– Фарт ведь пока еще не вернулся?
– По-моему, он выходит в следующий понедельник, – отозвался Сидз.
– Давайте-ка глянем на священные скрижали, – сказал Копланд и, взяв Грайса под руку, подвел его к отдельской Доске объявлений.
На восьмом этаже с его «открытой планировкой» коридоры между тремя отделами были только намечены металлическими, по пояс человеку перегородками, так что установка Доски объявлений, которую можно было бы читать, не садясь на корточки, оказывалась довольно сложной задачей. Задачу эту решила в свое время – методом проб и ошибок – бригада из Ремонтно-планировочного отдела. Сначала Доску объявлений подвесили на цепях к потолку – и вскоре обнаружили, что она беспорядочно раскачивается, норовя влепить каждому проходящему увесистую оплеуху. Легкую, но агрессивную доску заменили более тяжелой – и оплеухи стали опасно зубодробительными. Тогда, чтобы доска не качалась, цепи укрепили массивными неподвижными рейками – и под тяжестью этой конструкции угрожающе прогнулся потолок. В конце концов Доску объявлений снабдили ножками, по примеру вокзальных, на которых железнодорожники со сладострастно каллиграфическим прискорбием выводят мелом объявления об опоздавших и отмененных поездах. Этот метод, опробованный в отделе, где Грайсу предстояло служить, применялся теперь на всех этажах.
Большую часть Доски объявлений занимал аккуратно расчерченный лист – график отпусков, – и Грайс отметил про себя, что надо позаботиться о собственном отпуске, пока все лучшие недели лета не распределены. Копланд принялся изучать график отпусков, а Грайсу удалось произвести дешифровку только что сообщенных ему фамилий. Под кличкой мисс Всё Вкось скрывалась, видимо, миссис Фос. (Замужняя, стало быть, женщина, что показалось ему хорошим предзнаменованием. Замужние женщины гораздо рассудительней одиноких. Одинокие, как он слышал, теряют со временем чувство реальности и непременно начинают канючить, чтобы их куда-нибудь вывозили на субботу и воскресенье.) Граф Пейнтюх превратился в Грант-Пейнтона, мужчину с девичьим именем мисс Тирада, естественно, заменил мистер Ардах, а мистер Визгли стал мистером Бизли. Но, вспомнив Час Пенья и Кипенье, Грайс на мгновенье призадумался. В списке значились два Пенни, Чарльз и Хью, причем отпуск у обоих приходился на одно и то же время: неделя в июне да две в сентябре. Грайс решил, что Пенни были братьями и что кличками Час Пенья и Кипенье Копланд наградил соответственно Чарльза и Хъю Пенни. Ну, а мистер Сидз, миссис Рашман и мистер Хаким сомнений не вызывали.
– Так-так. Фарт. – Копланд указал на фамилию Ваарт: отпускник был, по всей вероятности, южноафри-канцем голландского происхождения. – Эту неделю вы посидите за столом Фарта, а потом, насколько я помню, в отпуск уйдет Хаким, и, стало быть, рабочее место вам на ближайшее время обеспечено.
Подумав, что скромному, явно стремящемуся стушеваться мистеру Хакиму нелегко, наверно, ладить с Ваартом – дюжим красношеим буром в представлении Грайса, – он уселся за свободный стол. Столы были установлены в три ряда, и справа от Грайса сидел Бизли, а слева Сидз. Оба, и Сидз и Бизли, напомнили ему парламентария Джереми Торпа, но Сидз походил на него больше, чем Бизли.
– Рон Сидз, – представился Грайсу левый сосед, – это я на тот случай, если вы не разобрали, как меня зовут во всей этой мешанине новых для вас имен. – Сидз приподнялся и снова пожал руку Грайсу. А Бизли, словно бы являя собой вечный двигатель служебного рвения, сосредоточенно, непрерывно и быстро перебирал карточки во вращающейся картотеке и не обращал на Грайса ни малейшего внимания. Мог бы хоть кивнуть, подумал тот. Зато Сидз всем своим видом выражал готовность дружить.
– Какие помои вам больше по душе, – спросил он, – кофейные или чайные? – Услышав эту расхожую учрежденческую шутку, Грайс почувствовал себя как дома.
– Обычно я пью кофейные, – ответил он, снова улыбнувшись тяжеловесной девице, которая вынимала из архивного шкафа чашки и выставляла их на проволочный конторский поднос для бумаг.
– Вы только не подумайте, что я ругаю нашу Тельму, – сказал Сидз, – помойные напитки приготовляются у нас без приложения человеческих рук.
