А-П

П-Я

А  Б  В  Г  Д  Е  Ж  З  И  Й  К  Л  М  Н  О  П  Р  С  Т  У  Ф  Х  Ц  Ч  Ш  Щ  Э  Ю  Я  A-Z

 

Такой, как захочу.
На следующий день Бона вновь пригласила Паппакоду, многое ей было непонятно, поэтому она принялась его выспрашивать.
— Сколько лет теперешнему вице-королю Неаполя?
— На вид можно дать шестьдесят, — после некоторого раздумья ответил он.
— Невероятно! - с издевкой воскликнула Бона. — Не был у больного, а говоришь, как он выглядит? Почему ты врешь? Я вижу тебя насквозь. Знаю, как ты похвалялся новым званием. Зачем ты обидел синьора Виллани, ведь не ты, а он знает, на сколько лет выглядит наместник. И потому через неделю он, бургграф Бари, будет встречать синьора Броккардо.
— Но, госпожа, это невозможно... Граф перестанет мне верить...
— Поверит золоту. Ты был моим послом, и довольно. Как Филипп в Испании, так я здесь, в Бари, устанавливаю права.
— Ваше величество, прошу вас, разрешите мне приветствовать... — молил Паппакода.
— Довольно! - крикнула Бона. — Я сказала - нет.
С трудом сдерживая бешенство, Паппакода вышел и в соседней комнате столкнулся с Мариной.
— Когда-нибудь она еще пожалеет об этом, — прошипел он. — А вы на кого злитесь? Или тоже в немилости?
— Нет. К счастью, здесь нет польских придворных, но нет и карлов. А она не может без них обойтись.
— Так же как без наместничества в Неаполе. Если бы я знал, что она снова жаждет править, я бы поостерегся.
— На словах или на деле? — с ехидной усмешкой спросила Марина.
— Слишком много хотите знать. Лучше поищите карлицу... — мрачно пробурчал Паппакода.
Спустя несколько дней, взглянув на свое отражение в венецианском зеркале, королева с удовлетворением отметила, что помолодела лет на десять, не меньше. На щеках тонкий слой румян, дряблая шея прикрыта кружевным жабо, светлые волосы оттеняет не темный чепец, а пурпурный ток. В бальном платье, сшитом еще на Вавеле, она казалась совсем стройной, на груди под кружевом сияли камни драгоценного ожерелья.
— Скажи, как я выгляжу? — спросила она Марину.
— О, вы такая же, как в Кракове, когда все не сводили с вас восхищенных взглядов.
— Хорошо. Немного румян, блеск в глазах и железная воля — и я уже не вдовствующая королева. Готова принимать почести, поклонение. Поправь фалды на платье...
Величественная, нарядная, она вошла в покои, где происходили аудиенции, поднялась на возвышение и опустилась в позолоченное кресло принцессы Изабеллы. Со дня возвращения в Бари она всего второй раз сидела в этом кресле, хотя частенько с грустью поглядывала на опустевший трон своей матери.
— Погаси свечи в канделябрах, оставь те, что подальше, рассеянный свет — это то, что нам нужно.
Испанский гранд первым вошел в зал, и, к удивлению Боны, вместе с ним шествовали оба ее бургграфа: Виллани и Паппакода. Она нахмурила брови, но тут же на губах ее появилась приветливая улыбка. С высоты своего трона она смотрела на посла короля Филиппа. Он был в черном бархатном камзоле, на шее сверкала алмазная булавка. Чем-то, быть может живым, проницагельным взглядом, посол напомнил ей Кмиту. Кто знает, возможно, этот граф влиятелен или хочет быть таким же влиятельным, как владелец Виснича в последние годы жизни Сигизмунда, когда триумвират был всесилен?
Склонившись в низком поклоне, взмахнув шляпой, почти подметая перьями пол, посол заговорил:
— Имею честь приветствовать герцогиню Бари от имени моего господина, короля Испании, Нидерландов, Неаполя, герцога Милана, Сицилии и государя многих заморских стран.
— Рады вас видеть, ваше сиятельство. Вы доставили нам послание от короля Филиппа? Письма? - спросила Бона, протягивая руку для поцелуя.
Он отрицательно покачал головой.
— Мне поручено провести всего лишь предварительные переговоры. Пользуясь случаем, я хотел бы выразить свое восхищение высокочтимой принцессе италийской и в ее лице королеве польской.
— Ваша милость, судя по всему, вы успели договориться с Мадридом? В противном случае — какие мы с вами можем вести предварительные переговоры?
