Лицо его было бледным, глаза расширились, он вскрикнул в страхе:
— Вы не ранены, Ваше Величество?
Мрак не отрывал глаз от Агиляра, тот всё ещё силился что-то сказать, губы шевелились. Двое мужчин осторожно взяли у Мрака старика. Тот захрипел, вздрогнул и вытянулся в их руках.
— Ваше Величество!
Мрак тупо смотрел на своего советника. Глаза Агиляра невидяще уставились в потолок. Его быстро унесли, офицер в раззолоченных доспехах снова вскрикнул с мольбой:
— Ваше Величество! Вы... вы? Мрак вздрогнул, дико огляделся.
— Я... — прошептал он, — не ранен... но мне... тяжко... проведите меня... в покои...
Он опёрся о плечо этого красавца, что и в богатых доспехах ухитряется выглядеть мужчиной и даже воином. Тот напрягся, выдерживая его тяжесть, прокричал:
— Ганза, Рерик!.. Вперёд с факелами!.. Оповестить лекарей, массажистов!.. Пойдёмте, Ваше Величество...
Мрак тяжело тащился с ним, стараясь не слишком наваливаться, но в то же время давая себя вести туда, где должны быть «его» покои. Ну влип, мелькнуло в голове. Влип, так уж влип. Говорил же Олегу, что под кем лед трещит, а под кем и ломится, но сам такой, что под ним и трещит, и ломится, да ещё сверху что-нибудь рухнет или ворона пролетит...
Советничек теперь тю-тю, отсоветовался. А тут даже не дознаться, как зовут этого старательного щеголя с перьями на шлеме. Хотя пахнет от него здоровым потом, особой злобы не чуется...
Впереди появилась и начала приближаться массивная дверь, вся в золоте, украшена драгоценными каменьями, а по бокам, недвижимые как статуи, двое рослых молодцов в металлических доспехах.
Начальник дворцовой стражи велел строго:
— Проводите Его Величество и уложите на ложе!.. Лекаря вызвали?
Мрак прорычал ему на ухо:
— А у тебя уже ножки подламываются?
Начальник стражи запнулся, проблеял:
— Но мне... мне не дозволено переступать порог ваших покоев...
— Теперь позволено, — громыхнул Мрак.
Новые люди и есть новые, а к этому хоть какое-то доверие, ишь как метнул нож тому гаду в спину! Да и прошли уже через пару длиннющих, как конюшни, залов. Если бы хотел зарезать, то уже саданул бы ножом под ребро...
Стражи с готовностью распахнули перед ними двери. Мрак позволил себя ввести вовнутрь, он охал и ахал, а когда увидел, куда его привели, ахнул всерьёз.
Спальня вовсе и не спальня, а какой-то храм, куда должны собираться тысячи паломников. У тцара, понятно, не может быть спальня таких же размеров, как у простого вельможи, а раз по-тцарски огромная, то чем её заставить, не одними же кроватями, чтобы спал везде по очереди, вот и натащили разной мебели, с виду прямо тцарственная, внушительная, только его уху слышен радостный скрёб жуков-древоточцев: «Ура, щас я вот тут догрызу, и весь этот шкаф рухнет!»
Голые камни стен забраны толстыми коврами, гобеленами, а поверх навешано дорогое оружие с каменьями в рукоятях, в украшенных золотом ножнах, с нелепыми щитами, где тонкая кожа неведомого зверя прибита к дереву золотыми гвоздиками, такой щит пальцем проткнёшь...
В середке этой спальни, что размером с иную городскую площадь — ложе. Бедному тцару пришлось свою кровать оградить стенами из цветных шёлковых полотнищ: не всяк может спать среди поля. Даже сверху над ложем двойной полог из цветного шёлка. Впрочем, это может быть для того, чтобы тараканы с потолка не сыпались в постель. Бывают тараканы мелкие, светло-коричневые, а бывают огромные, чёрные...
Начальник дворцовой стражи уложил его на это ложе, Мрак слабо повёл очами, застонал, но раздевать себя не дал, потребовал капризно-испуганным голосом:
— Ну, теперь рассказывай.
Начальник стражи вытянулся, проговорил дрожащим голосом:
— Что?.. О чём?
— О том, — простонал Мрак плачуще, — как пропустили во дворец гнусных злодеев, что разгуливают с ножами!.. Меня ж могли жизни лишить, ты хоть понимаешь?
— Боги спасли вас, — выкрикнул начальник стражи пылко. — Возьмите мою голову, это я виноват! Я должен был обеспечить охрану дворца... Я и обеспечивал, клянусь, верно и честно! Но, выходит, я только думал, что обеспечивал...
