— Моей жены больше нет в живых.
— Простите.
Он нерешительно обнял ее за плечи и сказал:
— Вы очень привлекательны.
Она промолчала, но опустила руку на его бедро.
И тогда он поцеловал ее и она сразу же ответила на поцелуй. Его рука совершенно естественно опустилась ей на грудь и она прижалась к нему всем телом. Их поцелуи становились все более страстными и он повалил ее на постель рядом с собой.
На стене сменяли одна другую бессмысленные цветные картинки. Возможно Анне не было сказано все, но у нее, по крайней мере, оказалось достаточно здравого смысла, чтобы не включить музыку.
Глава семнадцатая
Уэнтик еще спал, когда на следующее утро сиделка среднего возраста принесла завтрак. Она нажала кнопку на стене и палату залил поток солнечного света. Уэнтик открыл глаза и увидел за окном цветущую ветку. Розовое цветение, невинность.
Она поставила поднос на столик и быстро вышла.
Он полежал еще пару минут, пытаясь дать телу окончательно проснуться. Мышцы ощущались отделенными от костей. Услады и пороки цивилизации уже высасывают из него энергию. Тюрьма, при всей ее отвратительности, восстановила силу телодвижений до уровня, какого он не знал за собой с юности.
Он поднялся, наконец, с постели и пододвинул к себе поднос. Сегодня никаких почек. Просто миска каши, яичница из одного яйца и кофе.
Покончив с едой, он умылся, оделся и попытался придать постельному белью хотя бы видимость опрятности. Затем уселся ждать дальнейшего развития событий.
Его сиделка Карина, как она позволила ему называть себя, сказала, что по ее сведениям сегодня утром он будет выписан. Из-за происшествия с ним в больнице был переполох.
Часы уже показывали десять тридцать. Уэнтика снова охватывала тоска, когда в дверь постучали и вошла сиделка. Следом за ней появился высокий мужчина. Он сразу же подошел к Уэнтику.
— Доктор Уэнтик! Прошу прощения за случившееся с вами!
Уэнтик пожал протянутую руку. Он не сводил с вошедшего глаз.
Тот был в возрасте, вероятно далеко за шестьдесят, хотя еще достаточно строен, взгляд чистый и умный. Голова почти лысая, остатки волос только на висках. Несмотря на морщины, черты лица строгие, кожа здорового розового цвета. На мужчине такая же одежда, что и на Уэнтике, хорошо пригнанная, нейтрального серого цвета. На плечах он носил яркую бледно-зеленую накидку.
— Не имею чести, — сказал Уэнтик.
— Джексон. Сэмюел Джексон.
Они продолжали трясти друг другу руки. Джексон вел себя так, словно они встретились после долгой разлуки.
Наконец он сказал:
— Как только вы сложите вещи, я доставлю вас на вашу квартиру.
— Я готов отправиться как есть.
— У вас нет даже смены одежды?
— Нет. Только то, что выдала мне сиделка. Старая одежда пришла почти в полную негодность.
— Я полагал, вы что-нибудь захватили с собой.
— Я действительно брал вещи. Но они потерялись где-то по дороге.
— Посмотрим что я смогу для вас сделать. У меня есть здесь самолет. Ваша квартира в нескольких домах от моего офиса. Я поручу студентам подыскать что-нибудь для вас.
— Студентам?
— В университете.
Уэнтик взял с собой историческую книгу и последовал за Джексоном в коридор. Полная сиделка бросила на него взгляд и он заметил, что от ее вчерашнего дружелюбия не осталось и следа. Словно теперь, когда ей стало известно, что он действительно не Масгроув и следовательно не нуждается в ее заботе и внимании, она чувствовала себя обиженной.
В том, как Джексон шел по коридорам здания, безошибочно узнавалась аура власти. Уэнтик следовал за ним по пятам.
Наконец он не удержался и с вызовом спросил:
— На этот раз на меня не наденут смирительную рубашку?
— Кто посмел это сделать? — с болезненной миной на лице спросил Джексон. — Не Масгроув ли?
— Думаю, да. Мне дали сильное болеутоляющее и я очнулся в ней связанным.
— Примите мои извинения, доктор Уэнтик, если сможете. Говорите мне все, что наболело без стеснения. Я именно тот, кто затащил вас сюда.
Они как раз вышли в сияние солнечного света позади здания, куда почти двое суток назад его привезли в машине скорой помощи. На бетонной площадке стоял небольшой, выкрашенный в зеленый цвет самолет с высоким бульбовидным фонарем, нескладно прилепленным к узкому фюзеляжу.