– Адская машина? – полуутвердительно спросил Грайс.
– Чудо двадцатого века, – ответил Сидз. – Нажимаешь кнопку с надписью «чай» – и получаешь теплую жижу, похожую на кофе.
– А если нажимаешь кнопку с надписью «кофе», – подхватил Грайс, – то получаешь бурду рвотной температуры вроде чая. – Тельма тем временем плоскостопо топала, обходя сослуживцев со своим конторским подносом. Это, разумеется, был ежеутренний обряд: сначала она собирала монетки, чтобы накормить торговый автомат, и записывала, кто чего хочет – один стакан газированной фруктовой воды, один стакан чаю и три кофе, как заметил Грайс, когда она подошла к его столу, – а потом, выдоив из автомата все, что требуется, разносила заказанные напитки. Не очень-то рационально, подумал Грайс: два обхода вместо одного. В его прежней конторе их молоденькая фея-прислужница принимала заказы сразу на неделю, – но здесь, поскольку Тельме приходилось собирать десятипенсовики для торгового автомата, такая двухобходная система была, наверно, необходима.
Чуть приподнявшись, Грайс нащупал в брючном кармане ребристую грань десятипенсовой монеты, но Сидз опередил его.
– За новенького плачу я, – объявил он Тельме.
Надо не забыть рассчитаться с ним во время вечернего перерыва, подумал Грайс. Когда у него появится собственный стол, этот обмен угощением сделается, возможно, традиционным – если они по-прежнему останутся соседями. Утром Сидз будет платить за Грайсов кофе, а вечером Грайс будет расплачиваться за его чай или, скажем, фруктовую воду. Грайс не возражал против такого порядка – при условии, что все напитки стоят одинаково, – эти взаимные маленькие одолжения служили, на его взгляд, прекрасной смазкой для плотно пригнанных шестеренок современного общества.
Вскоре Тельма вернулась. Любителем фруктовой воды оказался Хаким – Тельма поставила на его стол пластиковый стаканчик. Но кофе и чай были налиты не в стаканчики, выдаваемые автоматом, а в обычные чашки. Его новые коллеги, видимо, считали, что пластиковые стаканчики с горячим кофе или чаем трудно держать в руках, а может, им не нравился запах разогретого пластика или – тоже вполне возможно – однажды в автомате этих стаканчиков на всех не хватило, и, оставшись без очередного полдника, они с тех пор уже не полагались на автомат, а принесли из дому или купили в ближайшем магазине собственные чашки. Значит, ему тоже предстояло завести себе постоянную чашку – и проще всего было, наверно, дать Тельме деньги, чтобы она купила ее во время перерыва на обед. А сейчас Тельма поставила перед ним сувенирную корнуэльскую чашечку – видимо, Ваартову.
Грайс сделал пробный глоток и, заметив, что Сидз ждет от него какой-нибудь традиционной шутки, хотел было скорчить привычную гримасу отвращения, но в последнюю секунду передумал и, слегка покачивая головой, удивленно поднял брови, а губы неопределенно выпятил, как человек, заранее готовый согласиться с мнением собеседника.
– А ведь, пожалуй, не так уж плохо. Я, признаться, ожидал худшего. Нет, я положительно ожидал худшего!
– В самом деле? Ну так посмотрим, что вы скажете, когда отведаете нашего чая.
– Как? А разве это не чай? – воскликнул Грайс. Он посчитал было тему исчерпанной, но, видя, что Сидз ждет от него продолжения, добавил: – Там, где я последнее время работал, это адское варево было куда ядовитей.
– А где вы работали, если не секрет?
– В «Комформе». Может, слышали? Конторское оборудование, архивные шкафы и всякое такое. Я гнул там спину три последних года.
– Как же, как же, слышал. Это где-то в Хаммерсмите, верно?
– Вроде бы там. Кажется, административно мы входили в этот район. А впрочем, не поручусь.
– Ну да, такое длинное, то ли двух-, то ли трехэтажное здание у Чисвикской эстакады.
– Нет-нет, я знаю, о чем вы думаете – это завод безалкогольных напитков. Только вот не помню, как он теперь называется.
– «Берри»?
– Правильно, «Берри». Помните его рекламу? «Я верю только в напитки Берри – бери фруктовые воды Берри!» Его, кажется, проглотил какой-то концерн – не то Уотни, не то Басс-Чаррингтон, – один из этих нынешних гигантов. Ну вот, а наше здание – очень, правда, похожее на «Берри» – гораздо дальше.
