Влада не видели?
- Не-а, - усмехнулся Феликс, - сами повидать его
хотели.
- Влад! - закричала мама.
Владу вдруг стало не по себе - он, будто, не мог понять,
его это зовут или нет. Тело его дрожало от какого-то
нервического ощущения несуразности просходящего.
- Да вы не волнуйтесь, - сказал Джек, - он это...
- Что это? - встревожилась мама.
- По девочкам пошел, - хихикнул Джек.
- Ты полковников любила... ноги на ночь мыла... чего-то
там забыла... и перо за это получай! - прогундосил гитарист.
- Странные у вас песни, - озадаченно заметила мама. -
Пойду в милицию звонить.
- Так мы закон не нарушаем! - возмутился Феликс. -
Сидим, поем вполголоса. Нельзя?
- Да нет, я не про вас. Я про Влада...
Мама ушла. Слыша ее голос, сидеть в кустах было противно,
а без него - совсем тоскливо. Влад без особых
предосторожностей выбрался из кустов и направился в подъезд
соседнего дома. Там он и переночевал на лестничной клетке
последнего этажа, на коврике под чужой дверью. Ему снился
красивый сон про волшебный мир, населенный добрыми
всепонимающими людьми...
7. Страх
(на ходу подхватывает Валидатор)
После инцидента во дворе Влад перестал выходить из дома.
Ему было просто страшно. Сначала он заигрывал со своим страхом:
представлял, как он выйдет из дома и сразится со своими
обидчиками, подбадривал себя, даже начал по утрам делать
зарядку с гантелями, но как только он подходил к двери, ноги
деревенели и отказывались идти дальше, а рука застывала в
параличе и не слушалась, когда он заставлял ее повернуть
собачку замка, чтобы открыть выход во внешний мир. Влад пытался
разобраться в своем страхе, докопаться до ответа на вопрос,
чего именно он боится, и выяснил для себя, что он боится не
самих побоев: его пугала вероятность того, от них останется
след на всю жизнь.
Он понимал, что на самом деле его никто не хочет убивать,
но кто мог дать ему гарантию того, что Феликс с Джеком
правильно рассчитают свои силы и не вывернут ему сустав, не
сломают руку, не изуродуют велосипедной цепью ногу, не пробьют
голову арматуриной или не всадят нож в живот на глубину, чуть
большую относительно безопасной, и не выпустят ему кишки? Или,
может, они его затащат в подвал, чтобы попугать, а потом войдут
в раж, свяжут ремнями и будут пытать... скажем, засовывая в
задний проход раскаленный паяльник. Фантазии? Но ведь именно
такой случай произошел всего месяц назад в соседнем микрорайоне
с тремя школьниками. Нет, самое безопасное было сидеть дома.
Только так можно было уберечься от костылей, от шрамов через
весь живот, от инвалидного кресла, наконец. Даже если врачи
вправят кости и зашьют раны так, что следов на теле не
останется, как он будет жить с воспоминанием о пытках, которым
его подвергли?!
Страх заставил Влада соображать. Он стал задумываться над
тем, откуда у людей берется мужество ходить по улице, когда их
на каждом шагу подстерегает несчетное число опасностей:
автомобили с начинающими или нетрезвыми водителями
(изуродованные конечности), плохо закрепленные строительные
леса (пробитый череп), плохо закрытые крышки канализационных
люков (переломанные ноги), хулиганы (свернутая челюсть или
перебитое ребро), маньяки (всунутое в автобусной давке шило в
печень), террористы, наконец (как назло, именно в тот год в
Москве неизвестные стали подкладывать бомбы в метро и
центральные магазины - воспаленное воображение Влада рисовало
перед его глазами разбросанные по искореженным прилавкам
обрывки внутренностей и куски мозга).