Голова его поникла. Мрак смерил его недружелюбным взглядом. Мужик перед ним с простым честным лицом, в глазах — неподдельное отчаяние и стыд. Стыд человека, что обгадился на своем месте. Другое дело — не сумел бы сыграть на лютне, тут нет позора, но чтоб именно на своей службе...
— Ладно, — пробурчал Мрак капризно. — Те гады только и ждут, что я тебя пошлю навоз убирать... Двух зайцев сразу! И своего человека поставят, и ты моим врагом...
Начальник стражи воскликнул пылко:
— Врагом — никогда! Казните меня, Ваше Величество, виноват, но род Адертов всегда был предан трону.
Мрак сказал вяло:
— Ладно... Адерт. Это не твоя вина, что тебя обхитрили. Вбежал врач, глаза распахнуты, на лице ужас. Мрак слабо приподнял ладонь.
— Остынь, остынь... Меня не ранили. Даже не поцарапали. В распахнутые двери то и дело заглядывали. Дворец, как чувствовал Мрак, уже проснулся, полнится шумом, везде носится народ, все друг друга ловят, хватают, подозревают, а слухи распространяются, как дым при пожаре.
Вошли крепкие обнажённые до пояса молодцы. Мрак сразу признал по их движениям и цепким взглядам придворных массажистов, отмахнулся.
— Нет-нет, всё потом!.. Идите, ребята.
Врач пролепетал:
— Но я должен вас осмотреть...
Мрак рыкнул:
— Я сказал!.. Всё идите... все.
Толкаясь, они бросились к дверям с таким чувством облегчения, что Мрак подумал, а не надо ли было всех их под нож? Или хотя бы перевешать... А то как-то не по-тцарски мягко.
— Эй, — крикнул он. — Адерт!.. Задержись. Начальник стражи остановился возле самой двери. Плечи его обречённо повисли. Он медленно повернулся, на лице его было понимание своей судьбы.
Мрак поманил его пальцем, указал на роскошный диван напротив ложа.
— Садись. Да садись, садись!.. Вот что, тут решать надо быстро. Этих массажистов и лекаря отстранить от дворца и в покои больше не допускать. Понял?..
Начальник стражи сидел на краешке дивана как на иголках. Лицо его становилось то красным, то снова бледным, а иногда и вовсе синим. По лбу катились крупные капли пота, но вытереть не осмеливался, смотрел в глаза грозного властелина по-собачьи преданно.
— Как скажете, Ваше Величество!
— Не понял, значит, — констатировал Мрак. Объяснил: — Если кто-то и пытается совершить покушение на тцарскую особу, то лучше всего это сделать через тех, кто вхож в тцарские покои. Понял? Так что всех... к чёртовой матери! Нет, вешать не надо, но найди им какую-нибудь работу. А сюда надо будет новых... Нет, это не к спеху. Сегодня и завтра вообще никого не надо. У меня после этого случая... волнение, понял? Я ж кровь увидел!.. Мне даже дурно как-то...
Начальник стражи встревожился.
— Может, всё-таки врача?
— Не надо, — ответил Мрак слабым голосом. — Ты, Адерт, пока не суетись...
Начальник стражи сказал, заикаясь:
— Ваше Величество, умоляю... Называя меня именем нашего великого предка, давшего начало нашему роду, вы заставите меня покончить с собой от глубочайшего стыда... Зовите меня мерзавцем, сволочью, негодяем, Аспардом в перьях, но только не упоминайте нашего предка, которого я так опозорил...
Мрак благодушно кивнул:
— Ладно, Аспард... это я так... от раздражения. Начинай работать, но уже по-новому, понял?
Аспард, если это в самом деле его имя, поспешно поднялся, низко поклонился. Нет, на морде облегчение, значит — с именем удалось.
Когда тот был же у дверей, Мрак сказал вдогонку:
— И еще, Аспард!.. С этого дня ты вхож в мои покои. Понял?.. Молодец, хорошо нож бросаешь.
Осчастливленный Аспард едва не вышел, ничего не видя перед собой, прямо сквозь закрытые двери.
Едва за ним захлопнулась дверь, Мрак встал, быстро осмотрелся. Там, за дверьми, прозвучал строгий голос Аспарда, гоняет стражей, даёт указания, но и потом Мрак слышал, как там устраиваются стражи, сопят, чешутся, готовятся коротать ночь дальше.
Так, в его спальне, к счастью, горят все светильники, ибо никакому костру не осветить дальнюю стену, даже вторую половину спальни. Стены, все четыре, по большей части укрыты толстыми коврами. Ага, это он уже заметил... Такие же и на полу. Нет, на полу всё же толще. Ноги медленно несли вдоль стен, уши ловили каждый шорох, ноздри бешено раздувались. Ага, вот здесь что-то вроде слабенького дуновения. Или чуть-чуть воздух холоднее. Нет, огонёк светильника рядом даже не колышется, ровный такой огонёк, застывший, смотрит остриём в потолок, но всё же... обернуться бы волком, тогда бы сразу учуял, где и что, но пока рискованно. Неизвестно, кто может зайти.
