Здорово же ее развезло.
– …которым я, слава богу, никогда не буду, – вставил он.
– Слава или не слава, а смеяться надо мной по… по-ревнимите. Я, конечно, выпила три бокала соавэ, но это очень важный вопрос . Вот, значит, вы главный босс «Британского Альбиона», и вот вы решили нагрянуть в Отдел канцпринадлежностей, а там, значит, некая миссис Фос решает кроссворд из «Ивнинг стандард», миссис Рашман вяжет жениху свитер, Ранджаб Хаким торгует конфетами, Клемент Грайс, взгромоздив ноги на стол…
– Вряд ли мне удалось бы увидеть самого себя!..
– Вы прекрасно знаете, про что я толкую, не перебивайте, пожалуйста. Вы, значит, сразу видите – в отделе слишком много служащих, и вам ясно: этого, этого, этого и этого надо уволить… Или, по-вашему, нужно сказать – ладно, много места они не занимают, жалованье получают небольшое, а если их и отсюда выгонят, то где они, спрашивается, найдут работу?..
Ее вопрос неприятно задел его. Ведь совсем недавно он сам был вышвырнут на улицу, когда служащих оказалось «слишком много». Нет, за бокалом вина ему такие разговоры вести явно не хотелось.
Он вдруг заметил, что она выглядит не очень-то привлекательно. Кожа у нее на лице была чересчур смуглая – или, пожалуй, желтоватая, – ив свете неярких электрических ламп на фоне беленых стен подвальчика она казалась какой-то неумытой. Под носом у нее темнели чуть пробивающиеся усики, и они были не единственной мужской чертой: спорила она, да и просто говорила тоже по-мужски – самоуверенно и свысока.
– Я, Пам, не способен вышвыривать людей на улицу, – сказал, он, – можете считать это ответом. Меня ведь самого совсем недавно вышвырнули. И мне, знаете ли, было не до шуток.
– Так вы, значит, оставили бы нас всех на работе, хотя делать нам здесь решительно нечего?
– Да. Оставил бы. При прочих равных условиях. – Грайс не смог бы объяснить, что означает его последняя фраза, но Пам не спросила. Она, слава богу, отрезвела – может быть, от чрезмерного возбуждения. Но при этом, как с огорчением заметил Грайс, потеряла к нему всякий интерес. Отставив бокал и взяв сумочку и перчатки, она равнодушно сказала:
– Ну вот и хорошо.
Их первая – а похоже, что и последняя – встреча подошла к концу. И Грайс подумал, что зря назвал ее тайным свиданием. Видимо, его просто экзаменовали. И он вовсе не был уверен, что успешно выдержал экзамен.
Молча открыв сумочку – Грайса больше не тянуло шутливо осведомиться о наборе казенных ручек, и он тоже смолчал, – Пам вынула из нее какую-то потрепанную брошюрку вроде политического манифеста или ученого трактата. Уж не собирается ли она завербовать его в Фабианское общество?
– Возьмите-ка, – сказала она. – Только не забудьте отдать, когда прочитаете, а то их осталось у нас очень мало.
Пам, стало быть, все же принесла ему пресловутый альбионский справочник. Если б это был жест дружелюбия – или, еще лучше, особого внимания, – Грайс, конечно, почувствовал бы теплую благодарность. Но Пам вела себя как суровый воспитатель.
– Спасибо, вы очень любезны. – Грайс надеялся, что в его голосе слышится оттенок холодного безразличия. – Но я уже ознакомился с ним – благодаря Копланду.
А вот этого говорить не следовало. Теперь придется как-то заметать следы.
– Он лежал на его архивном шкафу.
Пам, неизвестно почему – если только она не подозревала, что он лазал в шкаф за конфетами, – устремила на него один из тех странных взглядов, которыми она обменивалась с Сидзом в «Лакомщике», когда они препирались об альбионской труппе.
– И много вы узнали?
– Да не очень. Вот, к примеру, там есть длинный-предлинный перечень наших дочерних компаний, но ни словом не упомянуто, чем они – или сам «Коварный Альбион» – занимаются.
– Вы правы, – сказала Пам с тем же таинственным видом, который она напустила на себя тогда в «Лакомщике», бросив свое «Вот уж действительно» в ответ на Грайсов вопрос, чем занимается их фирма.
В «Лакомщике» ее заставил умолкнуть взгляд Сидза, но сейчас она замолчала без его помощи и, вставши, пошла к выходу, предоставив Грайсу решать самому, идти за ней или нет.