Уэнтик остановился, как вкопанный.
— Вы затащили меня сюда, — повторил он.
— Это так.
— Скажите-ка мне одну вещь. Зачем?
Джексон показал на книгу в руке Уэнтика.
— Если вы это прочитали, то часть ответа уже знаете.
— Отсюда я узнал немногое. Только о том, что была война.
— Война действительно была, — сказал Джексон насмешливо-кротким тоном. — Надеюсь, она положила конец всем войнам. Я уверен, именно с такой иронией говорили о ней в ваше время. Что ж, имелось в виду как раз то, что произошло. Просто мир не развалился на куски, но был сломлен дух человека. Видите ли, нам потребовалось два столетия, чтобы достичь нынешнего положения дел? Вероятно, для вас все это выглядит странным, но мы имеем теперь много такого, чем вы не располагали. Мы вас схватили, доктор Уэнтик, только и всего.
— Но затащили вы меня сюда не за то, что разразилась война.
— Отчасти и по этой причине, — Джексон кивнул в сторону самолета. — Идите. Поднимайтесь на борт. Думаю, вы поймете, в чем истинная причина, когда я объясню вам некоторые вещи.
Они забрались в самолет и сели. Джексон разместился возле органов управления, которые, на непросвещенный взгляд Уэнтика, выглядели не более сложными, чем в легковом автомобиле.
— Вы говорите, что схватили меня? — напомнил он. — И отчасти за то, что случилась война?
Двусмысленность последнего заявления Джексона не выходила у него из головы.
Пожилой мужчина улыбнулся.
— Вина не на вас лично. Она на вашем обществе. Мы здесь заново отстраиваем цивилизацию. Наш уровень технологии примерно такой же, как в ваше время. На некоторых направлениях социальных наук мы вас опередили, в техническом отношении — тоже. Но в целом образ здешней жизни не очень отличается от вашего.
Уэнтик видел, что пока этот человек говорил, самолет поднялся в воздух. Они были уже на высоте пяти метров и быстро поднимались в полной тишине.
— Насколько я понимаю, этот самолет — одно из ваших технических достижений, превзошедших наши?
— Да. — Руки мужчины спокойно лежали на рычагах управления, он вел машину без малейшего напряжения.
Уэнтик посмотрел вниз сквозь широкий прозрачный фонарь и увидел раскинувшийся под ними город. День был ясным и теплым, небо сияло прозрачной голубизной. Главным впечатлением от этого города был его простор. Он изобиловал высокими зданиями, бетонными и металлическими конструкциями, но все это не было похоже на то, что Уэнтик привык видеть в своем времени. Здания не лепились друг к другу, между ними было много места, усеянного пятнами зелени. Ближе к окраинам здания были менее высокими, но и там их окружала естественная зелень деревьев и кустарников.
— Вам это нравится? — спросил Джексон.
Уэнтик кивнул, но добавил:
— Здесь не так, как дома.
— Где ваш…
— В Лондоне.
— Я думал, вы американец.
— Нет.
Уэнтик взглянул на холмы за городом. Действительно красиво, если бы не жара. В другом направлении на горизонте серебряной полосой виднелось море, Южная Атлантика.
— Мистер Джексон, — заговорил он, — если вы действительно то лицо, которому я обязан своим здесь появлением, то вам придется очень многое объяснить.
— Обычно меня называют доктор Джексон, — сказал мужчина.
— Извините.
— У нас похожие интересы, доктор Уэнтик. Мы оба ученые, пусть и не в одной области. Ученый — это человек, который имеет дело с идеей. У некоторых ученых есть собственные идеи, другие работают над тем, что открыто не ими. Я один из последних. Социолог. Я имею дело с абстрактными представлениями о людях, управлении и общественном движении. Вы, как биохимик-исследователь имеете дело с составами и химикатами. Но и вы, и я — профессиональные рационалисты.
— Я приму это к сведению, — осторожно согласился Уэнтик.
— В таком случае, ваш рационализм должен подсказывать, что прежде чем дать вам объяснение, мне необходимо знать, что требуется объяснить.
— Вы хотите сказать, что вам неизвестно о моих злоключениях в течение последних едва ли не дюжины недель?
— Нет. Мне известно одно: то, что было вопросом нескольких дней, произошло лишь сейчас. То есть мы с вами встретились.