– Дальше в сторону Ричмонда?
– Совершенно верно. Только немного южнее…
Они обсуждали местоположение «Комформа», пока Сидз не уразумел наконец с полнейшей точностью, в каком именно районе Лондона работал раньше его новый сослуживец. Копланд еще не дал Грайсу никакого задания, и он твердо надеялся на пару свободных дней – ведь надо же ему привыкнуть к новому месту, – а служебные занятия Сидза явно позволяли тому вволю поболтать. Перед ним виднелась пачка типографски отпечатанных бланков, проложенных листами копирки, – внутрифирменные заказы на какое-то конторское оборудование, как решил Грайс, – и он привычно заполнял в них карандашом некоторые графы, а верхний экземпляр многокопийной пачки бланков, припечатав его отдельским штампом, клал в папку. Остальные пять или шесть заполненных под копирку экземпляров находили себе пристанище на нескольких проволочных подносах, а папка с первыми экземплярами лежала в деревянном подносе для «исходящих». Если, как думал Грайс, это были бланки требований, то их, видимо, передавали к концу рабочего дня в другой отдел для дальнейшей обработки. Этот процесс был до тонкостей знаком ему по предыдущей службе, но здесь все бланки выглядели одинаково, то есть были, вероятно, внутрифирменными, а в «Комформе» ему приходилось иметь дело с самыми разными по форме документами, не говоря уж о массе разнообразнейших деловых писем из других компаний. Хотя «Комформ» рассылал постоянным клиентам стандартные бланки заказов на свою продукцию, те обычно не желали ими пользоваться, и Грайсу, прежде чем он мог заняться работой, которую выполнял сейчас Сидз, приходилось переносить все присланные заказы на стандартные фирменные бланки. Так что здесь обязанностей у него будет, видимо, гораздо меньше.
– Скажите, если это, конечно, не секрет, что заставило вас перейти в «Коварный Альбион»? – спросил Сидз когда географическое местоположение «Комформа» быле окончательно определено. «Коварным Альбионом» он с мрачноватым юмором нарек фирму, в которой трудился. Другие служащие именовали ее кто лавочкой, кто бедламом, кто концлагерем, но Сидзово название было, на взгляд Грайса, самым оригинальным – оно, как он вскоре понял, удачно характеризовало сущность «Альбиона», или, официально, треста «Британский Альбион».
– Ну, почему люди меняют работу, – отозвался Грайс, со вселенской утомленностью, как того требовала, по его мнению, тема, пожав плечами. – Семилетнее, или, в моем случае, трехлетнее, взаимосупружеское пресыщение – это во-первых. А во-вторых, мне до смерти надоела вечная давка в транспорте по дороге домой – ведь я живу аж в Форрест-Хилле. Утром, когда едешь на службу, еще ничего, но вечером!..
– Да, конец не близкий, – сочувственно согласился Сидз.
– Я бы сказал, просто далекий.
– Пожалуй. Ведь почти что через весь Лондон.
– Просто через весь Лондон, без всякого «почти». Если не считать Сити.
– В общем, конечно, – явно стараясь уладить их мимолетное несогласие, сказал Сидз. – По расстоянию это получается все равно что добраться – и к тому же в часы «пик»! – от «Альбиона» до Сидкапа или Бромли.
– Ну, может, и не так далеко, но все же здорово далеко. Как отсюда, скажем, до Кройдона. А сейчас, чтобы попасть в «Альбион», я подъезжаю на поезде к Лондонскому мосту и пересаживаюсь… ну, например, на автобус. Сегодня я ехал минут пять, не больше.
– Это, знаете ли, вам чертовски повезло, – сказал Сидз. – Если, конечно, наш транспорт не начал вдруг работать раз в десять лучше, чем раньше.
Сидз, как оказалось, тоже одно время пересаживался у Лондонского моста – когда жил возле Онор-Оук-Парка. Теперь-то, живя в Тонэм-Грине, он мог выбирать между автобусом и метро. Короче, пообсуждав с ним дорогу на работу и обратно, Грайс почувствовал себя так, будто он знал Сидза с детства.