Однако, подымаясь по лестнице к входной двери, она на секунду остановилась – якобы чтоб надеть перчатки – и, окинув его задумчивым взглядом, интригующе сказала:
– Знаете, это может прозвучать глупо – да и выпили мы больше, чем нужно, – но я никак не могу сообразить, наблюдательный вы человек или нет. Вроде бы да, но иной раз вы не замечаете самых очевидных вещей.
– Я вообще-то стараюсь глядеть в оба, – немного обиженно пошутил Грайс, всем своим видом, однако, показывая, что ждет продолжения.
– Тогда, если вы заметите что-нибудь странное, обязательно мне скажите, ладно? – попросила Пам. – Только мне одной.
В каком смысле – что-нибудь странное?
Грайс хотел задать этот вопрос, но не успел: она так быстро взбежала по лестнице, что он догнал ее только на улице.
Им обоим сразу стало холодно. Пам, несмотря на свои частые, как она ему сказала, выпивки с миссис Рашман – когда их автобусы еще останавливались в одном месте, – чувствовала себя после трех рюмок вина на голодный желудок не лучше, чем Грайс.
– Меня тошнит, – слегка пошатываясь, пролепетала она. – Мне надо в туалет.
– Неплохая идея, – бодрясь, пробормотал Грайс. Догоняя Пам, он, к счастью, заметил туалеты на площадке между двумя маршами лестницы.
Когда он вышел – его довольно долго рвало, – дверь в дамский туалет была открыта. На улице он Пам не увидел, но ему показалось, что в отдалении слышится стук женских каблучков. Он неуверенно двинулся к остановке и, завернув за угол, увидел отъезжающий автобус. Пам даже не помахала ему на прощание – если только в полупустом автобусе с запотевшими стеклами стояла именно она.
Глава седьмая
Да, неудачный выдался у него вечерок.
В понедельник, как раз перед выносом мебели из отдела и за несколько дней до ее исчезновения, на работу после отпуска вышел Ваарт, и Грайс перебрался за стол Хакима, который уже загорал, наверно, в Альгарве.
Грайс ошибся: он заранее решил, что Ваарт похож на южноафриканского правителя – не Форстера, а того, другого, – но выяснилось, что нет. Он напоминал Мики Руни. И хотя, возможно, его отец в самом деле был южноафриканцем голландского происхождения, сам он выглядел как типичный лондонец. По выговору он походил на рабочего, а по характеру оказался критиканом.
Грайс давно уже обнаружил, что в любом отделе есть свой критикан. Иногда их бывало даже несколько, но один обязательно подымался над общим уровнем и порой превращался в отдельскую достопримечательность. Критикан, как ему и положено, критически относился ко всем обычаям фирмы, а на каждое проявление бюрократизма неизменно отзывался риторическим: «Видели вы что-нибудь подобное?», или «Ну не великолепно ли?», или – у Ваарта – «Ничего себе!» Критикан, впрочем, был обычно человеком незлобивым и даже полезным – если не перегибал, конечно, палку, – служа предохранительным, так сказать, клапаном, когда в конторском сообществе накапливалось чересчур много недовольства.
Ваарт, представленный Грайсу Сидзом, излучал грубоватую доброжелательность и даже помог ему перенести на Хакимов стол конторские принадлежности – «причиндалы», на его не слишком изысканном языке. Он вовсе не спешил поскорее запрячься и, держа, как рабочий, сигарету в согнутых пальцах, так что ее не было видно из-под ладони, принялся слоняться по отделу с явным намерением убить на это все утро.
Грайс уже знал, что, когда Ваарт приступит к работе, он должен будет следить за пополнением запасов канц-принадлежностей на Складе снабжения, связываясь при необходимости с Отделом централизованных закупок, расположенным на шестом этаже. Заказы в этот отдел шли, разумеется, за подписью Копланда – и такая ответственная работа была поручена, не в обиду Ваарту будь сказано, полуграмотному человеку. Ваарт, с трудом выговаривавший собственную фамилию, никак не походил на обычного клерка.
– Ну и как вам Копланд? Тот еще сосун-зануда, а?
– Да ведь это его обязанность, – пожав плечами, сказал Грайс, не желая явно осуждать начальника и в то же время опасаясь испортить отношения с записным, как он понял, врагом Копланда.
– Конфеты сосать его обязанность! А дал он вам хоть одну? Из своего липучего ассорти? Чтоб мне кем хошь быть, не дал! Чего? У-ху-ху-ху-ху!
