створки тяжелых дубовых дверей были высажены, а у порога громоздились трупы стражников-шемитов и сабатейских колдунов, одетых в кроваво-алые цвета своего нечестивого божества. Двое воинов Кироса были изрублены на куски, но и они отправили на тот свет не менее полудюжины врагов.
В этот миг Фарах осознал всю хитрость замысла сабатейцев. Колдуны усыпили стражу лишь для отвода глаз, чтобы зуагиры не сомневались, что победа достанется им легко. На самом деле почитатели Золотого Павлина просто хотели связать силы Фараха жестоким боем. Именно так все и произошло. Главная же цель сабатейцев заключалась в том, чтобы похитить дочерей Фараха.
Но кровожадные демоны не учли одного — силы материнской любви. Стражники выполнили свой долг до конца, и того времени, пока они сдерживали противника, Деметрии хватило, чтобы спрятать малолетних сестер в потайную нишу. Словно фурия, набросилась Деметрия на сабатейцев, стараясь выгадать время и призывая Фараха на помощь. Королева дралась, как бешеная тигрица, но справиться с воинами-жрецами она не могла. И хотя ей удалось спасти детей, себя спасти она уже не сумела.
Фарах опоздал всего на миг. Когда он перепрыгивая через трупы, ворвался в покои, оставшиеся в живых колдуны затаскивали связанную по рукам и ногам королеву Деметрию на летающий ковер, с помощью которого им и удалось незаметно попасть во дворец.
Фарах прыгнул вперед. Но поздно! Ковер уже был в воздухе. Все, что он мог сделать, это швырнуть вдогонку хохочущим колдунам свой меч, который воткнулся прямо в спину дородному сабатейцу в алой мантии с золотой оторочкой. Нелепо всплеснув руками, тот забился в агонии и рухнул вниз. Слезы бессилия и бешенства текли по щекам Фараха, когда он протянул руки к потерянной любимой. И хотя их разделяла всего дюжина локтей, обмануть судьбу смертный был не в силах. Разлученная с детьми и мужем Деметрия крикнула: — Я люблю тебя, Фарах! Я умру с твоим именем в сердце!
И тогда Фарах принял решение, подобного которому не приходилось еще принимать никому. Словно молния, метнулся он к одному из воинов Рамазана, вырвал у него короткий лук и подскочил к окну.
— Я люблю тебя, Деметрия! — Слезы хлынули у Фараха из глаз, но он поднял лук и спустил тетиву.
Глаза Фараха и Деметрии встретились. Кто может сказать, о чем они думали в этот миг и что они поведали друг другу? Не было сейчас во всем мире людей, более счастливых и более несчастных, чем они. Сами звезды и небесные светила на этот миг остановили свой ход, отдавая дань уважения смертным, любовь которых заполнила ледяную бездну Вечности теплом.
Бесконечная любовь и признательность были во взгляде Деметрии, когда оперенная стрела, выпущенная Фарахом, нашла ее сердце. И когда глаза королевы умиротворенно закрылись, Фарах издал страшный стон, из его прокушенной насквозь губы потекла кровь, и он рухнул замертво.
— Он не приходил в себя целую луну, — закончил свой рассказ Рамазан. — А когда открыл глаза, то это уже были глаза не юноши, а умудренного жизнью мужа. Теперь ты понимаешь, что для Фараха значит потерять дочь! Все-таки проклятый Павлин добился своего, — горестно заключил старый воин.
— Мерзкая птица пока ничего не добилась. — Конан от ненависти заскрипел зубами. — Еще не все потеряно! Главное — не терять присутствия духа. Боги всегда на стороне правого! В любом случае, выбора нет ни у вас, ни у меня, ни у девушек. Испокон веку мужчины преодолевали все препятствия, чтобы спасти любимых!
— Ты прав, горец. Да пребудет с тобой милость Птеора!
Глава четвертая
Конан шел по погруженному в предрассветные сумерки городу. Солнце еще не встало, лишь на востоке редкие облака чуть заалели. Стены красивых белокаменных зданий были подернуты розовым флером. Легкий ветерок шелестел, играя сочной листвой деревьев и султанами пальм, нежно пробегал по головкам цветов. Приветствуя наступление нового дня, пели птицы, щебетанию которых мелодичным журчанием отвечали многочисленные фонтаны. Но теперь киммериец знал истинную цену внешней красоты и обманчивого покоя. Древнее зло черной язвой разъедало сердце Кироса. Так до поры до времени скрывается отвратительное насекомое под нарядной оболочкой кокона, чтобы в один миг осквернить мир своим появлением.
