– Не желаете ли кофе, инспектор?
Из ее уст эта фраза прозвучала как «Вы ведь, надеюсь, не хотите кофе?», и Касл, повинуясь, покачал головой и спрятал фотографию во внутренний карман. Дверь кабинета открылась, и в проеме появилась голова декана. Декан изобразил на лице улыбку, исполненную необычайной любезности, и сказал:
– Заходите, заходите, – и, уже закрыв дверь за Каслом, добавил: – Простите, что заставил вас ждать.
Помимо хозяина кабинета в комнате оказался еще один мужчина, которого декан представил как казначея Мартина Берри.
– Для вас, надеюсь, не является секретом цель моего визита, – начал инспектор.
– Да-да, – отозвался декан, – это ужасное происшествие в музее…
– У нас уже были представители прессы, – произнес Берри тоном, дававшим понять, что в его жизни полно неприятностей и без этого досадного недоразумения. Казначей был среднего роста, средней упитанности и столь же средней уродливости. Даже казначеем он был средненьким. – И не только у нас, но и в больнице, – добавил он с огорчением в голосе.
Касл был не в том настроении, чтобы оценить всю огорчительность этого факта, но на слова казначея Откликнулся декан Шлемм:
– Надеюсь, вы сумели им объяснить, с подобающей вежливостью разумеется, что мы полностью владеем ситуацией?
Берри заверил декана, что все было именно так, и тот переключил свое обаяние на Касла.
– Вопреки бытующему в обществе мнению, больница и медицинская школа – это два совершенно самостоятельных учреждения, которые финансируются из разных источников, устроены на разных принципах и ориентируются на различные ценности.
Можно было подумать, что он говорит о какой-то недостойной семейной ветви, отделившейся от общего генеалогического древа.
– То есть вы хотите сказать, что с больницей у вас не лучшие отношения?
Услышав столь прямой и, на взгляд Шлемма, несколько нетактичный вопрос, декан постарался не утратить своей дружелюбной улыбки.
– Ну, мы цапаемся иногда, – признался он и, стремясь поскорее перевести разговор в иное русло, продолжил: – Итак, в музее обнаружено какое-то тело. Вы считаете, это подозрительно?
Касл не оправдал ожиданий декана и не улыбнулся шутке. Напротив, подчеркнуто строго и официально он известил обоих представителей администрации медицинской школы о том, что произошло сегодня в музее.
Серьезный тон инспектора столь сильно подействовал на казначея, что его слегка одутловатое и бледное лицо побледнело еще больше, так что отхлынувшая от лица кровь, казалось, вот-вот унесет с собой все еще остававшиеся признаки жизни Берри. Даже декан, который, как истинный аристократ, не терял самообладания ни при каких обстоятельствах – разве что при виде неприкрытой нищеты или при отсутствии у собеседника хороших манер, – несколько приуныл.
– Понятно, – протянул он.
– Но господи боже мой! – воскликнул казначей. – Известно хотя бы, кто она такая? И кто это сделал?
– Мы предполагаем, это Никола Экснер, студентка второго курса. Вы знаете ее?
Инспектор отнюдь не подозревал ученых мужей в личных связях со студентками, он всего лишь надеялся получить от них хоть какую-то информацию, однако оба – и декан, и казначей – принялись столь рьяно и испуганно уверять его в своем полном неведении, что это не укрылось от внимания Касла. Шлемм и Берри вели себя так, будто представитель власти мог счесть их осведомленность подозрительной.
– Я думал, вам могло встречаться имя этой девушки, ведь она, насколько я знаю, готовилась к экзамену на приз по анатомии.
– У нас более девятисот студентов, инспектор, – немедленно отозвался на это Шлемм. – Так что вы, надеюсь, простите, что я не могу сообщить вам об этой студентке ничего определенного.
Касл кивком простил его и продолжил:
– Что же касается вопроса о том, кто это сделал, мы пока не пришли к каким-либо определенным выводам.
– Я уверен, это кто-то из посторонних, – тут же выразил свое мнение декан, проявив при этом чуть ли не сверхъестественные дедуктивные способности. Казначей поспешил принять эту же точку зрения.
– Возможно. – Мнение Касла было не столь категоричным.
– Если мы можем как-то помочь вам… – проговорил декан, глядя «а Берри и, несомненно, подразумевая под «мы» именно его.