Он оглянулся на дверь. Поколебался, кто знает, какие тут правила, взял кресло, засунул ножкой в петли, вроде бы не выпадет, после чего отступил, грянулся оземь. Толстый ковёр спружинил, но Мрак очень уж старался, боль кольнула по всему телу, а мир сразу преобразился. Стены стали выше, цвета изменились, но главное — он видел вторую картину, очень яркую и чёткую, что накладывалась на первую, дополняла, корректировала, исправляла... Он постоял, свыкаясь с переходом. Это человек видит только один мир, а волк — другой, привыкают, даже друг друга видят иначе, каждый по-своему, а вот он...
Ковёр мягко пружинит под лапами. Запахи лезут в ноздри со всех сторон, надо убрать из носа все ароматы притираний, мазей, душистого масла, вот и здесь разлито и затерто, и здесь... и ловить только то, что тцар хранит в секрете от других...
Или кто-то хранит от тцара, добавил он про себя. Возможно, тцар знал только про тот ход, а про этот, что ведёт куда-то из спальни, даже не догадывался?
Он несколько раз пробежался по всей гигантской спальне. В подозрительных местах останавливался, замирал, подолгу прислушивался. Мешало ещё и то, что волчьи уши чувствительнее в десятки раз, он явственно слышал и разговоры стражей за дверьми, и уговоры конюха в темном дворе за окном, женский голосок игриво повизгивает, но куда важнее вот эта струя прохладного сырого воздуха...
Ударился об пол, перетёк в человеческую личину и некоторое время приспосабливался из красочного мира запахов к скудному миру слабых звуков, но ярких красок. Ковёр как ковёр, но, когда Мрак рванул за нижний край, отодрал с лёгким треском, там обнаружилась каменная стена. Снова ничего подозрительного, если не учитывать, что этот камень чуть прохладнее соседних. А если очень хорошо прислушаться, то можно поймать на послюненный палец едва заметную струйку свежего воздуха из неприметной щели...
— Это мне уже знакомо, — проворчал он. — Наконец что-то знакомое... Неужели начинаю обживаться в этом мире?
Массивная глыба подалась нехотя. Мрак вытащил её, тёмный лаз пропустил его неохотно, оттуда дотянулся до глыбы и снова надежно закупорил дыру, а гобелен опустился, прикрывая все следы.
В тайном ходе холодновато, темно, но сухо. Человеку в таких подземельях не обойтись без факела, пришлось снова о камни, снова в волка, и тут же мир засверкал, зашумел, запел. На этот раз все легко и мгновенно, ибо человечьи уши, как и глаза, ни черта не ловят, а волчий слух сразу ухватил и журчанье подземных ручьёв, и дальние звуки, скрежет, шорохи, а запахи нарисовали весь проход на десятки шагов вперед.
Если прислушаться, то можно увидеть сквозь камень и гобелен даже то, что в его спальне, ибо крохотная щёлочка дает его нюху всё необходимое, но Мрак отступил, побежал потихоньку, всматриваясь носом и вслушиваясь чуткими волчьими ушами.
Этот ход шёл вдоль жилых помещений. Можно подслушать, о чём переговариваются даже солдаты в своей комнате отдыха, а вот начали накатывать запахи варёного мяса, ухи, ещё через десяток шагов Мрак добрался до щёлочки, через которую одним глазом можно увидеть дворцовую кухню.
Потом ход раздвоился, Мрак долго принюхивался, один рукав вроде бы просто шпионский, а второй должен вывести из дворца. Похоже, у тцара был не один тайный ход для вылазок в город.
Или же, подумал Мрак с подозрением, этим ходом пользуется совсем не тцар... Несколько помещений показались неподходящими для его цели, пока наконец не обнаружил комнату — старую, запылённую, заполненную рухлядью, а также всякими узлами со старым тряпьём. Возможно, её и держали в таком виде только для того, чтобы можно было незамеченным пользоваться ходом, но это их замыслы, а у него мысли и желания намного проще.
Он порылся в тряпье, выбрал наименее поношенное, связал в узел и снова скользнул в ход. Этот второй туннель пошёл от дворца, снова плечи царапают холодные камни, но теперь под лапами часто плескала вода, брызги летели во все стороны. Дважды ручей едва не сбивал его с ног, но в конце концов ход пошёл вверх.