Всем своим сердцем Конан ощущал приближение грозных событий. Безошибочное чутье варвара уже уловило дыхание грядущих бедствий. И как ни странно, теперь он чувствовал себя гораздо спокойнее и увереннее, чем накануне. Какой бы сильный и хитрый враг ему ни противостоял, Конан не сомневался в своей победе. Каждая клеточка его тела была переполнена силой, льдистые глаза грозно сверкали. Что же, он сделал свой выбор!
Первым делом Конан направился в «Золотую Лозу», чтобы на месте выяснить, как исчезла Руфия. Кто знает, может быть, какая-нибудь мелочь и наведет его на след сабатейских колдунов.
У дверей таверны дремал на табурете пожилой кряжистый шемит в пестрой галабе. Услышав шаги, он открыл глаза, но, узнав постояльца, расслабился. Конан кивнул охраннику и вошел в пустую таверну. В это раннее время посетители еще спали. Хозяина тоже не было видно — должно быть, он разливал вино в погребе, готовясь к новому суматошному дню.
Конан, бормоча под нос проклятия Юсифу в отдельности и всем колдунам, вместе взятым, поднялся по скрипучей лестнице. Он сам толком не знал, с чего начать поиски. Эх, если бы враг оказался перед ним прямо сейчас! Северянин был не мастак разгадывать головоломки, но зато прекрасно знал, что делать, очутившись с врагом лицом к лицу. Крепкий кулак и острая сталь — вот оружие настоящего мужчины! Конан всегда считал, что все эти хилые колдуны, набравшиеся черных слов из проклятых книжек, мстят всему миру за свою неполноценность.
При мысли о беззащитных девушках, Афризии и Руфии, над которыми нависла смертельная опасность, Конан заскрипел зубами и так сжал кулаки, что костяшки пальцев побелели.
Киммериец подошел к дверям своей комнаты и замер как вкопанный. Из-за тяжелых дверных створок отчетливо доносились голоса. И хотя Конан не смог различить слов, было ясно, что говорили мужчины.
Двигаясь совершенно бесшумно, словно крадущийся горный лев, Конан приблизился к дверям, извлек из-за спины обоюдоострый двуручный меч кхитайской работы, выбранный им в оружейной палате дворца (Рамазан наотрез отказался выпускать горца безоружным), и перехватил клинок поудобнее. Отлично, на ловца и зверь бежит!
«Пожалуй, убивать сразу всех нет смысла, — подумал Конан. — Мертвого не допросишь. А вот уж разговорить живого особых трудностей для меня не составит!»
Киммериец сильным пинком распахнул дубовые створки и с громогласным криком, несомненно поднявшим на ноги сладко спавших обитателей других комнат, выпрыгнул на середину комнату, готовый к любым неожиданностям. По крайней мере, так ему казалось…
Конан замер в боевой стойке: меч занесен над головой, локти разведены в стороны, полусогнутые мускулистые ноги широко расставлены. В следующий миг северянин оглушительно расхохотался.
За туалетным столиком Руфии, с которого прямо на кровать были свалены всякие женские украшения, баночки с румянами и прочие тюбики и коробочки, содержимое которых для Конана всегда оставалось загадкой, сидели двое мужчин: черный и белый. Это были Тумелар и Ишмаэль.
И если кешанец успел привстать на стуле и протянуть руку к лежавшей рядом с ним сабле, то юный адепт Бела, выпучив глаза, просто замер с поднятым кубком. На его безукоризненно белую куртку текла струйка лучшего красного вина из запасов Конана.
— Конан! — выкрикнул пришедший в себя Ишмаэль, вскакивая на ноги. — Конан! — повторил он и бросился обнимать киммерийца.
— С возвращением тебя, — поклонился, по кешанским традициям прижимая руку к сердцу, более выдержанный Тумелар.
Конан даже сам удивился, какое облегчение и радость он испытал, увидев в своей комнате этих людей.
— Но почему вы здесь? И как получилось, что вы знакомы? — не стал скрывать он своего изумления. — Хотя, клянусь Вещим Вороном, вы-то мне и нужны!
— Когда я увидел, что творится в таверне, то тут же побежал за стражей, — начал рассказывать Ишмаэль. — Знаешь, я кое-что смыслю в таких вещах и сразу понял, что без колдовства тут не обошлось. А потом я шел за твоими носилками до самого дворца и из разговора дворцового лекаря с сотником стражников понял, что, по крайней мере, ты жив. Мне удалось пробраться в королевские сады, но в сам дворец я попасть не смог.
