А-П

П-Я

А  Б  В  Г  Д  Е  Ж  З  И  Й  К  Л  М  Н  О  П  Р  С  Т  У  Ф  Х  Ц  Ч  Ш  Щ  Э  Ю  Я  A-Z

 

Опять же Эрнест Лебраншю! Вам нужен был новый козел отпущения, поскольку намеченная жертва вскоре будет убита на наших глазах. И всегда одна и та же тактика: использование постановки для осуществления ваших зловещих планов. Вы психологически подготовили нас к ужасной драме, зачинщиком которой сами являлись. А кто нацелил нас на Лину, когда вы поняли, что мы признали Жилу невиновным? Все тот же Эрнест Лебраншю. Сначала вы позвонили мне с целью заставить нас поверить, что бедняга еще девочкой совершила убийство, потом прислали мне анонимное письмо с указанием адреса той, от которой следовало срочно избавиться! Поздравляю, Эрнест, я чуть было не поверил вам, но вы тем не менее допустили оплошность, совсем маленькую, еле видимую ошибку, небрежность, оказавшуюся для вас роковой. Именно Агнессе я обязан тем, что заметил ее.
Портниха вопросительно и недоверчиво посмотрела на полицейского.
– Адрес Марии Каллас, приводимый вами в книге, не совсем точен. Конечно, дива проживала на авеню Жорж Мандель, но не в доме № 63. Она жила в доме № 36.
– Верно. Я не раз приходила к ней, – подтвердила Агнесса.
– Подобная перестановка цифр на первый взгляд вроде бы не очень важна. Однако именно она зародила во мне подозрения в отношении вас. 63? 36? 36? 63? Как это такой педант, как вы, мог перепутать цифры! У меня есть только одно объяснение. В то время, когда вы правили гранки, вы так упорно думали о будущем убийстве, что адрес вашей жертвы превалировал над адресом вашего кумира! Незначительная с виду деталь вызвала во мне желание тщательнее покопаться в вашем тексте, и в результате я пришел к выводу, что искомым Иксом являетесь вы.
– А письма и телефонные звонки, на которые жаловалась Сара, тоже его работа? – спросил Жан-Люк.
– Нет, это делала я, – произнес призрак Марии Каллас. – Я очень сожалею, что преследовала ее. Прошу меня простить… я уже не была самой собой. Мне так стыдно!
Доктора Джонсона обрадовало такое заявление. Его пациентка делала успехи. Достижением было уже то, что она прекрасно справилась с ролью, которую ее попросили сыграть в этот вечер. Это доказывало, что она постепенно осознавала реальность. Теперь она знала, что больше не была Каллас, а просто использовала ее внешность, чтобы привести в замешательство опасного преступника. Она была на пути к выздоровлению. Исчезал синдром раздвоения личности. Разумеется, процесс будет длительным, но доктор всегда будет рядом, поможет ей. Девушка заслуживала этого, слишком много она страдала. У нее было право на второй шанс. Испытываемые к ней чувства, естественно, помешают ему быть объективным аналитиком, но он подберет ей кое-кого получше, а сам будет следить за ее выздоровлением.
– Я видела, месье Лебраншю, как вы кружили вокруг гильотины, которая обезглавила Сару. Я узнала вас и дам на суде свидетельские показания.
У Мефистофеля перехватило дыхание. Точно, это банда сумасшедших, стремящихся поджарить его в аду. Панический, безумный страх овладел всем его существом. А вот Лина была довольна. Она без запинки произнесла фразы, которые ее попросили выучить наизусть.
«Ну и актриса!» – восхищенно думали Бертран, Уильям и Роберт, организовавшие эту «партию в покер». Трудность заключалась в том, чтобы не раскрыть карты другим. Следовало играть осторожно, и было бы рискованно раньше времени посвятить их в тайну. Судья, заключивший Лину под стражу, проявил великодушие, согласившись освободить ее, дабы она могла доказать свою невиновность. Иветта, надумавшая устроить новогодний костюмированный праздник, очень облегчила задачу. Однако идея введения в игру Лины созрела, когда Агнесса решила оставить за столом один свободный стул для бедняка. А в принципе они воспользовались методами самого убийцы, вспомнив трюк с переодеванием Лины в Дженнифер Адамс, который тот придумал в Лондоне. Ко всему прочему, все с самого начала находилось под наблюдением двух лакеев-полицейских. Так что сотрудничество всех служб оказалось плодотворным.