Вскоре к столу Сидза подошел Копланд, чтобы спросить его, куда он положил инфернальную фигу – так по крайней мере послышалось Грайсу. Копланд, по мнению Грайса, выглядел гораздо старше, чем он сам, но позже выяснилось, что между ними всего два года разницы. На Мервина Джонса он походил только лицом, а фигурой и обликом напоминал одутловатого Альфреда Хичкока. Видимо, он неправильно питался – и, значит, был, скорее всего, вдовцом. На лацканах и вороте его элегантного, но старомодного пиджака белела перхоть, штанины свисали у колен пузырями. А ведь ему, подумал Грайс, очень пошел бы твидовый пиджак и легкие серые брюки. Фирма не предписывала служащим даже самых общих стандартов одежды, да это было бы и нелепо в наше время, решил про себя Грайс. Грант-Пейнтон и Ардах носили спортивные, приглушенных цветов пиджаки, Хаким щеголял в желтовато-коричневом, чересчур ярком, пожалуй, для офиса костюме. Сидз, как и Грайс, предпочитал темную, купленную в магазинах Бэртона одежду, а у братьев Пенни сшитые по последней моде однобортные пиджаки с блестящими пуговицами были темно-синие. Между прочим, Грайс, всегда считавший себя человеком наблюдательным, только сейчас приметил, что братья-то, по всей вероятности, близнецы.
Добросовестный Бизли трудился в одной рубахе, а его пиджак висел на спинке стула. Миссис Рашман одевалась, видимо, в недорогих магазинах стандартной одежды, и, отвернувшись от нее, Грайс мгновенно забыл, какое на ней сегодня платье – цветастое, полосатое или однотонное. Миссис Фос – он опять с удовольствием отметил, что ничего у нее не вкось, – наверняка появлялась иногда на службе в брюках, но сегодня она предпочла надеть прямую темно-зеленую юбку с зеленовато-желтой блузкой. И ножки ничего, подумал Грайс, хотя не очень-то верил, что их отношения позволят ему когда-нибудь по-настоящему оценить ее ножки. Он чуть поднял взгляд, и она одарила его легкой улыбкой, сразу же напомнив ему Диану Риг.
Инвентарная книга – а вовсе не инфернальная фига, как послышалось Грайсу, – была найдена в одном из проволочных подносов для бумаг, но Копланд задержался возле Сидзова стола, чтобы обсудить с ним самочувствие заболевшего Феела (хотя Грайс понимал, конечно, что его фамилия произносится как-то иначе). Копланд еще не дал ему никакой работы, но бездельничать на глазах у начальства ему все же было немного неловко. Его временное рабочее место казалось голым, словно пустыня, – если не считать стоящего на столе телефонного аппарата, – потому что Ваарт, уходя в отпуск, запер, конечно, все свои конторские причиндалы в ящики стола.
Стол у него был самый обычный – матово-серый металлический каркас, блестящая столешница из черногопластика, справа – глубокий запирающийся ящик дляхранения папок, слева – три неглубоких, тоже запирающихся ящика, а по бокам и спереди – тонкие металлические щиты, чтобы мужчины не теряли драгоценного рабочего времени, пялясь на ножки своих сослуживиц. Именно такие столы – каталожный номер Б4А/00621 – поставлял заказчикам «Комформ», где Грайс, как он выразился в разговоре с Сидзом, гнул спину три последних года. Ему захотелось проверить, не обманывает ли его чутье. Он слегка отодвинулся от стола вместе со стулом и, выгнув шею, посмотрел сбоку на торец столешницы. Все правильно: там виднелся почти стертый, но все же заметный золотой фирменный знак – столы изготовлял «Комформ».
– Вот ведь интересно, – сказал он своему соседу справа. Когда-нибудь ему все равно надо было поближе с ним познакомиться – так почему бы не сейчас?
Бизли, вставив между карточками свою шариковую ручку, поднял голову – не то чтобы раздраженно, однако, в отличие от Сидза, вовсе не с таким видом, будто у, него есть масса времени на болтовню.
– Интересно получается с этими нашими столами, – заторопился Грайс. – Я только что сказал мистеру Сидзу, что три года вкалывал за грехи свои в «Комформе»…
– В «Комформе»? – вопросительно повторил Бизли. У него был начальственно рыкающий голос. Грайс решил, что он привык – или по крайней мере любил – отдавать приказания.
– А все здешние столы изготовлены именно там. Да и стулья, наверно, тоже.
– Стало быть, вы должны чувствовать себя здесь как дома.
– Х-х-хах! – таким образом Грайс изображал смех. – Похоже, что никуда мне теперь от «Комформа» не спрятаться, верно? – Ему было приятно, что они перекинулись шутливыми замечаниями. Это сломало лед отчужденности. Значит, Бизли только с виду был таким букой. Может быть, он просто дичился чужаков – так случается с анахоретами.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32
– По-моему, он выходит в следующий понедельник, – отозвался Сидз.
