В 11.30 Норман позвонил Чарли Мелтону и поручил ему все связанное с Павелчаком: известить семью, организовать все в похоронном бюро и заняться похоронами. Ему же он поручил и жену Сан Хиля: найти место в хорошей частной клинике на Кинз и в 7.30 вечера ждать его с каретой «Скорой помощи» у госпиталя управления.
Было без пяти двенадцать дня. Норман погасил сигарету.
— Пройдите, пожалуйста, мистер Норман, — сказала секретарша.
- Сони нет, — нервно бросил Хосеито Менокаль.
— А что еще ты смог разузнать? — спросил Фико Таблада, выпуская дым через нос.
— Какого черта, Фико? Убили Роберто — вот что сейчас главное.
Таблада снова вспомнил свой вчерашний телефонный разговор с Роберто Сан Хилем: «Ортис хочет меня видеть». «Он в Нью-Йорке?»
«Нет, мне позвонил некий... Рамон Сьерра. Ты его знаешь?» «Никогда о нем не слышал».
Сан Хиль обещал позвонить ему после семи вечера. В десять Фико охватила тревога, и он позвонил Хосеито Менокалю и попросил его съездить на Парк-авеню. В двенадцать ночи Хосеито перезвонил и сказал, что квартира Сан Хиля не отвечает.
Рано утром на следующий день Хосеито снова вернулся на Парк-авеню и нашел там группу полицейских и кареты «Скорой помощи». Он смешался с толпой зевак и увидел, как на носилках выносили тело Сан Хиля и еще какого-то незнакомого ему человека.
Он бросился к Фико Табладе. Но где же Соня, жена Сан Хиля?
— Думаю, что толстяк Ортис должен кое-что объяснить нам, — пробормотал Фико. — Который час?
— Девять тридцать.
— В двенадцать я буду ждать тебя в аэропорту. Если придешь раньше, возьми два билета на Лос-Анджелес.
Без пяти двенадцать. Стюарт Дьюк сидел в кабинете, молча покусывая кончик сигары. Он размышлял о том, что сказать Майку Норману. Видимо, случилось серьезное, потому что Майк
рано утром позвонил его секретарше и срочно попросил встречу на двенадцать дня.
Он откинулся назад на вертящемся стуле с высокой спинкой и положил палец на красную кнопку вызова, но не нажал ее.
С того самого мгновения, когда утром секретарша сказала, что Майк Норман прибудет ровно в полдень для какого-то сверхсрочного сообщения, Дьюка охватило чувство легкой тревоги. Он так и не сумел справиться с ним. Отчего такое нервное напряжение? Раньше он даже не вспомнил бы о встрече до того самого момента, пока не нажмет кнопку и не попросит секретаршу пропустить посетителя в кабинет. Но это в прошлом. Сегодня же все утро в голове теснились какие-то смутные мысли. Да, уверенность в себе и закалка остались позади. И вовсе не потому, что он, Стюарт Дьюк, вдруг мгновенно состарился (хотя он действительно постарел). Просто слишком быстро изменился мир и оставил его в хвосте.
Наконец он решился.
Крепко прикусил зубами сигару и нажал кнопку. Минуту спустя, побледневший, но как всегда подтянутый и самоуверенный, Норман вошел в кабинет.
Они летели над белым ковром облаков. Самолет забрался более чем на пятикилометровую высоту, внизу проплывали горы. Сейчас 12.40 дня, в 14.00 они прибудут в Майами.
Рикардо машинально листал купленный в аэропорту номер «Таймса», но его взгляд скользил, не задерживаясь, до строчкам. Мысли блуждали далеко.
Правда ли то, что эти два типа, допрашивавшие и убившие Сан Хиля, действительно из ЦРУ? Может быть, они просто наемные убийцы из какой-нибудь нью-йоркской банды, которую Сан Хиль, возможно, предал? Но если они действительно из ЦРУ, стало быть, действия Сан Хиля не согласованы с управлением? Рикардо знал, что ЦРУ, тесно связанное с Торресом и его планами, развязавшее психологическую войну против Кубы, старается объединить под единым командованием все вооруженные группы или, во всяком случае, контролировать их действия. Может быть, акция Сан Хиля нарушила какой-то важный стратегический план? А может быть, на его примере решили проучить других, чтобы впредь было неповадно? Пока ясно одно: в своем рассказе Сан Хиль ни словом не упомянул об управлении. Похожу, операция с яхтой, которая должна выйти из никарагуанского корта, финансированная Международной телеграфно-телефонной компанией, как об этом поведал Сан Хиль, была задумана и готовилась именно им и его людьми на свой страх и риск. Разумеется, косвенно ЦРУ и здесь тоже замешано; сам Сан Хиль в 1966 году прошел курс учебы в школе управления, специализируясь на взрывах зданий, но, как показывают факты, мышь сейчас побежала впереди кошки.