Смех Ваарта, как и все его реплики, звучал саркастически. Хорошо, что у Грайса был короткий, ни к чему не обязывающий смешок: своим неопределенным «Х-х-хах!» он словно бы и Ваарта поддержал, и Копланда не осудил.
Ему не без труда удалось отвлечь Ваарта от обсуждения их сослуживцев. Покончив с Копландом, тот, не понижая голоса, перешел к недостаткам Бизли, Сидза и братьев Пенни, которых успел-таки обозвать смердилами. Только спросив его про надвигающуюся реорганизацию, Грайс изловчился остановить Ваартов поток хоть и добродушных, но все же компрометирующих их обоих насмешек.
– Завтра и начнется, это уж как пить дать.
– Завтра? А в чем она будет заключаться?
– Так ведь кто ж его знает, у-ху-ху-ху-ху! Ну, правда, столы-то унесут, это не сомневайтесь. И зря вы расклались тут со всей этой дребеденью, что торговка на базаре, у-ху-ху-ху-ху! Как они начнут столы-то выносить – половины недосчитаетесь!
«Этой дребеденью» Ваарт назвал Грайсово хозяйство из белых и розовых бланков, Требований А и Б, Комплексного Контрольного Листа и прочих документов изъятия, которые Грайс разложил аккуратными стопками на столе Хакима. Он тут же начал собирать их в одну стопу. Ему хотелось отправить начальнику Отдела питания повторный розовый бланк с прикрепленным к нему напоминанием о необходимости отослать его, вместе с белым, обратно. Стало быть, ему понадобилась бы машина, скрепляющая листки документов, – всем этим он собирался заняться завтра утром. Ну а теперь он мог со спокойной совестью отложить это все на послеорганизационное время.
– Зато уж после всей этой заварухи с реорганизацией я сразу получу собственный стол.
– Как бы не так! Вы его хоть выписали, стол-то?
– А разве надо?
– Так ведь как же не надо? Сам-то он к вам не притопает, верно? Стало'ть, надо накатать внутреннее требование. Накатаете – ну, тогда можно и ждать. Хорошо, ежели неделю. А то месяц. Отдел оборудования, шестой этаж, рядом с Закупками. Там у них шайка – почище нашей, напрочь ничего не делают.
– Значит, надо затребовать стол в Отделе оборудования на шестом? Вот спасибо. А как его надо затребовать
– Так ведь кто ж его знает! У-ху-ху-ху-ху!
У Ваарта была привычка мюзикхоллских комиков отступать от собеседника на несколько шагов, когда он собирался сказать что-нибудь важное. И вот, чтобы произнести свое «Так ведь кто ж его знает», он допятился аж до своего стола, и Грайс решил, что их разговор окончен. Однако он ошибся. Искоса поглядывая на сослуживцев – дескать, сейчас я сообщу вам кое-что по секрету, – Ваарт снова вернулся к столу Грайса.
– Ну, а насчет столов-то – вы, стало'ть, уже спрашивали?
– Спрашивал, как получить стол? – с надеждой переспросил Грайс. У Ваарта был такой вид, будто он умеет обходить бумажную волокиту при получении конторского оборудования и собирается научить этому Грайса.
– Да не ваш получить! – прорычал Ваарт с яростно исказившимся лицом. (Вскоре Грайсу предстояло узнать, что так он выражает легкое нетерпение.) – А насчет всех наших столов. Я слышал, вы вроде бы спрашивали у Бульдога, откуда «Альбион» получает столы.
Говоря «у Бульдога», Ваарт кивком указал на Сидза. Значит, Сидз, как это ни странно, запомнил их мимолетный разговор про альбионскую мебель, закупленную, по мнению Грайса, в «Комформе». Больше того – он рассказал об этом Ваарту, едва тот успел вернуться из отпуска.
– Вообще-то я упомянул однажды, не помню уж по какому случаю, что вся альбионская мебель изготовлена на фабриках «Комформа». Я ведь там работал.
– И вы, стало'ть, сказали, мол, вы не помните, чтоб «Альбион» их у вас покупал, так? Дескать, не было такого контракта, да и весь тут сказ?
– Ну, меня это, признаться, немного удивило. – Грайс не добавил, что удивился гораздо сильнее Ваартовой свистопляске вокруг его слов. Ему даже подумалось, уж не подослал ли кто-нибудь Ваарта, чтобы усыпить его подозрения. Но ведь не было у него никаких подозрений!
– Во-во. И небось этот, как его, «Конфор», он работает-то по заказам правительства?
