Худолеев не всегда был истязателем подмастерьев, пьяницей и тяжелым на р
уку драчуном. Когда-то на бравого мастерового заглядывались купеческие
дочери и поповны подмосковных мануфактурных посадов. Но мать Тиверзина,
в то время выпускница епархиалка, за которую он сватался, отказала ему и в
ышла замуж за его товарища, паровозного машиниста Савелия Никитича Тиве
рзина.
На шестой год её вдовства, после ужасной смерти Савелия Никитича (он сгор
ел в 1888 году при одном нашумевшем в то время столкновении поездов), Петр Пет
рович возобновил свое искательство, и опять Марфа Гавриловна ему отказа
ла. С тех пор Худолеев запил и стал буянить, сводя счеты со всем светом, вин
оватым, как он был уверен, в его нынешних неурядицах.
Юсупка был сыном дворника Гимазетдина с тиверзинского двора. Тиверзин п
окровительствовал мальчику в мастерских. Это подогревало в Худолееве н
еприязнь к нему.
Ч Как ты напилок держишь, азиат, Ч орал Худолеев, таская Юсупку за волос
ы и костыляя по шее. Ч Нешто так отливку обдирают? Я тебе спрашиваю, будеш
ь ты мне работу поганить, касимовская невеста, алла мулла косые глаза?
Ч Ай не буду, дяинька, ай не буду, не буду, ай больно!
Ч Тыщу раз ему сказывали, вперед подведи бабку, а тады завинчивай упор, а
он знай свое, знай свое. Чуть мне шпентель не сломал, сукин сын.
Ч Я шпиндил не трогал, дяинька, ей-Богу, не трогал.
Ч За что ты мальчика тиранишь? Ч спросил Тиверзин, протиснувшись сквоз
ь толпу.
Ч Свои собаки грызутся, чужая не подходи, Ч отрезал Худолеев.
Ч Я тебя спрашиваю, за что ты мальчика тиранишь?
Ч А я тебе говорю, проходи с Богом, социал-командир. Его убить мало, сволоч
ь этакую, чуть мне шпентель не сломал. Пущай мне руки целует, что жив остал
ся, косой черт, Ч уши я ему только надрал да за волосы поучил.
Ч А что же, по-твоему, ему за это надо голову оторвать, дядя Худолей? Посты
дился бы право. Старый мастер, дожил до седых волос, а не нажил ума.
Ч Проходи, проходи, говорю, покуда цел. Дух из тебя я вышибу учить меня, соб
ачье гузно! Тебя на шпалах делали, севрюжья кровь, у отца под самым носом. М
ать твою, мокрохвостку, я во как знаю, кошку драную, трепаный подол!
Все происшедшее дальше заняло не больше минуты. Оба схватили первое, что
подвернулось под руку на подставках станков, на которых валялись тяжелы
е инструменты и куски железа, и убили бы друг друга, если бы народ в ту же ми
нуту не бросился кучею их разнимать. Худолеев и Тиверзин стояли, нагнув г
оловы и почти касаясь друг друга лбами, бледные с налившимися кровью гла
зами. От волнения они не могли выговорить ни слова. Их крепко держали, ухва
тивши сзади за руки. Минутами, собравшись с силой, они начинали вырыватьс
я, извиваясь всем телом и волоча за собой висевших на них товарищей. Крючк
и и пуговицы у них на одёже пообрывались, куртки и рубахи сползли с оголив
шихся плеч. Нестройный гам вокруг них не умолкал.
Ч Зубило! Зубило у него отыми Ч проломит башку. Ч Тише, тише, дядя Петр, в
ывернем руку! Ч Это всё так с ними хороводиться? Растащить врозь, посадит
ь под замок Ч и дело с концом.
Вдруг нечеловеческим усилием Тиверзин стряхнул с себя клубок наваливш
ихся тел и, вырвавшись от них, с разбега очутился у двери. Его кинулись был
о ловить, но увидав, что у него совсем не то на уме, оставили в покое. Его окр
ужала осенняя сырость, ночь, темнота.
Ч Ты им стараешься добро, а они норовят тебе нож в ребро, Ч ворчал он и не
сознавал, куда и зачем он идет.
Этот мир подлости и подлога, где разъевшаяся барынька смеет так смотреть
на дуралеев-тружеников, а спившаяся жертва этих порядков находит удово
льствие в глумлении над себе подобным, этот мир был ему сейчас ненавистн
ее, чем когда-либо. Он шел быстро, словно поспешность его походки могла пр
иблизить время, когда все на свете будет разумно и стройно, как сейчас в ег
о разгоряченной голове. Он знал, что их стремления последних дней, беспор
ядки на линии, речи на сходках и их решение бастовать, не приведенное пока
еще в исполнение, но и не отмененное, Ч все это отдельные части этого бол
ьшого и еще предстоящего пути.