— И вы не догадываетесь о причине задержки?
— Не имею ни малейшего представления.
Уэнтик начал рассказывать что с ним случилось.
Сидя в этом крохотном самолете, медленно и без видимого источника энергии летевшим над совершенно чужим для него городом, Уэнтик заново переживал всю череду событий. Он начал с того момента, когда Эстаурд и Масгроув явились к нему на станции — при упоминании имени Эстаурда Джексон задал Уэнтику несколько коротких вопросов, — поведал о трагическом эпизоде в тюрьме, а затем о том, как был доставлен в больницу. Единственной деталью, которую он опустил, была новизна сексуальных ощущений прошедшей ночи; это событие оставалось пока слишком свежим для его разума, чтобы делиться воспоминаниями о нем в данный момент.
Когда он закончил, Джексон переспросил:
— Вы говорите, что этот Эстаурд погиб?
— Это был несчастный случай. Он разлил авиационный бензин и поджег его, прежде чем успел выбраться.
— С вами были и другие люди? Имеете ли вы представление кто они?
— Нет. Насколько я могу судить, какое-то время все они служили в американской армии, но все это не очень ясно.
— Где они сейчас?
— Полагаю, до сих пор в тюрьме, — ответил Уэнтик. — У них есть вертолет и один умеет им управлять. Возможно им уже удалось улететь.
— Можете рассказать об Эстаурде еще что-нибудь?
— Вряд ли. Я только знаю, что он работал на какой-то правительственный департамент и предположительно обследовал по его заданию район Планальто.
— Меня заинтриговало то, что вы рассказали об этих допросах, — сказал Джексон. — Есть у вас соображения о мотивах Эстаурда?
Уэнтик на мгновение задумался.
— Не уверен. Думаю, он зашел в тупик; один из его людей намекал на это, когда говорил, что Эстаурд «клянет» меня за происходящее в тюрьме. Людям он, например, говорил, что туда их затащил я. Но на мой взгляд, было совершенно ясно, кто кого затащил.
— Думаю, я смогу разрешить ваши сомнения, — сказал Джексон.
Он напряг руки на рычагах и нос самолета нырнул вниз. Ток воздуха за бортом сразу усилился и Уэнтик почувствовал, что машина устремилась к земле.
Теперь он видел перед собой громадное здание, раскинувшееся на несколько сотен квадратных метров. Хотя он с трудом отличал здесь старые постройки от новых, это здание выглядело подвергавшимся воздействию непогоды не один год. Самолет сделал над ним круг, затем тихо опустился на небольшой луг, где уже парковалось несколько подобных летательных аппаратов. Остановив машину, Джексон встал.
— Вы не собираетесь рассказать мне, как эта штуковина работает? — спросил Уэнтик.
— Потом, — засмеялся Джексон. — Это наш самый большой вклад в общее дело мира и мы не упускаем случая поговорить на эту тему. Я расскажу вам о нем во второй половине дня, как и о других вещах, которые могут оказаться для вас интересными. Но прежде мне необходимо сделать пару звонков. Я не знал, что в дело вовлечен кто-то еще.
— Но вы знали о Масгроуве.
— О да. Он фактически центральная фигура.
Пожилой мужчина зашагал прочь от самолета и Уэнтик поспешил следом за ним в здание.
* * *
Джексон обещал быть вскоре после полудня. Уэнтик провел утро в своей новой квартире и примыкавшей к ней лаборатории.
Как и говорил Джексон, и то, и другое — часть университетских владений. Квартира была в полном распоряжении Уэнтика. В ней были все удобства, какие можно вообразить, и даже, к великому его изумлению, телевизионный приемник. Но гораздо больший его интерес вызвала лаборатория, которая — Джексон сказал об этом перед тем, как оставить Уэнтика одного, — предоставлена исключительно ему одному. Были обещаны любые помощники, студенты и квалифицированные сотрудники, а также все, в чем появится нужда. Он тщательно осмотрел лабораторию и нашел в ней буквально все элементы оборудования, каким приходилось пользоваться на антарктической станции.
В два часа пришел Джексон.
Уэнтик отдыхал в одном из удобных мягких кресел, наслаждаясь кондиционером. На дворе стояла полуденная жара, а здесь была атмосфера, позволявшая снять утомление после пребывания в знойном городе.
Джексон подошел к застекленному шкафчику и приготовил два напитка в длинных бокалах, щедро наполнив их льдом и фруктовыми дольками. Он протянул один Уэнтику.
