Узнать, не нужна ли им помощь.
Сердце Аслана взлетело и упало. «Зачем спросил, лучше бы не знать»,— мелькнула трусливая мысль.
— Ну что ж, так полагается. Так полагается,— повторил он.
— Отец...
Радостный крик: «Дедуля!» — прервал Амана, и в комнату вбежал самый шаловливый и самый любимый внук Аслана. С разбега повис на каменной шее.
— Жеребенок мой! — Аспан прижал мальчика к груди, понюхал его лоб.— Елик ' мой резвый!
— Расскажи про Елика,— встрепенулся мальчик,— расскажи, ты обещал
— Давным-давно,— сказал Аспан,— давным-давно, в один из блаженных дней лета, я пустил косяки колхозных лошадей к подножью Алтая, а сам пошел собирать ягоды...
— Дедушка еще не пил чай,— сказал Аман сыну — отпусти его.
— Я не хочу. Пейте без меня... Так вот, пошел я собирать ягоды. Они растут у подножья гор, там, где много кустов караганника. Трава там такая высокая, что достигает брюха коня. У меня был замечательный вороной жеребец. Умный и смелый. И вдруг он шарахнулся и чуть не выкинул меня из седла...
— Тебя нельзя выкинуть из седла,— сказал мальчик.
— Теперь нельзя, а тогда было можно. Слушай. Я подумал, что конь испугался помета медведя, они боятся помета ужасно. Стал понукать его, конь не шел. Я вгляделся в заросли травы и тут увидел козлика Елика. Он спал свернувшись. Я слез с коня и долго любовался беспечным козликом. Он был до того свеж и молод, до того чист, словно ребенок в колыбели. Когда ты был сосунком, то, насытившись молоком матери, спал точно так же, погрузившись в пахнущий медом сладкий сон. Не стерпев, я взял его на руки, как брал и тебя. Внезапно разбуженный козленок задергался и попытался вырваться. Но он не мог высвободиться из моих сильных рук и затих. Я сунул его за пазуху и привез в юрту на джайляу. С тех пор он стал
1 Елик — горный козлик; здесь - как имя собственное
жить рядом Я сделал ему маленький домик и хорошо кормил. Он привык пить из бутылочки молоко, брать корм привязался к нам, табунщикам, и даже не удалялся от юрты С наступлением ноябрьских холодов мы перекоче вали на зимовку Алатай
— Мы поедем туда? — спросил мальчик
— Обязательно.
— И перейдем через Чертов мост?
— Откуда ты про него знаешь?
— Все мальчишки говорят Они тоже хотят его перей ти.
— Зачем?
— Чтобы стать настоящими жигитами. Только тот настоящий жигит, кто перешел через Чертов мост, как ты. Ну, рассказывай.
Аспан молчал.
— Рассказывай дальше про Елика.
— Да-да, про Елика... Он жил в сарае, словно совсем ручной, домашний. Даже собаки на зимовке до того привыкли к нему, что бегали с ним наперегонки, но никогда не причиняли боли. И, глядя на их игры, радовалось сердце. Вот такой был Елик
— А потом?
— Что — потом?
— Что с ним стало? Он убежал?
— Нет
— Его задрал медведь?
— Нет
— Так что же с ним стало?
— Его нечаянно убил я
— Убил?.. Зачем?
— Я же говорю — нечаянно. Я не хотел. Я потом не спал три ночи И понял, что это неизбежно должно было случиться
— Почему?
— Потому что я лишил его свободы. Дитя диких гор не должно жить как домашнее животное. Когда-нибудь он убежал бы сам, потому что Елик не собака, привыкшая к косточке и помоям. Но мы не понимаем этого. Раз мы живем по правилам, то хотим, чтобы и звери жили без свободы, по правилам. А звери лучше некоторых людей. У них рога торчат наружу и служат для того, чтобы защищаться, у некоторых людей рога скрыты внутри Да, да, у них есть невидимые острые рога и безжалостные копыта Они пользуются ими для того, чтобы нападать на других
— А кто эти плохие? Как их зовут?
— Их зовут ТЕ
...В один из последних дней ноября на зимовку приехал ТОТ, с собакой Ежегодная привычка начальника — управляющего отделением: пока на Алатае не выпал снег, он в последний раз проверял всю живность зимовки; потом же, в течение всех шести месяцев суровой зимы, не показывал носа А именно зимой и был он нужен ольше всего, вернее — не он, а помощь И лекарствами, и кормом, и просто сведениями о здоровье близких, о новостях в мире и в ауле. Но только охотники изредка забредали в недоступную глушь Алатая.