Повертевшись там до наступления темноты, я решил вернуться в «Золотую Лозу», чтобы рассказать твоей женщине, что случилось. Но, увы, я ее не застал. — Паренек развел руками. — Зато наткнулся на какого-то кешанца, который искал «такая большой-большой северянина, который зовет Конан». — Ишмаэль озорно подмигнул Тумелару, который лишь скалил белые зубы, слушая, как шемит передразнивает его. — Я разговорился с Тумеларом, и мы решили скоротать ночь за кувшинчиком вина, чтобы с утра отправляться тебя выручать.
— Один хороший человек позвал другого хорошего человека, — кивнул, соглашаясь с Ишмаэлем, кешанец. — Разве можно не прийти? Я узнаю, что этот хороший человек в беде. Разве можно не помочь? Но я вижу в твоих глазах тревогу, брат, что произошло? Это как-то связано с тем, что твоя женщина так и не появилась?
Конан кратко изложил друзьям события последней ночи.
— Слава Вещему Ворону, я спровадил колдуна на тот свет, — сплюнул под ноги киммериец, — но к тому времени он уже успел продать Руфию сабатейцам. А теперь еще выяснилось, что в грязных лапах колдунов Золотого Павлина находится и принцесса Афризия. Я поклялся спасти обеих девушек и извести колдовскую падаль, — закончил он.
— Я с тобой, Конан, — опять поклонился Тумелар. — Это обещает быть интересным приключением… Кроме того, — кешанец хитро улыбнулся, — король щедро отблагодарит спасителей Афризии!
— Можешь полностью рассчитывать на меня. — В противоположность чернокожему жонглеру Ишмаэль оставался совершенно серьезным. — Бросить все и отправиться на помощь принцессе Афризии — священный долг любого гражданина Кироса!
— Отлично сказано, юноша! — раздалось из все еще распахнутых настежь дверей.
Мужчины, как один, повернулись на голос. На пороге комнаты стоял дородный шемит в роскошной одежде.
— Джилзан! — воскликнул Конан.
— Истинно так, мой неукротимый друг. Позволь мне принести тебе свои искренние соболезнования в связи с исчезновением прекрасной Руфии… Да позволено мне будет называть офирское сокровище ее настоящим именем…
— Откуда тебе все это известно? — пораженный Конан схватился было за рукоятку меча. — Я готов был поклясться, что почтенный Рамазан будет хранить мою тайну.
На загорелом обветренном лице караванщика промелькнула улыбка.
— Ты ошибаешься, северянин! Что-либо выведать у начальника стражи Рамазана не смогла бы сама Иштар. Как я тебе уже говорил, настоящий торговец должен везде иметь свои источники сведений. — Хвала Птеору, случилось так, — купец скромно потупил глаза, — что мужем моей младшей дочери оказался дворцовый колдун…
— Ну, дед, ты даешь! — присвистнул Ишмаэль. — Если бы Бел Хитроумный не призывал избегать торговли, я бы точно подался в купцы!
— Кроме того, я знаю, что ты намерен спасти Афризию. Я тоже патриот Кироса, — Джилзан кивнул Ишмаэлю, — и поэтому пришел предложить тебе любую помощь, какую в силах оказать скромный караванщик.
— Спасибо, Джилзан! — От могучего хлопка по плечу старый шемит даже присел. — Но дело в том, что я пока не знаю, где проклятые сабатейцы прячут девушек. Если бы я смог выяснить, где находится их логово… — Киммериец по-волчьи оскалился.
Выражение его ледяных, бездонных, как озера Асгарда, глаз заставило поежиться всех присутствующих в комнате. На мгновение этим видавшим многое мужчинам показалось, что под личиной грубого варвара скрывается сама смерть.
— Увы! — Джилзан погрустнел. — Никому неведомо, в какой гнусной дыре скрываются кровожадные твари. С помощью своих заклятий колдуны надежно укрылись от посторонних глаз. Золото — самый благородный металл, но и оно бессильно против низменного колдовства… Но, быть может, ты все же в чем-то нуждаешься? Говори, не стесняйся, мой мужественный друг. Все мое — твое! — С этими словами Джилзан кинул на стол тяжелый кожаный мешок с золотом.
— Я беден, и мне нечего предложить тебе, кроме своих клинков, — гордо вскинул голову Тумелар. — Но знай, Конан, что они в твоем распоряжении!
— Я, конечно, не такой опытный воин, как Тумелар, и не так богат, как караванщик, — присоединился к остальным Ишмаэль, — но и я могу тебе кое-что предложить!