– Пока что не сообщайте ничего прессе, всех журналистов отсылайте к нам – мы отведем для них специальное помещение в полицейском участке. Номер телефона, по которому с нами можно будет связаться, вы получите. Не исключено, что придется показать фотографию убитой студентам и сотрудникам больницы. Вот тут нам действительно понадобится ваша помощь.
Такая перспектива декана явно не обрадовала, но он промолчал. Казначею тоже не оставалось ничего другого, кроме как кивнуть.
– По всей вероятности, завтра нам придется опросить множество самых разных людей в школе и в больнице. Надеюсь, с этим не возникнет никаких затруднений?
Шлемм по-прежнему не был настроен отвечать, в то время как казначей, по-видимому, решил, что молчание начальника обязывает его не просто сотрудничать с полицией, но делать это с энтузиазмом, а потому энергично закивал.
После небольшой паузы декан произнес:
– Если у вас все, инспектор…
И сама фраза, и тонкая улыбка на губах декана, и его вздернутые брови намекали на окончание аудиенции. Поднявшись, Касл извинился за отнятое время, получил заверения в том, что ничего страшного он не совершил, и вышел из кабинета. Вслед за инспектором кабинет декана покинул и казначей, получивший распоряжение оказывать полиции всяческое содействие.
После их ухода Шлемм долго сидел в кресле, задумчиво глядя на телефон. Наконец он поднял трубку.
– Мисс Ханнер? Соедините меня, пожалуйста, с профессором Гамильтоном-Бейли.
Уортон окинула взглядом мастерскую. Это было квадратное помещение с низкими стеллажами вдоль стен, большую часть которого занимал стоявший посредине большой деревянный стол, весь покрытый пятнами и царапинами. Над стеллажами размещались полки с бутылями, ретортами, банками с краской, пестиками и мензурками. Внизу, под стеллажами, хранились бумажные мешки, большие бутыли с жидкостями и несметное количество стеклянных и плексигласовых банок самых разных форм – цилиндрических, кубических, шарообразных и даже двадцатигранных. Свободные же участки стен были сплошь увешаны анатомическими таблицами.
Уортон наморщила нос. В комнате стоял какой-то странный запах – не то чтобы неприятный, но и далеко не цветочный аромат.
Хозяин мастерской, Гудпастчер, являл собой поистине жалкое зрелище. Лицо его, и в обычное время какое-то помятое и имевшее нездоровый цвет, здесь, в безжизненном свете флюоресцентных ламп, выглядело как лицо покойника, и его кожа после бессонной ночи и всех треволнений окончательно превратилась в высохший пергамент. Глаза Гудпастчера покраснели и ввалились, да и все тело его скукожилось. Куратор трясся, вперив в Уортон затравленный взгляд.
Несчастный и испуганный, он появился в музее минут за пятнадцать до того, как в его мастерскую вошла инспектор Уортон. Сначала на куратора музея накинулся Локвуд. Его первым намерением было схватить Гудпастчера за мошонку и зашвырнуть куда подальше, но, установив его личность, Локвуд решил, что ему зачтется, если он препроводит куратора к Джонсону, который в свою очередь передал его на руки Уортон. И вот теперь они сидели на высоких табуретах возле одного из стеллажей.
Юбка Уортон туго обтягивала бедра, открывая значительную часть левого из них. Но если она хотела таким образом ввести сидевшее рядом существо, отдаленно напоминавшее мужчину, в искушение, она явно переоценила свои возможности. Гудпастчер был слишком подавлен и измотан, чтобы клевать на такие приманки.
– Чем вы занимаетесь в этой комнате?
Куратор музея удивленно посмотрел на Беверли Уортон, словно не мог понять, зачем она об этом спрашивает.
– Мы делаем здесь муляжи для музея и реставрируем их.
– Так это вы изготавливаете все эти фантастические экспонаты! У вас, наверное, необыкновенные способности.
Гудпастчер был совершенно обескуражен – может быть, потому, что не привык к похвалам, а может быть, просто не мог взять в толк, чего ради все это говорится. Какое-то время он тупо молчал, затем все-таки произнес:
– Доктор Айзенменгер сказал, что в музее покойник.
– Да, это так.
– А кто это?
– Мы полагаем, что это одна из студенток, Никки Экснер. Вы знаете ее?
Гудпастчер тут же замотал головой.
– Точно нет? Вы ответили, даже не успев подумать.
Куратор снова покачал головой:
– Я лично не знаком ни с кем из студентов.