— Я только что навестил Масгроува в больнице, — сказал он. — Его лечат так же, как пытались лечить вас.
— Счастливчик, — сказал Уэнтик, думая о проведенных с Кариной часах минувшей ночи. Получает ли и Масгроув это лекарство?
— Я еще раз прошу простить меня. Боюсь, как и большинство всего остального, это мой промах. Я распорядился, чтобы вас встретили в аэропорту, а Масгроува отправили в больницу. Когда самолет приземлился, скорая помощь уже была там, а мой человек еще не прибыл. Вы были в смирительной рубашке и они приняли вас за Масгроува.
— Почему вы не искали меня в больнице?
— У нас даже подозрения не было, что вы там. Масгроув исчез вскоре после того, как вас увезли, — нынче утром он говорил мне, что вы пытались убежать, — и я решил, что вы где-то в городе, а Масгроув в больнице. На самом деле оказалось наоборот. Как бы там ни было, теперь все на своих местах.
Уэнтик хлебнул из стакана и нашел напиток приятным: сладкий освежающий пунш с неизвестными ему специями.
— У меня нет в мыслях винить вас, — сказал он, снова подумав о Карине. — Я прекрасно отдохнул. Как же вы все-таки нашли Масгроува?
— Как только нам стало известно, что он где-то в городе, мы позвонили и он появился через пятнадцать минут. Его продержали в полицейском участке около тридцати шести часов.
Уэнтик слегка нахмурился, почувствовав недомолвку в этом замечании. Он не очень поверил в полицейский участок, который задерживал человека, не сообщая об этом вышестоящим властям, и отпустил его. Вероятно, какое-то объяснение этому было.
— Как бы там ни было, — продолжал Джексон, — проблем больше нет. Вы здесь и это факт.
— Который, как я полагаю, — сказал Уэнтик, — возвращает нас к моему вопросу. Зачем я здесь?
Джексон улыбнулся.
— Чтобы выполнить работу. Возможно очень простую или слишком приятную, но тем не менее работу, для которой подходите только вы.
— И что же это за работа?
— Исправить то, что вы натворили, доктор Уэнтик. Помочь нам собрать воедино человеческое общество. Навести порядок в том, что сделано неправильно. Называйте как хотите, но это должно быть сделано.
— Что должно быть сделано? — мягко спросил Уэнтик.
— Необходимо избавить нас от газа беспорядков.
Джексон сделал долгий глоток, затем стал следить за реакцией Уэнтика.
Уэнтик пожал плечами.
— Это то, о чем говорил Эстаурд? Он связывал мое появление здесь с моей работой.
— Именно так. Вы создали газ беспорядков… вы и должны его уничтожить.
— А если я этого не сделаю? Или не смогу сделать?
— Вам придется. Я могу дать вам очень веские основания почему вы должны это сделать. Воочию убедившись как его поражающее действие повлияло на наше общество, я уверен, вы сделаете все необходимое. Если не сделаете… Что ж, дело ваше. Если вы сможете аргументировать свой отказ, нашим ученым и технологам останется положиться лишь на самих себя.
— Я не бесчеловечен, Джексон, но после того, через что я прошел, вам придется дать мне действительно очень веские основания, почему я должен что-то для вас делать.
— Полагаю, смогу их вам дать. Но, принимая решение, следует не забывать одну вещь: нет возможности вернуться в ваше время. Ваш мир погиб и это произошло более двухсот лет назад.
Уэнтик наблюдал за ним, не выражая никаких эмоций.
— Думаю, я могу это понять, — произнес он, медленно выговаривая слова.
— Значит, вы понимаете какова природа того, что мы с вами сделали? Что мы осуществили некий переход во времени, чтобы заполучить вас?
— Да.
— Поздравляю вас. В университете на освоение теории этого перехода отводится целый семестр.
— Доктор Джексон, — сказал Уэнтик, — вероятно нам пора вернуться к главному пункту повестки дня. Вы собирались объяснить, почему я обязан работать на вас с этим газом беспорядков.
— Хорошо, — согласился Джексон. Он осушил свой стакан и направился к шкафчику приготовить второй.
* * *
— Вижу, вы взялись читать нашу доктринерскую историю, — сказал он, показав на тощий томик, лежавший на столе между ними. — Вы могли узнать из нее, что война разразилась в 1979 году. Это была страшная война, тотальная и последняя. В какие-то недели почти девяносто процентов населения мира было уничтожено или смертельно заражено.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22
— Простите.
