Кстати, бабка оказалась настоящей Коробочкой, покрепче этой,
так что пришлось ей залог оставить за эту штуку, целый
червонец!
- А радиус действия какой? - поинтересовался Федор.
- 500 метров на открытой местности и в хорошую погоду. В
бетонном небоскребе, в котором проживала бабуля, - метров 50.
Думаю, нам хватит - наверняка, наша шавочка где-нибудь возле
дома крутится. Теперь ваше слово... что скажете?
- Вообще-то я тут временно... - нерешительно проговорил
Федор.
- Чего? - улыбнулся Павло.
- Кома у меня, - вздохнул Федор. - Есть надежда, что
очухаюсь.
- Временщик, значит, - ухмыльнулся Шуряк. - Ну-ну... а
шмотки на тебе из ГУМа или из ЦУМа?
- Причем здесь шмотки? - не понял Федор.
- А притом, что пока ты за них не расплатишься, тебя отсюда
не выпустят, будь уверен!
- Мне и за гостиницу еще платить, - признался Федор.
- То-то! - победно сказал Шуряк.
- Слушай, Сашок, - Павло поскреб ногтем с траурной полоской
седую щетину на щеке, - а ведь зона там запретная, на
Барабашкине на твоем. Что нам за вход на эту запретку светит?
- Светит пятерка с отбывкой в армии, - прямо сказал Шуряк.
- Пять лет? - переспросил Федор.
- Не дрейфь, земляк! Здесь пять лет оттрубить - что
пятнадцать суток в Союзе отсидеть, другой масштаб времени. Все
равно тебя за долги на столько же упекут, а так отслужишь свое
и чистым выйдешь.
- Так ты говоришь, в армию отправят? - еще раз переспросил
Федор для верности.
- Ну да, здесь всех вместо тюряги в солдаты забривают, если
ты, конечно, не особо опасный. Служить-то ни за какие деньги
никто не хочет! Да ты не бзди, войны сейчас нет и не
предвидится, так что через пару годиков "стариком" станешь -
забьешь на службу большой и толстый...
- Погоди, Шуряк, не балаболь! - перебил его Павло. - У меня
сомнения имеются. Я ведь давно в "завязке", ты знаешь. Дом
купил, теперь вот Любашку дожидаюсь, а меня, понимаешь, под
ружье и "хазу" конфискуют.
- Не волнуйся, Паша, не отдадут твою хибару под дворец
пионеров - ты ж не воровать идешь, ущерба не нанесешь никому.
Так что внесешь еще в эти хоромы свою старуху под белы
рученьки...
- Ладно, давай половину, - прохрипел Павло.
- Половину, Павлик, я себе беру, ласково проговорил Шуряк,
- а вы с Федей остальное делите, как знаете.
- Ты сколько хочешь? - спросил Павло Федора.
- Сколько дашь, - пожал плечами Федор.
- Парень ты хороший, зема, по всему видать, - положил Павло
руку Федору на плечо, - но больше тысячи я тебе не дам. Ты
временный, сам говоришь, а мне еще за дом расплачиваться.
- А тысяча - это много или мало? - спросил Федор. - Я ведь
не знаю, какие тут цены.
- Тысяча - это много, Федор, - округлил глаза Павло. -
Рассчитаешься и за тряпки, и за гостиницу, и еще на курорт с
девочкой съездишь.
- Тогда согласен, - сказал не привыкший торговаться Федор.
- Тройное рукопожатие! - продирижировал Шуряк, протягивая
над столом правую руку ладонью вверх. - Смотри, бутыль не
завали!
Федор положил свою ладонь на ладонь Шуряка, Павло накрыл
сверху, и все трое дружно сжали и потрясли.
- Заседание продолжается, - разлил Павло.
- За успех нашего предприятия! - поднялся Шуряк.
Встали. Стукнулись кружками. Выпили.
- А ты как в кому-то угодил, Федя? - спросил повеселевший
Павло.
- Да... хрен его знает, сам не понял, - ответил Федор,
пережевывая яблоко. - Пришел с работы, врубил "ящик", а там
какой-то мужик с бородой сидит, хитовые песни заводит. Я
заказал свою любимую ради смеха - он завел... а потом ролики
рекламные пустил, подкалывать начал: давай к нам в ад, -
говорит...
- А ты бы по рогам! - возмутился Павло.
- Меня там не было, - встрял Шуряк, - я б его голым в
Африку пустил!
- Да помолчи ты, - цыкнул на него Павло, - дай рассказать
человеку! Рассказывай, Федя...
- Ну, спрашивает, короче, летать хочешь? - продолжил Федор.
- Мне интересно, в натуре, стало, давай, говорю...
- Полный улет! - захохотал Шуряк.
- Ну и?.. - с интересом спросил Павло.
