– Внезапно она вся изогнулась, опять почувствовав на сосках его зубы, наказывающие ее за столь нежные слова.
– Не нужно лжи, – грубо сказал он. – Просто трогай меня. – Он расслабил пояс и расстегнул пряжку на ремне своих джинсов. – Трогай меня, – приказал он ей. – Так, как ты это делала раньше.
Казалось, Софи полностью лишилась воли. Она повиновалась ему, гладя дрожащими пальцами его плоский, мускулистый живот, все ближе и ближе к открытому пространству его брюк. Тяжелая молния раскрылась, спеша принять ее.
От легчайшего прикосновения ее пальцев Кайл выгнулся ей навстречу, выдохнув ее имя.
– Софи… ты сводишь меня с ума. Неважно, что Софи не имела представления, что она должна делать: стоило ей лишь прикоснуться к его возбужденному мужскому естеству, растягивающему своей горячей мощью плавки, как Кайл мучительно содрогнулся в пароксизме наслаждения.
Теперь все ее тело дрожало от вожделения. Ненавидя себя за это, она не в силах была противиться ему.
В бездумном порыве Софи приподнялась ему навстречу, помогая ему расстегнуть ее джинсы. Он стянул их с ее ног и бросил на пол. Теперь на ней были лишь хлопковые трусики с кружевной каймой, чья белизна подчеркивала темный загар ее стройных бедер.
Кайл со стоном выдохнул ее имя и зарылся лицом в мягкую плоть ее живота, обхватив бедра своими сильными руками. Затем, приподнявшись на локте, он посмотрел в ее затуманенные желанием глаза.
– Если бы ты только знала, как я хочу тебя. Это похоже на какую-то безумную лихорадку. – Он наклонился и поцеловал ее нежные, окаймленные кружевом бедра.
Софи изо всех сил старалась сдерживать себя, но его прикосновения были настолько умело эротичными, что ее тело предательски поддалось им, презрев все ее усилия. Она содрогнулась в отчаянии, почувствовав на себе мягкие дразнящие прикосновения его языка, его жаркое, прерывистое дыхание.
От стыда и бессилия Софи задохнулась, готовая разрыдаться. Стараясь справиться с нахлынувшим на нее отчаянием, она прикрыла рукой глаза, но ей не удалось подавить дрожь, охватившую все ее тело.
– Отчего вы так дрожите? – насмешливо улыбнулся Кайл, скользнув рукой под кружево ее трусиков, как бы намереваясь оттянуть их книзу, чтобы поцеловать открывшуюся под ними бесстыдную наготу. – Вам это неприятно? Разве вы не мечтали обо мне каждую ночь, с тех пор как покинули Ямайку?
Господи! Он просто какой-то колдун, читающий ее мысли.
– Да, – прошептала Софи, убирая с лица руку и смотря на него затуманенными от страсти глазами. – Но я не думала, что это будет так грубо и жестоко.
– Секс без любви часто груб и жесток, – безжалостно ответил он. – Секс довольно странная вещь, Софи. Можно испытывать неприязнь к женщине, почти ненавидеть ее… – его губы впились в ее кожу, и она чуть не задохнулась от боли, – и в то же время желать ее тело. Как ни странно, гнев может усилить желание, придать ему особую остроту.
– Это больше не игра, – умоляюще сказала Софи, зная, что это ее последняя возможность избежать несчастья быть соблазненной человеком, ненавидящим ее. – Можно как-то понять вас, зная, что вы ненавидели меня за причиненную вам боль на Ямайке. Можно даже оправдать ваше желание… наказать меня за это. Но нельзя оправдать того, что вы делаете со мной сейчас, Кайл.
– По-вашему, я нуждаюсь в оправдании? – Тем не менее несомненная искренность ее слов каким-то непонятным образом подействовала на Кайла. Он приподнялся и освободил ее от тяжести своего тела.
Незащищенная и уязвимая в своей наготе, Софи отодвинулась от него и, свернувшись калачиком, закрыла руками лицо, чувствуя себя маленькой и глубоко несчастной.
– Почему вы так поступаете со мной? – жалобно спросила она, терзаемая невыносимой смесью боли и желания. – Неужели я сделала что-то, что заставило вас когда-то страдать, хотя бы наполовину так, как страдаю сейчас я?
– Не знаю, – сказал он угрюмо. Он какое-то время молча смотрел на нее. – Если я ошибаюсь насчет вас, то не уверен, что вы сможете когда-нибудь простить меня. И смогу ли я когда-нибудь простить себя. Но если я прав, то это не более того, что вы заслужили.
– Вы ошибаетесь насчет меня, – взволнованно сказала она, приподняв голову и глядя на него полными слез глазами. – Вы были не правы с самого начала.
– Вы так считаете? – Его губы раздвинулись в медленной улыбке.
– Сукин вы сын, – дрожащим голосом сказала она. – Как бы я хотела, чтобы вы никогда больше не встретились на моем пути!