– Давайте-ка глянем на священные скрижали, – сказал Копланд и, взяв Грайса под руку, подвел его к отдельской Доске объявлений.
На восьмом этаже с его «открытой планировкой» коридоры между тремя отделами были только намечены металлическими, по пояс человеку перегородками, так что установка Доски объявлений, которую можно было бы читать, не садясь на корточки, оказывалась довольно сложной задачей. Задачу эту решила в свое время – методом проб и ошибок – бригада из Ремонтно-планировочного отдела. Сначала Доску объявлений подвесили на цепях к потолку – и вскоре обнаружили, что она беспорядочно раскачивается, норовя влепить каждому проходящему увесистую оплеуху. Легкую, но агрессивную доску заменили более тяжелой – и оплеухи стали опасно зубодробительными. Тогда, чтобы доска не качалась, цепи укрепили массивными неподвижными рейками – и под тяжестью этой конструкции угрожающе прогнулся потолок. В конце концов Доску объявлений снабдили ножками, по примеру вокзальных, на которых железнодорожники со сладострастно каллиграфическим прискорбием выводят мелом объявления об опоздавших и отмененных поездах. Этот метод, опробованный в отделе, где Грайсу предстояло служить, применялся теперь на всех этажах.
Большую часть Доски объявлений занимал аккуратно расчерченный лист – график отпусков, – и Грайс отметил про себя, что надо позаботиться о собственном отпуске, пока все лучшие недели лета не распределены. Копланд принялся изучать график отпусков, а Грайсу удалось произвести дешифровку только что сообщенных ему фамилий. Под кличкой мисс Всё Вкось скрывалась, видимо, миссис Фос. (Замужняя, стало быть, женщина, что показалось ему хорошим предзнаменованием. Замужние женщины гораздо рассудительней одиноких. Одинокие, как он слышал, теряют со временем чувство реальности и непременно начинают канючить, чтобы их куда-нибудь вывозили на субботу и воскресенье.) Граф Пейнтюх превратился в Грант-Пейнтона, мужчину с девичьим именем мисс Тирада, естественно, заменил мистер Ардах, а мистер Визгли стал мистером Бизли. Но, вспомнив Час Пенья и Кипенье, Грайс на мгновенье призадумался. В списке значились два Пенни, Чарльз и Хью, причем отпуск у обоих приходился на одно и то же время: неделя в июне да две в сентябре. Грайс решил, что Пенни были братьями и что кличками Час Пенья и Кипенье Копланд наградил соответственно Чарльза и Хъю Пенни. Ну, а мистер Сидз, миссис Рашман и мистер Хаким сомнений не вызывали.
– Так-так. Фарт. – Копланд указал на фамилию Ваарт: отпускник был, по всей вероятности, южноафри-канцем голландского происхождения. – Эту неделю вы посидите за столом Фарта, а потом, насколько я помню, в отпуск уйдет Хаким, и, стало быть, рабочее место вам на ближайшее время обеспечено.
Подумав, что скромному, явно стремящемуся стушеваться мистеру Хакиму нелегко, наверно, ладить с Ваартом – дюжим красношеим буром в представлении Грайса, – он уселся за свободный стол. Столы были установлены в три ряда, и справа от Грайса сидел Бизли, а слева Сидз. Оба, и Сидз и Бизли, напомнили ему парламентария Джереми Торпа, но Сидз походил на него больше, чем Бизли.
– Рон Сидз, – представился Грайсу левый сосед, – это я на тот случай, если вы не разобрали, как меня зовут во всей этой мешанине новых для вас имен. – Сидз приподнялся и снова пожал руку Грайсу. А Бизли, словно бы являя собой вечный двигатель служебного рвения, сосредоточенно, непрерывно и быстро перебирал карточки во вращающейся картотеке и не обращал на Грайса ни малейшего внимания. Мог бы хоть кивнуть, подумал тот. Зато Сидз всем своим видом выражал готовность дружить.
– Какие помои вам больше по душе, – спросил он, – кофейные или чайные? – Услышав эту расхожую учрежденческую шутку, Грайс почувствовал себя как дома.
– Обычно я пью кофейные, – ответил он, снова улыбнувшись тяжеловесной девице, которая вынимала из архивного шкафа чашки и выставляла их на проволочный конторский поднос для бумаг.
– Вы только не подумайте, что я ругаю нашу Тельму, – сказал Сидз, – помойные напитки приготовляются у нас без приложения человеческих рук.