- Ну и вылетел я из окна... В общем, ничего интересного.
- Вот летят они, летя-ят и нигде не встречают прегра-ад, -
пропел Шуряк сквозь зубы, прикуривая. - Летите, голуби! А я вот
слышал позавчера в кабаке от одного бича, будто начали
нелегальные эксперименты проводить по выходу на Землю через
телесеть. До сих пор как было? Там кто-нибудь пернет, а у нас
потолок обвалится. А теперь хотят, чтобы и наоборот тоже
получалось. "Обратная связь" называется.
- Вот, во-о-от! - покачнулся Федор, у которого слегка
закружилась голова. - Он так и сказал: "Экспримент", - говорит.
- По рогам за такие "спирименты"! - возмутился Павло. -
Шуряк, а ты чего такой трезвый? Мы уже лыка не вяжем... Наливай
давай! Будем!
Выпили.
- Слухай, Федя! - опять пристал Павло. - А что там в Союзе
теперь?
- Ускоряемся, Паша, - без обиняков ответил Федор.
- В какую сторону?
- А каждый в свою и все в разные. В очередной раз пьянству
бой объявили, а так все по-старому пока, все так же скучно...
- Да ты не горюй, Федя, - сказал Шуряк, - притормози здесь,
отдохни. Сходим вот на Барабашку, развеемся, развлечемся...
Хотя, барабашки - они мирные, только шумят и никого не
трогают... физич-ски... Главное - внимания на них не обращать:
шумят, ну и пусть себе!
- А если уши заткнуть?
- Не, не помогает: они просто громче кричать начинают.
- Откуда они взялись-то, бумбарашки эти? - возмутился
Павло.
- Откуда взялись? - переспросил Шуряк. - Мне один умный
мужик так сказал: должно быть, говорит, на Земле в какой-нибудь
стране официальную цензуру отменили. У них свободой печати
аукнулось, а у нас барабашками откликнулось.
- Сашко, а ты чиво такой тверезый! - возмутился Павло. -
Давай за собачек наливай!
- Ох, мы счас насобачимся в сиську пьяными! - разлил Шуряк.
Вылили.
- Так вот, вернемся к нашим баран-барабашкам... - продолжил
Шуряк.
- Да я их пошлю на три веселых буквы - и все дела! -
возмутился Павло.
- Нет, Павлуша! - закричал Шуряк. - Разговаривать с ними
категорически запрещается! Ка! те! го! ри! че! ски!!!
- А я и не буду разговаривать - пошлю, и все дела! У меня
разговор короткий!
- Нельзя, Паша, - замотал головой Шуряк. - Низ-зя!
- Ладно, - стукнул ладонью по столу Павло. - А ты скажи:
Макарку брать будем? А?!
- Кто такой?! Павло вытянул из кобуры под "трениками"
пистолет системы Макарова.
- Ух ты, где взял? - почти что протрезвел Шуряк.
- Где взял, там больше нету, - важно ответил Павло.
- Дай подержать!
- Мал еще! Пусть у меня только побарабашат, я им так
замакароню по самый "не хочу", что мало не покажется! Девять
граммов - и не переварят! - раздухарился Павло.
- А я им залимоню! - достал Шуряк из-под куртки, отстегнув
от ремня, гранату-"лимонку". - Да здравствует мировая
революция! - поднял он над головой руку с зажатой в кулаке
гранатой.
- Я тебе счас так заапельсиню! - показал большой и круглый
кулак Павло.
Федор хотел было что-то сказать, но тут же забыл, что
именно. Он посмотрел вверх, вспоминая, и увидел, как перед
глазами кружатся желтые яблоки в зеленых листьях. Федор
зачем-то открыл рот, будто хотел поймать яблоко зубами, и
почувствовал, что летит вперед спиной. Приземлился. Он
сфокусировал зрение и увидел перед собой ноги в высоких
ботинках со шнурками в двадцать рядов. "Это ж я с лавочки
спланировал", - подумал он, одновременно слушая обрывок
какого-то дурацкого пьяного разговора:
- Федор вон уже отключился, а мы все базарим. Надоели,
небось.
- Кому надоели?
- А хрен его знает!
- Ты чего ругаес-ся?!
- Так я ж на литературном, да и не слышит никто!
- Не слышит, но видит!
- Кто видит?
- А хрен его знает!
"Белиберда", - подумал Федор и окончательно отключился.
Впрочем, очень скоро он очнулся, ощутив во рту что-то
маленькое, круглое и холодное. Куснул - оказалось, вишня. Федор
проглотил мякоть и с шумом, как из духового ружья, выплюнул
косточку, не открывая глаз. Раздался звонкий девичий смех.