С этими словами Ишмаэль бережно извлек из-за пазухи шелковый сверток. Размотав тонкую ткань, паренек положил на стол огромный кроваво-красный самоцвет. Этот удивительно круглый камень был вделан в странную костяную оправу, украшенную непонятными резными символами, к которой крепилась тяжелая золотая цепь. Удивителен был и странный оттенок самого золота — болезненно алый, как будто его покрывала свежая кровь.
— Спасибо, друзья! — Конан был тронут до глубины души. — Это мой вызов, но я с благодарностью принимаю вашу помощь. И даже если нам всем суждено погибнуть в борьбе с проклятыми сабатейцами, я уверен, мы встретимся в туманных чертогах на Бен Морге. Кром знает, что такое настоящая храбрость!
Несколько смущенный проявлением своих чувств, киммериец перевел разговор на другую тему.
— Что это такое? — спросил он у Ишмаэля, ткнув пальцем в сторону лежавшего на столе самоцвета.
— Я говорил, что мне удалось пробраться в дворцовые сады, — сказал Ишмаэль, — но не в сам дворец. Когда я уже решился уходить, на главной аллее, ведущей к Западным воротам, показалась пышная процессия. Это был принц Зебуб со своей свитой. На правах жениха Афризии он каждый вечер наносит визит будущему тестю. Я решил, что грех не воспользоваться таким случаем, чтобы незаметно покинуть сады Фараха. Скорчив надменную морду, я присоединился к свите Зебуба.
Гхазцы решили, что я какой-то мелкий служащий Фараха, направляющийся по делам в город. Так мы и прошествовали к выходу. Ты же знаешь, — Ишмаэль заговорщицки подмигнул Конану, — какая передо мной стояла задача? Но, думаю, ты догадался, что она уже решена. — Взяв самоцвет со стола, он подкинул его на ладони. — А решить ее, хвала небесам, помог случай. Не иначе как сам Бел Изобретательный дернул ветер за хвост, потому что шквал налетел совершенно внезапно. Зебуб как раз в этот миг зачем-то наклонился, и порыв ветра распахнул его куртку. Ты представляешь, Конан, что я подумал, когда мне удалось разглядеть мерцание драгоценного камня во внутреннем кармане Зебуба?
— Я подозреваю, что ты решил немедленно облегчить карман от такой тяжелой ноши, — хмыкнул киммериец.
— Точно! — признал правоту Конана паренек. — Ну, дальше все было просто, — хвастливо заявил он. — Когда Зебуб подошел к воротам, я подпихнул очень вовремя проходившего мимо павлина прямо ему под ноги. Гхазец споткнулся о глупую птицу, и, если бы не моя помощь, — Ишмаэль рассмеялся, — Его высочество растянулся бы во весь рост. Я, можно сказать, подхватил его на лету. Ну а пока принц отряхивался и ругал стражников на чем свет стоит, я как ни в чем не бывало вышел на площадь. Свернув в ближайший переулок, я помчался во весь дух в «Золотую Лозу». Жалко только, что мне не довелось увидеть выражение лица гхазского хлыща, когда он обнаружил пропажу, — тяжело вздохнул Ишмаэль. — Но нельзя же сразу получить все!.. Э-э-э… Ты чего? — Приверженец бога воров обернулся к Тумелару.
Конан и Джилзан, с неподдельным интересом слушавшие рассказ Ишмаэля, тоже посмотрели на кешанца.
Тумелар сидел на стуле, уставившись, как загипнотизированный, на добычу Ишмаэля. Лицо его посерело, как будто он увидел оживший труп (кстати сказать, когда Конану довелось побывать в Кешане, он видел и не такое), и жонглер, не в силах вымолвить ни слова, лишь хрипел, тыча пальцем в сторону самоцвета.
— Да не расстраивайся ты так, — ободряюще заметил юный шемит. — Знаешь, сколько у него таких? Не обеднеет! Или ты хочешь сказать, это был свадебный подарок? — Ишмаэль задумался.
— Г… Г… — между тем хрипел Тумелар. Схватив со стола большой кувшин с вином, он жадно к нему приник, смачивая пересохшее горло.
— Дурак! — рявкнул он наконец, вскакивая. — Ты просто не понимаешь, что попало тебе в руки!
Конан и Джилзан смотрели на Тумелара в полном недоумении, не понимая, что могло заставить так разволноваться бесшабашного и веселого кешанца.
— Вы, необразованные задницы, это же Кровавый Глаз!!!