– Адская машина? – полуутвердительно спросил Грайс.
– Чудо двадцатого века, – ответил Сидз. – Нажимаешь кнопку с надписью «чай» – и получаешь теплую жижу, похожую на кофе.
– А если нажимаешь кнопку с надписью «кофе», – подхватил Грайс, – то получаешь бурду рвотной температуры вроде чая. – Тельма тем временем плоскостопо топала, обходя сослуживцев со своим конторским подносом. Это, разумеется, был ежеутренний обряд: сначала она собирала монетки, чтобы накормить торговый автомат, и записывала, кто чего хочет – один стакан газированной фруктовой воды, один стакан чаю и три кофе, как заметил Грайс, когда она подошла к его столу, – а потом, выдоив из автомата все, что требуется, разносила заказанные напитки. Не очень-то рационально, подумал Грайс: два обхода вместо одного. В его прежней конторе их молоденькая фея-прислужница принимала заказы сразу на неделю, – но здесь, поскольку Тельме приходилось собирать десятипенсовики для торгового автомата, такая двухобходная система была, наверно, необходима.
Чуть приподнявшись, Грайс нащупал в брючном кармане ребристую грань десятипенсовой монеты, но Сидз опередил его.
– За новенького плачу я, – объявил он Тельме.
Надо не забыть рассчитаться с ним во время вечернего перерыва, подумал Грайс. Когда у него появится собственный стол, этот обмен угощением сделается, возможно, традиционным – если они по-прежнему останутся соседями. Утром Сидз будет платить за Грайсов кофе, а вечером Грайс будет расплачиваться за его чай или, скажем, фруктовую воду. Грайс не возражал против такого порядка – при условии, что все напитки стоят одинаково, – эти взаимные маленькие одолжения служили, на его взгляд, прекрасной смазкой для плотно пригнанных шестеренок современного общества.
Вскоре Тельма вернулась. Любителем фруктовой воды оказался Хаким – Тельма поставила на его стол пластиковый стаканчик. Но кофе и чай были налиты не в стаканчики, выдаваемые автоматом, а в обычные чашки. Его новые коллеги, видимо, считали, что пластиковые стаканчики с горячим кофе или чаем трудно держать в руках, а может, им не нравился запах разогретого пластика или – тоже вполне возможно – однажды в автомате этих стаканчиков на всех не хватило, и, оставшись без очередного полдника, они с тех пор уже не полагались на автомат, а принесли из дому или купили в ближайшем магазине собственные чашки. Значит, ему тоже предстояло завести себе постоянную чашку – и проще всего было, наверно, дать Тельме деньги, чтобы она купила ее во время перерыва на обед. А сейчас Тельма поставила перед ним сувенирную корнуэльскую чашечку – видимо, Ваартову.
Грайс сделал пробный глоток и, заметив, что Сидз ждет от него какой-нибудь традиционной шутки, хотел было скорчить привычную гримасу отвращения, но в последнюю секунду передумал и, слегка покачивая головой, удивленно поднял брови, а губы неопределенно выпятил, как человек, заранее готовый согласиться с мнением собеседника.
– А ведь, пожалуй, не так уж плохо. Я, признаться, ожидал худшего. Нет, я положительно ожидал худшего!
– В самом деле? Ну так посмотрим, что вы скажете, когда отведаете нашего чая.
– Как? А разве это не чай? – воскликнул Грайс. Он посчитал было тему исчерпанной, но, видя, что Сидз ждет от него продолжения, добавил: – Там, где я последнее время работал, это адское варево было куда ядовитей.
– А где вы работали, если не секрет?
– В «Комформе». Может, слышали? Конторское оборудование, архивные шкафы и всякое такое. Я гнул там спину три последних года.
– Как же, как же, слышал. Это где-то в Хаммерсмите, верно?
– Вроде бы там. Кажется, административно мы входили в этот район. А впрочем, не поручусь.
– Ну да, такое длинное, то ли двух-, то ли трехэтажное здание у Чисвикской эстакады.
– Нет-нет, я знаю, о чем вы думаете – это завод безалкогольных напитков. Только вот не помню, как он теперь называется.
– «Берри»?
– Правильно, «Берри». Помните его рекламу? «Я верю только в напитки Берри – бери фруктовые воды Берри!» Его, кажется, проглотил какой-то концерн – не то Уотни, не то Басс-Чаррингтон, – один из этих нынешних гигантов. Ну вот, а наше здание – очень, правда, похожее на «Берри» – гораздо дальше.