Федор приоткрыл один глаз и увидел перед собой, как в тумане,
хорошенькую девушку в пестром летнем платье, вынимающую из-за
пазухи вишневую косточку. "Откуда она?" - подумал Федор и снова
отключился, теперь уже надолго.
Федору снилось, что он младенец, качающийся в космической
колыбели посреди необъятного пространства, по угольно-черному
бархату которого рассыпана эвездно-алмазная пыль. В колыбели -
тепло и пахнет молоком, а вокруг - холодная пустота и
неизвестность. В космосе слышится тихая нежная песня; слов ее
не разобрать, потому что она доносится слишком издалека, но
смысл и так ясен: спи спокойно, тебе приснятся красивые сны и
ты проснешься с улыбкой... И Федор спал в уютной колыбели, спал
и видел безымянные звезды над собой, спал и слышал сладкие
песни без слов... И так он крепко спал, что насилу его
разбудили, окунув в бочку с холодной дождевой водой.
- А? Чего? - Федор вытер ладонью воду с лица и увидел в
дыму две опухшие рожи, одну большую, заросшую измазанной в золе
щетиной, и другую поменьше, с синяками под глазами.
- Прошу к столу! - Павло аккуратно взял Федора за шиворот и
посадил на скамейку.
- А что... уже это... утро, что ли? - спросил Федор, дрожа
от холода после "купания".
- Какое утро, если здесь ночи не бывает?! - хмуро ответил
Шуряк.
- Как не быв-ает? - икнул Федор.
- Земля тут плоская и не вращается, вот солнце и не
садится, - нехотя объяснил Шуряк.
- А как же этот... Галилео Галилей? - удивился Федор.
- Ну вы, астрономы! - бухнул Павло на стол трехлитровую
банку с желто-бурой жидкостью. Враз холодненьким пивком
реанимируемся и на охоту пойдем. Сам варил! - гордо сказал он,
разливая все по тем же железным кружкам.
- Слушай, Пашуля, а шашлычку не осталось? - осторожно
спросил Шуряк, покосившись поверх края кружки на слабо тлеющий
костер.
- Я тебя сейчас самого на шампур насажу! - накинулся на
него Павло. - Где таких шалав откопал?! Водку выпили, шашлык
весь сожрали, картину дорогую унесли! - закричал он, срывая с
яблоневой ветки черный капроновый чулок.
- Какую картину? - искренне удивился Шуряк.
- Мужик голый на дудке играет, из башки ветки растут...
- Фавн, что ли? - усмехнулся Шуряк.
- Да нет, на рожу русский, вроде, - задумался Павло,
остывая.
- Пока ты дрых, к нам девочки в гости приходили, - пояснил
Шуряк Федору. - Паша по этому случаю "неожиданно" поросенка в
холодильнике обнаружил, ну мы его и...
- Да где ты этих девок-то взял?! - снова взвился Павло.
- Не помню, - спокойно сказал Шуряк, облизывая губы.
- Ладно, хорош, - Павло закрыл ополовиненную банку
пластмассовой крышкой и убрал под стол. - Давай к делу!
Шуряк смахнул джинсовым рукавом пивную пену со столешницы,
вынул из-за пояса карту и расстелил ее во весь стол.
- Это - остров, - обвел он пальцем, - сверху него по карте
- озеро, снизу - река. Вот здесь, - ткнул он незажженной
сигаретой влево, - мост через реку, но он охраняется армейскими
нарядами...
- Зачем? - задал Федор глупый вопрос.
- Надо же чем-то солдат занять, - пожал плечами Шуряк,
прикуривая. - Но официально - чтобы мародеров не пускать. В
общем, речку форсировать придется...
- Здесь? - показал Павло на самое узкое место речной
полосы.
- Нет, здесь от моста близко, заметить могут. Дадут очередь
из пулемета от скуки - и привет, будешь рыбок кормить до
второго пришествия. Карандаш есть?
- Сейчас будет, - пошел Павло в дом.
- Так мы что, вплавь? - спросил Федор.
- На подводной лодке, - серьезно ответил Шуряк. - Павло, у
тебя нет, случайно, атомной подводной лодки? - так же серьезно
спросил он подошедшего Павло.
- Атомной нет, но надувная имеется... держи карандаш...
двухместная, правда.
- Ничего, надуем посильнее, чтоб больше стала. Правда,
Федор? Ну ладно, отставить смех в строю, переправляться будем
тут, - он поставил на обеих берегах реки по красному
карандашному кресту. - Отсюда и до собачкиного дома недалеко,
почти по прямой идти. Думаю, не больше полутора километров
будет. Короче, полчаса на сборы - и выступаем. Сорок минут до
озера ехать, двадцать - на переправу, полчаса - идти. В общем,
самое большее через два часа должны быть в заданном районе
поиска.
