Что и требовалось доказать.
Я позвонил домой и сообщил Ирине, что задержусь.
- Но уже и так поздно, Турецкий, заставила она меня посмотреть на часы.
Ничего себе. Половина двенадцатого.
- Спи спокойно, дорогой товарищ, пожелал я ей. Твой муж занимается важными государственными делами.
- Надеюсь, сказала она и положила трубку.
Едва и я положил трубку, как затрезвонил уже мой аппарат. Кого несет в такое время?!
- Турецкий слушает.
- Саша? Это я, Таня.
- Таня?
- Зеркалова.
- Я понял, что Зеркалова. Что-то опять случилось?
Она помолчала, и я прикусил язык. Турецкий, дубина, у этой женщины отца убили, а ты, тактичный наш, спрашиваешь, что у нее случилось.
- Саша, тихо проговорила она, и я вжал трубку в ухо, чтобы лучше слышать. Ты не можешь приехать ко мне? Прямо сейчас.
- Конечно, могу, тут же ответил я, раз надо, разумеется, приеду. Адрес я помню.
- Жду.
В трубке послышались короткие гудки. Я положил ее на аппарат и встал. Если женщина зовет нужно ехать.
Через сорок минут я нажимал кнопку звонка Таниной квартиры. Дверь открылась сразу, как будто хозяйка квартиры стояла прямо за ней и ждала моего прихода. Очевидно, так и было.
- Саша! И она кинулась мне на грудь.
Она втащила меня в квартиру, держа обеими руками, ногой захлопнула дверь и, не отпуская, потащила в комнату, к тому же не просто в комнату в спальню. При этом губами она яростно искала мои губы.
Я впервые был в такой ситуации. Конечно, случалось, что женщины меня хотели, случалось, они набрасывались на меня, как только я вставал у них на пороге, и мне, не скрою, это нравилось. Но никто еще не тащил меня в постель так откровенно. Я был в шоке.
И я совершенно не представлял, как мне себя вести с ней. Дать пощечину? На каких основаниях? Я не жлоб, не ханжа и не святой. Трахнуть? Но ведь я некоторым образом и не скотина. Ужасно, просто ужасно, как все в этом мире относительно. Что же мне делать-то?
Как за мгновение до смерти человек вспоминает всю свою прошлую жизнь, так в эту секунду передо мной пронеслись все женщины, с кем я когда-то имел интимные отношения: от первого почти невинного поцелуя до самого разнузданного секса с одной очень экстравагантной… Впрочем, зачем вспоминать?…
Постель была разобрана. Внезапно я понял, что Зеркаловой был нужен вовсе не секс ей была необходима защита. В одночасье она лишилась надежной опоры. В ее понимании секс со мной вовсе не был никакой изменой. Она искала защиту и видела ее во мне. Ну что ж. Я дам ей ее. Или хотя бы ее иллюзию.
Мы сели на кровать, и я крепко прижал ее к себе, гладя по волосам.
Внезапно она вскинула голову, пристально посмотрела мне в глаза, и я с ужасом понял, что произойдет в следующие минуты. И не ошибся.
Хриплым голосом она потребовала:
- Поцелуй меня.
Я наклонился к ней и нежно поцеловал в краешек губ.
- Поцелуй меня по-настоящему! настойчивее повторила она.
И, обхватив обеими руками мою голову, она изо всех сил прижалась к моим губам, словно боясь, что я вскочу и побегу куда глаза глядят. Но я никуда бы уже не побежал. Я был сломлен и готов на все.
Единственное, что меня утешало в этой ситуации, то, что изменял я Ирине не впервые. Это прощало в моих глазах неистовую в эту минуту Таню Зеркалову.
Впрочем, не только это прощало. Все прощало. Давно я не видел такой страсти. Давно я сам не был охвачен страстью. Давно мне не было так хорошо.
И так грустно… Но как бы мне ни было грустно, в следующую ночь я снова пришел сюда.
В третью ночь я не выдержал. К стыду своему, я понял, что защитником и утешителем могу быть только очень ограниченное время.
Я лежал на спине, изучая потолок, и что-то думал в этом роде, пытаясь философски постичь нестандартную ситуацию, которая сложилась в результате моего вопиющего наплевательского отношения к вопросам этики и морали. Но ничего такого, что меня оправдывало бы, придумать не мог. Всякая ахинея типа того, что, мол, я не просто удовлетворяю, но еще и защищаю бедную женщину, на которую судьба свалила немыслимое испытание, в этот раз почему-то не проходила. Я лежал и мучительно размышлял над вопросом, что я, собственно, делаю в этой широкой, уютной и все-таки не своей кровати.