– Дальше в сторону Ричмонда?
– Совершенно верно. Только немного южнее…
Они обсуждали местоположение «Комформа», пока Сидз не уразумел наконец с полнейшей точностью, в каком именно районе Лондона работал раньше его новый сослуживец. Копланд еще не дал Грайсу никакого задания, и он твердо надеялся на пару свободных дней – ведь надо же ему привыкнуть к новому месту, – а служебные занятия Сидза явно позволяли тому вволю поболтать. Перед ним виднелась пачка типографски отпечатанных бланков, проложенных листами копирки, – внутрифирменные заказы на какое-то конторское оборудование, как решил Грайс, – и он привычно заполнял в них карандашом некоторые графы, а верхний экземпляр многокопийной пачки бланков, припечатав его отдельским штампом, клал в папку. Остальные пять или шесть заполненных под копирку экземпляров находили себе пристанище на нескольких проволочных подносах, а папка с первыми экземплярами лежала в деревянном подносе для «исходящих». Если, как думал Грайс, это были бланки требований, то их, видимо, передавали к концу рабочего дня в другой отдел для дальнейшей обработки. Этот процесс был до тонкостей знаком ему по предыдущей службе, но здесь все бланки выглядели одинаково, то есть были, вероятно, внутрифирменными, а в «Комформе» ему приходилось иметь дело с самыми разными по форме документами, не говоря уж о массе разнообразнейших деловых писем из других компаний. Хотя «Комформ» рассылал постоянным клиентам стандартные бланки заказов на свою продукцию, те обычно не желали ими пользоваться, и Грайсу, прежде чем он мог заняться работой, которую выполнял сейчас Сидз, приходилось переносить все присланные заказы на стандартные фирменные бланки. Так что здесь обязанностей у него будет, видимо, гораздо меньше.
– Скажите, если это, конечно, не секрет, что заставило вас перейти в «Коварный Альбион»? – спросил Сидз когда географическое местоположение «Комформа» быле окончательно определено. «Коварным Альбионом» он с мрачноватым юмором нарек фирму, в которой трудился. Другие служащие именовали ее кто лавочкой, кто бедламом, кто концлагерем, но Сидзово название было, на взгляд Грайса, самым оригинальным – оно, как он вскоре понял, удачно характеризовало сущность «Альбиона», или, официально, треста «Британский Альбион».
– Ну, почему люди меняют работу, – отозвался Грайс, со вселенской утомленностью, как того требовала, по его мнению, тема, пожав плечами. – Семилетнее, или, в моем случае, трехлетнее, взаимосупружеское пресыщение – это во-первых. А во-вторых, мне до смерти надоела вечная давка в транспорте по дороге домой – ведь я живу аж в Форрест-Хилле. Утром, когда едешь на службу, еще ничего, но вечером!..
– Да, конец не близкий, – сочувственно согласился Сидз.
– Я бы сказал, просто далекий.
– Пожалуй. Ведь почти что через весь Лондон.
– Просто через весь Лондон, без всякого «почти». Если не считать Сити.
– В общем, конечно, – явно стараясь уладить их мимолетное несогласие, сказал Сидз. – По расстоянию это получается все равно что добраться – и к тому же в часы «пик»! – от «Альбиона» до Сидкапа или Бромли.
– Ну, может, и не так далеко, но все же здорово далеко. Как отсюда, скажем, до Кройдона. А сейчас, чтобы попасть в «Альбион», я подъезжаю на поезде к Лондонскому мосту и пересаживаюсь… ну, например, на автобус. Сегодня я ехал минут пять, не больше.
– Это, знаете ли, вам чертовски повезло, – сказал Сидз. – Если, конечно, наш транспорт не начал вдруг работать раз в десять лучше, чем раньше.
Сидз, как оказалось, тоже одно время пересаживался у Лондонского моста – когда жил возле Онор-Оук-Парка. Теперь-то, живя в Тонэм-Грине, он мог выбирать между автобусом и метро. Короче, пообсуждав с ним дорогу на работу и обратно, Грайс почувствовал себя так, будто он знал Сидза с детства.
