Снежная равнина казалась тихой и безмолвной.
— Все кончено, — сказал вожак герулов молодому, белокурому всаднику.
Вожак стоял слева. Всадник повернулся лицом к нему.
Он сжал обеими руками рукоятку меча. Его лошадь оступилась, и немедленно ее задние ноги утонули в снегу.
Сердито стараясь удержаться в седле, всадник заставил лошадь подняться. Она с трудом встала. Снег под нею стал красным.
Несильный ветер засыпал снегом всадника, стоящего в центре треугольника.
Герулы начали неторопливо сближаться.
Они остановились в четырех-пяти ярдах, приготовившись к атаке.
Вожак герулов по очереди взглянул на обоих своих людей.
Он был доволен.
— Что случилось? — вдруг спросил вожак у герула, стоящего на отдаленной вершине уменьшенного треугольника.
— Лошадь, — ответил герул. — Что-то с лошадью.
Его лошадь внезапно дернула головой и отчаянно замотала ею. Ее глаза выкатились и расширились. Казалось, она чем-то напугана, она начала подниматься на дыбы и тонко заржала. Ноздри лошади расширились, тревожно дрожа. Она оскалилась, обнажив зубы.
Неизвестный всадник, окруженный герулами, обернулся, натянув поводья, и мгновенно увидел, как на снежной, пустынной и угрюмой равнине поднимается неподалеку, подобно взрыву или белой вспышке из дула винтовки, пружинистый комок острых клыков и когтей! Викот! Это был гигантский белый зверь. Викот прыгнул на круп раненой лошади, его когти глубоко ушли под шкуру, зубы сомкнулись. Из-за его веса и толчка бьющаяся лошадь осела на снег, придавив собой ногу всадника.
Лошади герулов взбесились, некоторое время они были почти неуправляемы. Герулы, старающиеся не выпасть из седла, безуспешно сдерживали их, натягивая поводья. Они издавали резкие крики. Лошади вертелись на месте, как безумные, спотыкаясь в снегу. Герулы колотили их тупыми концами копий. Кровь струилась с губ охваченных ужасом коней, стекала по их шее, увлажняя сбрую.
Викот ожесточенно впился в добычу, придерживая ее лапами и вгрызаясь все сильнее, так, что вскоре вся его морда была в конском волосе и крови.
Всаднику удалось выпростать ногу, он неуверенно поднялся, вытягивая ее за собой.
Меч лежал сбоку, наполовину зарывшись в снег, почти скрытый из виду.
Викот рвал добычу, насторожив уши, почти зарываясь головой в конскую тушу, нагло и жадно, — не более, чем в двух ярдах от человека.
Неизвестный человек увидел свой меч.
Наконец герулам, и прежде всего их вожаку, удалось совладать с лошадьми.
Неизвестный человек оглянулся на викота.
Ему был необходим меч.
Викот внезапно застыл на месте. Он поднял голову.
Неизвестный человек стоял неподвижно всего в нескольких футах от своего меча.
Ему не следовало делать ни малейший движений.
Расширенные глаза коня дико и жалобно смотрели на него.
В то же время викот заметил человека и заворчал.
Неизвестный был знаком с повадками викота, ибо вместе с другими жителями деревни он когда-то охотился на них, хотя и не на таких огромных, как этот белый зверь. Своего первого викота он убил в четырнадцать лет, когда зверь неожиданно напал на охотников сзади. Даже в таком возрасте этот человек был гораздо крупнее и сильнее большинства мужчин. Он убил зверя топором и отдал шкуру своему лучшему другу, Гатрону. Позднее они с Гатроном подрались, и в этой драке Гатрон погиб. Причиной всему была женщина. Вскоре человек ушел из деревни, он уехал в Веницию, а оттуда — дальше, искать свою удачу. Он отработал свою поездку на грузовом корабле и высадился на Тереннии. Именно на этой планете он попал в школу Палендия, где обучали гладиаторов для всевозможных состязаний на разных планетах.