– Это намек на то, что мне пора убираться? – Он легко поднялся и застегнул молнию и тяжелую медную пряжку на своем ремне.
– Куда вы… куда вы уходите? – спросила она, глядя на него сквозь упавшую на ее лицо копну золотисто-каштановых волос.
– Исчезаю из вашей жизни, – просто ответил он. Он потянулся за рубашкой и стал надевать ее на свое на мгновение покрывшееся рябью мускулов тело. – Не думаю, что мне стоит продолжать свою вендетту. Я вдруг кое-что понял. Я понял, что не смогу причинить вам боль, не ранив тем самым самого себя. Так что с этим покончено.
Ее сознание пыталось переварить его слова. В рассеянном оцепенении Софи потянулась за своими джинсами.
– Как же насчет Дженни? Насчет того, что вы собирались…
– Дженни меня не интересует, – презрительно сказал он, заправляя рубашку в джинсы. – У меня никогда не было намерения затащить ее в постель. Меня интересовали только вы. Как оказалось, вас ничего не стоит обмануть. Мне бы доставило удовольствие, если бы вы выказали какие-нибудь чувства по этому поводу. – Он повернулся и стал смотреть, как она надевает джинсы и вынимает из платяного шкафа спортивную майку.
Когда Софи оделась, Кайл вынул из кармана ключ и отомкнул дверь ее спальни. Она вышла вслед за ним на плохо повинующихся ей ногах.
– Кайл.
– Что?
– Я… я вас увижу снова? – прошептала она.
– Мы с вами как нефть и огонь – опасное сочетание, – ответил он. – Лучше нам оставаться порознь, иначе мы только принесем друг другу вред. Полагаю, мы несколько переусердствовали в обоюдном безумии…
Она обхватила руками свою ноющую от боли грудь и подняла к нему побледневшее лицо.
– Значит, все кончено?
– Да, – равнодушно ответил Кайл. Он шагнул к двери и открыл ее. Если он и заметил, что она плачет, то никак не показал этого. – Желаю хорошо провести время в Пизе, – небрежно бросил он. – Это прекрасный город.
– Кайл!
Но он уже исчезал из ее жизни, как и обещал. Софи побежала к двери, но Кайл не обернулся. Он сел в свой «ягуар», включил зажигание и покатил по улице, ни разу не посмотрев в ее сторону.
Софи все еще оцепенело стояла в дверях своей квартиры, когда увидела спешащую по улице со стороны метро Дженни. Она поднялась по ступенькам парадного входа и, сняв солнечные очки, водрузила их на голову.
– Я только что видела, как Кайл уехал на своей машине, – подозрительно сказала она. – Что, черт побери, происходит, Софи? Что он здесь делал? – Дженни внимательно посмотрела на кузину. – У тебя такой вид, будто тебя только что переехал автобус. Ну же, пошли в квартиру.
Оказавшись в маленькой гостиной, Дженни окинула взглядом комнату и увидела бутылку вина, приоткрытую дверь в спальню Софи, ее смятую постель и лежащую на полу порванную рубашку. Она уставилась в потерянное лицо Софи и затем схватила ее за руку.
– Софи! – изумленно воскликнула она. – Неужели… неужели вы занимались любовью за моей спиной?
Софи молча покачала головой. Дженни выпустила ее руку. Ее щеки внезапно побледнели от гнева.
– Ты лжешь! Я все время чувствовала, что между вами что-то происходит! – В ярости Дженни бросилась в кресло. – Я так и знала! – выкрикнула она. – Я так, черт меня побери, и знала!
– Дженни…
– Боже, какая я дура! Он все время только и говорил что о тебе. Софи, Софи, Софи. Бесконечные вопросы о тебе. Он просто помешался на тебе. Он даже ни разу не захотел меня поцеловать!
– Мы все немного обезумели, – устало сказала Софи, невольно повторяя слова – Он просто хотел помучить тебя, да? – Голубые глаза Дженни сверкали негодованием. – Просто хотел вызвать твою ревность, чтобы ты согласилась лечь с ним в постель?
– Ты не понимаешь, – устало сказала Софи.
– Я прекрасно все понимаю. Я была глупенькой простушкой. – Она с ненавистью посмотрела на Софи. – Значит, ты наконец рассталась со своей драгоценной невинностью. Надеюсь, ты понимаешь, что это случилось благодаря мне. – Она криво усмехнулась. – Ты что, проглотила язык? По крайней мере расскажи мне, как это было. Я думаю, это было прекрасно.
– Если я скажу тебе правду, ты мне не поверишь, – тихо сказала Софи. В ее глазах стояли слезы. Слезы неотвратимой и окончательной потери.
– Ах, не будь глупышкой! – воскликнула Дженни. Она вскочила и обняла Софи. – Подумаешь, большое дело потерять невинность. Наплевать! Без нее даже лучше.
Но Софи плакала так безутешно, что Дженни испугалась.