Раздумья привели Влада к выводу: у людей нет никакого
мужества, которое заставляет их рисковать здоровьем и жизнью,
дело здесь не в мужестве, потому что всех этих опасностей
НЕЛЬЗЯ НЕ БОЯТЬСЯ. Их невозможно не бояться, ведь они
подстерегают со всех сторон, а человек не может, как паук,
обозревать сразу все стороны или ежесекундно оглядываться
вокруг себя. Люди их просто ИГНОРИРУЮТ. Для них они как бы не
существуют до той поры, пока они с ними не сталкиваются. А как
только сталкиваются - становится поздно. Когда человек
подскользнется на застывшей от мороза луже, упадет и сломает
руку, его первая мысль будет: это происходит не со мной! Он не
может сразу поверить в это, будто он раньше не знал, что на
льду можно неожиданно подскользнуться и неудачно упасть!
Однажды вечером с Владом случилась истерика, когда
вернувшийся с работы отец стал со смехом рассказывать, как у
них на работе одной женщине упала на голову люстра и сделала ей
сотрясение мозга. Родителям насилу удалось успокоить сына: мать
заставила отца убедить Влада в том, что это не реальная
история, а анекдот. Но с той поры Влад стал старательно
обходить эту с виду невинную часть интерьера. Только после
этого случая родители стали относиться к странному поведения
сына как к болезни, а не как к очередной невинной причуде. Но
они ничем не могли ему помочь: психотерапевт не приходил по
вызовам на дом - не было в его функциях таких визитов, - а
вызов санитаров мог повлечь за собой психушку, чего родители
никак не желали.
Владу становилось все хуже: чем больше он задумывался, тем
яснее становилось для него, что и дома он не находится в полной
безопасности. Родители пытались убедить его в обратном, но
тщетно: он с завидным упорством доказывал им, что их дом не
застрахован от стихийных бедствий - ураганов и землетрясений.
А в один из вечеров случилось нечто ужасное: когда они в
очередной раз спорили за вечерней чашкой чая о подверженности
человека природному форс-мажору, посуда в серванте мелко, но
звонко затряслась, а одиозная люстра "Каскад", которую так
старательно избегал Влад, закачалась, зловеще погромыхивая
висюльками из граненого стекла, будто готовилась к прыжку на
голову Влада... Родители в первую минуту подумали, что они
заразились от сына его сумасшествием, но очень скоро все
прекратилось, а на следующий день по радио объявили о небывалом
в истории сейсмологии случае: волны землетрясения, эпицентр
которого находился в Карпатах, дошли до Москвы. И напрасно
родители уверяли Влада, что "все очень просто разъяснилось",
Карпаты замечательное живописное место с прекрасными лыжными
курортами, а не какая-нибудь черная бездонная дыра в земле, от
которой во все стороны расходятся безобразные
тысячекилометровые трещины, и если там и случаются
землетрясения, то незначительные и крайне редко, так что в этом
нет ничего ужасного... Влад еще больше замкнулся в себе, и
теперь уже ничего не доказывал родителям из суеверного страха,
что как он скажет, так оно и выйдет.
Влад продолжал задумываться... Землетрясение действительно
было случайным событием, а опасность от него - разовой в
масштабе человеческой жизни. Но существовала еще перманентная
опасность, которая сводила на нет уютный постулат "мой дом -
моя крепость". И этой глобальной опасностью, с существованием
которой мирились люди, была опасность ядерной войны. Когда Влад
над этим получше задумался, ему стало едва ли не весело: для
него самого, для его родителей и для большого числа подобных им
простых советских людей Америка была вполне мифической страной.
Он много слышал по радио про угнетение негров, читал в газетах
о "пентагоновских ястребах" и не пропустил по телевизору ни
одной передачи из серии "Америка семидесятых" (из этих передач
в голове у него осталось только одно выражение, но очень
сочное: "мутные воды Потомака", - в нем слышалась некая
запредельная поэзия), но никогда ему в руки не попадалось ни
одной вещи, которая бы подтвердила существование этой
мифической страны.