Опасно было приближаться к викоту ближе, чем на десять-двадцать ярдов. За этими пределами, если человек не охотился или не сражался со зверем в цирке, они с викотом обычно мирно расходились. Человек отворачивался, а викот ускользал в высокую траву, как будто его и не было. Но если расстояние между ними было меньше двадцати ярдов, особенно когда зверь оказывался в ловушке, такая игра между викотом и человеком не удавалась. Зверь в таких случаях совершал нападение, причем так стремительно, что дело могло принять неприятный для человека оборот за считанные секунды. Но даже вне критического расстояния важно было избегать встречаться взглядом с глазами зверя. Как только он понимал, что на него смотрят, что тут как бы затронуты вопросы чести, его бегство становилось позором. В таком объяснении проскальзывает некий антропоморфизм, но даже если оно неверно, вопрос остается очень серьезным. Вполне вероятно, что понятие чести существует не только у разумных существ, что его начатки заложены в генах животных разной степени развития. Чувство справедливости и ему подобное, возможно, не является привилегией разумных существ, но досталось им от ранних видов, позднее преобразовавшись и будучи объясненным особыми терминами. Конечно, можно предположить, что животные понимают, когда их заметили, и считают это вызовом, поэтому реагируют агрессивно, и что некогда такие животные были выделены в процессе отбора, а более снисходительные, равнодушные к чужакам, постепенно исчезли. Однако и в этом случае трудно предположить, что отбор велся только с точки зрения рудиментарных понятий чести. Правда, здесь нет ничего необъяснимого. К примеру, совершенно ясно, что механизмы естественного отбора действуют слепо и иногда несправедливо, что обычно считается их недостатком, хотя в некоторых случаях оправдывается непонятными планами и причинами. Цивилизация может неожиданно образоваться на месте девственных лесов. Разумеется, само по себе это перерождение туманно, но существует предположение, что цивилизация не наследовала и не заменяла джунгли, а явилась неким их превращением, приняв одну из множества форм. В самом деле, и в девственном лесу царит не только хаос, а четкая структура со сложившимися привычками и традициями, со своей историей, с проверенными, развитыми путями и отношениями, рангами, дистанциями и иерархией.
Глаза человека и зверя встретились.
Человек потянул рукоятку меча, торчавшую из снега, а зверь с ворчанием вскарабкался на трепещущее, бьющееся тело издыхающего коня.
Человек бросился в снег и зарылся в него, чувствуя, как зверь прыгает сверху и пытается добраться до него когтистыми лапами.
— Не вмешивайтесь, — приказал вожак герулов своим товарищам.
Их лошади тяжело поводили боками, кровь капала с их губ, образуя тонкие сосульки, столбы пара вырывались изо рта и ноздрей, но теперь они стояли смирно.
Викот содрал лоскут куртки человека и тряс его в зубах. Он казался удивленным.
Человек перекатился в снегу и бросился на зверя сбоку, обхватив его шею руками. Викот злобно заревел, в прыжке поднимая человека на ярд над землей. Человек вцепился в его шею у основания и стал пригибать вниз. Зверь тщетно пытался достать его передними лапами с четырехдюймовыми изогнутыми когтями, выпущенными из подушечек, затем бросился в снег, покатился, так что человек скрылся из виду, еще раз поднялся, и вновь тело и шкура превратились в облепленный снегом ком. Зверь попытался сбросить человека, ударив его о бок уже мертвой лошади, затем остановился и изумленно потряс головой, отчего человека заболтало из стороны в сторону. Человек усилил хватку. Он не мог просунуть руки под передними лапами зверя и скрестить их у него на загривке — викот был слишком велик. Иначе ему можно было с легкостью сломать шею. Таким приемам человек научился в школе Палендия на Тереннии, правда, в применении к противнику-человеку. Зверь принялся кататься по снегу, разрывая его лапами до промерзлой земли. Затем медленно, прижавшись телом к твердому слою, он начал поворачиваться. При этом человек не мог удержаться на спине зверя или должен был неминуемо оказаться зажатым между телом и твердой, как бетон, землей. Зверь продолжал вжиматься в землю, дюйм за дюймом поворачивая голову к рукам человека.
Почти задыхаясь в снегу, викот пытался избавиться от своего противника.
Человек отпустил горло зверя и вскочил на ноги одновременно с ним.
Тот секунду стоял неподвижно, затем стал жадно глотать воздух и стряхивать с морды снег, мешающий разглядеть человека.
Человек схватил свой меч и начал поднимать его, но тут зверь прыгнул, сбив его с ног. Зверь зарычал и лизнул кровь.
Истекающий кровью человек осторожно подтянул к себе лежащий неподалеку меч, неуверенно занес его, а викот уже изготовился к новому прыжку. Блестящая сталь исчезла в груди зверя. Удар правой лапы пришелся человеку в висок, а меч, в который он вцепился, скользнул боком и почти вышел из тела зверя.
