А-П

П-Я

А  Б  В  Г  Д  Е  Ж  З  И  Й  К  Л  М  Н  О  П  Р  С  Т  У  Ф  Х  Ц  Ч  Ш  Щ  Э  Ю  Я  A-Z

 

Я иногда думал, что она вообще никого не боялась, научившись с детства противостоять такому тирану, как ее отец. Позднее понял, что вся ее жизнь была сплошным дерзким сопротивлением собственному страху.
– Страху перед чем? – Хейли постаралась, чтобы ее вопрос не прозвучал вызывающе.
– Перед отцом. Перед призраком матери. И – хотя она никогда не признавалась в этом ни мне, ни кому бы то ни было другому – перед братом.
Карло ненавидел Луи так же, как тот ненавидел его; неудивительно, что он это сказал.
– Луи разделял ее верования? – спросила Хейли.
Казалось, Буччи не услышал вопроса.
– Но она никогда не боялась меня, – продолжал он. – Она спорила со мной, нисколько мне не уступая. И обычно побеждала. Если бы Линна боялась меня, она никогда не подала бы знака. Я нашел это…
Он не окончил фразу. На пороге стояла Селеста, ее ярко накрашенные губы слегка приоткрылись от удивления. Овладев собой, она медленно опустила саквояж на пол у самого порога и вплыла в комнату, протянув руки навстречу Буччи:
– Месье Карло! Какая неожиданная радость! Я не видела вас после похорон Линны. Как поживаете?
Он проигнорировал ее приветствие, его руки были плотно прижаты к бокам.
– Я отвечу на ваш вопрос относительно Луи, – продолжил он, обращаясь к Хейли. – Они делили все. Но ее вера была поверхностной. Его – фанатичной. – Сказав это, он повернулся и исчез так же внезапно, как появился.
Закрыв за ним дверь, Хейли прислонилась к ней и шумно вздохнула:
– Ух! Чувствую себя так, словно только что через комнату прошла пантера. Если ваш оберег будет таким же действенным, как ваше своевременное появление, думаю, он мне очень пригодится.
– Во всяком случае, вижу, что теперь вы относитесь к моему предложению разумно. – Селеста скинула голубой плащ. Под ним на ней был черный вязаный, тесно облегающий жакет. На ногах – высокие, почти до колен, черные ботинки. С тех пор как подростком Хейли была сумасшедшей поклонницей Дианы Ригг и ее героини в «Мстителях», она не видела женщины, выглядевшей столь элегантно в таком облегающем наряде. – А теперь сможете ли вы делать то, что я скажу, и не хихикать при этом? – спросила Селеста.
– Постараюсь.
– Тогда идите сюда. – Селеста вручила ей четыре белых толстых свечи и велела, расставив их по четырем углам комнаты, зажечь. Сама она между тем насыпала длинные бороздки соли перед входной и балконной дверями.
– А разве не нужно обсыпать все по периметру? – поинтересовалась Хейли.
– Это защита от мужчин, а не от духов. Мы не станем отпугивать остальных, тех, кто живет в этой комнате, да? Теперь встаньте вот здесь, в центре, и вытяните руки вперед. Я благословлю вас, потом комнату – вот и все.
Хейли сделала так, как велела Селеста. Ритуал походил на тот, в котором она участвовала, когда покупала у жрицы свой талисман гри-гри, но сейчас голос Селесты звучал более патетически. На лбу женщины выступили капельки пота, когда она произносила заклинания, сначала обернувшись к Хейли, потом – к двери, потом – к окну.
– …во имя святых Иуды и Иосифа, во имя Оришаса Оддуа и Йемайи, во имя их детей, пребывающих на земле, защити эту женщину, – пропела Селеста, посыпая голову Хейли солью. – Защити эти стены, – продолжала она, бросая щепотку соли на пол перед дверью. – Защити этот дом от зла. – С этими словами Селеста открыла дверь и высыпала остатки соли в коридор. В этот самый миг кто-то, должно быть, открыл входную дверь внизу, потому что в комнату ворвался сквозняк. Язычки пламени дрогнули, но не погасли.
– Придется начинать все сначала? – спросила Хейли.
– Нет, – ответила Селеста. – Это был знак, который я и надеялась получить. Свершилось. – Жрица рухнула в рабочее кресло Хейли у стола, откинулась на спинку, насколько позволяла пружина, и потерла пальцами виски.
– Горничная Берлина регулярно пылесосит коридор, – заметила Хейли.