– Совершенно верно. «Комформ» выполнял очень крупные правительственные заказы.
– Ну и кто ему заказывал? Министерство этого, как его – строительства жилья? Или, может, которое насчет здоровья? Или этого… ну, которое чтобы молодых в школах да колледжах учить? Какое министерство-то?
– Да нет, это, видите ли, делается немного по-другому. Существует центральное государственное учреждение– Бюро правительственных закупок, – снабжающее оборудованием все министерства. А раньше этим занималось, кажется, Министерство общественных работ.
– Да не о том речь. А вы скажите-ка – чего эти ваши министерства делают? Чего такого особенного?
Грайс не понимал, куда Ваарт гнет. Его изменчивое, как у Мики Руни, лицо передернулось неистово страдальческой гримасой.
– Да вы не тушуйтесь. Вы пораскиньте мозгами-то. Чего они такого делают, зачем покупают этих всяких конторских мебелей раза в два больше, чем нужно? Вы вот чего обмозгуйте.
– А-а. Это верно, Бюро правительственных закупок действительно закупает огромное количество конторского оборудования.
– То-то вот и оно! То-то и оно! А куда они потом девают свои лишние мебеля?
– Я думаю, продают.
– Так еще бы не продавать! Ясное дело, продают! На этих, как его – на государственных акционах. Что ни день, то в газете объявляют – государственный, мол, акцион, – ну прямо каждый божий день! Тут тебе и противогазы, и печатные машинки, и считальные машинки, и незнамо чего еще.
– И еще, вероятно, мебель. Так вы, стало быть, думаете, что «Альбион» покупает конторское оборудование на государственных аукционах?
– Во-во, друг, на них.
Но это звучало абсурдом. Зачем, спрашивается, солидной коммерческой фирме вроде «Альбиона» обставлять свои респектабельные конторы подержанной мебелью? Ведь, купив новое оборудование, «Альбион» всегда мог сэкономить массу средств за счет амортизационной скидки с налога!
Грайс решил спросить об этом Ваарта.
– А потому как все они тут дерьмисты-бездельники, – ответил тот.
Весьма довольный своим остроумием, он снова отступил от Грайса на несколько шагов, предоставив ему целую минуту для осмысления полученной информации. А вернувшись, он спросил у Грайса нормальным человеческим языком, словно ему удалось пройти за одну минуту полный курс риторики:
– Я ответил на ваш вопрос?
Видимо, это была дежурная отдельская фраза.
Правильны ли Ваартовы сведения – а может, и просто догадки – насчет закупок «Альбионом» конторского оборудования, Грайс пока не знал, но реорганизационная работа началась, как и предсказал Ваарт, на следующее же утро. Когда Грайс вышел из лифта, в отделе уже хозяйничали рабочие, а фойе было завалено столами, стульями и архивными шкафами. Дело, разумеется, делалось кое-как. Рабочие вручную выносили мебель и уже успели загромоздить подступы к пожарной лестнице, а чтобы окончательно отрезать отдел от лифта, не хватало, казалось, еще только одного стола или стула. Общую беспорядочную суету успешно дополняла юная Тельма, хлопотливо разыскивая среди сваленных в кучу архивных шкафов тот, где у нее хранились чашки и поднос.
Грайс пробрался по извилистой тропе между грудами мебели к двустворчатой стеклянной двери (одна створка у нее уже была разбита) и вошел в отдел. Если не считать телефонов, сваленных кучей у стены, как на аукционе конторского оборудования, но все еще подключенных к розеткам, здесь было голо, словно в танцевальном зале. Весело-оживленные служащие стояли кто где, засунув руки в карманы или прислонившись к низкому барьерчику – пока их не попросили отойти два человека в синих халатах: они деловито измеряли что-то стальной рулеткой и записывали результаты своих измерений на листе бумаги с подложенной под нее фанеркой.
Присоединившись к Сидзу и Бизли, которые стояли чуть поодаль от всех, Грайс узнал, что реорганизация началась из-за перегородок: их собирались передвинуть и поэтому вынесли мебель. Клетушку Копланда было задумано выгородить у внешней стены, чтобы она освещалась собственным окном, а перенесенные на ее место шкафы планировщики решили обгородить совсем новым барьерчиком – его как раз протаскивали в дверь двое рабочих в комбинезонах. Грайс не понимал, зачем понадобилось убирать прежний барьерчик, огораживавший клетушку раньше, но его деловито снимали. А главная перепланировка заключалась в переносе барьерчика, отделявшего Отдел канцпринадлежностей от Оперативно-хозяйственного:
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32
– …которым я, слава богу, никогда не буду, – вставил он.