Вскоре к столу Сидза подошел Копланд, чтобы спросить его, куда он положил инфернальную фигу – так по крайней мере послышалось Грайсу. Копланд, по мнению Грайса, выглядел гораздо старше, чем он сам, но позже выяснилось, что между ними всего два года разницы. На Мервина Джонса он походил только лицом, а фигурой и обликом напоминал одутловатого Альфреда Хичкока. Видимо, он неправильно питался – и, значит, был, скорее всего, вдовцом. На лацканах и вороте его элегантного, но старомодного пиджака белела перхоть, штанины свисали у колен пузырями. А ведь ему, подумал Грайс, очень пошел бы твидовый пиджак и легкие серые брюки. Фирма не предписывала служащим даже самых общих стандартов одежды, да это было бы и нелепо в наше время, решил про себя Грайс. Грант-Пейнтон и Ардах носили спортивные, приглушенных цветов пиджаки, Хаким щеголял в желтовато-коричневом, чересчур ярком, пожалуй, для офиса костюме. Сидз, как и Грайс, предпочитал темную, купленную в магазинах Бэртона одежду, а у братьев Пенни сшитые по последней моде однобортные пиджаки с блестящими пуговицами были темно-синие. Между прочим, Грайс, всегда считавший себя человеком наблюдательным, только сейчас приметил, что братья-то, по всей вероятности, близнецы.
Добросовестный Бизли трудился в одной рубахе, а его пиджак висел на спинке стула. Миссис Рашман одевалась, видимо, в недорогих магазинах стандартной одежды, и, отвернувшись от нее, Грайс мгновенно забыл, какое на ней сегодня платье – цветастое, полосатое или однотонное. Миссис Фос – он опять с удовольствием отметил, что ничего у нее не вкось, – наверняка появлялась иногда на службе в брюках, но сегодня она предпочла надеть прямую темно-зеленую юбку с зеленовато-желтой блузкой. И ножки ничего, подумал Грайс, хотя не очень-то верил, что их отношения позволят ему когда-нибудь по-настоящему оценить ее ножки. Он чуть поднял взгляд, и она одарила его легкой улыбкой, сразу же напомнив ему Диану Риг.
Инвентарная книга – а вовсе не инфернальная фига, как послышалось Грайсу, – была найдена в одном из проволочных подносов для бумаг, но Копланд задержался возле Сидзова стола, чтобы обсудить с ним самочувствие заболевшего Феела (хотя Грайс понимал, конечно, что его фамилия произносится как-то иначе). Копланд еще не дал ему никакой работы, но бездельничать на глазах у начальства ему все же было немного неловко. Его временное рабочее место казалось голым, словно пустыня, – если не считать стоящего на столе телефонного аппарата, – потому что Ваарт, уходя в отпуск, запер, конечно, все свои конторские причиндалы в ящики стола.
Стол у него был самый обычный – матово-серый металлический каркас, блестящая столешница из черногопластика, справа – глубокий запирающийся ящик дляхранения папок, слева – три неглубоких, тоже запирающихся ящика, а по бокам и спереди – тонкие металлические щиты, чтобы мужчины не теряли драгоценного рабочего времени, пялясь на ножки своих сослуживиц. Именно такие столы – каталожный номер Б4А/00621 – поставлял заказчикам «Комформ», где Грайс, как он выразился в разговоре с Сидзом, гнул спину три последних года. Ему захотелось проверить, не обманывает ли его чутье. Он слегка отодвинулся от стола вместе со стулом и, выгнув шею, посмотрел сбоку на торец столешницы. Все правильно: там виднелся почти стертый, но все же заметный золотой фирменный знак – столы изготовлял «Комформ».
– Вот ведь интересно, – сказал он своему соседу справа. Когда-нибудь ему все равно надо было поближе с ним познакомиться – так почему бы не сейчас?
Бизли, вставив между карточками свою шариковую ручку, поднял голову – не то чтобы раздраженно, однако, в отличие от Сидза, вовсе не с таким видом, будто у, него есть масса времени на болтовню.
– Интересно получается с этими нашими столами, – заторопился Грайс. – Я только что сказал мистеру Сидзу, что три года вкалывал за грехи свои в «Комформе»…
– В «Комформе»? – вопросительно повторил Бизли. У него был начальственно рыкающий голос. Грайс решил, что он привык – или по крайней мере любил – отдавать приказания.
– А все здешние столы изготовлены именно там. Да и стулья, наверно, тоже.
– Стало быть, вы должны чувствовать себя здесь как дома.
– Х-х-хах! – таким образом Грайс изображал смех. – Похоже, что никуда мне теперь от «Комформа» не спрятаться, верно? – Ему было приятно, что они перекинулись шутливыми замечаниями. Это сломало лед отчужденности. Значит, Бизли только с виду был таким букой. Может быть, он просто дичился чужаков – так случается с анахоретами.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32