* * *
— Вышло так, — начал Тумелар свой рассказ, когда немного успокоился, — что много-много лет назад, когда я еще ходил в услужении у знаменитого воина-мага Ат-Хуана, мне довелось участвовать в одной необычной поездке в глубь Зембабве.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13
В этот миг Фарах осознал всю хитрость замысла сабатейцев. Колдуны усыпили стражу лишь для отвода глаз, чтобы зуагиры не сомневались, что победа достанется им легко. На самом деле почитатели Золотого Павлина просто хотели связать силы Фараха жестоким боем. Именно так все и произошло. Главная же цель сабатейцев заключалась в том, чтобы похитить дочерей Фараха.
Но кровожадные демоны не учли одного — силы материнской любви. Стражники выполнили свой долг до конца, и того времени, пока они сдерживали противника, Деметрии хватило, чтобы спрятать малолетних сестер в потайную нишу. Словно фурия, набросилась Деметрия на сабатейцев, стараясь выгадать время и призывая Фараха на помощь. Королева дралась, как бешеная тигрица, но справиться с воинами-жрецами она не могла. И хотя ей удалось спасти детей, себя спасти она уже не сумела.
Фарах опоздал всего на миг. Когда он перепрыгивая через трупы, ворвался в покои, оставшиеся в живых колдуны затаскивали связанную по рукам и ногам королеву Деметрию на летающий ковер, с помощью которого им и удалось незаметно попасть во дворец.
Фарах прыгнул вперед. Но поздно! Ковер уже был в воздухе. Все, что он мог сделать, это швырнуть вдогонку хохочущим колдунам свой меч, который воткнулся прямо в спину дородному сабатейцу в алой мантии с золотой оторочкой. Нелепо всплеснув руками, тот забился в агонии и рухнул вниз. Слезы бессилия и бешенства текли по щекам Фараха, когда он протянул руки к потерянной любимой. И хотя их разделяла всего дюжина локтей, обмануть судьбу смертный был не в силах. Разлученная с детьми и мужем Деметрия крикнула: — Я люблю тебя, Фарах! Я умру с твоим именем в сердце!
И тогда Фарах принял решение, подобного которому не приходилось еще принимать никому. Словно молния, метнулся он к одному из воинов Рамазана, вырвал у него короткий лук и подскочил к окну.
— Я люблю тебя, Деметрия! — Слезы хлынули у Фараха из глаз, но он поднял лук и спустил тетиву.
Глаза Фараха и Деметрии встретились. Кто может сказать, о чем они думали в этот миг и что они поведали друг другу? Не было сейчас во всем мире людей, более счастливых и более несчастных, чем они. Сами звезды и небесные светила на этот миг остановили свой ход, отдавая дань уважения смертным, любовь которых заполнила ледяную бездну Вечности теплом.
Бесконечная любовь и признательность были во взгляде Деметрии, когда оперенная стрела, выпущенная Фарахом, нашла ее сердце. И когда глаза королевы умиротворенно закрылись, Фарах издал страшный стон, из его прокушенной насквозь губы потекла кровь, и он рухнул замертво.
— Он не приходил в себя целую луну, — закончил свой рассказ Рамазан. — А когда открыл глаза, то это уже были глаза не юноши, а умудренного жизнью мужа. Теперь ты понимаешь, что для Фараха значит потерять дочь! Все-таки проклятый Павлин добился своего, — горестно заключил старый воин.
— Мерзкая птица пока ничего не добилась. — Конан от ненависти заскрипел зубами. — Еще не все потеряно! Главное — не терять присутствия духа. Боги всегда на стороне правого! В любом случае, выбора нет ни у вас, ни у меня, ни у девушек. Испокон веку мужчины преодолевали все препятствия, чтобы спасти любимых!
— Ты прав, горец. Да пребудет с тобой милость Птеора!
Глава четвертая
Конан шел по погруженному в предрассветные сумерки городу. Солнце еще не встало, лишь на востоке редкие облака чуть заалели. Стены красивых белокаменных зданий были подернуты розовым флером. Легкий ветерок шелестел, играя сочной листвой деревьев и султанами пальм, нежно пробегал по головкам цветов. Приветствуя наступление нового дня, пели птицы, щебетанию которых мелодичным журчанием отвечали многочисленные фонтаны. Но теперь киммериец знал истинную цену внешней красоты и обманчивого покоя. Древнее зло черной язвой разъедало сердце Кироса. Так до поры до времени скрывается отвратительное насекомое под нарядной оболочкой кокона, чтобы в один миг осквернить мир своим появлением.