– Сколько времени вы здесь работаете?
– Тридцать семь лет. – В ответе Гудпастчера прозвучала гордость.
– С юности?
Он кивнул с довольным видом.
– Мне сказали, что вы почти никогда не пропускаете работу.
– Да, за все это время не больше пяти раз. Не считая отпусков, разумеется.
– И надо же, такое совпадение! – сказала Уортон, будто невзначай мягко улыбнувшись.
Ее собеседник нахмурился:
– Что вы имеете в виду?
– То, что вы отсутствовали как раз в тот день, когда в музее была убита девушка.
Гудпастчер застыл с таким видом, будто Уортон прищемила ему гениталии дверью, в то время как, если судить по ее взгляду, сказанное ею было всего лишь доброй шуткой.
– Но вы ведь знаете почему! – вырвалось у него, и неизвестно, чего в этом восклицании было больше: испуга или возмущения.
– Конечно знаю, – по-прежнему улыбаясь, поспешила заверить куратора инспектор Уортон. – Я просто удивилась, какие необычные совпадения подчас случаются. Вашей жене сделалось плохо именно в ту ночь, когда произошло это ужасное событие.
Гудпастчер продолжал с подозрением глядеть на инспектора, но улыбка на ее лице стала еще лучезарнее. После секундной паузы Уортон задала следующий вопрос:
– В котором часу это с ней случилось?
– Около десяти. Она неожиданно потеряла сознание на кухне. Просто упала, не издав ни звука. Это было ужасно.
– И вы сразу вызвали «скорую»?
Он кивнул.
– Машина прибыла быстро?
– Минут через пятнадцать.
– И вы поехали с женой?
Он опять кивнул.
– В больнице «скорой помощи», наверное, долго канителятся с оформлением и приемом больных?
– Нет-нет, – тут же возразил Гудпастчер. – Они сразу осмотрели ее. Сказали, что это удар.
– Ее поместили в отделение интенсивной терапии?
Еще один кивок.
– Вы оставались с ней всю ночь? – Этот момент инспектор Уортон должна была прояснить до конца.
– Да. Она до сих пор не пришла в сознание.
– И совсем никуда не отлучались?
Поколебавшись какую-то долю секунды, Гудпастчер ответил:
– Нет, никуда.
По замешательству Гудпастчера Уортон поняла, что тот говорит неправду.
– Вы уверены, мистер Гудпастчер?
Он помолчал, затем опустил голову.
– Один раз я выходил. Минут на пятнадцать. – Он опять замолк, затем пристыжено добавил: – Я выходил покурить. Не мог выдержать. Я не курил двадцать пять лет, но тут мне просто надо было.
Мог ли он за пятнадцать минут проделать все это с Никки Экснер? Скорее всего нет, но это необходимо было еще проверить.
– Значит, вы выходили выкурить сигарету?
Он кивнул с таким виноватым видом, будто сознавался в убийстве.
– И больше за эту ночь вы не оставляли жену ни на минуту?
– Конечно.
Конечно…
– Можно взглянуть на ваши ключи? От музея.
Долго искать ключи куратора не пришлось, они сами попались ему под руку, стоило сунуть ее в карман. Но когда инспектор потянулась за ключами, Гудпастчеру внезапно расхотелось отдавать их. Для него это было все равно что расстаться с частицей собственного тела.
– Мы вернем их вам, – сказала Уортон, почувствовав колебания Гудпастчера.
– Но как же я попаду в музей?
– Никак. Вы не будете ходить сюда, пока мы не разрешим.
Куратор неохотно опустил ключи на тонкую гладкую ладонь Беверли Уортон, испытывая при этом чуть ли не физическую боль.
Принимая ключи, Уортон задала следующий вопрос:
– Скажите, как можно добраться до стеклянного купола? Ведь его надо содержать в порядке, чистить. Или это делается с крыши?
Гудпастчер, лишившись ключей, казалось, окончательно потерял ориентацию в пространстве.
– Добраться? – переспросил он и снова замолк. Затем продолжил: – Там есть проход наверх. – С этими словами он указал подбородком на что-то за спиной Уортон.
Обернувшись, она впервые заметила дверь, почти полностью завешанную таблицами с изображением венозной и артериальной систем.
– Там лестница на чердак. Сам чердак используется как хранилище, и через него можно пройти к куполу.
Соскользнув с табурета, Уортон подошла к двери.