На минутку сердце дрогнуло: впереди показалась груда камней от пола до потолка, могло завалить и в самом деле, однако ноздри уловили струйку свежего воздуха. Ударился оземь, поднялся, разбросал камни, а когда в дыру заглянуло чёрное небо с тусклыми звёздами, быстро оделся, неслышно вышел и привалил ход камнем побольше.
Он с наслаждением вдохнул ночной воздух, полный совсем других запахов. Он ощущал их даже в этой, человечьей личине. Запахи далёкого рыбного квартала, запахи свежевыделанных кож, а вот порыв ветерка донес ароматы свежего хлеба, горящего угля...
Ему не надо было смотреть на звёзды, чтобы определиться. Этот ход, как он и опасался, вывел на другую сторону города. Он стиснул зубы, выругался, всё-таки посмотрел на небо: да, половина ночи уже прошла. Да где там половина, три четверти прошло!
— Хорошо ещё, — прорычал он зло, — что Барбус — это не Куява... Ту за день не объедешь даже на коне...
Земля понеслась под ним, словно под скачущим конём. Так он бегал в Лесу, так учил бегать друзей, но сейчас ещё и постоянно наддавал, ибо ночи летом, в самом деле, короче женской молодости.
Луна перешла на вторую половину неба, когда он, обогнув Барбус, добежал до постоялого двора на перекрёстке дорог. Тревожить никого не стал, пусть народ спит, взобрался по стене на второй этаж, плечи привычно вздулись, когда ухватился за железные скобы на ставнях. Едва слышно заскрипело.
Очутившись в комнате, он на ощупь зажигал светильник, когда сзади обрушилось холодное, мягкое, тут же в кожу впились острые коготки. Жаба вцепилась, будто его не было год, если не два. Мрак подхватил её на руки, а она все тыкалась мордой, обхватывала его голову передними лапами, цеплялась задними, прижималась нежным бархатным пузом. В ярком оранжевом свете выпуклые глаза горели, как два солнца, а по крохотным чешуйкам спины пробегали зелёные искорки.
— Да что ты опять обслюнявила, — сказал Мрак сердито. — Куда я пойду, обслюнявленный? Отстань, отлипни...
Но жаба не желала отлипать, вся тряслась, дёргалась, её узкий длинный язык хлестал его по глазам, щекам, лез в уши, задние лапы загоняли в его толстую кожу коготки все глубже.
— Брысь, — сказал Мрак строго. — Это что же, я должен всё при тебе сидеть? А ежели твоему родителю восхочется поразвлечься?.. Тогда как?
Жаба запищала, прижалась крепче, маленькая и толстенькая... но почему-то напомнившая худенькое тельце Кузи. Сразу в голове мелькнуло виноватое: какое там поразвлечься, если Кузя ждёт... Ха, она ж собирается за него выйти замуж. Нет, даже жениться, она так и сказала... Всего-то и осталось подождать, что лет десять...
И хотя все это было смешно, но почему-то образ светлой девчушки с серьёзными глазами шугнул мысли о всяких поразвлечься, он поцеловал жабу в тупую зелёную морду.
— Ну, ты чего тут натворила? Рассказывай!
Жаба виновато втягивала голову в плечи. В комнате, понятно, всё разбросано. Она ухитрилась вытащить из-под ложа дорожный мешок, вытряхнула из него всё, перепробовала на зуб, растащила по разным углам, разорвала на длинные ленты его запасную рубашку, сжевала трут и сумела искрошить огниво, что за зубы у этого крохотного чудовища...
Он сердито смотрел в выпуклые глаза жабы, полные вины и страдания, и, даже не будучи магом, прочёл в них яснее ясного: это для тебя час и даже день проскакивает быстро, а для меня час — это твоя неделя. Не оставляй меня так надолго! Не сердись на меня и не оставляй в темной комнате. У тебя есть твой мир, у тебя друзья, враги, просто люди, а у меня только ты, мой папочка! Разговаривай со мной чаще! Я не всегда понимаю тебя, но я знаю, что ты говоришь со мной, и я от счастья готова прыгать на стенку и ходить на ушах... которых у меня почему-то нет. Я маленькая, но у маленьких память лучше, чем у взрослых. Я помню, кто и когда в меня бросил камень, а кто сказал ласковое слово. Я очень люблю тебя, мой папочка! Не оставляй меня так надолго...
Мрак схватил её в объятия, прижал к груди, уткнулся в её холодное шипастое тельце лицом. На глаза, он не поверил себе, навернулись слезы. Странно, не плакал, когда конь Фагимасада наступил ему широким копытом прямо на причинное место, а вот сейчас глаза щиплет, взор расплывается, а в груди щем и виноватое царапанье.
— Я не оставлю тебя, — прошептал он ей тихо.