* * *
Нервы сидящих за столом были напряжены, и все разом вздрогнули от хлопка пробки, вылетевшей из открываемой бутылки шампанского. Эрнест воспользовался моментом, чтобы выхватить из-под стола вилы. С криком «свеча!» он вскочил, схватил канделябр, стоявший посередине стола. Они искали виновного? Так и быть! Пусть попробуют его поймать! Раз уж они хотели зрелища, они получат его! Нужно только быстро добежать до двойной застекленной двери, находившейся слева от фонтана Пифии. Всего несколько метров…
– Эй, он убегает! – вскричал Бертран.
Слишком поздно… Эффект неожиданности сыграл убийце на руку. Несмотря на стеснявшие движения вилы, канделябр и длинный хвост, критик за две секунды домчался до двери и уже закрывал за собой створки. Изнутри они запирались щеколдой, он задвинул ее. На несколько минут это задержит преследователей. За это время он добежит до водоема. Ступеньки ведущей к нему каменной винтовой лестницы были очень скользкими. Под сводами подземелья гулко раздавались удары в дверь, которую пытались взломать его враги. Теперь он уже ступал по грязи. Черт побери! Туфли измажутся… Удушающий запах сырости, стоячей гнилой воды стискивал горло. Не хватало воздуха. На отсыревших стенах плясали тревожащие тени, отбрасываемые мерцающим светом канделябра. Если ему не изменяет память, сейчас нужно повернуть налево, к служебному выходу. Ну вот, теперь он как раз под площадью Дягилева. Впереди – еще одна лестница, железная. Он находился в утробе Пале-Гарнье. Мефистофель сориентировался, определил направление к улице Глюка, нагнулся и углубился в подземный ход. В конце его находилась площадка с зияющим отверстием, огороженным клеткой из ржавых железных прутьев: колодец свободы. До водоема – рукой подать. Он пролез в клетку, но вынужден был оставить свои вилы: отверстие со ступенями, спускающимися в черную воду, очень узкое. Совсем нет времени снять туфли… Жаль… Пропали… Его обувщику потребуется месяца три на изготовление новой пары. Ну и месиво!..
Смирившись, Мефистофель начал спускаться. Голоса приближались. «Быстрее, они уже близко!» В спешке он потерял очки и выронил канделябр, пролетевший несколько метров до воды. Чернильная темнота окутала беглеца. Но это уже не имело значения, потому что ему все равно надо было проплыть под водой до сливной камеры, откуда накопившиеся грунтовые воды из водоема уходили в канализационную трубу. Свечи здесь были бесполезны. Он уже спустился до половины, когда хвост его костюма некстати зацепился за поручень. Потеряв равновесие, Лебраншю попытался отцепить его, но промахнулся; руки вошли в плотный непроницаемый мрак. В падении он головой сильно ударился о кусок железа; страшная, сокрушительная жгучая боль… и ледяная, принявшая его в свои объятия вода… Вкус крови и грязи во рту; тошнотворный привкус гнили. Он задохнулся, почувствовал, как отяжелело тело; грязная жидкость поглотила его. Эрнест Лебраншю еще сопротивлялся ей, барахтался, но все напрасно. Силы покинули его. Он раза три вынырнул, да так и остался на поверхности, животом вниз, с легкими, наполненными гнилостной водой.
Бросившиеся в погоню Легран и Джонсон вместе с двумя полицейскими, переодетыми в лакеев, опоздали. Лучи их фонарей высветили лишь вздувшийся на поверхности пузырь красного атласного плаща над неподвижной полузатопленной массой да медленно проплывшую белую рыбину с засеребрившейся на свету чешуей, одного из карпов-альбиносов, древних хранителей подземных вод. Здесь, в водяном котловане Пале-Гарнье, закончилось земное путешествие критика «Мира меломанов». Закончилось печально-драматичным зрелищем.