Он явился как снег на голову, чтоб проверка была неожиданной. Аспан-табунщик услышал необычный шум выскочил из сарая и увидел, что собака начальника рвет Елика, а начальник с крыльца науськивает ее свистом и гиканьем. Елик кричал душераздирающе; псы зимовья, почуяв кровь, бросились друг на друга, сводя старые счеты.
Обезумев от крика Елика, оглушительного воя и визга собак, Аспан схватил палку, чтобы отогнать забредшего пса-чужака. Но в суматохе не рассчитал, палка попала не в собаку, а в Елика, и тот упал замертво.
Аспан вбежал в зимовье, схватил ружье и с крыльца выстрелил в собаку, терзавшую беспомощную тушку козлика. Он разрядил в пса свою шестнадцатикалибровку, хотя управляющий хватал его за руку, что-то кричал Он оттолкнул его. Начальник был в ярости.
— Из-за дикого бесполезного животного ты застрелил собаку, служившую поддержкой мне в моей одинокой и опасной езде! — кричал оя, а в глазах его застыли все льдины гор.— Ты зажег огонь вражды между нами, потерял аккордную зарплату, выдаваемую в конце года. Что я теперь скажу своему брату-близнецу, ведь собака принадлежит ему, а я не сберег. С этого времени ты больше не старший табунщик. Похорони нашего пса как следует
— Я похороню, — сказал Аспан-табунщик, — он н^ виноват. Ты науськал его. Но сначала я похороню Елика, за которым я смотрел, как за ребенком.
— Нет, сначала похоронишь собаку моего старшего брата-близнеца. Пес был волком среди собак, а твой Елик — дикое глупое животное.
Аспан взял лопату.
— Сначала я похороню Елика — сказал он, глядя в глаза-ледышки.
— Ну смотри! Ты не только нанес ущерб, но и показываешь безмозглую строптивость. Берегись!
— Дальше простого табунщика понизить не сможешь,— сказал Аспан.
Управляющий уехал, не отведав бешбармака, не осмотрев хозяйства и ни разу не взглянув в сторону Аслана — простого табунщика.
— Неужели твоя рука могла быть неточной? — спросил мальчик.
— Да вот случилось.
—- Я не верю, дедушка, ты ведь попадаешь ножом в крест с десяти шагов.
— Теперь попадаю, но ведь я долго тренировался Сидел и кидал, сидел и кидал, и так часами. И потом, теперь у меня руки гораздо крепче, чем раньше.
— Скажи, а зачем тот человек науськивал собаку? Зачем сердил тебя своим криком? На тебя никто не может кричать.
— Да теперь никто, а тогда кричали на всех нас.
- Папа никогда не кричит, а ведь он тоже управляющий. Мне кажется, он огорчился, что ты не пил с ним чай. Ушел не попрощавшись.
...Аман один сидел в конторе отделения уже, наверное, больше часа. Никто не спешил за поручениями, хотя, Аман был в этом уверен, многие видели из окон, как он направлялся в контору. Из-за суровых алтайских зим окошки в домах крошечные, но, когда нужно, аульчане в эти крошечные окошки видят все.
Аман чувствовал, как дрема овладевает им. За окном мечутся тысячи, миллионы бабочек-снежинок, снаружи все белым-бело, а здесь сумрачно, тепло. Аул, который всегда был шумен, как балаган,— мычание коров, лай собак, крики бесчисленных детей,— теперь умолк, словно проглоченный землей.
Аман думал о том, что эта мертвая тишина способна лишить человека разума,— такую гнетущую, замедляющую биение сердца тоску она навевает.
«А может, эта тоска от другого? — спросил он себя.— Может, утренний взгляд отца, мой уход без прощания, предчувствие дальней и трудной дороги лишили меня привычной стойкости и спокойствия?»
Аман посмотрел на часы. Скоро девять.
«Если никто не придет по домам не пойду — решил он,— поеду один Черт знает что такое! То их не выгонишь из конторы, сидят часами, дымят, хохочут, а теперь не показывают свои макушки, словно провалились сквозь снег. Чуют, чем пахнет - поездкой на Алатай Но они предпочитают не знать об этом, хотя понимают, как важно сейчас пробраться к зимовьям. Странный народ эти казахи, беспечный, и каждый полагается только на себя Но ведь и ты сам такой же...»
В окне промелькнул чей-то силуэт
Вошел зоотехник Эркин. Пожалуй, это был самый пос ледний из жителей аула, кого бы Аман выбрал в попутчики Чужак, приехавший сюда года два назад из Моинкумов, в спутники не годился; и кроме того, существовало еще одно, не очень приятное обстоятельство в их отношениях Но сегодня был день судьбы, и к тому же в обязанности Эркина входила поездка на зимовья.