Граф даже не пытался делать вид, что вопрос его озадачил, и мгновенно ответил:
— О ссуде, о ней я уже говорил с бургграфом Бари.
— С одним из бургграфов, — тотчас поправила его Бона. —
Хорошо. Однако вы думаете о военных расходах, а я — о наместничестве в Неаполе.
— Да-да, разумеется, но только после того...
— Понимаю, — оборвала она. — Как здоровье больного?
— Увы, он плох, совсем плох. Именно потому я и прибыл сюда.
— Вот как!.. Сумма была названа королем Филиппом?
— Да. И не раз. Еще до осеннего похода Испании надобно более...— на секунду он заколебался, — более четырехсот пятидесяти тысяч дукатов.
— О, это огромные деньги!
— Смею предполагать, что у польской королевы в неаполитанских банках довольно золота...
— Золото нужно мне самой и моей династии, — ответила Бона.
— Смею заметить, ваше величество,— возразил граф,— ведь и доходы вице-короля Неаполя тоже весьма значительны. К тому же король уделил бы герцогству Бари особое внимание.
— Предпочитаю, чтобы, ведя войны, он забыл о нем, -сухо сказала королева.
— Со своей стороны я, королевский посол, постараюсь не напоминать моему государю о некоторых вассальных герцогствах, поскольку у него их предостаточно.
— Ваше молчание так дорого стоит?
— Разговор с вами, ваше величество, похож на поединок искусных фехтовальщиков,-не без удивления отметил гранд.
— О, как бы мне хотелось быть мужчиной, — вздохнула Бона. — Шрам на лице от удара шпагой, возможно, украсил бы меня, как украшает он вас, граф.
— Он свидетельство того, как защищают честь прекрасной синьоры. Вернее, ее доброго имени, а не моего мужества.
— Ваши слова дают мне право надеяться, что мои дела в надежных руках, - она приветливо улыбнулась. - О них мы поговорим завтра, когда вы отдохнете после утомительной дороги... За это время я успею обдумать ваши предложения.
Склонившись в низком поклоне, граф вышел. Паппа-кода проводил гостя в отведенные ему покои.
— Как вы полагаете, ваше сиятельство, она поверила? — не удержался казначей.
-Ода.
— Необходимо подготовить письмо от короля. Без его подписи она нам не поверит.
— Понимаю. Надо сказать, она очень молодо выглядит, гораздо моложе, чем вы говорили. Должно быть, была настоящей красавицей, но, как и все итальянки, с годами расплылась.
— Королева гораздо старше, нежели вы думаете, — пробурчал Паппакода.
— Быть может, но протянет еще долго. Поэтому, если она согласится ссудить нам деньги на короткий срок, мы не сможем их вернуть вовремя.
— А золото из Перу, доставляемое на ваших каравеллах?
— Они частенько идут ко дну, порой на них нападают английские пираты. Король Филипп грозится направить свою Непобедимую армаду к Британским островам и потопить суда этих корсаров, но вначале он должен расправиться с Францией и Римом, а потом отправить суда на помощь Нидерландам, ведь там еретики отказывают в послушании. Золото королевы Боны рядом, его не надо везти из Перу или Мексики. Только вот что... Вдруг она надумает восстанавливать свои замки? Замок в Россано почти совсем развалился.
— Для этого королеве вовсе не потребуется суммы из банков Неаполя. Того, что хранится в Бари, хватит на все ее прихоти.
— Стало быть, все ее золото да и герцогство после ее смерти достанутся моему королю? — скорее подтвердил, нежели спросил Броккардо.
— Этого я утверждать не могу, — немного подумав, произнес Паппакода. — Королева весьма расточительна, любит роскошь...
Граф нахмурил брови.
— Вот как? Я и не знал об этом, — сказал он с ноткой неудовольствия в голосе.
Дня через два граф распрощался, получив заверение Боны, что, как только от короля Филиппа будет получено письмо, неаполитанские суммы перейдут в его распоряжение сроком на пять лет. Граф пытался добиться большего срока, не королева была непреклонна: если она сама, по собственному желанию откажется от наместничества в Неаполе, долг должен быть немедленно возвращен. Да, она хочет быть повелительницей Неаполя, но более двух лет, пожалуй, ей не выдержать. Чего доброго можно и заболеть от тяжких трудов, примером тому нынешний наместник. Она позволит себе еще лет пять побыть молодой, а им дает пять лет на покорение Франции и вывоз золота из заморских краев.
Услышав эти рассуждения, граф улыбнулся, он воспринял их как милую шутку.