Зверь отпрянул, при этом движении лезвие выскользнуло из его тела, одновременно выпав из рук ослабевшего человека. Зверь замотал головой, как будто стряхивая с нее воду. Меч отлетел в сторону. — Отунг мертв, — сказал один из герулов. Викот подполз к туше мертвого коня и принялся рвать ее. Его кровь смешивалась с конской. Слышалось только дыхание лошадей герулов да торопливые шумные глотки викота.
Почти заваленный снегом человек с трудом поднялся на ноги, разыскал свой тяжелый меч и поднял его. Из легких зверя хлынула кровь, заливая ему рот и нос, но он рвал мясо, глотая его вместе с собственной кровью.
Шатаясь, человек подошел к викоту с поднятым мечом, но упал в снег, когда ему оставалось пройти всего пару шагов.
Викот издох, так и не оторвавшись от добычи.
— Отунг мертв, — повторил герул.
— Его можно было бы бросить псам, — подтвердил другой.
— Он мертв, — снова повторил первый.
— Вряд ли, — покачал головой вожак. — Свяжите его и положите на волокушу.
Олара и Варикса, базунгов, заставили тащить волокушу.
Коня со сломанной ногой прикончили ударом топора Варикса.
Вскоре трое герулов покинули истоптанную, запачканную кровью поляну в снегу.
Они не похоронили своих товарищей, а оставили их, как обычно делали, равнинным хищникам.
От туш павших коней они отрезали по куску мяса, чтобы прокормиться до тех пор, пока не вернутся к своим шатрам.
Они освежевали викота, ибо такая шкура была редкостью. Шкура белого викота была достойна стать королевской мантией.
Глава 20
— Он просыпается, — сказала она. — Не тронь меня!
Белокурый великан схватил ее за запястье. В ее руке был влажный кусок ткани, которым она обмывала его лицо.
Он выпустил запястье.
— Уйди, — приказал герул, сидящий в тени.
Не говоря ни слова, она взяла миску с теплой водой и тряпку и ушла под шорох своего длинного платья.
Это женщина принадлежала к виду людей, или так ему показалось. Герулы держали таких женщин для работы и развлечения. Великан не возражал — все-таки они были женщинами.
— Это дочь знатного отунга, — произнес герул. Великан слегка подвигал ногами. Теперь стало ясно, что они закованы в цепи.
— Ты был без сознания четыре дня, — произнес герул.
— Ты слишком стар для герула, — удивленно сказал великан.
— Тебя это удивляет?
— Да.
Обычно герулы убивали старых и слабых, помешанных, хромых и увечных.
— Я еще крепок, — произнес герул. — Чтобы решиться меня убить, надо хорошо подумать. Я убил уже четверых. Теперь меня на время оставили в покое.
— Ты воин.
— Меня прогнали из отряда, — признался герул. — Ты хочешь, чтобы она пришла сюда сегодня ночью?
— Да, — кивнул великан.
— Она рабыня, — произнес герул. — Поэтому можешь делать с ней, что хочешь.
— Ладно, — отозвался великан.
— Ты находишься в повозке моего друга, — продолжал герул. — Он взял тебя в плен и привез сюда. С ним было семеро воинов, живыми вернулись только трое.
— Кто ты? — спросил великан.
— Это неважно.
— Что будет со мной?
— Тебе надо восстановить силы, — объяснил герул. — Сегодня я принесу тебе лепешку, через день дам творог, а потом мясо. Муджин тобой гордится.
— Кто такой Муджин? — удивился великан.
— Тот, кто взял тебя в плен. Ты из какого народа?
— У меня нет народа, — ответил великан.
— Ты отунг, — почти утвердительно произнес герул.
— Я — вождь вольфангов.
— Такого племени я не знаю, — удивился герул.
— Это племя народа вандалов, — пояснил великан.
— Вандалов я знаю, — кивнул герул, — отунги и базунги — тоже вандалы.
— Остатки этого племени были высажены на далекую планету, Варну.
— Как же ты оказался на Тангаре?
— Я — капитан имперской ауксилии, — объяснил великан, — получил приказ набрать комитат, военное подразделение, для службы Империи. Для этого мне нужно встретиться с отунгами.
— Странно, — протянул герул.
— Почему? — удивился великан.
— Империя и отунги — заклятые враги.
— Империя и герулы — тоже, — возразил великан.
— Верно.
— На равнине я видел двух пленных, — вспомнил великан. — Что стало с ними?