Всем своим сердцем Конан ощущал приближение грозных событий. Безошибочное чутье варвара уже уловило дыхание грядущих бедствий. И как ни странно, теперь он чувствовал себя гораздо спокойнее и увереннее, чем накануне. Какой бы сильный и хитрый враг ему ни противостоял, Конан не сомневался в своей победе. Каждая клеточка его тела была переполнена силой, льдистые глаза грозно сверкали. Что же, он сделал свой выбор!
Первым делом Конан направился в «Золотую Лозу», чтобы на месте выяснить, как исчезла Руфия. Кто знает, может быть, какая-нибудь мелочь и наведет его на след сабатейских колдунов.
У дверей таверны дремал на табурете пожилой кряжистый шемит в пестрой галабе. Услышав шаги, он открыл глаза, но, узнав постояльца, расслабился. Конан кивнул охраннику и вошел в пустую таверну. В это раннее время посетители еще спали. Хозяина тоже не было видно — должно быть, он разливал вино в погребе, готовясь к новому суматошному дню.
Конан, бормоча под нос проклятия Юсифу в отдельности и всем колдунам, вместе взятым, поднялся по скрипучей лестнице. Он сам толком не знал, с чего начать поиски. Эх, если бы враг оказался перед ним прямо сейчас! Северянин был не мастак разгадывать головоломки, но зато прекрасно знал, что делать, очутившись с врагом лицом к лицу. Крепкий кулак и острая сталь — вот оружие настоящего мужчины! Конан всегда считал, что все эти хилые колдуны, набравшиеся черных слов из проклятых книжек, мстят всему миру за свою неполноценность.
При мысли о беззащитных девушках, Афризии и Руфии, над которыми нависла смертельная опасность, Конан заскрипел зубами и так сжал кулаки, что костяшки пальцев побелели.
Киммериец подошел к дверям своей комнаты и замер как вкопанный. Из-за тяжелых дверных створок отчетливо доносились голоса. И хотя Конан не смог различить слов, было ясно, что говорили мужчины.
Двигаясь совершенно бесшумно, словно крадущийся горный лев, Конан приблизился к дверям, извлек из-за спины обоюдоострый двуручный меч кхитайской работы, выбранный им в оружейной палате дворца (Рамазан наотрез отказался выпускать горца безоружным), и перехватил клинок поудобнее. Отлично, на ловца и зверь бежит!
«Пожалуй, убивать сразу всех нет смысла, — подумал Конан. — Мертвого не допросишь. А вот уж разговорить живого особых трудностей для меня не составит!»
Киммериец сильным пинком распахнул дубовые створки и с громогласным криком, несомненно поднявшим на ноги сладко спавших обитателей других комнат, выпрыгнул на середину комнату, готовый к любым неожиданностям. По крайней мере, так ему казалось…
Конан замер в боевой стойке: меч занесен над головой, локти разведены в стороны, полусогнутые мускулистые ноги широко расставлены. В следующий миг северянин оглушительно расхохотался.
За туалетным столиком Руфии, с которого прямо на кровать были свалены всякие женские украшения, баночки с румянами и прочие тюбики и коробочки, содержимое которых для Конана всегда оставалось загадкой, сидели двое мужчин: черный и белый. Это были Тумелар и Ишмаэль.
И если кешанец успел привстать на стуле и протянуть руку к лежавшей рядом с ним сабле, то юный адепт Бела, выпучив глаза, просто замер с поднятым кубком. На его безукоризненно белую куртку текла струйка лучшего красного вина из запасов Конана.
— Конан! — выкрикнул пришедший в себя Ишмаэль, вскакивая на ноги. — Конан! — повторил он и бросился обнимать киммерийца.
— С возвращением тебя, — поклонился, по кешанским традициям прижимая руку к сердцу, более выдержанный Тумелар.
Конан даже сам удивился, какое облегчение и радость он испытал, увидев в своей комнате этих людей.
— Но почему вы здесь? И как получилось, что вы знакомы? — не стал скрывать он своего изумления. — Хотя, клянусь Вещим Вороном, вы-то мне и нужны!
— Когда я увидел, что творится в таверне, то тут же побежал за стражей, — начал рассказывать Ишмаэль. — Знаешь, я кое-что смыслю в таких вещах и сразу понял, что без колдовства тут не обошлось. А потом я шел за твоими носилками до самого дворца и из разговора дворцового лекаря с сотником стражников понял, что, по крайней мере, ты жив. Мне удалось пробраться в королевские сады, но в сам дворец я попасть не смог.