И вот когда в размышлениях своих я достиг полного тупика, Таня вдруг тихо-тихо сказала:
- Хорошо…
С меня было достаточно.
Сначала я сел на краю кровати и тупо уставился в угол спальни, словно пытаясь увидеть в нем домового, который и проговорил это чудовищное слово. Но там, естественно, никого не было.
Я встал и начал спокойно одеваться.
- Ты куда? в голосе Тани явственно звучало недоумение.
- Домой, ответил я.
- Как домой?
Мне не хотелось ее обижать, но и оставаться здесь я не собирался больше ни минуты.
Я молчал, натягивая на себя рубаху, и тут она привела, как ей казалось, серьезный аргумент:
- Ты же не можешь сейчас меня оставить.
Я обернулся, даже перестав застегивать пуговицы, и посмотрел в ее широко раскрытые глаза.
- Почему? спросил я.
- Как почему? удивленно переспросила она, но тем не менее замолчала, потому что сказать ей было нечего. Потому что она не могла сказать, что ей плохо и что она нуждается в моей защите. Она только что вслух произнесла, что ей хорошо.
Больше всего я боялся, что она начнет плакать. Но она не стала. Она только цинично произнесла:
- Кошмар. Отца убили, а тут еще и любовник бросает… Утопиться, что ль?
Слова, конечно, ужасные по своей сути, но ей, видимо, они были необходимы. Поэтому я молчал, ничего не отвечал, но продолжал одеваться.
- Ты больше не придешь? спросила она, проводив меня до двери.
- Нет, ответил я, стараясь не встречаться с ней глазами.
Она шумно вздохнула и сказала:
- Ты только не переживай, ладно?
Прежде чем выйти, я долго смотрел на нее.
- Прости, попросил я.
- Спокойной ночи, пожелала она мне.
- Спокойной ночи, Таня.
Дверь за мной закрылась. Я мог голову дать на отсечение, что, пока я спускался по лестнице, она стояла за дверью, прижавшись к ней спиной, прислушивалась к моим шагам, плакала и не замечала своих слез.
Разумеется, я не пошел домой. Поймав такси, я приехал в контору. Поздоровался с дежурным милиционером, которого не удивил мой приход в столь позднее, или слишком раннее, время, поднялся в свой кабинет, лег, не раздеваясь, на диван и впервые за несколько дней заснул спокойно, крепко, без сновидений.
Рано утром меня разбудила Лиля Федотова.
С трудом вспоминая, где нахожусь, я осоловелыми глазами уставился на свою помощницу.
- Лиля? Я медленно приходил в себя. А где Ирина?
Ее глаза расширились до такой степени, что уже в следующую секунду я вспомнил, где ночевал.
- Александр Борисович! Она с интересом смотрела на меня. Вы что девочек по ночам в кабинет приводите?
Я не стал напоминать ей, что Ирина моя жена. Облажался так облажался.
- Ну? спросил я у нее, вместо того чтобы объяснить, что думал, будто нахожусь у себя дома. Что нового? Что у нас плохого, как говорилось в старом мультфильме?
Она внимательно в меня вглядывалась.
- Да немало, протянула она, не сводя с меня чуть сочувственного взгляда. Мятые рубашка и брюки. Помятое лицо. Щетина недельной давности.
- Трехдневной, буркнул я.
- Все равно, пожала она плечами. В ресторан с вами я бы не пошла.
- Я бы тоже, не слишком вразумительно ответил я, и в это время, на мое счастье, зазвонил телефон, что избавило меня от необходимости объяснять смысл своих последних слов.
Я не стал задерживаться в конторе. В первую очередь мне нужно было переодеться и побриться. Что я и сделал, заехав домой и стойко выдержав напор жены, не слишком, правда, сильный.
- И где же ты пропадал всю ночь? произнесла она банальнейшую фразу.
По дороге я долго обдумывал различные варианты ответа и в конце концов пришел к выводу, что говорить надо только правду. Так больше шансов, что тебе не поверят и, глядишь, туча развеется.
Я ответил:
- У любовницы.
Она не удивилась:
- И кто она?
- Как кто? сурово посмотрел я на нее и зарычал: Да кто угодно! Хоть Таня Зеркалова!
- Дурак! сказала Ирина.
Я с облегчением вздохнул, и, надеюсь, она этого не заметила.
- Слушай, позвони мне на службу, дорогая, и спроси Лилю Федотову, она работает в моей бригаде, где сегодня она меня обнаружила, когда пришла на работу. В кабинете на диване! Она меня разбудила, понятно тебе?!