– Эта соль не должна находиться там постоянно. Она предназначена для того, чтобы отпугнуть злых духов, которые могли оказаться за дверью и искать лазейку, чтобы проникнуть внутрь.
– Если они могут проходить сквозь закрытые двери, разве не сумеют пройти и сквозь стены?
– А когда вы, как, кстати, и я до сих пор, пьете кровь Христову, разве, несмотря на всю вашу веру, вы не отдаете себе отчета в том, что она имеет вкус дешевого вина?
Хейли прекрасно ее поняла.
– Простите, – сказала она. – Просто мне всегда хочется докопаться до сути вещей.
– Тогда удивительно, что вы за все это время ни разу не шелохнулись. – Селеста вытерла лоб тыльной стороной ладони.
– Ваша работа так изнурительна? – поинтересовалась Хейли.
– Я следовала примеру Линны: она ведь ждала худшего, я – тоже. Все время после того, как ушла от вас, я готовилась к сегодняшнему вечеру. – Она взяла бокал вина, который поднесла ей Хейли. – У меня с утра маковой росинки во рту не было, так что вино ударит мне в голову, – предупредила Селеста, однако вино выпила. – Ну а теперь, когда мне больше не нужно концентрировать внимание, откройте, что сказал вам Буччи?
– Не много. Сначала, полагаю, он хотел напугать меня и заставить отказаться от книги, но потом увидел рисунок Линны и забыл об угрозах.
– Значит, ее заклинание действует до сих пор, – задумчиво произнесла Селеста. – А теперь, думаю, мне нужно что-нибудь поесть, пока я во хмелю не упала на вашу кровать.
Даже сейчас, в десять часов вечера, «Сонина кухня» была переполнена, вокруг кассы толпилось множество страждущих, поэтому Селеста повела Хейли в таверну, стены и потолок которой были обклеены фотографиями туристов, когда-либо перекусывавших здесь. Одинокий музыкант, стоя на узенькой сцене, играл на гитаре, отбивал ритм ногой и нараспев отвечал на реплики, которые ему бросали из зала. Несмотря на открытую входную дверь, в длинном узком зале было накурено, душно от пара, поднимавшегося над кипящей в котле водой. Рядом с котлом в садках копошились живые раки, ожидая своей очереди попасть в кипяток.
За десять долларов им дали целую гору свежих раков с чесночным маслом и французский хлеб, которым так вкусно собирать подливу. Они ужинали – если этим приличным словом можно обозначить такое варварство – до тех пор, пока специальный тазик не наполнился пустыми раковыми панцирями, а их юбки не оказались замызганными жиром. Если среди присутствующих и находились представители паствы Селесты, они, чувствуя настроение жрицы, не докучали ей.
– Ну что, хватит? – спросила Селеста, когда они прикончили четвертое блюдо с раками.
– У меня, кажется, осталось местечко еще для одного, – ответила Хейли и ухмыльнулась. Какими бы опасностями ни грозило будущее, сегодня это никак не влияло на ее настроение. Давненько не было ей так легко.
– Давайте вернемся в вашу комнатку и еще немного поговорим.
Они возвращались длинным путем, по улице, освещенной мягким светом старинных фонарей и малолюдной из-за пронизывающего холода.
В вестибюль и на лестницу, ведущую к квартирам, врывались из ресторанной кухни ароматы специй и шоколада.
Селеста глубоко вдохнула.
– Завтра будет «Шоколадный грех»? – спросила она.
– Он у них бывает каждое воскресенье. – Выкинув из головы все связанное с убийством, Хейли поднималась по лестнице, шаря в сумке в поисках ключа.
В коридоре, однако, взглянув на золотисто-зеленый ковер, она почему-то представила себе Соню Берлин, распростертую на полу перед своей дверью, с торчащими из-под длинной юбки ногами в чулках и вытянутой вперед палкой.
Что же все-таки увидела Соня?…
Может, окровавленную Линну, лежащую на кровати, или убийцу в залитой кровью одежде. Возможно, нож, который полиция так и не нашла, пока он не появился снова при самоубийстве Джо Моргана. Возможно…
Восемь лет, Хейли. Да, восемь лет назад страх убил эту женщину. Оставь же ее в покое хоть теперь.
Не успела она вставить ключ в замочную скважину, как дверь поддалась и приоткрылась.
Хейли попятилась, услышав внутри какой-то звук.
– Я запирала ее, – шепотом сказала она Селесте. – Точно знаю, что запирала.
Селеста толкнула дверь ногой.
– Вы оставили свет включенным? – спросила она.
– Не уверена.
Селеста двинулась вперед.