— Они притащили сюда волокушу, — рассказал герул. — Потом их связали, перерезали им горло и бросили псам.
Великан пристально смотрел на него.
— Они не пытались бороться, — чуть виновато сказал герул.
Великан откинулся на грубую, низкую койку.
— Кроме того, — продолжал герул, — они пересекли Лотар, значит, должны были быть смельчаками. Я помню время, когда базунги славно сражались.
— Тогда они были племенем народа вандалов, — заметил великан.
— Да.
— А что стало с отунгами? — спросил великан.
— Мы разбили их давным-давно, запретили им держать лошадей и пасти стада на равнинах. Им было запрещено выходить из лесов, кроме как для торговли с нами — медом, шкурами, овощами с их маленьких огородов и тому подобным за кожу, шкуры рог и другие товары, которые мы обмениваем у купцов из Ифенга.
— Вениции?
— Так это место называют телнарианцы, — ответил герул. — Там ограда.
— Почему вы не пойдете в леса и не убьете их?
— Мы воюем на конях, — объяснил герул. — В лесах это слишком опасно. Иногда мы нападаем на них пешими — ради развлечения. В таком походе, два года назад, мы взяли в плен Яту и остальных, пока они купались.
— Яту?
— Ту рабыню, — пояснил герул. — В одну секунду они были связаны, им заткнули рты, закутали в одеяла для маскировки и привязали к узким носилкам из шестов, а через два дня мы уже достигли опушки леса. Там нас ждали лошади, мы привязали пленницам к ногам веревки, связали руки и погнали к шатрам. Они все шли хорошо и быстро.
— Не сомневаюсь, — усмехнулся великан.
— Когда попадались, мы брали и других, — продолжал герул, — кое-кого в походах, как Яту и ее подруг, других за пределами лесов, где они пасли свиней и собирали травы, иных прислали нам в подарок, некоторых продали, а кого-то обменяли. Обычно так нам достаются простые женщины, красивые, но нежеланные дочери отунгов и всех других.
— Вы берете только красивых?
— Конечно, — кивнул герул. — Потому что потом мы можем увезти их в Веницию, а остальных мы возвращаем. Но мы никогда не забираем всех красавиц — им нужно достаточно женщин, чтобы размножаться, а мы потом получим от них больше красивых рабынь.
— Кажется, я тебе интересен? — спросил великан.
— Мне любопытно, — признался герул.
— Почему?
— Ты мне кое-кого напоминаешь, — сказал герул, — того, кого я видел однажды, давно, и на кого когда-то поднял копье.
— Отунга?
— Да.
— Кто же ты?
— Это неважно, — усмехнулся герул.
Он поднялся и приблизился к койке, глядя сверху вниз на белокурого великана.
— Можно, я дотронусь до тебя? — спросил герул.
Великан не шевельнулся. Правая конечность герула потянулась вперед, ее кончик прикоснулся к правому предплечью великана. Тот ощутил вибрацию конечности.
Герул издал негромкое восклицание и отдернул конечность. Великан удивленно посмотрел на него.
— Так я и думал, — задумчиво проговорил герул.
— Что? — спросил великан.
— Да так, ничего. Просто прежде мы встречались.
— Нет, — удивился великан.
— Ты из деревни близ фестанга Сим-Гьядини, — утвердительно сказал герул.
— Откуда ты знаешь об этом? — удивился великан.
— Это неважно.
— Мы встречались?
— Да.
— Я был очень молод? — расспрашивал великан.
— Да, совсем молод, — усмехнулся герул.
— Я не знал, что герулы держат пленников-мужчин, — проговорил великан.
— Ты прав.
— Тогда что будет со мной?
— Увидишь, — коротко ответил герул, повернулся и вышел из большого, как комната, фургона. — Я пришлю тебе лепешку, — напоследок произнес он.
— С Ятой?
— Да.
— Она должна снять одежду, когда будет прислуживать мне, — сказал великан.
Герул молча кивнул.
Глава 21
Обнаженный великан пробирался по рыхлому глубокому снегу, слыша за собой лай собак.
За ним в погоню пустили пятерых, каждая собака была ростом с жеребенка.
Погоня продолжалась уже целый час.
Этот час великан потратил не на то, чтобы уйти как можно дальше, ибо несколько лишних миль ничего не значат в таких делах, когда по пятам без устали следуют собаки, — скорее, он искал место, удобное для защиты: пещеру, поваленные деревья или крутой холм.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33
— Все кончено, — сказал вожак герулов молодому, белокурому всаднику.