Побольше эмоций, Турецкий, побольше оскорбленного самолюбия, и все будет нормально. Тебе поверят, в тебе трагик умер.
- Кто бы знал, как мне надоели и ты, и твоя работа, сообщила мне Ирина и скрылась на кухне.
Что ж, могло быть и хуже.
Я побрился, надел рубашку, сменил брюки и вышел из квартиры.
Хлопать дверью я не стал, впрочем, и не следовало…
Поработать в этот вечер ему так и не удалось. Позвонила Ирина:
- Турецкий, ты домой сегодня собираешься?
- Понимаешь, Ириша…
- Понимаю. Но все неотложные и важные дела тебе придется отложить. У нас гостья. Она ждет тебя уже два часа. Так что через двадцать минут изволь быть дома.
- Что за гостья?
- Придешь узнаешь…
И она положила трубку.
В передней Ирина взяла пиджак из его рук и молча открыла перед ним дверь кухни. За столом, на котором стояли чашки с кофе, а в пепельнице дымилась длинная черная сигарета "Мо", сидела Ольга Николаевна Никитина. На первый взгляд ничего особенного: узкий серый костюмчик с длинной юбкой, атласная оторочка обшлагов и карманов, совсем немного бижутерии, минимум косметики. Но при всем при этом, припомнив лучшие наряды Ирины, Турецкий отметил, что любимая жена его рядом с Ольгой Николаевной проигрывала бы.
Ирина сварила еще кофе, выложила на стол все запасы печенья, открыла коробку конфет и оставила их одних, сославшись на то, что пора укладывать спать Нинку.
- У вас очень милая жена, заметила Ольга Николаевна. И чудесная дочка. Она успела рассказать мне, что вы это не вы, а пароход "Турецкий". И что на нем очень весело, когда вы не уплываете слишком далеко и надолго.
- Вы получили фотографию Игоря? спросил Турецкий. Мы в тот же день пересняли ее и выслали вам.
- Получила. Спасибо. Такая обязательность нечасто встречается среди журналистов… Извините, Александр Борисович, что я решилась побеспокоить вас. Ваш телефон мне дали в редакции "Новой России". А ваша жена была так любезна, что разрешила подождать вас, пока вы были на каком-то важном совещании. Зачем вы обманули меня, Александр Борисович?
- Извините меня. Я просто решил, что так будет лучше. Визит следователя Генеральной прокуратуры мог вас беспричинно встревожить. Тем более что я в тот день выступал скорее в роли журналиста, чем следователя.
- Я о другом. Почему вы не сказали мне, что Игорь погиб?
- В тот день я сам этого не знал. Даю вам честное слово. Более того, я был совершенно уверен, что человек, снимки которого вы видели, и есть ваш бывший муж Игорь Никитин. О гибели Игоря я узнал только на следующий день.
- Как он погиб?
- Его убили. В пригороде Нью-Йорка, на окраине парка Пелем-Бей.
- Кто?
- Бандиты из русской мафии.
- Зачем?
- Чтобы воспользоваться его честным именем и результатами его изысканий на Имангде. Мы знаем убийцу. Он понесет наказание.
- Понесет наказание… Но Игоря больше нет… Где он похоронен?
- В Претории. Джоан перевезла его туда… Ольга Николаевна, я понимаю, что здесь неуместны любые слова. Мне случалось терять друзей и очень близких мне людей. И мне знакомо это чувство беспомощности перед утратой. Невозможно что-то изменить, переиначить, вернуть. Жизнь меркнет. Но жизнь это высший божественный дар людям. Есть внук. Игорь жив в них. И в вас. Вы не имеете права забывать об этом. Это ваш долг перед памятью этого прекрасного, мужественного человека.
Ольга Николаевна слушала его внимательно.
- Спасибо… Не беспокойтесь обо мне. Но все равно спасибо вам за эти слова.
Она закурила еще одну сигарету.
- Как вы узнали о гибели Игоря? спросил Турецкий.
- Это странная история. Из-за нее я, собственно, к вам и приехала… Вчера днем, когда я была на работе, к нам домой пришел какой-то молодой человек, показал документы. С ним Катерина разговаривала, она одна была дома с сыном. Он сказал, что после смерти Игоря Константиновича Никитина открылось наследство и она является наследницей первой очереди и должна подписать бумагу, что намерена претендовать на свою долю в этом наследстве. Катерина толком ничего не поняла Игорек наш приболел, капризничал, и моя дочь сразу не сообразила, что речь идет о смерти ее отца. В общем, она подписала эту бумагу. Вечером, когда я пришла с работы, она рассказала мне. Сначала я тоже ничего не поняла. Заставила ее раза три повторить. Потом наконец кое-что до меня дошло. Но мне кажется не все. О каком наследстве идет речь? Почему место, где открылось наследство так он, кажется, сказал, Москва, а не Претория, где он жил и работал? И вообще, что все это означает? Я поняла, что ответы на эти вопросы смогу получить только в Москве. И вот приехала…
- Вы были в инюрколлегии?