Но сейчас его возбуждение дошло до такой степени, что ему не терпелось пр
обежать все это расстояние разом, не переводя дыхания. Он не соображал, ку
да он шагает, широко раскидывая ноги, но ноги прекрасно знали, куда несли е
го.
Тиверзин долго не подозревал, что после ухода его и Антипова из землянки
на заседании было постановлено приступить к забастовке в этот же вечер.
Члены комитета тут же распределили между собой, кому куда идти и кого где
снимать.
Когда из паровозоремонтного, словно со дна Тиверзинской души, вырвался х
риплый, постепенно прочищающийся и выравнивающийся сигнал, от входного
семафора к городу уже двигалась толпа из депо и с товарной станции, слива
ясь с новою толпой, побросавшей работу по Тиверзинскому свистку из котел
ьной.
Тиверзин много лет думал, что это он один остановил в ту ночь работы и движ
ение на дороге. Только позднейшие процессы, на которых его судили по сово
купности и не вставляли подстрекательства к забастовке в пункты обвине
ния, вывели его из этого заблуждения.
Выбегали, спрашивали:
Ч Куда народ свищут? Ч Из темноты отвечали:
Ч Небось и сам не глухой. Слышишь Ч тревога. Пожар тушить. Ч А где горит?
Ч Стало быть горит, коли свищут.
Хлопали двери, выходили новые. Раздавались другие голоса.
Ч Толкуй тоже Ч пожар! Деревня! Не слушайте дурака. Это называется зашаб
ашили, понял? Вот хомут, вот дуга, я те больше не слуга. По домам, ребята.
Народу все прибывало. Железная дорога забастовала.

7

Тиверзин пришел домой на третий день продрогший, невыспавшийся и небрит
ый. Накануне ночью грянул мороз, небывалый для таких чисел, а Тиверзин был
одет по-осеннему. У ворот встретил его дворник Гимазетдин.
Ч Спасибо, господин Тиверзин, Ч зарядил он. Ч Юсуп обида не давал, заста
вил век Бога молить.
Ч Что ты очумел, Гимазетдин, какой я тебе господин? Брось ты это, пожалуйс
та. Говори скорее, видишь мороз какой.
Ч Зачем мороз, тебе тепло, Савельич. Мы вчерашний день твой мамаша Марфа
Гавриловна Москва-Товарная полный сарай дров возили, одна береза, хорош
ие дрова, сухие дрова.
Ч Спасибо, Гимазетдин. Ты еще что-то сказать хочешь, скорее, пожалуйста, о
зяб я, понимаешь.
Ч Сказать хотел, дома не ночуй, Савельич, хорониться надо.
Постовой спрашивал, околодочный спрашивал, кто, говорит, ходит. Я говорю, н
икто не ходит. Помощник, говорю, ходит, паровозная бригада ходит, железная
дорога ходит. А чтобы кто-нибудь чужой, ни-ни!
Дом, в котором холостой Тиверзин жил вместе с матерью и женатым младшим б
ратом, принадлежал соседней церкви святой Троицы. Дом этот был заселен н
екоторою частью причта, двумя артелями фруктовщиков и мясников, торгова
вших в городе с лотков вразнос, а по преимуществу мелкими служащими Моск
овско-Брестской железной дороги.
Дом был каменный с деревянными галереями. Они с четырех сторон окружали
грязный немощеный двор. Вверх по галереям шли грязные и скользкие деревя
нные лестницы. На них пахло кошками и квашеной капустой. По площадкам леп
ились отхожие будки и кладовые под висячими замками.
Брат Тиверзина был призван рядовым на войну и ранен под Вафангоу. Он лежа
л на излечении в Красноярском госпитале, куда для встречи с ним и приняти
я его на руки выехала его жена с двумя дочерями. Потомственные железнодо
рожники Тиверзины были легки на подъем и разъезжали по всей России по да
ровым служебным удостоверениям. В настоящее время в квартире было тихо и
пусто. В ней жили только сын да мать.
Квартира помещалась во втором этаже. Перед входною дверью на галерее сто
яла бочка, которую наполнял водой водовоз. Когда Киприян Савельевич подн
ялся в свой ярус, он обнаружил, что крышка с бочки сдвинута набок и на обло
мке льда, сковавшего воду, стоит примерзшая к ледяной корочке железная к
ружка.
Ч Не иначе Ч Пров, Ч подумал Тиверзин, усмехнувшись. Ч Пьет, не напьетс
я, прорва, огненное нутро.