Да, он слышал про американскую жвачку и даже был знаком с
людьми, которые ее когда-то жевали, но он никогда не ощущал во
рту ее таинственного вкуса, магическим путем приобщающего к
американскому образу жизни. Он изредка видел на своих
сверстниках американские джинсы, но никогда не прикасался
пальцами к их мелкорубчатому, такому мягкому на вид, материалу.
К тому же, если он и видел "американские" джинсы, никогда
нельзя было с уверенностью сказать, что это не польская
подделка.
Влад ни разу не держал в руках НИ ОДНОЙ американской вещи
- и при этом над ним нависала постоянная угроза того, что в
один прекрасный момент, который мог оказаться ЛЮБЫМ моментом
его жизни, на крышу его дома упадет американская ракета,
которой и лететь-то от Невады до Москвы всего двадцать минут. И
если Владу повезет, и она не сразу взорвется, он, возможно,
увидит какие-то обломки ее корпуса, прежде чем она радикально
вторгнется в его жизнь. Ха-ха, "вторгнется в жизнь"! Можно ли
смерть считать вторжением в человеческую жизнь? И ведь
американцы находятся в таком же положении. Не от того ли у них
столь жгучий интерес к Советскому Союзу? О чем они думают,
когда толпами расхаживают по Красной площади? Может, в них
говорит элементарное любопытство - они хотят знать, откуда к
ним придет смерть?
И вот, когда страх внезапной неминуемой смерти вошел в
каждую клетку Влада, все остальные страхи отступили, чтобы
освободить место последнему страху, конечному и всепобеждающему
- страху умереть от страха смерти...
8. РВСН
- Стоп, машина! - оборвал Валидатора Весельчак. - Ты
меня утомил: страх-страх, страх-страх... Напугал ежа голым
задом!
- Я и не собирался тебя пугать, - возразил Валидатор. -
Любые человеческие страхи для тебя - пустой звук, потому что
нереальны. Тебе неведом страх потерять ногу: у тебя вырастет
другая. Но представь на секунду, что ты расстаешься с чем-то
навсегда...
- Все равно не согласен. Потерял - не потерял... Не в
этом дело.
- А в чем?
- Да в том, что у тебя Рейнджер опять какой-то чересчур
ущербный получается. На Земле трусость - это крупный
недостаток, если тебе известно.
- Разумеется, известно, - виртуально вздохнул Валидатор.
- Но, во-первых, это уже не совсем Рейджер, потому что у него
теперь есть телесная оболочка с ее рефлексами, а во-вторых...
Представь, что ты бы попал в жесткий земной мир с его
необратимыми превращениями - было бы чего испугаться!
- Ты мне, брат, волну не гони! - заявил Весельчак. -
Сейчас увидишь, чего будет. Вот, послушай...
* * *
Случилось невероятное: Владу пришла повестка из районного
военкомата явиться на медицинскую комиссию. По сути, в этом
ничего невероятного не было, если учесть, что Влад учился в
нормальной школе и его отклонения от нормы никогда не были
документально зафиксированы. Все свои прожитые восемнадцать лет
он балансировал на грани: для своих сверстников он был
"чокнутым", а для врачей - не более, чем ребенком со
странностями. И все же, родителям это показалось невероятным:
они-то знали, насколько их сын был в последнее время "не в
себе" (еще один типичный пример игнорирования грядущих
неприятностей).
Впрочем, в конце 70-х годов призыв в армию не был такой
трагедией, как это стало после начала войны в Афганистане.
Армия не только в газете "Красная звезда", но и в бытовых
представлениях считалась школой жизни, а негласный армейский
девиз "мы сделаем из тебя говно, а потом из говна вылепим
человека" воспринимался в обществе не как угроза или
посягательство на свободу личности, а как высшее выражение
солдатской удали и жизненной закалки. "Косить от армии" было
непопулярно, и те немногие "додики", которые на это шли,
рисковали нарваться на крупные неприятности от своих бывших
сопляков-товарищей, а ныне всеми уважаемых дембелей:
"придурков" попросту отлавливали в темных переулках и с
патетическим криками "я за тебя кровь мешками проливал!"