Повертевшись там до наступления темноты, я решил вернуться в «Золотую Лозу», чтобы рассказать твоей женщине, что случилось. Но, увы, я ее не застал. — Паренек развел руками. — Зато наткнулся на какого-то кешанца, который искал «такая большой-большой северянина, который зовет Конан». — Ишмаэль озорно подмигнул Тумелару, который лишь скалил белые зубы, слушая, как шемит передразнивает его. — Я разговорился с Тумеларом, и мы решили скоротать ночь за кувшинчиком вина, чтобы с утра отправляться тебя выручать.
— Один хороший человек позвал другого хорошего человека, — кивнул, соглашаясь с Ишмаэлем, кешанец. — Разве можно не прийти? Я узнаю, что этот хороший человек в беде. Разве можно не помочь? Но я вижу в твоих глазах тревогу, брат, что произошло? Это как-то связано с тем, что твоя женщина так и не появилась?
Конан кратко изложил друзьям события последней ночи.
— Слава Вещему Ворону, я спровадил колдуна на тот свет, — сплюнул под ноги киммериец, — но к тому времени он уже успел продать Руфию сабатейцам. А теперь еще выяснилось, что в грязных лапах колдунов Золотого Павлина находится и принцесса Афризия. Я поклялся спасти обеих девушек и извести колдовскую падаль, — закончил он.
— Я с тобой, Конан, — опять поклонился Тумелар. — Это обещает быть интересным приключением… Кроме того, — кешанец хитро улыбнулся, — король щедро отблагодарит спасителей Афризии!
— Можешь полностью рассчитывать на меня. — В противоположность чернокожему жонглеру Ишмаэль оставался совершенно серьезным. — Бросить все и отправиться на помощь принцессе Афризии — священный долг любого гражданина Кироса!
— Отлично сказано, юноша! — раздалось из все еще распахнутых настежь дверей.
Мужчины, как один, повернулись на голос. На пороге комнаты стоял дородный шемит в роскошной одежде.
— Джилзан! — воскликнул Конан.
— Истинно так, мой неукротимый друг. Позволь мне принести тебе свои искренние соболезнования в связи с исчезновением прекрасной Руфии… Да позволено мне будет называть офирское сокровище ее настоящим именем…
— Откуда тебе все это известно? — пораженный Конан схватился было за рукоятку меча. — Я готов был поклясться, что почтенный Рамазан будет хранить мою тайну.
На загорелом обветренном лице караванщика промелькнула улыбка.
— Ты ошибаешься, северянин! Что-либо выведать у начальника стражи Рамазана не смогла бы сама Иштар. Как я тебе уже говорил, настоящий торговец должен везде иметь свои источники сведений. — Хвала Птеору, случилось так, — купец скромно потупил глаза, — что мужем моей младшей дочери оказался дворцовый колдун…
— Ну, дед, ты даешь! — присвистнул Ишмаэль. — Если бы Бел Хитроумный не призывал избегать торговли, я бы точно подался в купцы!
— Кроме того, я знаю, что ты намерен спасти Афризию. Я тоже патриот Кироса, — Джилзан кивнул Ишмаэлю, — и поэтому пришел предложить тебе любую помощь, какую в силах оказать скромный караванщик.
— Спасибо, Джилзан! — От могучего хлопка по плечу старый шемит даже присел. — Но дело в том, что я пока не знаю, где проклятые сабатейцы прячут девушек. Если бы я смог выяснить, где находится их логово… — Киммериец по-волчьи оскалился.
Выражение его ледяных, бездонных, как озера Асгарда, глаз заставило поежиться всех присутствующих в комнате. На мгновение этим видавшим многое мужчинам показалось, что под личиной грубого варвара скрывается сама смерть.
— Увы! — Джилзан погрустнел. — Никому неведомо, в какой гнусной дыре скрываются кровожадные твари. С помощью своих заклятий колдуны надежно укрылись от посторонних глаз. Золото — самый благородный металл, но и оно бессильно против низменного колдовства… Но, быть может, ты все же в чем-то нуждаешься? Говори, не стесняйся, мой мужественный друг. Все мое — твое! — С этими словами Джилзан кинул на стол тяжелый кожаный мешок с золотом.
— Я беден, и мне нечего предложить тебе, кроме своих клинков, — гордо вскинул голову Тумелар. — Но знай, Конан, что они в твоем распоряжении!
— Я, конечно, не такой опытный воин, как Тумелар, и не так богат, как караванщик, — присоединился к остальным Ишмаэль, — но и я могу тебе кое-что предложить!