– Каплан, позовите Джонсона.
Спустя минуту появился Джонсон.
– Оставайтесь здесь и составьте компанию мистеру Гудпастчеру, – приказала она Каплану, а Джонсону бросила: – Пойдемте со мной. Дверь заперта? – спросила она Гудпастчера.
Тот покачал головой.
Возле левой руки фигуры странного джентльмена, состоявшего из одних вен, на двери была круглая ручка. Повернув ее, Уортон открыла дверь. Сразу за ее порогом начинались уходившие наверх деревянные ступени. Щелкнув электрическим выключателем, который оказался рядом на стене, Уортон убедилась, что следов крови на ступенях нет.
Только после этого инспектор начала подниматься по лестнице. Джонсон последовал за ней. Наверху обнаружилась еще одна дверь, за которой полицейских встретила темнота. Кое-как им удалось нащупать на правой стене массивный бакелитовый выключатель, с громким стуком замыкавший и размыкавший электрическую цепь. Загоревшаяся лампочка оказалась старой и тусклой, желтоватый свет, который она излучала, по мере удаления от нее таял, уступая место жавшимся по стенам теням. Но все же этот свет позволял разглядеть пространство чердака, который оказался довольно большим – не менее тридцати метров в поперечнике. Он был полностью забит разнообразными экспонатами, по большей части очень старыми; все они покоились под густым слоем пыли и обросли паутиной. Наиболее крупные прятались под чехлами и смутно вырисовывались в полутьме, словно привидения. Некоторые из них были похожи на монстров, угрожающе подкрадывавшихся из темноты. Всего тут хранилось, наверное, несколько сотен, если не тысяч, экспонатов. Однако при всем бардаке все они были пронумерованы и снабжены бирками из плотной бумаги; сделанные на них черными чернилами надписи давали необходимые пояснения.
Пол чердака оказался деревянным. И здесь ни Уортон, ни Джонсон не обнаружили пятен крови.
Уортон продвигалась вперед с осторожностью, словно опасалась, что где-то здесь, в чердачной пыли, и притаился неведомый убийца. Дойдя таким образом до дверцы в круглой башенке, достававшей Уортон до пояса, инспектор увидела, что та закрыта на два засова, явно очень древних. Выудив из кармана маленький электрический фонарик, она внимательно осмотрела их.
– Дверь недавно открывали, – констатировала она.
Инспектор опять полезла в карман и на этот раз достала пару одноразовых перчаток. Надев их, она с трудом отодвинула засовы, которые в силу своего возраста не хотели поддаваться ее усилиям. Когда дверь наконец была отворена, на чердак ворвался дневной свет. Выглянув наружу, Уортон увидела метрах в тридцати под собой пол музея, и у нее слегка закружилась голова. Она резко выпрямилась и ухватилась за притолоку.
– С вами все в порядке? – с непритворным участием спросил Джонсон.
– Да, – кивнула она. – Это просто от неожиданности.
Переведя дух, она снова высунулась наружу.
Залитый кровью стол теперь находился прямо под ней. С этой точки зрелище было еще более впечатляющим. Локвуд, сокращенный перспективой до одной лишь лохматой головы с выпиравшими из-под нее во все стороны небольшими округлыми частями тела, в этот момент как раз чесал одну из них – ту, что пониже спины. Переведя взгляд, Уортон увидела рядом с собой свисавшую веревку, теперь наполовину обрезанную. Подняв голову, инспектор проследила ее взглядом.
Теперь ее взору открылась стеклянная крыша купола, на которой на фоне серых туч просвечивали капли дождя. Все пространство под куполом перекрывал металлический брус; в середине его был закреплен крюк с висевшим на нем шкивом. Через шкив и была перекинута веревка, сверху привязанная к брусу.
– Полюбуйтесь, – уступила она свое место Джонсону.
Надев перчатки, он высунулся в дверь и несколько минут разглядывал эту картину. Уортон тем временем рассматривала спину полицейского и вдруг подумала, как легко можно было бы сейчас столкнуть Джонсона вниз.
– Похоже, все это можно проделать очень просто, – заметил он, вдоволь на все наглядевшись. – Нет никакой необходимости тащить тело сюда. Продеть веревку через шкив, опустить вниз, сделать петлю, затянуть ее вокруг шеи и подтянуть тело вверх – вот и все.
– Но для этого надо несколько раз подняться сюда и спуститься вниз.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47