Сегодня пятница. Необходимо дождаться субботы и передать в Гавану шифровку о готовящемся в воскресенье на рассвете нападении на порт Сьенфуэгос. У Гаваны останется всего десять часов, чтобы подготовить врагу достойную встречу. Впрочем, десяти часов Вальтеру хватит.
Десять часов.
Норман молча ждал, когда заговорит Стюарт Дьюк.
На едином дыхании, не вдаваясь в подробности, он рассказал Дьюку о случившемся. Его (Нормана) люди производили обыск в квартире кубинца на Парк-авеню. Они хотели раздобыть улики. Действовали согласно данным, полученным из центрального досье, и сообщению Гарри Терца (при этом имени Стюарт потупил глаза); то есть они работали, учитывая распорядок дня Сан Хиля. Но в этот день он непонятно почему вернулся домой на два часа раньше обычного и застал агентов врасплох. Вероятно, он подумал, что это воры, открыл огонь и застрелил одного из них. Второй выстрелил, защищаясь, и, в свою очередь, убил Сан Хиля. Вот и все. Просто не очень точно рассчитали.
Майк Норман не только солгал насчет случившегося в квартире Сап Хиля. Он умолчал и о женщине и, уж конечно, о кубинце Рикардо Вилье, унесшем магнитофонную ленту с рассказом; а кубинец этот еще и прямой свидетель происшедшего. Майк не хотел раскрывать своих карт.
Дьюк задумчиво пожевал сигару.
— Очень плохая работа, — наконец вымолвил он.
— Действительно, сэр. Плохая работа. Случайность...
Норман великолепно разыгрывал роль старательного работника, впервые совершившего ошибку; он даже сумел вызвать на своих бледных щеках что-то вроде легкой розовой окраски.
Но Дьюк не собирался так легко проглотить столь огромную пилюлю.
— Полагаете, что вы избрали правильный путь получения нужной нам информации? — спросил Дьюк.
— Обыскать квартиру, сэр? Вы это имеете в виду? —- Да, это.
— Мне действительно, сэр, этот путь показался наилучшим, хотя в резерве я держал и другой.
— Например?
— Пропустить Сан Хиля через «усиленный допрос», сэр.
Дьюк прекрасно знал, что означал «усиленный допрос». Сыворотка правды, электронный гипноз, даже пытки. Первыми двумя в золотую пору Дьюка не пользовались, третье средство было в ходу и тогда.
— С этого и нужно было начинать, — пробурчал Дьюк.
— Мне показалось более благоразумным начать, сэр, так сказать, снизу, а потом уже идти дальше. Ступенька за ступенькой.
— Вы представляете себе, сколько всего теперь за этим потянется?
— Прекрасно представляю, сэр. Но я уже все обдумал.
— И?
— С позволения сказать, сэр, я думаю, не стоит вдаваться в детальные разъяснения. Давайте представим всю эту историю как дело рук самих кубинцев, грызущихся между собой. Но кубинцы пускай подозревают (мы, естественно, подтверждать этого не будем), что здесь замешано управление. И тогда никто не осмелится впредь выходить за пределы предписанных норм поведения.
— А как быть с вашим агентом?
— Здесь трудностей не представится. Я говорил с Дуаном — нашим человеком из городской полиции. Они готовы похоронить это дело. Он дал мне все гарантии.
— И какая же картина вырисовывается?
— Сан Хиля убили кубинцы из соперничающей с ним группы, сэр. Мы же оставляем вопрос открытым, пусть подозревают нас.
Дыок зажег сигару. Медленно выдохнул дым.
— Есть тут одна загвоздка, Норман, — сказал он. — Совсем маленькая, прямо-таки незначительная. Да только я вот спрашиваю себя, что я скажу Каплану?
— Об этом деле, сэр?
— Да, да, о нем. Не могу же я заявиться к нему и доложить, что мы не смогли узнать, кто совершил налет на Бока де Пахаро потому, что... ну потому, что один из моих людей «случайно» застрелил Сан Хиля? Как по-вашему?
— Я продумал и это, сэр. Дьюк не очень удивился этим словам. Норман действительно был хитер и умел выходить сухим из воды.