- Нет, сначала я решила поговорить с вами. Вы можете объяснить мне, что к чему?
- Попробую… Насколько я помню наследственное право, ваша дочь Катя, жена Игоря Джоан и их дети Константин, Поль и Ольга являются наследниками первой очереди. В равных правах. Если кто-либо из наследников отказывается от своей доли, она распределяется среди оставшихся претендентов. Местом открытия наследства является Москва, потому что на личном счету Игоря в Народном банке лежит сто двадцать четыре миллиона долларов.
- Сто двадцать четыре миллиона долларов? недоверчиво переспросила Ольга Николаевна. Откуда у него такие деньги?
- Он хорошо зарабатывал в Претории и вел удачную игру на Нью-Йоркской фондовой бирже.
- Но… Сто двадцать четыре миллиона это же огромные деньги!
- Пусть это вас не беспокоит. Во-первых, половина из них достанется Джоан как совместно нажитое имущество. Крокодильскую долю не знаю точно какую заберет наше заботливое государство в качестве налога на наследство. А оставшиеся деньги решением суда будут разделены между Джоан, Катей, Олей, Полем и Константином. И суд этот состоится не раньше чем через полгода после дня открытия наследства. Это делается для того, чтобы дать время объявить о своих правах другим наследникам, если они появятся. Так что на ту часть наследства, которая полагается Кате, виллу в Майами вам купить не удастся. И яхту тоже. Но хватит, надеюсь, чтобы обеспечить вашей семье достойную жизнь, вырастить внука и дать ему хорошее образование.
- Но для чего было требовать от Катьки бумагу, что она претендует на наследство, если как вы говорите она и так имеет на него право?
- Это уже из области юридического крючкотворства. Полагаю, чтобы блокировать счет Никитина и уберечь его наследство от возможного посягательства третьих лиц. Возможно, он дал кому-нибудь доверенность на право распоряжаться своим счетом. Или заключил какие-то сделки.
- Но ведь по сделкам нужно платить.
- Все эти вопросы и будет решать суд.
- Так что же мне делать? растерянно спросила Ольга Николаевна.
- Ничего. Благодарить судьбу, что вам встретился в жизни такой человек, что он стал отцом вашей дочери и дедом вашего внука.
- Вы умеете убеждать.
- Только когда убежден сам. Сейчас именно такой случай.
- Когда он погиб?
- Поздно вечером четырнадцатого июля. В конце августа будут сороковины. Помолитесь за него, если умеете молиться.
Ольга Николаевна подумала и сказала:
- Я научусь… Спасибо вам, Александр Борисович. Мне пора. У меня через два часа поезд.
- Я отвезу вас на вокзал, предложил Турецкий.
- Не стоит, доберусь на метро.
- Не лишайте меня удовольствия побыть в вашем обществе еще немного.
Она улыбнулась.
- Ну если так…
В прихожей Турецкий помог Ольге Николаевне надеть плащ, натянул на себя куртку, предупредил Ирину:
- Я ненадолго. Отвезу Ольгу Николаевну на Ленинградский вокзал и сразу вернусь.
Ирина вышла в прихожую проводить гостью:
- Счастливого пути. Будете в Москве заезжайте.
- Спасибо за гостеприимство. У вас замечательный муж.
- Да, согласилась Ирина. Иногда это у него получается…
Турецкий попросил Ольгу Николаевну подождать его на углу дома. Объяснил:
- Там у нас непросыхающая лужа. Как в Миргороде, испачкаете туфли. Я сейчас заведу машину и подъеду.
Открыв водительскую дверцу, он привычно сунул в гнездо ключ зажигания, дернул ручку переключения скорости, чтобы поставить ее на нейтралку. Как часто бывало, заело. Не залезая в машину, Турецкий выжал педаль сцепления и поставил скорость на нейтралку. И уже готов был крутануть стартером, как вдруг увидел на коврике под водительским сиденьем блеснувшую в слабом свете уличного фонаря какую-то стальную спираль. Не увидел даже разгадал каким-то шестым чувством. И тотчас, как с ним часто бывало в такие моменты, время словно бы изменило свою скорость. Секунды растянулись чуть ли не до минуты.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52