– Слава или не слава, а смеяться надо мной по… по-ревнимите. Я, конечно, выпила три бокала соавэ, но это очень важный вопрос . Вот, значит, вы главный босс «Британского Альбиона», и вот вы решили нагрянуть в Отдел канцпринадлежностей, а там, значит, некая миссис Фос решает кроссворд из «Ивнинг стандард», миссис Рашман вяжет жениху свитер, Ранджаб Хаким торгует конфетами, Клемент Грайс, взгромоздив ноги на стол…
– Вряд ли мне удалось бы увидеть самого себя!..
– Вы прекрасно знаете, про что я толкую, не перебивайте, пожалуйста. Вы, значит, сразу видите – в отделе слишком много служащих, и вам ясно: этого, этого, этого и этого надо уволить… Или, по-вашему, нужно сказать – ладно, много места они не занимают, жалованье получают небольшое, а если их и отсюда выгонят, то где они, спрашивается, найдут работу?..
Ее вопрос неприятно задел его. Ведь совсем недавно он сам был вышвырнут на улицу, когда служащих оказалось «слишком много». Нет, за бокалом вина ему такие разговоры вести явно не хотелось.
Он вдруг заметил, что она выглядит не очень-то привлекательно. Кожа у нее на лице была чересчур смуглая – или, пожалуй, желтоватая, – ив свете неярких электрических ламп на фоне беленых стен подвальчика она казалась какой-то неумытой. Под носом у нее темнели чуть пробивающиеся усики, и они были не единственной мужской чертой: спорила она, да и просто говорила тоже по-мужски – самоуверенно и свысока.
– Я, Пам, не способен вышвыривать людей на улицу, – сказал, он, – можете считать это ответом. Меня ведь самого совсем недавно вышвырнули. И мне, знаете ли, было не до шуток.
– Так вы, значит, оставили бы нас всех на работе, хотя делать нам здесь решительно нечего?
– Да. Оставил бы. При прочих равных условиях. – Грайс не смог бы объяснить, что означает его последняя фраза, но Пам не спросила. Она, слава богу, отрезвела – может быть, от чрезмерного возбуждения. Но при этом, как с огорчением заметил Грайс, потеряла к нему всякий интерес. Отставив бокал и взяв сумочку и перчатки, она равнодушно сказала:
– Ну вот и хорошо.
Их первая – а похоже, что и последняя – встреча подошла к концу. И Грайс подумал, что зря назвал ее тайным свиданием. Видимо, его просто экзаменовали. И он вовсе не был уверен, что успешно выдержал экзамен.
Молча открыв сумочку – Грайса больше не тянуло шутливо осведомиться о наборе казенных ручек, и он тоже смолчал, – Пам вынула из нее какую-то потрепанную брошюрку вроде политического манифеста или ученого трактата. Уж не собирается ли она завербовать его в Фабианское общество?
– Возьмите-ка, – сказала она. – Только не забудьте отдать, когда прочитаете, а то их осталось у нас очень мало.
Пам, стало быть, все же принесла ему пресловутый альбионский справочник. Если б это был жест дружелюбия – или, еще лучше, особого внимания, – Грайс, конечно, почувствовал бы теплую благодарность. Но Пам вела себя как суровый воспитатель.
– Спасибо, вы очень любезны. – Грайс надеялся, что в его голосе слышится оттенок холодного безразличия. – Но я уже ознакомился с ним – благодаря Копланду.
А вот этого говорить не следовало. Теперь придется как-то заметать следы.
– Он лежал на его архивном шкафу.
Пам, неизвестно почему – если только она не подозревала, что он лазал в шкаф за конфетами, – устремила на него один из тех странных взглядов, которыми она обменивалась с Сидзом в «Лакомщике», когда они препирались об альбионской труппе.
– И много вы узнали?
– Да не очень. Вот, к примеру, там есть длинный-предлинный перечень наших дочерних компаний, но ни словом не упомянуто, чем они – или сам «Коварный Альбион» – занимаются.
– Вы правы, – сказала Пам с тем же таинственным видом, который она напустила на себя тогда в «Лакомщике», бросив свое «Вот уж действительно» в ответ на Грайсов вопрос, чем занимается их фирма.
В «Лакомщике» ее заставил умолкнуть взгляд Сидза, но сейчас она замолчала без его помощи и, вставши, пошла к выходу, предоставив Грайсу решать самому, идти за ней или нет.