1 2 3 4 5 6 7 8
— Вы не ранены, Ваше Величество?
Мрак не отрывал глаз от Агиляра, тот всё ещё силился что-то сказать, губы шевелились. Двое мужчин осторожно взяли у Мрака старика. Тот захрипел, вздрогнул и вытянулся в их руках.
— Ваше Величество!
Мрак тупо смотрел на своего советника. Глаза Агиляра невидяще уставились в потолок. Его быстро унесли, офицер в раззолоченных доспехах снова вскрикнул с мольбой:
— Ваше Величество! Вы... вы? Мрак вздрогнул, дико огляделся.
— Я... — прошептал он, — не ранен... но мне... тяжко... проведите меня... в покои...
Он опёрся о плечо этого красавца, что и в богатых доспехах ухитряется выглядеть мужчиной и даже воином. Тот напрягся, выдерживая его тяжесть, прокричал:
— Ганза, Рерик!.. Вперёд с факелами!.. Оповестить лекарей, массажистов!.. Пойдёмте, Ваше Величество...
Мрак тяжело тащился с ним, стараясь не слишком наваливаться, но в то же время давая себя вести туда, где должны быть «его» покои. Ну влип, мелькнуло в голове. Влип, так уж влип. Говорил же Олегу, что под кем лед трещит, а под кем и ломится, но сам такой, что под ним и трещит, и ломится, да ещё сверху что-нибудь рухнет или ворона пролетит...
Советничек теперь тю-тю, отсоветовался. А тут даже не дознаться, как зовут этого старательного щеголя с перьями на шлеме. Хотя пахнет от него здоровым потом, особой злобы не чуется...
Впереди появилась и начала приближаться массивная дверь, вся в золоте, украшена драгоценными каменьями, а по бокам, недвижимые как статуи, двое рослых молодцов в металлических доспехах.
Начальник дворцовой стражи велел строго:
— Проводите Его Величество и уложите на ложе!.. Лекаря вызвали?
Мрак прорычал ему на ухо:
— А у тебя уже ножки подламываются?
Начальник стражи запнулся, проблеял:
— Но мне... мне не дозволено переступать порог ваших покоев...
— Теперь позволено, — громыхнул Мрак.
Новые люди и есть новые, а к этому хоть какое-то доверие, ишь как метнул нож тому гаду в спину! Да и прошли уже через пару длиннющих, как конюшни, залов. Если бы хотел зарезать, то уже саданул бы ножом под ребро...
Стражи с готовностью распахнули перед ними двери. Мрак позволил себя ввести вовнутрь, он охал и ахал, а когда увидел, куда его привели, ахнул всерьёз.
Спальня вовсе и не спальня, а какой-то храм, куда должны собираться тысячи паломников. У тцара, понятно, не может быть спальня таких же размеров, как у простого вельможи, а раз по-тцарски огромная, то чем её заставить, не одними же кроватями, чтобы спал везде по очереди, вот и натащили разной мебели, с виду прямо тцарственная, внушительная, только его уху слышен радостный скрёб жуков-древоточцев: «Ура, щас я вот тут догрызу, и весь этот шкаф рухнет!»
Голые камни стен забраны толстыми коврами, гобеленами, а поверх навешано дорогое оружие с каменьями в рукоятях, в украшенных золотом ножнах, с нелепыми щитами, где тонкая кожа неведомого зверя прибита к дереву золотыми гвоздиками, такой щит пальцем проткнёшь...
В середке этой спальни, что размером с иную городскую площадь — ложе. Бедному тцару пришлось свою кровать оградить стенами из цветных шёлковых полотнищ: не всяк может спать среди поля. Даже сверху над ложем двойной полог из цветного шёлка. Впрочем, это может быть для того, чтобы тараканы с потолка не сыпались в постель. Бывают тараканы мелкие, светло-коричневые, а бывают огромные, чёрные...
Начальник дворцовой стражи уложил его на это ложе, Мрак слабо повёл очами, застонал, но раздевать себя не дал, потребовал капризно-испуганным голосом:
— Ну, теперь рассказывай.
Начальник стражи вытянулся, проговорил дрожащим голосом:
— Что?.. О чём?
— О том, — простонал Мрак плачуще, — как пропустили во дворец гнусных злодеев, что разгуливают с ножами!.. Меня ж могли жизни лишить, ты хоть понимаешь?
— Боги спасли вас, — выкрикнул начальник стражи пылко. — Возьмите мою голову, это я виноват! Я должен был обеспечить охрану дворца... Я и обеспечивал, клянусь, верно и честно! Но, выходит, я только думал, что обеспечивал...