Вожак стоял слева. Всадник повернулся лицом к нему.
Он сжал обеими руками рукоятку меча. Его лошадь оступилась, и немедленно ее задние ноги утонули в снегу.
Сердито стараясь удержаться в седле, всадник заставил лошадь подняться. Она с трудом встала. Снег под нею стал красным.
Несильный ветер засыпал снегом всадника, стоящего в центре треугольника.
Герулы начали неторопливо сближаться.
Они остановились в четырех-пяти ярдах, приготовившись к атаке.
Вожак герулов по очереди взглянул на обоих своих людей.
Он был доволен.
— Что случилось? — вдруг спросил вожак у герула, стоящего на отдаленной вершине уменьшенного треугольника.
— Лошадь, — ответил герул. — Что-то с лошадью.
Его лошадь внезапно дернула головой и отчаянно замотала ею. Ее глаза выкатились и расширились. Казалось, она чем-то напугана, она начала подниматься на дыбы и тонко заржала. Ноздри лошади расширились, тревожно дрожа. Она оскалилась, обнажив зубы.
Неизвестный всадник, окруженный герулами, обернулся, натянув поводья, и мгновенно увидел, как на снежной, пустынной и угрюмой равнине поднимается неподалеку, подобно взрыву или белой вспышке из дула винтовки, пружинистый комок острых клыков и когтей! Викот! Это был гигантский белый зверь. Викот прыгнул на круп раненой лошади, его когти глубоко ушли под шкуру, зубы сомкнулись. Из-за его веса и толчка бьющаяся лошадь осела на снег, придавив собой ногу всадника.
Лошади герулов взбесились, некоторое время они были почти неуправляемы. Герулы, старающиеся не выпасть из седла, безуспешно сдерживали их, натягивая поводья. Они издавали резкие крики. Лошади вертелись на месте, как безумные, спотыкаясь в снегу. Герулы колотили их тупыми концами копий. Кровь струилась с губ охваченных ужасом коней, стекала по их шее, увлажняя сбрую.
Викот ожесточенно впился в добычу, придерживая ее лапами и вгрызаясь все сильнее, так, что вскоре вся его морда была в конском волосе и крови.
Всаднику удалось выпростать ногу, он неуверенно поднялся, вытягивая ее за собой.
Меч лежал сбоку, наполовину зарывшись в снег, почти скрытый из виду.
Викот рвал добычу, насторожив уши, почти зарываясь головой в конскую тушу, нагло и жадно, — не более, чем в двух ярдах от человека.
Неизвестный человек увидел свой меч.
Наконец герулам, и прежде всего их вожаку, удалось совладать с лошадьми.
Неизвестный человек оглянулся на викота.
Ему был необходим меч.
Викот внезапно застыл на месте. Он поднял голову.
Неизвестный человек стоял неподвижно всего в нескольких футах от своего меча.
Ему не следовало делать ни малейший движений.
Расширенные глаза коня дико и жалобно смотрели на него.
В то же время викот заметил человека и заворчал.
Неизвестный был знаком с повадками викота, ибо вместе с другими жителями деревни он когда-то охотился на них, хотя и не на таких огромных, как этот белый зверь. Своего первого викота он убил в четырнадцать лет, когда зверь неожиданно напал на охотников сзади. Даже в таком возрасте этот человек был гораздо крупнее и сильнее большинства мужчин. Он убил зверя топором и отдал шкуру своему лучшему другу, Гатрону. Позднее они с Гатроном подрались, и в этой драке Гатрон погиб. Причиной всему была женщина. Вскоре человек ушел из деревни, он уехал в Веницию, а оттуда — дальше, искать свою удачу. Он отработал свою поездку на грузовом корабле и высадился на Тереннии. Именно на этой планете он попал в школу Палендия, где обучали гладиаторов для всевозможных состязаний на разных планетах.