Однако, подымаясь по лестнице к входной двери, она на секунду остановилась – якобы чтоб надеть перчатки – и, окинув его задумчивым взглядом, интригующе сказала:
– Знаете, это может прозвучать глупо – да и выпили мы больше, чем нужно, – но я никак не могу сообразить, наблюдательный вы человек или нет. Вроде бы да, но иной раз вы не замечаете самых очевидных вещей.
– Я вообще-то стараюсь глядеть в оба, – немного обиженно пошутил Грайс, всем своим видом, однако, показывая, что ждет продолжения.
– Тогда, если вы заметите что-нибудь странное, обязательно мне скажите, ладно? – попросила Пам. – Только мне одной.
В каком смысле – что-нибудь странное?
Грайс хотел задать этот вопрос, но не успел: она так быстро взбежала по лестнице, что он догнал ее только на улице.
Им обоим сразу стало холодно. Пам, несмотря на свои частые, как она ему сказала, выпивки с миссис Рашман – когда их автобусы еще останавливались в одном месте, – чувствовала себя после трех рюмок вина на голодный желудок не лучше, чем Грайс.
– Меня тошнит, – слегка пошатываясь, пролепетала она. – Мне надо в туалет.
– Неплохая идея, – бодрясь, пробормотал Грайс. Догоняя Пам, он, к счастью, заметил туалеты на площадке между двумя маршами лестницы.
Когда он вышел – его довольно долго рвало, – дверь в дамский туалет была открыта. На улице он Пам не увидел, но ему показалось, что в отдалении слышится стук женских каблучков. Он неуверенно двинулся к остановке и, завернув за угол, увидел отъезжающий автобус. Пам даже не помахала ему на прощание – если только в полупустом автобусе с запотевшими стеклами стояла именно она.
Глава седьмая
Да, неудачный выдался у него вечерок.
В понедельник, как раз перед выносом мебели из отдела и за несколько дней до ее исчезновения, на работу после отпуска вышел Ваарт, и Грайс перебрался за стол Хакима, который уже загорал, наверно, в Альгарве.
Грайс ошибся: он заранее решил, что Ваарт похож на южноафриканского правителя – не Форстера, а того, другого, – но выяснилось, что нет. Он напоминал Мики Руни. И хотя, возможно, его отец в самом деле был южноафриканцем голландского происхождения, сам он выглядел как типичный лондонец. По выговору он походил на рабочего, а по характеру оказался критиканом.
Грайс давно уже обнаружил, что в любом отделе есть свой критикан. Иногда их бывало даже несколько, но один обязательно подымался над общим уровнем и порой превращался в отдельскую достопримечательность. Критикан, как ему и положено, критически относился ко всем обычаям фирмы, а на каждое проявление бюрократизма неизменно отзывался риторическим: «Видели вы что-нибудь подобное?», или «Ну не великолепно ли?», или – у Ваарта – «Ничего себе!» Критикан, впрочем, был обычно человеком незлобивым и даже полезным – если не перегибал, конечно, палку, – служа предохранительным, так сказать, клапаном, когда в конторском сообществе накапливалось чересчур много недовольства.
Ваарт, представленный Грайсу Сидзом, излучал грубоватую доброжелательность и даже помог ему перенести на Хакимов стол конторские принадлежности – «причиндалы», на его не слишком изысканном языке. Он вовсе не спешил поскорее запрячься и, держа, как рабочий, сигарету в согнутых пальцах, так что ее не было видно из-под ладони, принялся слоняться по отделу с явным намерением убить на это все утро.
Грайс уже знал, что, когда Ваарт приступит к работе, он должен будет следить за пополнением запасов канц-принадлежностей на Складе снабжения, связываясь при необходимости с Отделом централизованных закупок, расположенным на шестом этаже. Заказы в этот отдел шли, разумеется, за подписью Копланда – и такая ответственная работа была поручена, не в обиду Ваарту будь сказано, полуграмотному человеку. Ваарт, с трудом выговаривавший собственную фамилию, никак не походил на обычного клерка.
– Ну и как вам Копланд? Тот еще сосун-зануда, а?
– Да ведь это его обязанность, – пожав плечами, сказал Грайс, не желая явно осуждать начальника и в то же время опасаясь испортить отношения с записным, как он понял, врагом Копланда.
– Конфеты сосать его обязанность! А дал он вам хоть одну? Из своего липучего ассорти? Чтоб мне кем хошь быть, не дал! Чего? У-ху-ху-ху-ху!