Он нерешительно обнял ее за плечи и сказал:
— Вы очень привлекательны.
Она промолчала, но опустила руку на его бедро.
И тогда он поцеловал ее и она сразу же ответила на поцелуй. Его рука совершенно естественно опустилась ей на грудь и она прижалась к нему всем телом. Их поцелуи становились все более страстными и он повалил ее на постель рядом с собой.
На стене сменяли одна другую бессмысленные цветные картинки. Возможно Анне не было сказано все, но у нее, по крайней мере, оказалось достаточно здравого смысла, чтобы не включить музыку.
Глава семнадцатая
Уэнтик еще спал, когда на следующее утро сиделка среднего возраста принесла завтрак. Она нажала кнопку на стене и палату залил поток солнечного света. Уэнтик открыл глаза и увидел за окном цветущую ветку. Розовое цветение, невинность.
Она поставила поднос на столик и быстро вышла.
Он полежал еще пару минут, пытаясь дать телу окончательно проснуться. Мышцы ощущались отделенными от костей. Услады и пороки цивилизации уже высасывают из него энергию. Тюрьма, при всей ее отвратительности, восстановила силу телодвижений до уровня, какого он не знал за собой с юности.
Он поднялся, наконец, с постели и пододвинул к себе поднос. Сегодня никаких почек. Просто миска каши, яичница из одного яйца и кофе.
Покончив с едой, он умылся, оделся и попытался придать постельному белью хотя бы видимость опрятности. Затем уселся ждать дальнейшего развития событий.
Его сиделка Карина, как она позволила ему называть себя, сказала, что по ее сведениям сегодня утром он будет выписан. Из-за происшествия с ним в больнице был переполох.
Часы уже показывали десять тридцать. Уэнтика снова охватывала тоска, когда в дверь постучали и вошла сиделка. Следом за ней появился высокий мужчина. Он сразу же подошел к Уэнтику.
— Доктор Уэнтик! Прошу прощения за случившееся с вами!
Уэнтик пожал протянутую руку. Он не сводил с вошедшего глаз.
Тот был в возрасте, вероятно далеко за шестьдесят, хотя еще достаточно строен, взгляд чистый и умный. Голова почти лысая, остатки волос только на висках. Несмотря на морщины, черты лица строгие, кожа здорового розового цвета. На мужчине такая же одежда, что и на Уэнтике, хорошо пригнанная, нейтрального серого цвета. На плечах он носил яркую бледно-зеленую накидку.
— Не имею чести, — сказал Уэнтик.
— Джексон. Сэмюел Джексон.
Они продолжали трясти друг другу руки. Джексон вел себя так, словно они встретились после долгой разлуки.
Наконец он сказал:
— Как только вы сложите вещи, я доставлю вас на вашу квартиру.
— Я готов отправиться как есть.
— У вас нет даже смены одежды?
— Нет. Только то, что выдала мне сиделка. Старая одежда пришла почти в полную негодность.
— Я полагал, вы что-нибудь захватили с собой.
— Я действительно брал вещи. Но они потерялись где-то по дороге.
— Посмотрим что я смогу для вас сделать. У меня есть здесь самолет. Ваша квартира в нескольких домах от моего офиса. Я поручу студентам подыскать что-нибудь для вас.
— Студентам?
— В университете.
Уэнтик взял с собой историческую книгу и последовал за Джексоном в коридор. Полная сиделка бросила на него взгляд и он заметил, что от ее вчерашнего дружелюбия не осталось и следа. Словно теперь, когда ей стало известно, что он действительно не Масгроув и следовательно не нуждается в ее заботе и внимании, она чувствовала себя обиженной.
В том, как Джексон шел по коридорам здания, безошибочно узнавалась аура власти. Уэнтик следовал за ним по пятам.
Наконец он не удержался и с вызовом спросил:
— На этот раз на меня не наденут смирительную рубашку?
— Кто посмел это сделать? — с болезненной миной на лице спросил Джексон. — Не Масгроув ли?
— Думаю, да. Мне дали сильное болеутоляющее и я очнулся в ней связанным.
— Примите мои извинения, доктор Уэнтик, если сможете. Говорите мне все, что наболело без стеснения. Я именно тот, кто затащил вас сюда.
Они как раз вышли в сияние солнечного света позади здания, куда почти двое суток назад его привезли в машине скорой помощи. На бетонной площадке стоял небольшой, выкрашенный в зеленый цвет самолет с высоким бульбовидным фонарем, нескладно прилепленным к узкому фюзеляжу.