Голова его поникла. Мрак смерил его недружелюбным взглядом. Мужик перед ним с простым честным лицом, в глазах — неподдельное отчаяние и стыд. Стыд человека, что обгадился на своем месте. Другое дело — не сумел бы сыграть на лютне, тут нет позора, но чтоб именно на своей службе...
— Ладно, — пробурчал Мрак капризно. — Те гады только и ждут, что я тебя пошлю навоз убирать... Двух зайцев сразу! И своего человека поставят, и ты моим врагом...
Начальник стражи воскликнул пылко:
— Врагом — никогда! Казните меня, Ваше Величество, виноват, но род Адертов всегда был предан трону.
Мрак сказал вяло:
— Ладно... Адерт. Это не твоя вина, что тебя обхитрили. Вбежал врач, глаза распахнуты, на лице ужас. Мрак слабо приподнял ладонь.
— Остынь, остынь... Меня не ранили. Даже не поцарапали. В распахнутые двери то и дело заглядывали. Дворец, как чувствовал Мрак, уже проснулся, полнится шумом, везде носится народ, все друг друга ловят, хватают, подозревают, а слухи распространяются, как дым при пожаре.
Вошли крепкие обнажённые до пояса молодцы. Мрак сразу признал по их движениям и цепким взглядам придворных массажистов, отмахнулся.
— Нет-нет, всё потом!.. Идите, ребята.
Врач пролепетал:
— Но я должен вас осмотреть...
Мрак рыкнул:
— Я сказал!.. Всё идите... все.
Толкаясь, они бросились к дверям с таким чувством облегчения, что Мрак подумал, а не надо ли было всех их под нож? Или хотя бы перевешать... А то как-то не по-тцарски мягко.
— Эй, — крикнул он. — Адерт!.. Задержись. Начальник стражи остановился возле самой двери. Плечи его обречённо повисли. Он медленно повернулся, на лице его было понимание своей судьбы.
Мрак поманил его пальцем, указал на роскошный диван напротив ложа.
— Садись. Да садись, садись!.. Вот что, тут решать надо быстро. Этих массажистов и лекаря отстранить от дворца и в покои больше не допускать. Понял?..
Начальник стражи сидел на краешке дивана как на иголках. Лицо его становилось то красным, то снова бледным, а иногда и вовсе синим. По лбу катились крупные капли пота, но вытереть не осмеливался, смотрел в глаза грозного властелина по-собачьи преданно.
— Как скажете, Ваше Величество!
— Не понял, значит, — констатировал Мрак. Объяснил: — Если кто-то и пытается совершить покушение на тцарскую особу, то лучше всего это сделать через тех, кто вхож в тцарские покои. Понял? Так что всех... к чёртовой матери! Нет, вешать не надо, но найди им какую-нибудь работу. А сюда надо будет новых... Нет, это не к спеху. Сегодня и завтра вообще никого не надо. У меня после этого случая... волнение, понял? Я ж кровь увидел!.. Мне даже дурно как-то...
Начальник стражи встревожился.
— Может, всё-таки врача?
— Не надо, — ответил Мрак слабым голосом. — Ты, Адерт, пока не суетись...
Начальник стражи сказал, заикаясь:
— Ваше Величество, умоляю... Называя меня именем нашего великого предка, давшего начало нашему роду, вы заставите меня покончить с собой от глубочайшего стыда... Зовите меня мерзавцем, сволочью, негодяем, Аспардом в перьях, но только не упоминайте нашего предка, которого я так опозорил...
Мрак благодушно кивнул:
— Ладно, Аспард... это я так... от раздражения. Начинай работать, но уже по-новому, понял?
Аспард, если это в самом деле его имя, поспешно поднялся, низко поклонился. Нет, на морде облегчение, значит — с именем удалось.
Когда тот был же у дверей, Мрак сказал вдогонку:
— И еще, Аспард!.. С этого дня ты вхож в мои покои. Понял?.. Молодец, хорошо нож бросаешь.
Осчастливленный Аспард едва не вышел, ничего не видя перед собой, прямо сквозь закрытые двери.
Едва за ним захлопнулась дверь, Мрак встал, быстро осмотрелся. Там, за дверьми, прозвучал строгий голос Аспарда, гоняет стражей, даёт указания, но и потом Мрак слышал, как там устраиваются стражи, сопят, чешутся, готовятся коротать ночь дальше.
Так, в его спальне, к счастью, горят все светильники, ибо никакому костру не осветить дальнюю стену, даже вторую половину спальни. Стены, все четыре, по большей части укрыты толстыми коврами. Ага, это он уже заметил... Такие же и на полу. Нет, на полу всё же толще. Ноги медленно несли вдоль стен, уши ловили каждый шорох, ноздри бешено раздувались. Ага, вот здесь что-то вроде слабенького дуновения. Или чуть-чуть воздух холоднее. Нет, огонёк светильника рядом даже не колышется, ровный такой огонёк, застывший, смотрит остриём в потолок, но всё же... обернуться бы волком, тогда бы сразу учуял, где и что, но пока рискованно. Неизвестно, кто может зайти.