Финал
Лина смотрела на коричневатое пятнышко, слегка выделявшееся на тыльной стороне кисти. Из-за этой ничего не значащей ерунды она чуть было не заработала себе пожизненное заключение. Поднеся руку к губам, она поцеловала эту меточку. Следует твердо усвоить на будущее, что любая незначительная мелочь может разрушить все чаяния и надежды. Она получила хороший урок, пройдя через этот кошмар. В дверь тихо постучали, потом дверь приоткрылась. Показалось круглощекое, всегда улыбающееся личико медсестры. Мадемуазель Жизнерадостность, так прозвали ее в психиатрической клинике.
– Ну и как? Рады, что покидаете нас?
– Немного страшновато, – призналась Лина.
– Это нормально, уходящие от нас всегда испытывают страх. Но это быстро проходит… К тому же вы не будете одинокой; в холле вас ожидает доктор Джонсон. Ждет с нетерпением.
– Иду. Я уже почти готова. Спасибо.
Милый Роберт, как же он заботился о ней все эти месяцы! Два раза в неделю перелет Лондон – Париж, ради того чтобы следить за курсом лечения и… чтобы поухаживать за ней! Бедненький, он так ничего и не понял! Она говорила ему то, что ему хотелось слышать, и меняла свое поведение в соответствии с его указаниями. Для того чтобы ее выздоровление не так бросалось в глаза, она даже позволила себе несколько мелких рецидивов, необходимых для поддержания версии о его прогрессе. Приступы безумия возникали реже, галлюцинации исчезли, затем пришло время утверждения, синоним вновь обретенной личности, синоним свободы. Нет, она больше не думала о Марии, а если и случалось, то только как признательная почитательница, ни больше ни меньше. Впрочем, достаточно было одного взгляда: сходства между обеими женщинами не осталось и в помине. Чтобы убедиться в этом, она подошла к вопрошавшему зеркалу. Ответ однозначен: неузнаваема, по крайней мере внешне. Разве не прошла она хорошую школу, не стала специалистом в искусстве смены обличья? Она была Эрмой, Сентой, Сесилией и Марией, а сегодня превратилась в обновленную Лину: искусно обесцвеченную блондинку с короткой стрижкой, загорелую благодаря сеансам ультрафиолета три раза в неделю. Джинсы, кроссовки и белый толстый свитер крупной вязки из шотландской шерсти делали ее спортивной и динамичной. До чего же здоровый вид! Даже не верится! На кровати стоял ее раскрытый саквояж. Все тот же самый, что побывал с ней в Пале-Гарнье, «Ковент-Гарден», Одеоне; тот, который она когда-то купила в Милане, убегая от своей семьи, от отвратительных домогательств своего отца. Этот факт был единственно достоверным из всех доказательств инспектора Леграна в новогоднюю ночь. Да, в детстве ее насиловало это чудовище. И девочка Бьянка, такая хорошенькая, милая, чистая, тоже была изнасилована им. А потом он просто сбросил ее с каменной лестницы в подвал. Так Лина и заняла ее место на сцене в «Ифигении в Тавриде», а Каллас стала для нее образцом для подражания. Она еще дешево отделалась! Бертран-шериф был недалек от истины, только он ошибся в определении виновного. Измени он порядок своих подозреваемых, его анализ был бы превосходным, все так и происходило, как он рассказал, за исключением одного: бедный журналист был невиновен. Его смерть в вонючей воде – какой поразительный финал! А вообще-то странно, что никто не заметил, что ее сценический псевдоним – Эрма Саллак – был анаграммой имени Марии Каллас. Да, действительно странно. А ведь это так очевидно.