— Посмотрим...
— Вы сейчас все поймете, сэр. Полагаю, у нас хватит времени узнать, была ли это группа Сан Хиля, или нет. Достаточно, если какая-нибудь из газет поместит сообщение, что его убили люди из соперничающей группировки, которую он предал, организовав на свой страх и риск обстрел Бока де Пахаро. И тогда останется только слегка поприжать кого-нибудь из его людей; заставить поверить, что мы точно знаем, что это они совершили налет на деревню.
Дьюк помолчал.
— А если это были не они?
— Тогда, сэр, идя методом исключения, мы делаем вывод, что речь идет об одной из двух других банд. Скорее всего о группе Артеаги.
Через пятнадцать минут приземление в Майами. Похоже, что его соседа, светловолосого великана, сладко заснувшего как только от самолета убрали трап в Лос-Анджелесе, мучили кошмары: он корчил гримасы и слабо постанывал. Может быть, ему снилось, что самолет вышел в пике и сейчас падает на землю, окутанный языками синего пламени.
Голода он не чувствовал, но очень хотелось кофе. Конечно, не той безвкусной бурды, к которой привыкли североамериканцы (он так и не смог привыкнуть), но настоящего, крепкого, сладкого кофе, которое варят на...
Где же? На Кубе, конечно, но кто?
У матери он выходил очень вкусным, хотя немного горчил. Но мать умерла, и вряд ли язык хранит вкусовое воспоминание о ее кофе — столько лет уже прошло. Может быть, такой кофе готовила воскресными днями Йоланда у себя дома в Виборе, очень сладкий, но не очень крепкий?
Вместе с далеким, полузабытым ароматом настоящего кофе к нему слетались воспоминания. Ловушки-воспоминания, добрые и недобрые, о той, другой его жизни, о его единственной настоящей жизни.
Не он, потому что он-то рано или поздно вернется, а те, кто придет ему на смену, придет продолжать его работу, чтобы никогда никому не удалось вонзить нож в спину острова Свободы, сколько лет они сумеют прожить своей истинной жизнью? Им придется остаться здесь на все необходимое время и еще на один час, на столько лет, сколько нужно, и еще на один год, до тех пор, пока не будет уничтожена опасность, нависшая над революцией.
А пока это не так, пока страна еще не может дышать мирным воздухом, нужно быть здесь, противопоставить свое мужество и веру этой чудовищной машине. Мужество, вера: ими они сильны, ибо от них зависит свобода родины. Иного пути нет. Небольшой благодатный остров в Карибском море, маленькая, бедная страна может выжить и победить лишь мужеством, хитростью, верой. Мужеством, чтобы если нужно — умереть стоя, без единой жалобы, чтобы суметь бороться в чудовищно тяжких условиях, и верой, потому что надо твердо верить в Фиделя, революцию, будущее. Миллиарды долларов, тысячи ученых, работающих во всех областях человеческих знаний, арсеналы оружия с точнейшей техникой, сотни институтов и университетов, разрабатывающих все новые и новые аппараты, предназначенные для разрушения и смерти, многочисленные группы шпионов, армии компьютеров... А по другую сторону черты — лишь маленькая страна, решившая выстоять; лишь мужество и вера. Когда-нибудь будет написана история этой героической битвы; и в ней будет рассказано о том, как напряженно работал ум, свойственный кубинцам, тем самым, которых обливали презрением, считали вульгарными мужланами, умеющими лишь танцевать
гуарачу, способными продать родную пальму за глоток агуардьен-те, работал, чтобы добиться победы. Вот у него, Рикардо, в Соединенных Штатах есть только маленькая рация, изготовленная для нужд ЦРУ, тайно заброшенная на Кубу в помощь контрреволюции, разгромленной Департаментом госбезопасности, и снова переправленная в США для того, чтобы «пианист» Бруно мог вести свои передачи...
Под крылом самолета, простершись на сотни тысяч километров, лежала гигантская мощная страна, желающая растоптать мечты, которыми живет его родина.
И ей не удается это сделать.
И никогда не удастся, даже если борьба будет длиться до скончания света.
Обделывать подобные делишки Норман умел хорошо.
Женщина лежала спокойно, ей только что ввели сыворотку. Плечо, откуда удалили пулю, скрывал антисептический пластиковый колнак. Она медленно и мерно дышала, устремив взгляд тусклых глаз на сидевших у кровати доктора Клюгера и Нормана. В белой чистой палате больше никого не было.