В ожидании письма от Филиппа Бона вновь тосковала, изнывая от скуки. Как-то, прогуливаясь среди рододендроновых деревьев, она услышала прерывистые звуки флейты,
замиравшие, как сигналы трубача на башне Мариацкого костела в Кракове.
— Ты слышала? - взволнованно спросила она Марину.
— Нет, не слышала...
Бона вспыхнула от гнева, как это обычно с нею бывало.
— Никогда ничего не слышишь, ничего не помнишь, ничем не интересуешься! После словесного поединка с Броккардо, когда мне перед его отъездом удалось настоять на своем и пообещать Филиппу только четыреста тридцать тысяч, а недоданные двадцать тысяч заплатить графу за посредничество, меня все время гложет тоска. Ничего не делаю, ни с кем не вижусь. Здесь нет ни ученых диспутов, ни балов, ни карнавалов! Как весело было на Вавеле! Где шуты, карлицы?
— Пришлют вскорости, — поспешила успокоить свою госпожу Марина.
— Где письма? Вести из Неаполя о здоровье наместника, а быть может, о трауре?
— Пока нет, — вздохнув, ответила камеристка.
— И никаких вестей из Кракова? -Нет.
— А из Яздова? От дочери Изабеллы, королевы?.. От моих управляющих в Мазовии?
— Тоже нет.
— Нет! Черт побери! Вели позвать Виллани. Быть может, он знает что-нибудь, что могло бы меня развлечь, разогнать застывшую кровь. Ну ступай, да поскорее!
Бона обстоятельно расспросила Виллани о религиозных распрях и деяниях Филиппа в Нидерландах. Не может ли случиться нечто подобное в Неаполе, когда она будет там правительницей?
— Едва ли, — ответил Виллани. — Король обязан установить мир в стране, где еретиков больше, чем католиков и представителей инквизиции, вместе взятых. Он сидит как на бочке с порохом, население требует отмены эдиктов против еретиков, выступает против тирании. У него грозный противник — Вильгельм Оранский, непримиримый враг святой инквизиции, духовного суда, пыток и костров, на которых сжигают грешников — так называет этих несчастных один из великих деспотов и сам великий грешник — испанский король.
— Разве инквизиция в Италии не так строга, как в Мадриде или Антверпене и Брюсселе?
— Нет. Король Филипп говорил, что в Нидерландах еретикам пощады быть не может, без пыток, топора и костров там не обойтись.
— Каково ваше мнение о кардинале Караффа?
— Когда вас здесь не было, ваше величество, он весьма интересовался герцогством Бари как вассальным государством императора Карла. Я даже отправил вам письмо, хотел предупредить вас.
— Меня? — удивилась Бона. — Послали письмо в Мазо-вию?
— Нет-нет, как и при Дантышеке — в Краков.
— В королевскую канцелярию?
— Как положено, в королевскую канцелярию на Вавеле.
Ее взгляд устремился вдаль, она не видела ни сгибающихся под тяжестью плодов мандариновых деревьев, ни уже успевшей выгореть на солнце лужайки. Перед глазами возник замок, окна канцелярии, за которыми сидели королевские секретари. Кому из них попало в руки письмо Виллани? Кто смял и бросил его в корзину для бумаг, сочтя сущей безделицей? Неужели сам Август... Да, кто знает, отправил ли Август письмо к ней в Яздов? Санта Мадонна! Оказывается, у нее не осталось на Вавеле преданных друзей, она не может доверять даже королю... своему сыну.
— Жаль, что вы не сказали об этом сразу же по приезде. Я связывала с кардиналом большие надежды, рассчитывала, что он поговорит со святым отцом о разводе моего сына. Значит, Караффа, выполняя волю императора Карла, быть может, ведет двойную игру. Я побаиваюсь этого. Но как мне узнать всю правду?
— Могу ли я сказать вам то, что думаю? — почти прошептал Виллани. — Но только чтобы никто никогда не узнал об этом?
— Разумеется.
— Государыня, я не верю в добропорядочность кардинала Караффа. Поэтому еще вчера послал гонца в Неаполь, к своему племяннику. Попросил его вьюедать, что замыслил кардинал. Если ему ничего не удастся узнать, тогда обратимся к епископу Бари. По возвращении из Неаполя он привезет много новостей, и весьма важных.
— Хорошо, - благожелательно улыбнулась Бона. - Обещаю вам: когда я стану повелительницей Неаполя, я назначу вас моим первым советником.