Уэнтик остановился, как вкопанный.
— Вы затащили меня сюда, — повторил он.
— Это так.
— Скажите-ка мне одну вещь. Зачем?
Джексон показал на книгу в руке Уэнтика.
— Если вы это прочитали, то часть ответа уже знаете.
— Отсюда я узнал немногое. Только о том, что была война.
— Война действительно была, — сказал Джексон насмешливо-кротким тоном. — Надеюсь, она положила конец всем войнам. Я уверен, именно с такой иронией говорили о ней в ваше время. Что ж, имелось в виду как раз то, что произошло. Просто мир не развалился на куски, но был сломлен дух человека. Видите ли, нам потребовалось два столетия, чтобы достичь нынешнего положения дел? Вероятно, для вас все это выглядит странным, но мы имеем теперь много такого, чем вы не располагали. Мы вас схватили, доктор Уэнтик, только и всего.
— Но затащили вы меня сюда не за то, что разразилась война.
— Отчасти и по этой причине, — Джексон кивнул в сторону самолета. — Идите. Поднимайтесь на борт. Думаю, вы поймете, в чем истинная причина, когда я объясню вам некоторые вещи.
Они забрались в самолет и сели. Джексон разместился возле органов управления, которые, на непросвещенный взгляд Уэнтика, выглядели не более сложными, чем в легковом автомобиле.
— Вы говорите, что схватили меня? — напомнил он. — И отчасти за то, что случилась война?
Двусмысленность последнего заявления Джексона не выходила у него из головы.
Пожилой мужчина улыбнулся.
— Вина не на вас лично. Она на вашем обществе. Мы здесь заново отстраиваем цивилизацию. Наш уровень технологии примерно такой же, как в ваше время. На некоторых направлениях социальных наук мы вас опередили, в техническом отношении — тоже. Но в целом образ здешней жизни не очень отличается от вашего.
Уэнтик видел, что пока этот человек говорил, самолет поднялся в воздух. Они были уже на высоте пяти метров и быстро поднимались в полной тишине.
— Насколько я понимаю, этот самолет — одно из ваших технических достижений, превзошедших наши?
— Да. — Руки мужчины спокойно лежали на рычагах управления, он вел машину без малейшего напряжения.
Уэнтик посмотрел вниз сквозь широкий прозрачный фонарь и увидел раскинувшийся под ними город. День был ясным и теплым, небо сияло прозрачной голубизной. Главным впечатлением от этого города был его простор. Он изобиловал высокими зданиями, бетонными и металлическими конструкциями, но все это не было похоже на то, что Уэнтик привык видеть в своем времени. Здания не лепились друг к другу, между ними было много места, усеянного пятнами зелени. Ближе к окраинам здания были менее высокими, но и там их окружала естественная зелень деревьев и кустарников.
— Вам это нравится? — спросил Джексон.
Уэнтик кивнул, но добавил:
— Здесь не так, как дома.
— Где ваш…
— В Лондоне.
— Я думал, вы американец.
— Нет.
Уэнтик взглянул на холмы за городом. Действительно красиво, если бы не жара. В другом направлении на горизонте серебряной полосой виднелось море, Южная Атлантика.
— Мистер Джексон, — заговорил он, — если вы действительно то лицо, которому я обязан своим здесь появлением, то вам придется очень многое объяснить.
— Обычно меня называют доктор Джексон, — сказал мужчина.
— Извините.
— У нас похожие интересы, доктор Уэнтик. Мы оба ученые, пусть и не в одной области. Ученый — это человек, который имеет дело с идеей. У некоторых ученых есть собственные идеи, другие работают над тем, что открыто не ими. Я один из последних. Социолог. Я имею дело с абстрактными представлениями о людях, управлении и общественном движении. Вы, как биохимик-исследователь имеете дело с составами и химикатами. Но и вы, и я — профессиональные рационалисты.
— Я приму это к сведению, — осторожно согласился Уэнтик.
— В таком случае, ваш рационализм должен подсказывать, что прежде чем дать вам объяснение, мне необходимо знать, что требуется объяснить.
— Вы хотите сказать, что вам неизвестно о моих злоключениях в течение последних едва ли не дюжины недель?
— Нет. Мне известно одно: то, что было вопросом нескольких дней, произошло лишь сейчас. То есть мы с вами встретились.
— И вы не догадываетесь о причине задержки?