Эркин задержался у порога, отряхивая снег, облепив ший его, смотрел прищурившись. После белизны улицы ему трудно было привыкнуть к сумеркам комнаты
— Здоров, Эркин? — приветствовал Аман, и Эркин улыбнулся радостно и растерянно.
- А вы здесь, начальник! Здоровы ли вы? Почему в одиночестве?
— Все, наверное, застряли в глубоких снегах. Нет никого. Я рад, что хоть ты живым добрался гонимый богом
— Закурить не будет? — спросил зоотехник, тряхнув спичечным коробком.
— Ох уж ты, Эркин! Не меняешься... Твое приветствие всегда начинается с просьбы закурить. Я дам тебе десять рублей, купи, пожалуйста, торбу сигарет. До каких пор ты будешь ходить с протянутой рукой и трясти коробком Ведь ты не женат, деньги от тебя прятать некому, в чем же дело?
Аман пожалел, что намекнул на холостяцкую жизнь зоотехника,— такая шутка могла обернуться неприятным ответом. Ведь Аман не дал разрешения своей сестре выйти замуж за чужака.
Но Эркин не стал цепляться, засмеялся добродушно
— Ой, я ужасно забывчив с куревом! А вы забывчивы насчет спичек. У вас их тоже никогда нет.
Он вынул из пачки, которую ему протянул Аман, сигарету. Лихо прикурил.
Упоминание о спичках кольнуло сердце. Вспомнил, как утром сердился отец, вспомнил его укороченное тело торчащее на постели. «Бисмиллахи! Бисмиллахи!»
Эркин чиркнул снова спичкой, поднес ее управляю щему
— Один говорит «У меня нет»; другой говорит: «У ме ня есть» Я думаю, это лучший способ жить рядом
Аман не ответил
Оба посидели молча, потягивая сигареты. В сумереч ной комнате даже дым был невидим, исчезал, будто уходя сквозь стены
Только что по пути сюда увидел старика, вашего старика, сказал Эркин, откашлявшись,— намертво за вязал шнурки своей ушанки и крепко прирос к седлу Он подозвал меня и послал за бутылкой красного. Я спросил «Для чего вам?» - а он ответил- «А что? В милицию хочешь сообщить? Сразу видно, что чужак,— не знаешь что с вином делают Пьют, пьют, мой любезный. И вообще, чем допрашивать меня, поезжай лучше в Алатай, а то будете потом седлать курук вместо коней» Он ведь дело сказал
— А куда держал путь? - спросил Аман
— Направился в сторону Моты.
— Понятно,— сказал Аман.— Он с утра был в плохом настроении Видел дурной сон. Наверняка поехал читать молитву на могиле, в которой похоронил...— Аман запнулся, подыскивая слово, - принадлежавшее ему
— Апырай! Я слышал, что вот уже скоро тридцать лет, как Аспан-старик ездит туда, выпивает один бутылку и возвращается. Своеобразный намаз. Извините, ага может, вам неприятно говорить об этом, но толки о странной привычке Аспана-старика было первое что я услышал, приехав в ваши края.
— В каждом ауле есть своя достопримечательность,— холодно сказал Аман — В нашем — странности моего отца
— Вы меня не так поняли. Я хотел сказать, что, совер шив похороны «принадлежавшего ему», он сделал что-то удивившее людей, и все уважают его за это.
— Уважают его за мужество, проявленное при спасении поголовья жеребят
— Да, да, конечно! Но мне кажется, что аулу нужна эта могила и нужен человек, который ее почитает Уважение к исчезнувшему навсегда вызывает уважение окружающих
— Да, в этом человеке многое достойно уважения, - промолвил Аман, смотря в окно. Выглядел он невеселым.
Сегодня утром он сказал, что за последние тридцать лет не помнит такого снегопада. Снег просто не дает поднять голову Я говорю это не для красного словца Боюсь, как бы жеребята и стригунки на зимовье Алатай не полегли все, до последнего копыта. Какое там количество голов? — Голов двести...
— И корма неблизко, да и где взять силу, чтобы проложить дорогу через снега толщиной в человеческий рост, чтобы из скирд навозить сена? Стихийное бедствие всегда застает врасплох. Я до сегодняшнего дня надеялся, что табунщики сами пробьются к нам, но даже жиги-ты с самой ближней зимовки Тарбагатай вот уже третий день не оставляют следа своих коней. Похоже, что они тоже в плену у снега. Что будем делать, Эркин? — Он смял в пепельнице окурок, смотрел выжидающе
— Нужно подумать.
— Думай не думай, а возможность связаться с ними только одна - кому-то сесть на коней и поехать.