Смех Ваарта, как и все его реплики, звучал саркастически. Хорошо, что у Грайса был короткий, ни к чему не обязывающий смешок: своим неопределенным «Х-х-хах!» он словно бы и Ваарта поддержал, и Копланда не осудил.
Ему не без труда удалось отвлечь Ваарта от обсуждения их сослуживцев. Покончив с Копландом, тот, не понижая голоса, перешел к недостаткам Бизли, Сидза и братьев Пенни, которых успел-таки обозвать смердилами. Только спросив его про надвигающуюся реорганизацию, Грайс изловчился остановить Ваартов поток хоть и добродушных, но все же компрометирующих их обоих насмешек.
– Завтра и начнется, это уж как пить дать.
– Завтра? А в чем она будет заключаться?
– Так ведь кто ж его знает, у-ху-ху-ху-ху! Ну, правда, столы-то унесут, это не сомневайтесь. И зря вы расклались тут со всей этой дребеденью, что торговка на базаре, у-ху-ху-ху-ху! Как они начнут столы-то выносить – половины недосчитаетесь!
«Этой дребеденью» Ваарт назвал Грайсово хозяйство из белых и розовых бланков, Требований А и Б, Комплексного Контрольного Листа и прочих документов изъятия, которые Грайс разложил аккуратными стопками на столе Хакима. Он тут же начал собирать их в одну стопу. Ему хотелось отправить начальнику Отдела питания повторный розовый бланк с прикрепленным к нему напоминанием о необходимости отослать его, вместе с белым, обратно. Стало быть, ему понадобилась бы машина, скрепляющая листки документов, – всем этим он собирался заняться завтра утром. Ну а теперь он мог со спокойной совестью отложить это все на послеорганизационное время.
– Зато уж после всей этой заварухи с реорганизацией я сразу получу собственный стол.
– Как бы не так! Вы его хоть выписали, стол-то?
– А разве надо?
– Так ведь как же не надо? Сам-то он к вам не притопает, верно? Стало'ть, надо накатать внутреннее требование. Накатаете – ну, тогда можно и ждать. Хорошо, ежели неделю. А то месяц. Отдел оборудования, шестой этаж, рядом с Закупками. Там у них шайка – почище нашей, напрочь ничего не делают.
– Значит, надо затребовать стол в Отделе оборудования на шестом? Вот спасибо. А как его надо затребовать
– Так ведь кто ж его знает! У-ху-ху-ху-ху!
У Ваарта была привычка мюзикхоллских комиков отступать от собеседника на несколько шагов, когда он собирался сказать что-нибудь важное. И вот, чтобы произнести свое «Так ведь кто ж его знает», он допятился аж до своего стола, и Грайс решил, что их разговор окончен. Однако он ошибся. Искоса поглядывая на сослуживцев – дескать, сейчас я сообщу вам кое-что по секрету, – Ваарт снова вернулся к столу Грайса.
– Ну, а насчет столов-то – вы, стало'ть, уже спрашивали?
– Спрашивал, как получить стол? – с надеждой переспросил Грайс. У Ваарта был такой вид, будто он умеет обходить бумажную волокиту при получении конторского оборудования и собирается научить этому Грайса.
– Да не ваш получить! – прорычал Ваарт с яростно исказившимся лицом. (Вскоре Грайсу предстояло узнать, что так он выражает легкое нетерпение.) – А насчет всех наших столов. Я слышал, вы вроде бы спрашивали у Бульдога, откуда «Альбион» получает столы.
Говоря «у Бульдога», Ваарт кивком указал на Сидза. Значит, Сидз, как это ни странно, запомнил их мимолетный разговор про альбионскую мебель, закупленную, по мнению Грайса, в «Комформе». Больше того – он рассказал об этом Ваарту, едва тот успел вернуться из отпуска.
– Вообще-то я упомянул однажды, не помню уж по какому случаю, что вся альбионская мебель изготовлена на фабриках «Комформа». Я ведь там работал.
– И вы, стало'ть, сказали, мол, вы не помните, чтоб «Альбион» их у вас покупал, так? Дескать, не было такого контракта, да и весь тут сказ?
– Ну, меня это, признаться, немного удивило. – Грайс не добавил, что удивился гораздо сильнее Ваартовой свистопляске вокруг его слов. Ему даже подумалось, уж не подослал ли кто-нибудь Ваарта, чтобы усыпить его подозрения. Но ведь не было у него никаких подозрений!
– Во-во. И небось этот, как его, «Конфор», он работает-то по заказам правительства?
– Совершенно верно. «Комформ» выполнял очень крупные правительственные заказы.