– Подождите! – остановила ее Хейли. – Там может кто-то быть.
Покачав головой, Селеста вошла. Более осторожная Хейли топталась в коридоре.
– Посмотрите, здесь все на месте? – спросила Селеста, когда Хейли все же решилась войти.
Ящики стола не были выдвинуты, дверца стенного шкафа закрыта. Шкатулка для драгоценностей – та самая, с наборным замком, которую Билл подарил ей в ожидании драгоценностей, которые у нее когда-нибудь появятся, – по-прежнему стояла на туалетном столике. Даже рабочий стол выглядел таким, каким она его оставила, конверт с газетными вырезками лежал сверху.
– Все нормально, но дверь я точно запирала.
Селеста осмотрела дверь снаружи, надеясь заметить следы того, что замок открывали отмычкой или откручивали болты.
– Если тот, кто это сделал, хорошо знает свое дело, полагаю, никаких следов не будет, – заметила она.
– Или подействовала ваша защита.
– Зачастую такая защита – не более чем удача. Может, мы появились как раз в тот момент, когда грабитель только вломился в комнату. Он услышал, что мы поднимаемся, и улизнул по черной лестнице.
Хейли не ответила. Действительно ли она закрыла дверь и проверила, заперта ли она?
Она выдвинула верхний ящик стола. Нож и духи лежали на том самом месте, где она их оставила.
– Вероятно, я ошиблась, – призналась Хейли. – Давайте забудем об этом.
Селеста вытянулась на диване.
– Расскажите мне подробнее о ваших последних снах.
Хейли дала ей распечатку двух наиболее неприятных эпизодов из воспоминаний Линны об отце. По мере чтения выражение лица Селесты становилось все более напряженным, словно она снова была готова впасть в транс. Закончив, жрица продолжала крепко сжимать листки, будто пыталась вытянуть из них энергию.
– Когда я была маленькой девочкой, моя семья жила у бабушки в городке к югу отсюда. Моей лучшей подругой была Лисинда, такая крохотная мышка, которая жила по соседству. Каждый вечер отец бил ее за ту или иную провинность. Вероятно, он делал с ней и еще кое-что, но в те времена не было принято открыто рассуждать об инцесте. Если мать Лисинды пыталась вмешаться, он бил и ее. И наконец девочка не выдержала. Она собрала отцовские вещи в бумажные пакеты и выставила на порог, прикрепив записку, в которой говорилось, что она больше не хочет, чтобы он был ее папой. Когда он увидел эти пакеты, Лисинда была дома одна. Отец в ярости ворвался в дом и убил ее. Потом заявил, что это был несчастный случай. Жена сказала, что верит ему, но позднее, когда его отпустили, эта женщина пришла к моей бабушке и попросила ее узнать, действительно ли он невиновен. Бабушка дала ей тонизирующий напиток, который та должна была подмешать ему в питье. Потом следовало час подождать, сказать ему, что она сделала, и спросить, убил ли он Лисинду. Если он был виновен, напиток должен был убить его. Если нет, он остался бы в живых. Разумеется, он умер, и все понимали, что он умрет.
– А что было в напитке?
– Паслен. В тот момент, когда мать Лисинды все рассказала мужу, у него произошел мощный выброс адреналина, который, смешавшись в крови с ядом, парализовал сердце.
– Вашу бабушку посадили?
Селеста улыбнулась:
– Бабушка сделала лишь то, чего не смог сделать суд. – Помолчав, она добавила: – Так же поступила и Линна. Теперь, прочитав это, я сожалею, что судила ее столь строго. Она не была пресыщенной богатой девочкой, какой я ее считала. Подобно тем рабам, которые тайком совершали свои обряды, она имела все основания владеть теми тайнами, которые познала. Ее осведомленность потрясла меня. Она знала не только то, что известно местным жрецам. Она обращалась к богам, чьи имена почитал когда-то народ йоруба и которые помнят теперь лишь в Африке да на Гаити.
Селеста стала рассказывать, как сама обучалась на Гаити, как совершила путешествие в Нигерию за несколько лет до всех этих событий. В другое время Хейли восхитилась бы ее рассказом. Но только не сегодня. Кто-то вторгся в ее жизненное пространство. Она чувствовала это по тревожным флюидам, исходившим от стен ее жилища.
После ухода Селесты Хейли проверила, все ли замки надежно заперты, и впервые за то время, что жила здесь, накинула на дверь цепочку.
Этого оказалось достаточно. Всю ночь она спала спокойно, пока рассветный луч не проник в комнату и улица не начала оживать.