— Не имею ни малейшего представления.
Уэнтик начал рассказывать что с ним случилось.
Сидя в этом крохотном самолете, медленно и без видимого источника энергии летевшим над совершенно чужим для него городом, Уэнтик заново переживал всю череду событий. Он начал с того момента, когда Эстаурд и Масгроув явились к нему на станции — при упоминании имени Эстаурда Джексон задал Уэнтику несколько коротких вопросов, — поведал о трагическом эпизоде в тюрьме, а затем о том, как был доставлен в больницу. Единственной деталью, которую он опустил, была новизна сексуальных ощущений прошедшей ночи; это событие оставалось пока слишком свежим для его разума, чтобы делиться воспоминаниями о нем в данный момент.
Когда он закончил, Джексон переспросил:
— Вы говорите, что этот Эстаурд погиб?
— Это был несчастный случай. Он разлил авиационный бензин и поджег его, прежде чем успел выбраться.
— С вами были и другие люди? Имеете ли вы представление кто они?
— Нет. Насколько я могу судить, какое-то время все они служили в американской армии, но все это не очень ясно.
— Где они сейчас?
— Полагаю, до сих пор в тюрьме, — ответил Уэнтик. — У них есть вертолет и один умеет им управлять. Возможно им уже удалось улететь.
— Можете рассказать об Эстаурде еще что-нибудь?
— Вряд ли. Я только знаю, что он работал на какой-то правительственный департамент и предположительно обследовал по его заданию район Планальто.
— Меня заинтриговало то, что вы рассказали об этих допросах, — сказал Джексон. — Есть у вас соображения о мотивах Эстаурда?
Уэнтик на мгновение задумался.
— Не уверен. Думаю, он зашел в тупик; один из его людей намекал на это, когда говорил, что Эстаурд «клянет» меня за происходящее в тюрьме. Людям он, например, говорил, что туда их затащил я. Но на мой взгляд, было совершенно ясно, кто кого затащил.
— Думаю, я смогу разрешить ваши сомнения, — сказал Джексон.
Он напряг руки на рычагах и нос самолета нырнул вниз. Ток воздуха за бортом сразу усилился и Уэнтик почувствовал, что машина устремилась к земле.
Теперь он видел перед собой громадное здание, раскинувшееся на несколько сотен квадратных метров. Хотя он с трудом отличал здесь старые постройки от новых, это здание выглядело подвергавшимся воздействию непогоды не один год. Самолет сделал над ним круг, затем тихо опустился на небольшой луг, где уже парковалось несколько подобных летательных аппаратов. Остановив машину, Джексон встал.
— Вы не собираетесь рассказать мне, как эта штуковина работает? — спросил Уэнтик.
— Потом, — засмеялся Джексон. — Это наш самый большой вклад в общее дело мира и мы не упускаем случая поговорить на эту тему. Я расскажу вам о нем во второй половине дня, как и о других вещах, которые могут оказаться для вас интересными. Но прежде мне необходимо сделать пару звонков. Я не знал, что в дело вовлечен кто-то еще.
— Но вы знали о Масгроуве.
— О да. Он фактически центральная фигура.
Пожилой мужчина зашагал прочь от самолета и Уэнтик поспешил следом за ним в здание.
* * *
Джексон обещал быть вскоре после полудня. Уэнтик провел утро в своей новой квартире и примыкавшей к ней лаборатории.
Как и говорил Джексон, и то, и другое — часть университетских владений. Квартира была в полном распоряжении Уэнтика. В ней были все удобства, какие можно вообразить, и даже, к великому его изумлению, телевизионный приемник. Но гораздо больший его интерес вызвала лаборатория, которая — Джексон сказал об этом перед тем, как оставить Уэнтика одного, — предоставлена исключительно ему одному. Были обещаны любые помощники, студенты и квалифицированные сотрудники, а также все, в чем появится нужда. Он тщательно осмотрел лабораторию и нашел в ней буквально все элементы оборудования, каким приходилось пользоваться на антарктической станции.
В два часа пришел Джексон.
Уэнтик отдыхал в одном из удобных мягких кресел, наслаждаясь кондиционером. На дворе стояла полуденная жара, а здесь была атмосфера, позволявшая снять утомление после пребывания в знойном городе.
Джексон подошел к застекленному шкафчику и приготовил два напитка в длинных бокалах, щедро наполнив их льдом и фруктовыми дольками. Он протянул один Уэнтику.