— Кому?
— Например, нам.
— Центральное отделение тоже нельзя оставлять на волю аллаха.
— Значит, ты не едешь. Ну что ж, имеешь право
— Я говорю не о правах, а об обязанностях. У нас с вами есть обязанности, установленные инструкцией.
— А на основании какой инструкции я пошлю людей в такой мороз в опасный путь? Придется переходить через Чертов мост.
- Зачем через него? Есть же бетонный.
— Это на день задержка, большой крюк. А задерживаться, если уж говорить серьезно, нельзя ни на час. Надо взять медикаменты, а главное — приехать, чтобы они не думали, что бросили их на съедение волкам. Доехать до Тарбагатая, захватить там несколько жигитов и, круша по дороге снег, дойти до зимовки Алатай. Это программа-минимум, а максимум — подскажут обстоятельства. Решай. Смотри,— он щелкнул по оконному стеклу,— скоро начнется буран, это значит — началась заваруха, способная довести человека до безумия. Отец чувствует это. Тридцать лет назад, когда его поглотил снежный обвал, шел точно такой же непроглядный снег, и кончился он страшным многодневным бураном.
— Вы пугаете меня, ага? — спросил Эркин.
Аман встал, надел ушанку, быстро застегнул пуговицы на черном полушубке.
— Возьмем с собой лыжи? — Эркин потянулся за своим полушубком.
— Прихватим у табунщиков в Тарбагатае.
— Вы не зайдете домой попрощаться?
— Разве мы отправляемся на смерть, чтобы устраивать торжественные проводы? Чем незаметней мы уедем, тем меньше у них будет ныть сердце.
— Мне-то что, я одинок. По мне здесь ни у кого не заноет сердце.
Снова мелькнула мысль: «Зачем брать недруга? Ведь намекает, что одинок по моей вине...»
Но опять: «Сегодня день судьбы, отец тоже поехал с недругом. Посмотрим, изменилось ли что-нибудь в этом мире».
Снег падал уже по-другому, косо ударяя в лицо. Поземка на насте была похожа на нёбо коровы, и огромная гора, нависающая всегда прямо над затылком, скрылась в белой мгле. Енбек до того близко притулился к этой горе, что начиная с декабря до марта солнце ходило по ту сторону вершины и лучи его не достигали аула. Люди в эти месяцы с завистью смотрели на аулы, расположенные на другом берегу Бухтармы, —- там светило солнце, туда раньше приходила весна. Но зато в июльский зной, когда заречные изнывали от жары, скот и люди маялись на вечном солнцепеке, енбековцы, вкушающие мягкую прохладу ущелья, ходили бодрые, ублаженные легким ветерком и отсутствием назойливых зеленых мух, сопровождающих в жару стада.
Они говорили: «Что поделаешь, дары природы заранее взвешены; сейчас те, которые избаловались в благодатную зиму, терпят неудобства».
Дьявольский снег, навалившийся несметной ордой, пропадавшей где-то тридцать лет, все круче и круче показывал свой нрав Начавшись тихим снегопадом, он три дня неустанно и упорно заваливал все живое, и лишь потом пришел ветер несущий миллионы жестких крупинок. Он то стонал, как неутешная вдова, то принимался подвывать голодным волком. Злая сила, направляемая каким то невидимым врагом с юго-запада, взяла власть над миром и носилась по ложбинам и ущельям гор, отыскивая жертву.
Казалось, все голодные волки Алатая стояли, раскрыв пасти, изготовясь в прыжке.
В ущельях гор буран случается не часто, но если разгуляется, то поднатужится вовсю. Подберет живот да так начнет колошматить, что вспомнишь прошлую жизнь, готовясь к концу. Самое жуткое — это когда начинают голосить вразнобой все ущелья, пики, утесы, навьюченные снегом. Появляется Великий Шум, и кажется, что обломки неба с ревом падают на землю.
Аспан-старик попал в буран, как только достиг Моты. Он был готов к нему, еще когда садился на коня, и потому ничуть не испугался. Подмял под колени полы полушубка, сел боком и поехал, набычив голову, навстречу ветру. Гнедая кобыла вздумала было повернуть назад, но старик огрел ее пару раз двенадцатихвостои плеткой и, резко дернув узду, крикнул:
— Ну ты, брюхатая, побалуй у меня!
Продираясь сквозь буран, он продвигался упрямо вперед. Холод издевался над ним, проникал под полушубок, обжигая грудь и спину.
«Ну что ж, передряга как передряга, только культи ноют ужасно, словно огромные больные зубы».
Не видно ни на палец, неизвестно, где восток, где запад, и он как пловец в вязком, ревущем, кипящем белом океане.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11