Глава 13
На следующий день О’Брайен приехал пораньше с бутылкой виноградного вина и двумя розовыми бутонами в матовой стеклянной вазе. Хейли разлила вино по бокалам и только потом заговорила об истории со статьей. Как она и предполагала, Эд узнал о ней еще накануне вечером на работе.
– Все считают, что утечка произошла от твоего издателя, – сообщил он.
– Но в газете сказали, что им все сведения дала я сама. Завтра я смогу поговорить с репортером и все выяснить.
Он не стал напоминать ей об осторожности, а она, желая, чтобы этот вечер принадлежал только им двоим, не стала упоминать о таинственных визитерах и открытой двери.
Они ужинали в семейном ресторане на северной окраине города.
– Я подумал, тебе будет интересно продолжить знакомство с Новым Орлеаном и увидеть что-нибудь помимо старых улиц, прилегающих к реке, – объяснил он.
Пока они смаковали сомовые палочки, он рассказывал о своей работе, об удачах, принесших награды, а также и об ошибках. Мало-помалу разговоры за соседними столиками стали стихать: люди начали прислушиваться. Хейли не могла осуждать их. Рассказы Эда были в высшей степени увлекательными, а последний, о женщине, придумавшей хитроумный план, чтобы убить мужа, а по возвращении домой признавшейся во всем няне своего ребенка, – уморительным.
– Преступники всегда так глупы? – спросила Хейли.
– Только те, которых мы ловим. По-настоящему умные годами остаются на свободе, обычно потому, что никто, в сущности, не уверен, что преступление действительно было совершено. Трупов не находят или если находят, то слишком поздно, когда судмедэксперты уже не могут установить причину смерти. Бывает, что труп всплывает совсем не там, где произошло убийство.
Если Карло убил Линну, он устроил все почти так же, подумала Хейли и спросила:
– А как насчет наемных убийц?
– Это профессионалы. Их оружие невозможно обнаружить, и ничто не связывает их с жертвами. Единственное, о чем им следует позаботиться, – это чтобы никто их не увидел на месте преступления. Даже если их ловят, из них невозможно вытянуть ни слова. Что касается Линны…
– Нет, – перебила его Хейли, – не нужно вспоминать о ней сегодня.
«Почему, Хейли? Потому что она может забраться в твою телесную оболочку, завладеть твоим рассудком, похитить твоего мужчину?»
По теплой улыбке Эда Хейли поняла: это именно то, что он хотел от нее услышать.
После ужина он повез ее на берег озера Понтшартрен. В холодном ночном воздухе над гладью воды, клубясь, поднимался негустой туман, из-за которого звезды над горизонтом казались размытыми. Кроме них, на берегу оказалась лишь чернокожая женщина с девочкой, наверное, внучкой. Они сидели рядом у самой воды, женщина шепотом что-то говорила девчушке, а та кивала и время от времени поднимала личико к звездам.
Хейли, чьей профессией было наблюдать за чужими жизнями, хотелось подойти поближе и прислушаться, но она лишь поплотнее закуталась в пальто.
– Замерзла? – спросил Эд.
– Немного.
– Я у тебя побывал. Могу теперь показать тебе, где я живу?
Нечто внутри ее – она предпочла бы, чтобы это «нечто» не владело ею так сильно – подталкивало к тому, чтобы сказать «нет», гнало домой, в маленькую комнатку, к тревожным снам. Но Хейли проигнорировала это побуждение и протянула руку Эду.
Его дом находился на узкой улочке, по одну сторону которой стояли дома, по другую – тянулся парк. Облик дома скорее напоминал северный стиль пятидесятых годов, чем новоорлеанский, – большие витражные окна в гостиной, кухня с огромным столом-островом в центре, ванная, облицованная оригинальными пластиковыми плитками.
– И три спальни внизу. Идеальное жилище для современной семьи, – сказал Эд. – Только муж моей тетушки умер через несколько месяцев после их свадьбы, поэтому детей у них не было. Она так никогда больше и не вышла замуж, но стала второй матерью для племянников. Незадолго до развода я переехал в Новый Орлеан, и тетя пригласила меня пожить у нее, а потом, в прошлом году, скоропостижно скончалась. Теперь этот дом мой.
Гостиная была оформлена в провинциально-колониальном духе, столь любимом «пожилыми тетушками»: вышитые и отороченные кружевами салфеточки красовались на подлокотниках и спинках зеленого парчового дивана и обитых бархатом стульях.
Эд догадался, почему Хейли едва сдерживается, чтобы не рассмеяться.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37