Он оглянулся на дверь. Поколебался, кто знает, какие тут правила, взял кресло, засунул ножкой в петли, вроде бы не выпадет, после чего отступил, грянулся оземь. Толстый ковёр спружинил, но Мрак очень уж старался, боль кольнула по всему телу, а мир сразу преобразился. Стены стали выше, цвета изменились, но главное — он видел вторую картину, очень яркую и чёткую, что накладывалась на первую, дополняла, корректировала, исправляла... Он постоял, свыкаясь с переходом. Это человек видит только один мир, а волк — другой, привыкают, даже друг друга видят иначе, каждый по-своему, а вот он...
Ковёр мягко пружинит под лапами. Запахи лезут в ноздри со всех сторон, надо убрать из носа все ароматы притираний, мазей, душистого масла, вот и здесь разлито и затерто, и здесь... и ловить только то, что тцар хранит в секрете от других...
Или кто-то хранит от тцара, добавил он про себя. Возможно, тцар знал только про тот ход, а про этот, что ведёт куда-то из спальни, даже не догадывался?
Он несколько раз пробежался по всей гигантской спальне. В подозрительных местах останавливался, замирал, подолгу прислушивался. Мешало ещё и то, что волчьи уши чувствительнее в десятки раз, он явственно слышал и разговоры стражей за дверьми, и уговоры конюха в темном дворе за окном, женский голосок игриво повизгивает, но куда важнее вот эта струя прохладного сырого воздуха...
Ударился об пол, перетёк в человеческую личину и некоторое время приспосабливался из красочного мира запахов к скудному миру слабых звуков, но ярких красок. Ковёр как ковёр, но, когда Мрак рванул за нижний край, отодрал с лёгким треском, там обнаружилась каменная стена. Снова ничего подозрительного, если не учитывать, что этот камень чуть прохладнее соседних. А если очень хорошо прислушаться, то можно поймать на послюненный палец едва заметную струйку свежего воздуха из неприметной щели...
— Это мне уже знакомо, — проворчал он. — Наконец что-то знакомое... Неужели начинаю обживаться в этом мире?
Массивная глыба подалась нехотя. Мрак вытащил её, тёмный лаз пропустил его неохотно, оттуда дотянулся до глыбы и снова надежно закупорил дыру, а гобелен опустился, прикрывая все следы.
В тайном ходе холодновато, темно, но сухо. Человеку в таких подземельях не обойтись без факела, пришлось снова о камни, снова в волка, и тут же мир засверкал, зашумел, запел. На этот раз все легко и мгновенно, ибо человечьи уши, как и глаза, ни черта не ловят, а волчий слух сразу ухватил и журчанье подземных ручьёв, и дальние звуки, скрежет, шорохи, а запахи нарисовали весь проход на десятки шагов вперед.
Если прислушаться, то можно увидеть сквозь камень и гобелен даже то, что в его спальне, ибо крохотная щёлочка дает его нюху всё необходимое, но Мрак отступил, побежал потихоньку, всматриваясь носом и вслушиваясь чуткими волчьими ушами.
Этот ход шёл вдоль жилых помещений. Можно подслушать, о чём переговариваются даже солдаты в своей комнате отдыха, а вот начали накатывать запахи варёного мяса, ухи, ещё через десяток шагов Мрак добрался до щёлочки, через которую одним глазом можно увидеть дворцовую кухню.
Потом ход раздвоился, Мрак долго принюхивался, один рукав вроде бы просто шпионский, а второй должен вывести из дворца. Похоже, у тцара был не один тайный ход для вылазок в город.
Или же, подумал Мрак с подозрением, этим ходом пользуется совсем не тцар... Несколько помещений показались неподходящими для его цели, пока наконец не обнаружил комнату — старую, запылённую, заполненную рухлядью, а также всякими узлами со старым тряпьём. Возможно, её и держали в таком виде только для того, чтобы можно было незамеченным пользоваться ходом, но это их замыслы, а у него мысли и желания намного проще.
Он порылся в тряпье, выбрал наименее поношенное, связал в узел и снова скользнул в ход. Этот второй туннель пошёл от дворца, снова плечи царапают холодные камни, но теперь под лапами часто плескала вода, брызги летели во все стороны. Дважды ручей едва не сбивал его с ног, но в конце концов ход пошёл вверх.