Пров Афанасьевич Соколов, псаломщик, видный и нестарый мужчина, был даль
ним родственником Марфы Гавриловны.
Киприян Савельевич оторвал кружку от ледяной корки, надвинул крышку на б
очку и дернул ручку дверного колокольчика.
Облако жилого духа и вкусного пара двинулось ему навстречу.
Ч Жарко истопили, маменька. Тепло у нас, хорошо.
Мать бросилась к нему на шею, обняла и заплакала. Он погладил её по голове,
подождал и мягко отстранил.
Ч Смелость города берет, маменька, Ч тихо сказал он, Ч стоит моя дорога
от Москвы до самой Варшавы.
Ч Знаю. Оттого и плачу. Несдобровать тебе. Убраться бы тебе, Купринька, ку
да-нибудь подальше.
Ч Чуть мне голову не проломил ваш миленький дружок, любезный пастушок в
аш, Петр Петров.
Он думал рассмешить ее. Она не поняла шутки и серьезно ответила:
Ч Грех над ним смеяться, Купринька. Ты б его пожалел.
Отпетый горемыка, погибшая душа.
Ч Забрали Антипова Пашку. Павла Ферапонтовича. Пришли ночью, обыск, все п
еребуторили. Утром увели. Тем более Дарья его тиф это, в больнице. Павлушка
малый, Ч в реальном учится, Ч один в доме с теткой глухой. Притом гонят и
х с квартиры. Я считаю, надо мальчика к нам. Зачем Пров заходил?
Ч Почем ты знаешь?
Ч Бочка, вижу, не покрыта и кружка стоит. Обязательно, думаю, Пров бездонн
ый воду хлобыстал.
Ч Какой ты догадливый, Купринька. Твоя правда. Пров, Пров, Пров Афанасьев
ич. Забежал попросить дров взаймы Ч я дала. Да что я дура, Ч дрова! Совсем
из головы у меня вон, какую он новость принес. Государь, понимаешь, манифес
т подписал, чтобы все перевернуть по-новому, никого не обижать, мужикам зе
млю и всех сравнять с дворянами. Подписанный указ, ты что думаешь, только о
бнародовать. Из синода новое прошение прислали, вставить в ектинью, или т
ам какое-то моление заздравное, не хочу врать. Провушка сказывал, да я вот
запамятовала.

8

Патуля Антипов, сын арестованного Павла Ферапонтовича и помещенной в бо
льницу Дарьи Филимоновны, поселился у Тиверзиных. Это был чистоплотный м
альчик с правильными чертами лица и русыми волосами, расчесанными на пря
мой пробор. Он их поминутно приглаживал щеткою и поминутно оправлял курт
ку и кушак с форменной пряжкой реального училища. Патуля был смешлив до с
лез и очень наблюдателен. Он с большим сходством и комизмом передразнива
л все, что видел и слышал.
Вскоре после манифеста семнадцатого октября задумана была большая дем
онстрация от Тверской заставы к Калужской. Это было начинание в духе пос
ловицы «у семи нянек дитя без глазу».
Несколько революционных организаций, причастных к затее, перегрызлись
между собой и одна за другой от нее отступились, а когда узнали, что в назн
аченное утро люди все же вышли на улицу, наскоро послали к манифестантам
своих представителей.
Несмотря на отговоры и противодействие Киприяна Савельевича, Марфа Гав
риловна пошла на демонстрацию с веселым и общительным Патулей.
Был сухой морозный день начала ноября, с серо-свинцовым спокойным небом
и реденькими, почти считанными снежинками, которые долго и уклончиво вил
ись, перед тем как упасть на землю и потом серою пушистой пылью забиться в
дорожные колдобины.
Вниз по улице валил народ, сущее столпотворение, лица, лица и лица, зимние
пальто на вате и барашковые шапки, старики, курсистки и дети, путейцы в фор
ме, рабочие трамвайного парка и телефонной станции в сапогах выше колен
и кожаных куртках, гимназисты и студенты.
Некоторое время пели «Варшавянку», «Вы жертвою пали» и «Марсельезу», но
вдруг человек, пятившийся задом перед шествием и взмахами зажатой в руке
кубанки дирижировавший пением, надел шапку, перестал запевать и, поверн
увшись спиной к процессии, пошел впереди и стал прислушиваться, о чем гов
орят остальные распорядители, шедшие рядом. Пение расстроилось и оборва
лось. Стал слышен хрустящий шаг несметной толпы по мерзлой мостовой.
Доброжелатели сообщали инициаторам шествия, что демонстрантов впереди
подстерегают казаки. О готовящейся засаде телефонировали в близлежащу
ю аптеку.