- Тоже мне, спринтер! - ухмыльнулся Павло. - Да ты еще
лодку полчаса надувать будешь!
- Лодкой ты займешься, Паша, потому что у тебя рожа шире, -
спокойно ответил Шуряк. - Переходим к составлению списка
необходимых вещей, - он сложил карту белой изнанкой наружу и
стал записывать. - Лодка, насос, харчи на три дня, аптечка,
фонарь, топорик, мешок...
- Веревка, - подсказал Федор.
- Веревка, - кивнул Шуряк, - нож, кружки, ложки, миски,
все, вроде? Бери, Паша, список и действуй!
- Да что у меня склад, что ли?! - взмолился Павло.
- Не плачь, скоро миллионером станешь, - утешил его Шуряк.
- Про фляжки забыли, - недовольно буркнул Павло, забирая
список.
Через сорок минут все вещи были собраны и загружены в
шуряковский лимузин. Сам Шуряк сел за руль, Павло разлегся на
третьем сидении и, положив под голову рюкзак, сразу захрапел, а
Федор устроился на среднем сидении. Ехали молча: Шуряк все
внимание сосредоточил на дороге, потому что гнал под сотню в
час при пасмурной погоде, а Федору просто не хотелось говорить
- он смотрел на плывущие вдоль широкой автострады невозделанные
поля с пестрыми луговыми цветами, отчаянно пытавшимися
развеселить хмурый день, и размышлял над неожиданным поворотом
в своей судьбе.
И действительно, еще вчера он спокойно ехал в привычном
вагоне родного московского метро, ругая про себя напоминающий
застойное болото мир, в котором не происходит ничего
значительного, из-за чего стоило бы жить, а сегодня - летит в
насквозь продуваемом шестидверно-бездверном лимузине на
какой-то странный остров в компании едва знакомых людей, чтобы
ловить там неизвестную собаку, по которой скучает неведомая
старуха. И нет в его теперешней жизни ничего общего с прежней,
кроме собственного имении и фамилии... разве только "барабашки"
созвучны с "шарошками". "Барабашки... чушь какая-то! Просто мы
едем в Подмосковье за грибами", - попытался вообразить себе
Федор для самоуспокоения.
- Вот он! - прорезался сквозь гул ветра крик Шуряка.
- Кто? - не понял Федор.
- Чудо-остров, - усмехнулся Шуряк.
Федор выглянул в левый дверной проем и увидел, что
автострада проходит теперь по склону холма: внизу мелькало
шпалами железнодорожное полотно, а еще ниже степенно несла свои
непроницаемо-темные воды широкая река, на противоположной
стороне которой можно было различить размытые туманной дымкой
зеленые очертания покрытых лесом высоких берегов.
- Погодка - что надо! - показал Шуряк через плечо
оттопыренный большой палец правой руки. - В туман закутаемся -
и порядок!
- А это тот самый мост?
- Как видишь! Они промчались мимо ажурного моста, железные
опоры которого были выкрашены в голубой цвет. Въезд на мост
преграждался несколькими рядами высоких спиралей колючей
проволоки, перед которыми неспешно прохаживался солдат с
автоматом за спиной.
- Приехали, - остановил Шуряк машину минуты через три, -
буди нашего суслика!
Федор перегнулся через спинку сидения и растолкал Павло.
- В чем дело? - хмуро спросил Павло, не узнавая спросонья
Федора.
- Дело в шляпе, шляпа на папе, а папа в Гестапо, - выдал
Шуряк.
- А, это ты... - очухался Павло.
- Детсадовский фольклор, - пояснил Шуряк. - Вы двое пока
спускайтесь к воде и лодку готовьте, а я машину отгоню подальше
на всякий случай, чтоб не маячила.
"Вы двое" нагрузились рюкзаками, спрыгнули с бетонного
бордюра на железнодорожное полотно, перешагнули через рельсы и
спустились по крутому каменистому откосу к реке. Павло достал
из рюкзака ножной насос и принялся накачивать лодку, а Федор
стал от нечего делать швырять в воду под острым углом плоские
камешки, чтобы подпрыгивали... раз-два-плюх... раз-два-плюх...
раз-два-три-четыре-плюх... Сверху раздался резкий вой. Федор
поднял голову: по насыпи мчался, поднимая в воздух пыль с
мусором, длинный пассажирский поезд с серебрящимися боками...
Федору вдруг жгуче захотелось оказаться в этом поезде, чтобы
сидеть в уютном купе у окна и с безучастным интересом
наблюдать, как внизу у реки копошатся возле резиновой лодки два
чудака.
- Слышь, Федор, - вернул его к реальности Павло, - иди
покачай, а я облегчусь пока, чтобы наша шхуна ниже ватерлинии
не опустилась.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22