Опасно было приближаться к викоту ближе, чем на десять-двадцать ярдов. За этими пределами, если человек не охотился или не сражался со зверем в цирке, они с викотом обычно мирно расходились. Человек отворачивался, а викот ускользал в высокую траву, как будто его и не было. Но если расстояние между ними было меньше двадцати ярдов, особенно когда зверь оказывался в ловушке, такая игра между викотом и человеком не удавалась. Зверь в таких случаях совершал нападение, причем так стремительно, что дело могло принять неприятный для человека оборот за считанные секунды. Но даже вне критического расстояния важно было избегать встречаться взглядом с глазами зверя. Как только он понимал, что на него смотрят, что тут как бы затронуты вопросы чести, его бегство становилось позором. В таком объяснении проскальзывает некий антропоморфизм, но даже если оно неверно, вопрос остается очень серьезным. Вполне вероятно, что понятие чести существует не только у разумных существ, что его начатки заложены в генах животных разной степени развития. Чувство справедливости и ему подобное, возможно, не является привилегией разумных существ, но досталось им от ранних видов, позднее преобразовавшись и будучи объясненным особыми терминами. Конечно, можно предположить, что животные понимают, когда их заметили, и считают это вызовом, поэтому реагируют агрессивно, и что некогда такие животные были выделены в процессе отбора, а более снисходительные, равнодушные к чужакам, постепенно исчезли. Однако и в этом случае трудно предположить, что отбор велся только с точки зрения рудиментарных понятий чести. Правда, здесь нет ничего необъяснимого. К примеру, совершенно ясно, что механизмы естественного отбора действуют слепо и иногда несправедливо, что обычно считается их недостатком, хотя в некоторых случаях оправдывается непонятными планами и причинами. Цивилизация может неожиданно образоваться на месте девственных лесов. Разумеется, само по себе это перерождение туманно, но существует предположение, что цивилизация не наследовала и не заменяла джунгли, а явилась неким их превращением, приняв одну из множества форм. В самом деле, и в девственном лесу царит не только хаос, а четкая структура со сложившимися привычками и традициями, со своей историей, с проверенными, развитыми путями и отношениями, рангами, дистанциями и иерархией.
Глаза человека и зверя встретились.
Человек потянул рукоятку меча, торчавшую из снега, а зверь с ворчанием вскарабкался на трепещущее, бьющееся тело издыхающего коня.
Человек бросился в снег и зарылся в него, чувствуя, как зверь прыгает сверху и пытается добраться до него когтистыми лапами.
— Не вмешивайтесь, — приказал вожак герулов своим товарищам.
Их лошади тяжело поводили боками, кровь капала с их губ, образуя тонкие сосульки, столбы пара вырывались изо рта и ноздрей, но теперь они стояли смирно.
Викот содрал лоскут куртки человека и тряс его в зубах. Он казался удивленным.
Человек перекатился в снегу и бросился на зверя сбоку, обхватив его шею руками. Викот злобно заревел, в прыжке поднимая человека на ярд над землей. Человек вцепился в его шею у основания и стал пригибать вниз. Зверь тщетно пытался достать его передними лапами с четырехдюймовыми изогнутыми когтями, выпущенными из подушечек, затем бросился в снег, покатился, так что человек скрылся из виду, еще раз поднялся, и вновь тело и шкура превратились в облепленный снегом ком. Зверь попытался сбросить человека, ударив его о бок уже мертвой лошади, затем остановился и изумленно потряс головой, отчего человека заболтало из стороны в сторону. Человек усилил хватку. Он не мог просунуть руки под передними лапами зверя и скрестить их у него на загривке — викот был слишком велик. Иначе ему можно было с легкостью сломать шею. Таким приемам человек научился в школе Палендия на Тереннии, правда, в применении к противнику-человеку. Зверь принялся кататься по снегу, разрывая его лапами до промерзлой земли. Затем медленно, прижавшись телом к твердому слою, он начал поворачиваться. При этом человек не мог удержаться на спине зверя или должен был неминуемо оказаться зажатым между телом и твердой, как бетон, землей. Зверь продолжал вжиматься в землю, дюйм за дюймом поворачивая голову к рукам человека.
Почти задыхаясь в снегу, викот пытался избавиться от своего противника.
Человек отпустил горло зверя и вскочил на ноги одновременно с ним.
Тот секунду стоял неподвижно, затем стал жадно глотать воздух и стряхивать с морды снег, мешающий разглядеть человека.
Человек схватил свой меч и начал поднимать его, но тут зверь прыгнул, сбив его с ног. Зверь зарычал и лизнул кровь.
Истекающий кровью человек осторожно подтянул к себе лежащий неподалеку меч, неуверенно занес его, а викот уже изготовился к новому прыжку. Блестящая сталь исчезла в груди зверя. Удар правой лапы пришелся человеку в висок, а меч, в который он вцепился, скользнул боком и почти вышел из тела зверя.