Ч Так что же, Ч говорили распорядители. Ч Тогда главное Ч хладнокров
ие и не теряться. Надо немедленно занять первое общественное здание, как
ое попадется по дороге, объявить людям о грозящей опасности и расходитьс
я поодиночке.
Заспорили, куда будет лучше всего. Одни предлагали в Общество купеческих
приказчиков, другие в Высшее техническое, третьи в Училище иностранных
корреспондентов.
Во время этого спора впереди показался угол казенного здания. В нем тоже
помещалось учебное заведение, годившееся в качестве прибежища ничуть н
е хуже перечисленных.
Когда идущие поравнялись с ним, вожаки поднялись на полукруглую площадк
у и знаками остановили голову процессии.
Многостворчатые двери входа открылись, и шествие в полном составе, шуба
за шубой и шапка за шапкой стало вливаться в вестибюль школы и поднимать
ся по её парадной лестнице.
Ч В актовый зал, в актовый зал! Ч кричали сзади единичные голоса, но толп
а продолжала валить дальше, разбредаясь в глубине по отдельным коридора
м и классам.
Когда публику все же удалось вернуть, и все расселись на стульях, руковод
ители несколько раз пытались объявить собранию о расставленной вперед
и ловушке, но их никто не слушал.
Остановка и переход в закрытое помещение были поняты как приглашение на
импровизированный митинг, который тут же и начался.
Людям после долгого шагания с пением хотелось посидеть немного молча, и
чтобы теперь кто-нибудь другой отдувался за них и драл свою глотку. По сра
внению с главным удовольствием отдыха безразличны были ничтожные разн
огласия говоривших, почти во всем солидарных друг с другом.
Поэтому наибольший успех выпал на долю наихудшего оратора, не утомлявше
го слушателей необходимостью следить за ним.
Каждое его слово сопровождалось ревом сочувствия. Никто не жалел, что ег
о речь заглушается шумом одобрения. С ним торопились согласиться из нете
рпения, кричали «позор», составляли телеграмму протеста и вдруг, наскучи
в однообразием его голоса, поднялись как один и, совершенно забыв про ора
тора, шапка за шапкой и ряд за рядом толпой спустились по лестнице и высып
али на улицу. Шествие продолжалось.
Пока митинговали, на улице повалил снег. Мостовые побелели.
Снег валил все гуще.
Когда налетели драгуны, этого в первую минуту не подозревали в задних ря
дах. Вдруг спереди прокатился нарастающий гул, как когда толпою кричат «
ура». Крики «караул», «убили» и множество других слились во что-то неразл
ичимое. Почти в ту же минуту на волне этих звуков по тесному проходу, образ
овавшемуся в шарахнувшейся толпе, стремительно и бесшумно пронеслись л
ошадиные морды и гривы и машущие шашками всадники.
Полувзвод проскакал, повернул, перестроился и врезался сзади в хвост шес
твия. Началось избиение.
Спустя несколько минут улица была почти пуста. Люди разбегались по переу
лкам. Снег шел реже. Вечер был сух, как рисунок углем. Вдруг садящееся где-т
о за домами солнце стало из-за угла словно пальцем тыкать во все красное н
а улице: в красноверхие шапки драгун, в полотнище упавшего красного флаг
а, в следы крови, протянувшиеся по снегу красненькими ниточками и точкам
и.
По краю мостовой полз, притягиваясь на руках, стонущий человек с раскрое
нным черепом. Снизу шагом в ряд ехало несколько конных. Они возвращались
с конца улицы, куда их завлекло преследование. Почти под ногами у них мета
лась Марфа Гавриловна в сбившемся на затылок платке и не своим голосом к
ричала на всю улицу: «Паша! Патуля!»
Он все время шел с ней и забавлял ее, с большим искусством изображая после
днего оратора, и вдруг пропал в суматохе, когда наскочили драгуны.
В переделке Марфа Гавриловна сама получила по спине нагайкой, и хотя её п
лотно подбитый ватою шушун не дал ей почувствовать удара, она выругалась
и погрозила кулаком удалявшейся кавалерии, возмущенная тем, как это ее, с
таруху, осмелились при всем честном народе вытянуть плеткой.
Марфа Гавриловна бросала взволнованные взгляды по обе стороны мостово
й. Вдруг она по счастью увидала мальчика на противоположном тротуаре. Та
м в углублении между колониальной лавкой и выступом каменного особняка
толпилась кучка случайных ротозеев.
Туда загнал их крупом и боками своей лошади драгун, въехавший верхом на т
ротуар. Его забавлял их ужас, и, загородив им выход, он производил перед их
носом манежные вольты и пируэты, пятил лошадь задом и медленно, как в цирк
е, подымал её на дыбы.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10