На минутку сердце дрогнуло: впереди показалась груда камней от пола до потолка, могло завалить и в самом деле, однако ноздри уловили струйку свежего воздуха. Ударился оземь, поднялся, разбросал камни, а когда в дыру заглянуло чёрное небо с тусклыми звёздами, быстро оделся, неслышно вышел и привалил ход камнем побольше.
Он с наслаждением вдохнул ночной воздух, полный совсем других запахов. Он ощущал их даже в этой, человечьей личине. Запахи далёкого рыбного квартала, запахи свежевыделанных кож, а вот порыв ветерка донес ароматы свежего хлеба, горящего угля...
Ему не надо было смотреть на звёзды, чтобы определиться. Этот ход, как он и опасался, вывел на другую сторону города. Он стиснул зубы, выругался, всё-таки посмотрел на небо: да, половина ночи уже прошла. Да где там половина, три четверти прошло!
— Хорошо ещё, — прорычал он зло, — что Барбус — это не Куява... Ту за день не объедешь даже на коне...
Земля понеслась под ним, словно под скачущим конём. Так он бегал в Лесу, так учил бегать друзей, но сейчас ещё и постоянно наддавал, ибо ночи летом, в самом деле, короче женской молодости.
Луна перешла на вторую половину неба, когда он, обогнув Барбус, добежал до постоялого двора на перекрёстке дорог. Тревожить никого не стал, пусть народ спит, взобрался по стене на второй этаж, плечи привычно вздулись, когда ухватился за железные скобы на ставнях. Едва слышно заскрипело.
Очутившись в комнате, он на ощупь зажигал светильник, когда сзади обрушилось холодное, мягкое, тут же в кожу впились острые коготки. Жаба вцепилась, будто его не было год, если не два. Мрак подхватил её на руки, а она все тыкалась мордой, обхватывала его голову передними лапами, цеплялась задними, прижималась нежным бархатным пузом. В ярком оранжевом свете выпуклые глаза горели, как два солнца, а по крохотным чешуйкам спины пробегали зелёные искорки.
— Да что ты опять обслюнявила, — сказал Мрак сердито. — Куда я пойду, обслюнявленный? Отстань, отлипни...
Но жаба не желала отлипать, вся тряслась, дёргалась, её узкий длинный язык хлестал его по глазам, щекам, лез в уши, задние лапы загоняли в его толстую кожу коготки все глубже.
— Брысь, — сказал Мрак строго. — Это что же, я должен всё при тебе сидеть? А ежели твоему родителю восхочется поразвлечься?.. Тогда как?
Жаба запищала, прижалась крепче, маленькая и толстенькая... но почему-то напомнившая худенькое тельце Кузи. Сразу в голове мелькнуло виноватое: какое там поразвлечься, если Кузя ждёт... Ха, она ж собирается за него выйти замуж. Нет, даже жениться, она так и сказала... Всего-то и осталось подождать, что лет десять...
И хотя все это было смешно, но почему-то образ светлой девчушки с серьёзными глазами шугнул мысли о всяких поразвлечься, он поцеловал жабу в тупую зелёную морду.
— Ну, ты чего тут натворила? Рассказывай!
Жаба виновато втягивала голову в плечи. В комнате, понятно, всё разбросано. Она ухитрилась вытащить из-под ложа дорожный мешок, вытряхнула из него всё, перепробовала на зуб, растащила по разным углам, разорвала на длинные ленты его запасную рубашку, сжевала трут и сумела искрошить огниво, что за зубы у этого крохотного чудовища...
Он сердито смотрел в выпуклые глаза жабы, полные вины и страдания, и, даже не будучи магом, прочёл в них яснее ясного: это для тебя час и даже день проскакивает быстро, а для меня час — это твоя неделя. Не оставляй меня так надолго! Не сердись на меня и не оставляй в темной комнате. У тебя есть твой мир, у тебя друзья, враги, просто люди, а у меня только ты, мой папочка! Разговаривай со мной чаще! Я не всегда понимаю тебя, но я знаю, что ты говоришь со мной, и я от счастья готова прыгать на стенку и ходить на ушах... которых у меня почему-то нет. Я маленькая, но у маленьких память лучше, чем у взрослых. Я помню, кто и когда в меня бросил камень, а кто сказал ласковое слово. Я очень люблю тебя, мой папочка! Не оставляй меня так надолго...
Мрак схватил её в объятия, прижал к груди, уткнулся в её холодное шипастое тельце лицом. На глаза, он не поверил себе, навернулись слезы. Странно, не плакал, когда конь Фагимасада наступил ему широким копытом прямо на причинное место, а вот сейчас глаза щиплет, взор расплывается, а в груди щем и виноватое царапанье.
— Я не оставлю тебя, — прошептал он ей тихо.
1 2 3 4 5 6 7 8