Зверь отпрянул, при этом движении лезвие выскользнуло из его тела, одновременно выпав из рук ослабевшего человека. Зверь замотал головой, как будто стряхивая с нее воду. Меч отлетел в сторону. — Отунг мертв, — сказал один из герулов. Викот подполз к туше мертвого коня и принялся рвать ее. Его кровь смешивалась с конской. Слышалось только дыхание лошадей герулов да торопливые шумные глотки викота.
Почти заваленный снегом человек с трудом поднялся на ноги, разыскал свой тяжелый меч и поднял его. Из легких зверя хлынула кровь, заливая ему рот и нос, но он рвал мясо, глотая его вместе с собственной кровью.
Шатаясь, человек подошел к викоту с поднятым мечом, но упал в снег, когда ему оставалось пройти всего пару шагов.
Викот издох, так и не оторвавшись от добычи.
— Отунг мертв, — повторил герул.
— Его можно было бы бросить псам, — подтвердил другой.
— Он мертв, — снова повторил первый.
— Вряд ли, — покачал головой вожак. — Свяжите его и положите на волокушу.
Олара и Варикса, базунгов, заставили тащить волокушу.
Коня со сломанной ногой прикончили ударом топора Варикса.
Вскоре трое герулов покинули истоптанную, запачканную кровью поляну в снегу.
Они не похоронили своих товарищей, а оставили их, как обычно делали, равнинным хищникам.
От туш павших коней они отрезали по куску мяса, чтобы прокормиться до тех пор, пока не вернутся к своим шатрам.
Они освежевали викота, ибо такая шкура была редкостью. Шкура белого викота была достойна стать королевской мантией.
Глава 20
— Он просыпается, — сказала она. — Не тронь меня!
Белокурый великан схватил ее за запястье. В ее руке был влажный кусок ткани, которым она обмывала его лицо.
Он выпустил запястье.
— Уйди, — приказал герул, сидящий в тени.
Не говоря ни слова, она взяла миску с теплой водой и тряпку и ушла под шорох своего длинного платья.
Это женщина принадлежала к виду людей, или так ему показалось. Герулы держали таких женщин для работы и развлечения. Великан не возражал — все-таки они были женщинами.
— Это дочь знатного отунга, — произнес герул. Великан слегка подвигал ногами. Теперь стало ясно, что они закованы в цепи.
— Ты был без сознания четыре дня, — произнес герул.
— Ты слишком стар для герула, — удивленно сказал великан.
— Тебя это удивляет?
— Да.
Обычно герулы убивали старых и слабых, помешанных, хромых и увечных.
— Я еще крепок, — произнес герул. — Чтобы решиться меня убить, надо хорошо подумать. Я убил уже четверых. Теперь меня на время оставили в покое.
— Ты воин.
— Меня прогнали из отряда, — признался герул. — Ты хочешь, чтобы она пришла сюда сегодня ночью?
— Да, — кивнул великан.
— Она рабыня, — произнес герул. — Поэтому можешь делать с ней, что хочешь.
— Ладно, — отозвался великан.
— Ты находишься в повозке моего друга, — продолжал герул. — Он взял тебя в плен и привез сюда. С ним было семеро воинов, живыми вернулись только трое.
— Кто ты? — спросил великан.
— Это неважно.
— Что будет со мной?
— Тебе надо восстановить силы, — объяснил герул. — Сегодня я принесу тебе лепешку, через день дам творог, а потом мясо. Муджин тобой гордится.
— Кто такой Муджин? — удивился великан.
— Тот, кто взял тебя в плен. Ты из какого народа?
— У меня нет народа, — ответил великан.
— Ты отунг, — почти утвердительно произнес герул.
— Я — вождь вольфангов.
— Такого племени я не знаю, — удивился герул.
— Это племя народа вандалов, — пояснил великан.
— Вандалов я знаю, — кивнул герул, — отунги и базунги — тоже вандалы.
— Остатки этого племени были высажены на далекую планету, Варну.
— Как же ты оказался на Тангаре?
— Я — капитан имперской ауксилии, — объяснил великан, — получил приказ набрать комитат, военное подразделение, для службы Империи. Для этого мне нужно встретиться с отунгами.
— Странно, — протянул герул.
— Почему? — удивился великан.
— Империя и отунги — заклятые враги.
— Империя и герулы — тоже, — возразил великан.
— Верно.
— На равнине я видел двух пленных, — вспомнил великан. — Что стало с ними?