– Ну и кто ему заказывал? Министерство этого, как его – строительства жилья? Или, может, которое насчет здоровья? Или этого… ну, которое чтобы молодых в школах да колледжах учить? Какое министерство-то?
– Да нет, это, видите ли, делается немного по-другому. Существует центральное государственное учреждение– Бюро правительственных закупок, – снабжающее оборудованием все министерства. А раньше этим занималось, кажется, Министерство общественных работ.
– Да не о том речь. А вы скажите-ка – чего эти ваши министерства делают? Чего такого особенного?
Грайс не понимал, куда Ваарт гнет. Его изменчивое, как у Мики Руни, лицо передернулось неистово страдальческой гримасой.
– Да вы не тушуйтесь. Вы пораскиньте мозгами-то. Чего они такого делают, зачем покупают этих всяких конторских мебелей раза в два больше, чем нужно? Вы вот чего обмозгуйте.
– А-а. Это верно, Бюро правительственных закупок действительно закупает огромное количество конторского оборудования.
– То-то вот и оно! То-то и оно! А куда они потом девают свои лишние мебеля?
– Я думаю, продают.
– Так еще бы не продавать! Ясное дело, продают! На этих, как его – на государственных акционах. Что ни день, то в газете объявляют – государственный, мол, акцион, – ну прямо каждый божий день! Тут тебе и противогазы, и печатные машинки, и считальные машинки, и незнамо чего еще.
– И еще, вероятно, мебель. Так вы, стало быть, думаете, что «Альбион» покупает конторское оборудование на государственных аукционах?
– Во-во, друг, на них.
Но это звучало абсурдом. Зачем, спрашивается, солидной коммерческой фирме вроде «Альбиона» обставлять свои респектабельные конторы подержанной мебелью? Ведь, купив новое оборудование, «Альбион» всегда мог сэкономить массу средств за счет амортизационной скидки с налога!
Грайс решил спросить об этом Ваарта.
– А потому как все они тут дерьмисты-бездельники, – ответил тот.
Весьма довольный своим остроумием, он снова отступил от Грайса на несколько шагов, предоставив ему целую минуту для осмысления полученной информации. А вернувшись, он спросил у Грайса нормальным человеческим языком, словно ему удалось пройти за одну минуту полный курс риторики:
– Я ответил на ваш вопрос?
Видимо, это была дежурная отдельская фраза.
Правильны ли Ваартовы сведения – а может, и просто догадки – насчет закупок «Альбионом» конторского оборудования, Грайс пока не знал, но реорганизационная работа началась, как и предсказал Ваарт, на следующее же утро. Когда Грайс вышел из лифта, в отделе уже хозяйничали рабочие, а фойе было завалено столами, стульями и архивными шкафами. Дело, разумеется, делалось кое-как. Рабочие вручную выносили мебель и уже успели загромоздить подступы к пожарной лестнице, а чтобы окончательно отрезать отдел от лифта, не хватало, казалось, еще только одного стола или стула. Общую беспорядочную суету успешно дополняла юная Тельма, хлопотливо разыскивая среди сваленных в кучу архивных шкафов тот, где у нее хранились чашки и поднос.
Грайс пробрался по извилистой тропе между грудами мебели к двустворчатой стеклянной двери (одна створка у нее уже была разбита) и вошел в отдел. Если не считать телефонов, сваленных кучей у стены, как на аукционе конторского оборудования, но все еще подключенных к розеткам, здесь было голо, словно в танцевальном зале. Весело-оживленные служащие стояли кто где, засунув руки в карманы или прислонившись к низкому барьерчику – пока их не попросили отойти два человека в синих халатах: они деловито измеряли что-то стальной рулеткой и записывали результаты своих измерений на листе бумаги с подложенной под нее фанеркой.
Присоединившись к Сидзу и Бизли, которые стояли чуть поодаль от всех, Грайс узнал, что реорганизация началась из-за перегородок: их собирались передвинуть и поэтому вынесли мебель. Клетушку Копланда было задумано выгородить у внешней стены, чтобы она освещалась собственным окном, а перенесенные на ее место шкафы планировщики решили обгородить совсем новым барьерчиком – его как раз протаскивали в дверь двое рабочих в комбинезонах. Грайс не понимал, зачем понадобилось убирать прежний барьерчик, огораживавший клетушку раньше, но его деловито снимали. А главная перепланировка заключалась в переносе барьерчика, отделявшего Отдел канцпринадлежностей от Оперативно-хозяйственного:
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32