— Я только что навестил Масгроува в больнице, — сказал он. — Его лечат так же, как пытались лечить вас.
— Счастливчик, — сказал Уэнтик, думая о проведенных с Кариной часах минувшей ночи. Получает ли и Масгроув это лекарство?
— Я еще раз прошу простить меня. Боюсь, как и большинство всего остального, это мой промах. Я распорядился, чтобы вас встретили в аэропорту, а Масгроува отправили в больницу. Когда самолет приземлился, скорая помощь уже была там, а мой человек еще не прибыл. Вы были в смирительной рубашке и они приняли вас за Масгроува.
— Почему вы не искали меня в больнице?
— У нас даже подозрения не было, что вы там. Масгроув исчез вскоре после того, как вас увезли, — нынче утром он говорил мне, что вы пытались убежать, — и я решил, что вы где-то в городе, а Масгроув в больнице. На самом деле оказалось наоборот. Как бы там ни было, теперь все на своих местах.
Уэнтик хлебнул из стакана и нашел напиток приятным: сладкий освежающий пунш с неизвестными ему специями.
— У меня нет в мыслях винить вас, — сказал он, снова подумав о Карине. — Я прекрасно отдохнул. Как же вы все-таки нашли Масгроува?
— Как только нам стало известно, что он где-то в городе, мы позвонили и он появился через пятнадцать минут. Его продержали в полицейском участке около тридцати шести часов.
Уэнтик слегка нахмурился, почувствовав недомолвку в этом замечании. Он не очень поверил в полицейский участок, который задерживал человека, не сообщая об этом вышестоящим властям, и отпустил его. Вероятно, какое-то объяснение этому было.
— Как бы там ни было, — продолжал Джексон, — проблем больше нет. Вы здесь и это факт.
— Который, как я полагаю, — сказал Уэнтик, — возвращает нас к моему вопросу. Зачем я здесь?
Джексон улыбнулся.
— Чтобы выполнить работу. Возможно очень простую или слишком приятную, но тем не менее работу, для которой подходите только вы.
— И что же это за работа?
— Исправить то, что вы натворили, доктор Уэнтик. Помочь нам собрать воедино человеческое общество. Навести порядок в том, что сделано неправильно. Называйте как хотите, но это должно быть сделано.
— Что должно быть сделано? — мягко спросил Уэнтик.
— Необходимо избавить нас от газа беспорядков.
Джексон сделал долгий глоток, затем стал следить за реакцией Уэнтика.
Уэнтик пожал плечами.
— Это то, о чем говорил Эстаурд? Он связывал мое появление здесь с моей работой.
— Именно так. Вы создали газ беспорядков… вы и должны его уничтожить.
— А если я этого не сделаю? Или не смогу сделать?
— Вам придется. Я могу дать вам очень веские основания почему вы должны это сделать. Воочию убедившись как его поражающее действие повлияло на наше общество, я уверен, вы сделаете все необходимое. Если не сделаете… Что ж, дело ваше. Если вы сможете аргументировать свой отказ, нашим ученым и технологам останется положиться лишь на самих себя.
— Я не бесчеловечен, Джексон, но после того, через что я прошел, вам придется дать мне действительно очень веские основания, почему я должен что-то для вас делать.
— Полагаю, смогу их вам дать. Но, принимая решение, следует не забывать одну вещь: нет возможности вернуться в ваше время. Ваш мир погиб и это произошло более двухсот лет назад.
Уэнтик наблюдал за ним, не выражая никаких эмоций.
— Думаю, я могу это понять, — произнес он, медленно выговаривая слова.
— Значит, вы понимаете какова природа того, что мы с вами сделали? Что мы осуществили некий переход во времени, чтобы заполучить вас?
— Да.
— Поздравляю вас. В университете на освоение теории этого перехода отводится целый семестр.
— Доктор Джексон, — сказал Уэнтик, — вероятно нам пора вернуться к главному пункту повестки дня. Вы собирались объяснить, почему я обязан работать на вас с этим газом беспорядков.
— Хорошо, — согласился Джексон. Он осушил свой стакан и направился к шкафчику приготовить второй.
* * *
— Вижу, вы взялись читать нашу доктринерскую историю, — сказал он, показав на тощий томик, лежавший на столе между ними. — Вы могли узнать из нее, что война разразилась в 1979 году. Это была страшная война, тотальная и последняя. В какие-то недели почти девяносто процентов населения мира было уничтожено или смертельно заражено.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22