— Благодарю вас, госпожа, — чопорно поклонился Виллани. — Надеюсь, племянник пришлет письмо еще в ноябре месяце.
Однако граф Броккардо обернулся быстрее, он прибыл в Бари уже в октябре и привез Боне письмо от испанского короля, в котором он просил ссудить ему деньги, находящиеся на хранении в банках Неаполя, и еще раз подтверждал
данные ранее обещания. Письмо показалось Боне расплывчатым. Туманные намеки, недоговоренность... Броккардо уверял ее, что, пока наместник жив, король не может в официальном письме говорить о его замене, это усугубило бы и без того тяжкую болезнь наместника. Боне так и хотелось сказать "тем лучше", но она сдержалась, промолчала, и прощальный ужин прошел спокойно и безоблачно. Письмо Филиппа решили сохранить в тайне, а в начале ноября испанский король должен был получить от банкиров золотые дукаты польской королевы.
Внезапно все отошло на задний план: и религиозные распри в Нидерландах, и предполагаемый поход во Францию, — в монастыре Юста умирал монах брат Каролюс, император Карл, еще совсем недавно управлявший судьбами мира. Эта весть потрясла все царствующие династии, весь свет.
— Что вы знаете о нем? — расспрашивала Бона синьора Виллани. — В этом испанском монастыре он замаливал грехи? Правда ли, что он презрел власть, отказался не только от своей огромной империи, но и от своей славы великого завоевателя и государственного мужа?
Виллани попытался обстоятельно ответить на совсем не простые вопросы своей госпожи.
— Государыня, никто никогда не знал, что Карл Пятый думал на самом деле. Все его обещания и письма были лживы, его завоевания принесли Испании много золота, но оно сделало людей менее человечными. Его любимый девиз: для того чтобы что-то построить, нужно сперва разрушить. Говорят, в жизни он потерпел только одно поражение - в борьбе с еретиками в Нидерландах и в самой Испании. Кроме того... Его донимала подагра, он едва передвигался. Медики запретили ему пить и есть, настоятельно рекомендуя придерживаться строгой диеты. Тогда он и решил сбросить тяжкое бремя правления на своего брата Фердинанда и единственного сына Филиппа, а сам...
— Что сам?
— Удалился в монастырь. Однако недобрые языки много злословили о новоиспеченном монахе. Вместо покаяния, воздержания от еды он предавался обжорству, съедая за день три обеда. Рыбу ему привозили из Нидерландов, копчености из Амстердама, оливки из-за Пиренеев, а куропаток и дичь отстреливали во Фландрии. Повара в монастыре каждый день готовили до двадцати блюд. Из Испании ему доставлялись самые лучшие вина. За каждой трапезой Карл выпивал не менее двух кварт вина. Как ни призывали его медики к воздержанию, он и слушать не хотел. После еды — сиеста, он жирел, подагра докучала ему все больше. Тем не менее он
всегда внимательно прочитывал все донесения от своих шпионов из Испании, Нидерландов, Бургундии, диктовал ответы на письма. И вот теперь... умирает в окружении монахов и слуг святой инквизиции. Кажется, его единственный сын Филипп не торопится вернуться в Испанию из Брюсселя. Кто знает, быть может, успеет только на похороны...
— О, как страшна такая смерть, — прошептала Бона. — Я хотела бы умереть, как король Сигизмунд в своем дворце на Вавеле, окруженная близкими мне людьми. Наверное, Карла будут хоронить как простого монаха, безо всяких почестей, приличествующих императорам и королям?
— Этого никто не знает. Кажется, он хотел быть похороненным в монастыре святого Юста, вдали от людей, но, быть может, после смерти прах его перенесут в Гренаду, где покоятся его предки.
— Видно, мне придется направить своих послов на погребальную церемонию, как это принято делать всем королям и вассалам, — заключила Бона. — Но ведь он еще жив, и неизвестно, как долго протянется умирание этого великого грешника и могущественного императора. Поезжайте, бургграф, в монастырь. Никому об этом ни слова, возьмите с собой двух придворных и охрану, не приведи господь в пути нападут грабители. Быть может, привезете оттуда в Бари вести не о дурном самочувствии моего врага Карла Пятого, а о смерти монаха Каролюса. И, кроме того... Думаю, что там вы встретитесь со многими духовными лицами, которые съедутся со всей Испании и Италии, и разузнаете у них о кардинале Караффа. Надеюсь, сведения будут более достоверные, чем от вашего племянника из Неаполя...
— Бургграф Паппакода вряд ли обрадуется этому... — начал было Виллани, но Бона резко оборвала его.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63