С этими словами Ишмаэль бережно извлек из-за пазухи шелковый сверток. Размотав тонкую ткань, паренек положил на стол огромный кроваво-красный самоцвет. Этот удивительно круглый камень был вделан в странную костяную оправу, украшенную непонятными резными символами, к которой крепилась тяжелая золотая цепь. Удивителен был и странный оттенок самого золота — болезненно алый, как будто его покрывала свежая кровь.
— Спасибо, друзья! — Конан был тронут до глубины души. — Это мой вызов, но я с благодарностью принимаю вашу помощь. И даже если нам всем суждено погибнуть в борьбе с проклятыми сабатейцами, я уверен, мы встретимся в туманных чертогах на Бен Морге. Кром знает, что такое настоящая храбрость!
Несколько смущенный проявлением своих чувств, киммериец перевел разговор на другую тему.
— Что это такое? — спросил он у Ишмаэля, ткнув пальцем в сторону лежавшего на столе самоцвета.
— Я говорил, что мне удалось пробраться в дворцовые сады, — сказал Ишмаэль, — но не в сам дворец. Когда я уже решился уходить, на главной аллее, ведущей к Западным воротам, показалась пышная процессия. Это был принц Зебуб со своей свитой. На правах жениха Афризии он каждый вечер наносит визит будущему тестю. Я решил, что грех не воспользоваться таким случаем, чтобы незаметно покинуть сады Фараха. Скорчив надменную морду, я присоединился к свите Зебуба.
Гхазцы решили, что я какой-то мелкий служащий Фараха, направляющийся по делам в город. Так мы и прошествовали к выходу. Ты же знаешь, — Ишмаэль заговорщицки подмигнул Конану, — какая передо мной стояла задача? Но, думаю, ты догадался, что она уже решена. — Взяв самоцвет со стола, он подкинул его на ладони. — А решить ее, хвала небесам, помог случай. Не иначе как сам Бел Изобретательный дернул ветер за хвост, потому что шквал налетел совершенно внезапно. Зебуб как раз в этот миг зачем-то наклонился, и порыв ветра распахнул его куртку. Ты представляешь, Конан, что я подумал, когда мне удалось разглядеть мерцание драгоценного камня во внутреннем кармане Зебуба?
— Я подозреваю, что ты решил немедленно облегчить карман от такой тяжелой ноши, — хмыкнул киммериец.
— Точно! — признал правоту Конана паренек. — Ну, дальше все было просто, — хвастливо заявил он. — Когда Зебуб подошел к воротам, я подпихнул очень вовремя проходившего мимо павлина прямо ему под ноги. Гхазец споткнулся о глупую птицу, и, если бы не моя помощь, — Ишмаэль рассмеялся, — Его высочество растянулся бы во весь рост. Я, можно сказать, подхватил его на лету. Ну а пока принц отряхивался и ругал стражников на чем свет стоит, я как ни в чем не бывало вышел на площадь. Свернув в ближайший переулок, я помчался во весь дух в «Золотую Лозу». Жалко только, что мне не довелось увидеть выражение лица гхазского хлыща, когда он обнаружил пропажу, — тяжело вздохнул Ишмаэль. — Но нельзя же сразу получить все!.. Э-э-э… Ты чего? — Приверженец бога воров обернулся к Тумелару.
Конан и Джилзан, с неподдельным интересом слушавшие рассказ Ишмаэля, тоже посмотрели на кешанца.
Тумелар сидел на стуле, уставившись, как загипнотизированный, на добычу Ишмаэля. Лицо его посерело, как будто он увидел оживший труп (кстати сказать, когда Конану довелось побывать в Кешане, он видел и не такое), и жонглер, не в силах вымолвить ни слова, лишь хрипел, тыча пальцем в сторону самоцвета.
— Да не расстраивайся ты так, — ободряюще заметил юный шемит. — Знаешь, сколько у него таких? Не обеднеет! Или ты хочешь сказать, это был свадебный подарок? — Ишмаэль задумался.
— Г… Г… — между тем хрипел Тумелар. Схватив со стола большой кувшин с вином, он жадно к нему приник, смачивая пересохшее горло.
— Дурак! — рявкнул он наконец, вскакивая. — Ты просто не понимаешь, что попало тебе в руки!
Конан и Джилзан смотрели на Тумелара в полном недоумении, не понимая, что могло заставить так разволноваться бесшабашного и веселого кешанца.
— Вы, необразованные задницы, это же Кровавый Глаз!!!
* * *
— Вышло так, — начал Тумелар свой рассказ, когда немного успокоился, — что много-много лет назад, когда я еще ходил в услужении у знаменитого воина-мага Ат-Хуана, мне довелось участвовать в одной необычной поездке в глубь Зембабве.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13