— Они притащили сюда волокушу, — рассказал герул. — Потом их связали, перерезали им горло и бросили псам.
Великан пристально смотрел на него.
— Они не пытались бороться, — чуть виновато сказал герул.
Великан откинулся на грубую, низкую койку.
— Кроме того, — продолжал герул, — они пересекли Лотар, значит, должны были быть смельчаками. Я помню время, когда базунги славно сражались.
— Тогда они были племенем народа вандалов, — заметил великан.
— Да.
— А что стало с отунгами? — спросил великан.
— Мы разбили их давным-давно, запретили им держать лошадей и пасти стада на равнинах. Им было запрещено выходить из лесов, кроме как для торговли с нами — медом, шкурами, овощами с их маленьких огородов и тому подобным за кожу, шкуры рог и другие товары, которые мы обмениваем у купцов из Ифенга.
— Вениции?
— Так это место называют телнарианцы, — ответил герул. — Там ограда.
— Почему вы не пойдете в леса и не убьете их?
— Мы воюем на конях, — объяснил герул. — В лесах это слишком опасно. Иногда мы нападаем на них пешими — ради развлечения. В таком походе, два года назад, мы взяли в плен Яту и остальных, пока они купались.
— Яту?
— Ту рабыню, — пояснил герул. — В одну секунду они были связаны, им заткнули рты, закутали в одеяла для маскировки и привязали к узким носилкам из шестов, а через два дня мы уже достигли опушки леса. Там нас ждали лошади, мы привязали пленницам к ногам веревки, связали руки и погнали к шатрам. Они все шли хорошо и быстро.
— Не сомневаюсь, — усмехнулся великан.
— Когда попадались, мы брали и других, — продолжал герул, — кое-кого в походах, как Яту и ее подруг, других за пределами лесов, где они пасли свиней и собирали травы, иных прислали нам в подарок, некоторых продали, а кого-то обменяли. Обычно так нам достаются простые женщины, красивые, но нежеланные дочери отунгов и всех других.
— Вы берете только красивых?
— Конечно, — кивнул герул. — Потому что потом мы можем увезти их в Веницию, а остальных мы возвращаем. Но мы никогда не забираем всех красавиц — им нужно достаточно женщин, чтобы размножаться, а мы потом получим от них больше красивых рабынь.
— Кажется, я тебе интересен? — спросил великан.
— Мне любопытно, — признался герул.
— Почему?
— Ты мне кое-кого напоминаешь, — сказал герул, — того, кого я видел однажды, давно, и на кого когда-то поднял копье.
— Отунга?
— Да.
— Кто же ты?
— Это неважно, — усмехнулся герул.
Он поднялся и приблизился к койке, глядя сверху вниз на белокурого великана.
— Можно, я дотронусь до тебя? — спросил герул.
Великан не шевельнулся. Правая конечность герула потянулась вперед, ее кончик прикоснулся к правому предплечью великана. Тот ощутил вибрацию конечности.
Герул издал негромкое восклицание и отдернул конечность. Великан удивленно посмотрел на него.
— Так я и думал, — задумчиво проговорил герул.
— Что? — спросил великан.
— Да так, ничего. Просто прежде мы встречались.
— Нет, — удивился великан.
— Ты из деревни близ фестанга Сим-Гьядини, — утвердительно сказал герул.
— Откуда ты знаешь об этом? — удивился великан.
— Это неважно.
— Мы встречались?
— Да.
— Я был очень молод? — расспрашивал великан.
— Да, совсем молод, — усмехнулся герул.
— Я не знал, что герулы держат пленников-мужчин, — проговорил великан.
— Ты прав.
— Тогда что будет со мной?
— Увидишь, — коротко ответил герул, повернулся и вышел из большого, как комната, фургона. — Я пришлю тебе лепешку, — напоследок произнес он.
— С Ятой?
— Да.
— Она должна снять одежду, когда будет прислуживать мне, — сказал великан.
Герул молча кивнул.
Глава 21
Обнаженный великан пробирался по рыхлому глубокому снегу, слыша за собой лай собак.
За ним в погоню пустили пятерых, каждая собака была ростом с жеребенка.
Погоня продолжалась уже целый час.
Этот час великан потратил не на то, чтобы уйти как можно дальше, ибо несколько лишних миль ничего не значат в таких делах, когда по пятам без устали следуют собаки, — скорее, он искал место, удобное для защиты: пещеру, поваленные деревья или крутой холм.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33