Книга Эрнеста Лебраншю валялась на ночном столике. Бросить ее в мусорную корзину? Пожалуй, не очень-то уважительно в отношении того, кому она обязана своей реабилитацией, к тому же «Дело Каллас» было ее делом. Разве это не перевоплощение? Она открыла книгу и перечитала надпись, сделанную автором: «О, человеческая комедия! Подумать только, когда вы проливали слезы отчаяния…» Бедняга оказал ей дьявольскую услугу, опубликовав плод своих изысканий о Марии-Сесилии Калогеропулос! Нескромное перо сделало его идеальным виновником. Только он забыл написать, что среди партий, которые любила петь дива, была партия Сенты в «Летучем голландце» Вагнера. Сента… одно из любимых имен… Нет, не стоило выбрасывать его книгу. Она положила ее на стопку белья и застегнула молнию саквояжа. Пусть останется как память. Через несколько часов они будут в Маракеше, где состоится свадьба Айши и Билла. А этот милейший инспектор Джонсон! Шутник чертов! Надо же, попросить своего брата-близнеца сойти за него для медицинского освидетельствования до начала следствия! Она, конечно же, сразу раскусила их и вертела как хотела лжеполицейским. Лина расхохоталась. Какие только штучки не выделывает жизнь! Там будут все: Иветта, Эмма, Агнесса, Бертран, Жан-Люк. Доктор Отерив… она ему крайне обязана… он очень хорошо ее вылечил. А все-таки здорово получилось с тем кинжалом! Немного переиграла, правда. Без этого можно было обойтись, но нет худа без добра: она тем самым предстала беззащитной жертвой, ни капли вины не пристало к ней. Невозможно быть одновременно жертвой и убийцей. Ко всему прочему, она заработала на этом кучу денег. Целое состояние! Приличное вознаграждение за прерванную карьеру. Она вспомнила, как прятала бутафорский кинжал в гримуборной Сары до выхода на сцену, чтобы потом обвинить ее. Уборщицы и Жилу чуть было не застали ее, когда она похищала со стола в кулисах орудие преступления. Но удача была на ее стороне. Хорошо у нее получилось и с потерей памяти, когда пришлось отвечать на неудобные вопросы парижской полиции. Ах, еще и тот чайник! Немудрено было уронить его, столкнувшись нос к носу с гостями миссис Джонсон! Один из редких случаев, когда она потеряла самообладание, и только чудом избежала провала. Да ладно, все это уже история. Наплевать и забыть. Перед ней открывается фантастическое будущее. Она полетит в самолете с Робертом. Попросит ли он ее руки, запачканной кровью? Позволит ли она надеть на свой безымянный палец обручальное кольцо? Опасно, конечно, делить свою жизнь с психиатром; нужно будет постоянно быть настороже. А впрочем, если он очень уж будет ей докучать, можно стать хорошенькой вдовушкой. А что? Весьма соблазнительно. Такой роли у нее еще не было. Ей так идет черное. Лина тряхнула головой, прогоняя эту мысль. Сожалела она лишь о том, что Жиль Макбрайен не задушил в тот вечер Сару фон Штадт-Фюрстемберг. Но это было бы уже слишком, она и так немало поразвлеклась, переодевшись в Кармен-мстительницу. А удуши он ее тогда, не было бы отрубленной головы в Афинах, кровавой смерти, разбавленной гибелью влюбленного. Нет, ей решительно не о чем жалеть. Да, да, да! Сумка почему-то тяжеловата. Но и речи быть не может, чтобы позвать подмогу. Смелее! Надо нести ее, как перышко, как должен ее нести новый персонаж. Персонаж, который будет упиваться жизнью!
– Идешь, Мария? Наш жених ждет нас. Эх, и гульнем…
Счастливы… они были до неприличия счастливы. Все хорошо, что хорошо кончается. Торжествующие, они в унисон напевали, мгновенно закрыв тем самым дверь в прошлое:
Скажи-ка мне, Венера,
Ну что за радость для тебя
В такой разгульной жизни?
Никогда еще их голоса не были такими красивыми: свежими и слаженными. Чудесно! Они смогут вновь появиться на сцене, стоит им захотеть.
Скажи-ка мне, милая публика, любовь моя,
Ну что за радость для тебя
В такой разгульной жизни…

1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20