— Как вы себя чувствуете? — спросил Норман. Женщина сделала слабый жест.
— Вам лучше?
Женщина кивнула.
— Чудесно! Вам не трудно говорить?
Она ничего не ответила и посмотрела на Клюгера, который взглядом подбодрил ее.
— Думаю, да, — слабо отозвалась она.
Игра началась.
Майк Норман хорошо умел обделывать подобные делишки. Он внушил ей, что она очень сильно скомпрометирована и сможет выбраться из этой истории только в том случае, если окажет им посильную помощь. Просто и четко он объяснил ей, чего от нее хотят. Затем терпеливо подождал, пока женщина повторит задание. Под конец показал ей коллекцию из пятнадцати фотографий, на которых был изображен седоволосый старик, которому на вид было лет шестьдесят пять.
— Вот этот человек. Вы хорошо все поняли?
— Да, — ответила женщина.
— Помните. Вы застрелили офицера Центрального разведывательного управления. Мы готовы забыть об этом, но и вы должны сделать все так, как я сказал. Кроме того, вам будет выдано пять тысяч долларов. Супруга вашего похоронят завтра по первому разряду. Мне думается, в таком состоянии вам невозможно будет присутствовать на похоронах. Вы совершенно уверены, что у вашего мужа больше нет близких в Соединенных Штатах?
Женщина отрицательно покачала головой.
— Очень хорошо. А теперь отдыхайте. Пока вы спали, мы перевезли вас в одну из лучших частных клиник Нью-Йорка. Доктор Клюгер отвечает за ваше здоровье. Он прекрасный врач, так что ни о чем не беспокойтесь.
Норман спрятал фотографии в кожаный портфель и вместе с Клюгером вышел из палаты.
Женщина закрыла глаза, и перед ней встало лицо седоволосого старика с фотографий. Норман несколько раз, пока она не запомнила, повторил ей его имя, И сейчас ее бледные губы прошептали: Стюарт Дьюк,
Он остановился в отеле «Бикайн тэррес» на Бискайском бульваре. Заплатил вперед три доллара и до шести вечера заперся в номере. В шесть позвонил в ресторан и попросил принести пол-литра чаю и три поджаренных на решетке бифштекса.
Следуя старинному ритуалу — крепко затянутый в кожаный корсет, очень прямо держась на стуле, — поел. Он хорошо пережевывал мясо, запивая его маленькими глотками чая без сахара. ' Меньше двух часов на еду у него никогда не уходило. Ел он только говядину, пил только чай.
Поев, распустил корсет и на десять минут растянулся прямо на ковре, попеременно двигая руками и ногами, словно плывя на спине. Потом принял холодный душ. Выйдя из ванной, он не чувствовал никакой тяжести в желудке, будто и не ужинал: пищеварение совершилось в процессе самой еды. Он надел удобное платье: спортивную рубашку, фланелевые брюки, матерчатые туфли на резиновой подошве, взял очки с дымчатыми стеклами и спустился в вестибюль.
По телефону затребовал напрокат машину. Заплатил за два дня, включая пятнадцать долларов залога, которые брали в отеле. В 8.40 служащий гаража подвел к дверям белый «быоик».
Он сел за руль. Остановил машину перед шестиэтажным домом, на котором четко выделялся номер, и выключил мотор. Двадцать минут спустя отмычка Чанга открыла дверь квартиры, где жил Рикардо.
Не зажигая света, он ощупью нашел стул и, выпрямившись, сел.
Его глазки смотрели в темноту, руки медленно и ритмично двигались, тренируясь для смертельного удара.
Ортис не успел вымолвить ни «чему обязан чести вашего посещения», ни «как я рад видеть вас». Фико Таблада прицелился ему прямо в сердце.
— Иди, — приказал он и упер дуло Ортису в грудь.
На лице Ортиса появилась растерянность, толстые губы задрожали, и он отступил в комнату.
— Кто-нибудь еще есть дома? — спросил Хосеито. Ортис отрицательно покачал головой.
— Проверь, — приказал Фико Хосеито, продолжая держать револьвер у груди Ортиса.
Хосеито достал свой пистолет и бегом поднялся на второй этаж, где были расположены спальни.
— Нам с тобой о многом надо поговорить, —- сказал Таблада.
— Но что происходит, Фико? — простонал толстяк.
— Кто такой Рамон Сьерра? — медленно спросил Таблада,
— Рамон? Какой?
— Не валяй дурака, Леон. Тебе это не идет, да и у меня нет времени. Выкладывай.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12