начищали, как говорится, морду.
Кроме всего прочего, именно во второй половине семидесятых
годов в СССР сложилась неблагоприятная для армии
демографическая ситуация, получившая в военкоматах
неофициальное название "проблема мертвых душ". Суть проблемы
заключалась в том, что в армию должны были призываться по
возрасту дети тех, кто родился в 40-е годы, но именно в эти
годы в связи с войной рождаемость была крайне низкой. Короче,
"мертвые души" были по сути нерожденными детьми несуществующих
родителей. Такая армия гипотетических солдат была хороша для
какого-нибудь мифического Армагеддона, разворачивающегося на
небесах, но в реальной жизни ощущался крупный недобор
призывников, поэтому в армию загребали всех, у кого не было
справки об инвалидности и кто не состоял на учете в
психдиспансере.
Рахитизм, хроническая астма, зрение "минус пять" и
плоскостопие, ранее спасавшие от армии, уже больше никого не
волновали. Даже "незалупа", смешное по названию, но тяжелое по
форме заболевание, перестало приниматься в расчет: врачихи все
так же методично просили призывников снять трусы до колен и
оттянуть крайнюю плоть, но это уже была чистая формальность,
надоедливый бюрократический атавизм.
Все это отразилось на формировании отдельных родов войск:
крепких, здоровых и высоких забирали в "силовые" войска, типа
десанта или морской пехоты, а интеллектуальным (относительно)
войскам доставались чудаки и доходяги, по-армейскому - "чмо".
Так и случилось, что Влад по иронии судьбы попал в РВСН -
Ракетные войска стратегического назначения.
Армия была для Влада выходом из жизненного тупика. С
первого дня в войсках он превратился в "зеленку" - молодого
солдата, которого может гонять и воспитывать любой
старослужащий. Но воспитание не тяготило Влада: ему с самого
начала внушили, что если он не будет "буреть" и "залупаться",
то его если и будут бить, то не сильно. Но главное, что
устраивало Влада в воспитательном процессе - это то, что
"старики" были спецами в своем деле, и от их побоев никогда не
оставалось следов - даже если они били пряжкой ремня по голому
телу, то всегда искусно выбирали такие места, что отпечатки от
медных пятиконечных звезд сходили максимум через полчаса, не
оставляя синяков. К тому же, "зеленкой" он был не один -
таких, как он, был еще десяток в его роте, и это здорово
утешало.
* * *
- Достаточно! - оборвал Весельчака Валидатор. - Все
правильно, но скучно. Не узнаю тебя...
- Хм... Что-то меня на публицистику потянуло, -
виновато усмехнулся тот. - Пора опять бездельников-клоунов
подключать.
* * *
Служба Влада началась с курса молодого бойца (строевой
шаг, стрельба, заучивание устава и принятие присяги) и
трехмесячной специальной технической подготовки, в ходе которой
нужно было выучить положение нескольких десятков кнопок, ручек
и тумблеров на аппаратном шкафе, и не просто выучить, а выучить
до автоматизма, чтобы руки сами, без участия головы, как
говорил "преподаватель-прапорщик", находили нужные
переключатели. Самое сложное было зазубрить, какой рукой что
нажимать - это почему-то было очень важно для сдачи экзамена.
Через три месяца Влад с блеском сдал зачет, в ходе которого
нужно было с завязанными глазами выполнить команды
экзаменующего майора из штаба дивизии: "Кнопка номер три!
Тумблер два - включить! Реле двенадцать - нейтральное
положение! Переключатель пять - в фазу семь!!! Кнопка восемь
- жать три раза..." К немалому удивлению приемной комиссии, за
десять минут непрерывных команд и вводных Влад не сбился ни
разу.
- Молодец! - похвалил его майор. - Просто робот, твою
мать!
- Служу Советскому Союзу, партии и правительству!
На следующий день Влада привели на командный пункт и
показали ему аппаратуру, на которой он будет нести дежурство.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15