– Пожалуйста, не надо, не плачь так, – умоляла она ее. – Я знаю, временами я была настоящей стервой, но я действительно люблю тебя, ты ведь это знаешь, правда? – Она крепко обняла Софи. – Я рада, что ты наконец для разнообразия выиграла у меня на этот раз. Я уж начинала бояться, что ты фригидна, что с тобой что-то не в порядке.
Софи пыталась унять душившие ее рыдания.
– Ты не понимаешь, – сказала она. – Но это… больше… не имеет… никакого… значения. Все кончено. Теперь уж… все… кончено.
ГЛАВА 8
Падающая Пизанская башня была одной из тех достопримечательностей, которые Софи приходилось видеть на бесчисленных фотографиях. Она была так же узнаваема, как лондонский Биг-Бен или парижская Эйфелева башня. И все же Софи не могла не поразиться изумительной, ошеломляющей красоте этого строения, с его стройными беломраморными колоннами, ряд за рядом стремительно взмывающими ввысь. Даже если бы башня не начала своего падения несколько сотен лет назад, тем самым став одним из немногих чудес света, все равно она оставалась бы одним из великих памятников архитектуры.
В мягком вечернем свете башня казалась чем-то, сошедшим с полотна художника-сюрреалиста, ее поражающие воображение контуры отбрасывали на второй план другие, не менее прекрасные строения в пределах длинного, поросшего травой прямоугольника.
Задрав голову, Софи смотрела на нее затуманенными от восхищения глазами, в то время как помощница режиссера приводила в порядок складки на ее юбке. Для Софи башня, когда-то высокая и прекрасная, теперь же с абсурдной неумолимостью склоняющаяся к медленному концу, была символом тщетности человеческих надежд.
Софи сидела на траве, читая Данте, в ожидании своего возлюбленного, – по крайней мере так было написано в начале эпизода под номером 217, который за сегодняшний вечер должны были снимать в четвертый раз.
В настоящий момент ее возлюбленный сидел в нескольких шагах от нее с бумажным, покрытым пятнами полотенцем на шее, подставив лицо под умелые руки гримерши по имени Анджела. Одновременно он пытался пить кока-колу и о чем-то оживленно болтал с Франко Лучани.
Трудно сохранять романтические иллюзии в отношении актера, даже такого красивого, как Луиджи Канотта, когда ты постоянно видишь его в набитом ватой нагруднике, предохраняющем костюм от часто поправляемого грима.
Ее собственное лицо одеревенело под толстым слоем светлого грима, придающего ей необходимую бледность. По сценарию в этом эпизоде она умирала. Интересно, отрешенно подумала она, что бы она чувствовала, по-настоящему умирая в такой романтически прекрасный вечер ранней осени?
Это было трудно представить. И все же в последние недели съемок ее душа прониклась глубокой грустью ее героини Марджори, из-за которой временами она чувствовала себя бесконечно подавленной. Прочитав сценарий в первый раз, она по-настоящему не могла осознать всего трагизма, вложенного в него, ей было неведомо чувство невыносимо острого одиночества, которое испытывала ее героиня…
Нужно было сделать еще один дубль. Группа звукозаписи проверила маленький магнитофон, запрятанный в складках ее юбки, и сейчас занималась более крупной аппаратурой. Приладив наушники, они внимательно вслушивались в готовую запись, пытаясь уловить побочные шумы. Анджела закончила свои манипуляции с Луиджи и, собрав гримерные принадлежности, поспешила к Софи. Немного поработав большой мягкой кистью, она осталась довольна результатом и быстрой походкой поспешила назад, к камерам, крича на ходу: «Готово!»
– Очень хорошо, – сказал Франко, поднимаясь из режиссерского кресла во весь свой высокий рост. – Пошли.
– Подождите! – закричали сразу несколько голосов. Помощник режиссера показала жестом вверх: по небу, закрывая солнце, двигалась большая туча, меняя окружающий пейзаж.
Все терпеливо ждали, пока туча медленно продолжала свой путь, очищая небо, которое теперь стало светло-голубым, переходящим в желтизну далеко на горизонте.
Как прекрасно небо Италии, подумала Софи, равного ему нет нигде в мире. Было пять часов пополудни. Почти конец октября. Она пробыла в Италии уже шесть недель, и фильм «Первый день осени» был почти закончен – Франко сдержал свое слово. Съемки прошли быстро и без задержек, и спустя еще некоторое время ее собственная часть работы будет завершена, киногруппа распущена, и съемки продолжатся в Риме, в большом студийном комплексе, известном всему миру как Чинечитта. Сама же Софи вскоре вернется в Англию…
Постепенно на площадке установилась относительная тишина. Софи поймала взгляд Канотты, и тот улыбнулся ей. За последние шесть недель между ними установилось отличное взаимопонимание. Самоуверенный, убежденный в своей неотразимости для женщин, во всем остальном это был милый, приятный молодой человек. Старше Софи лишь на три-четыре года, он был к тому же талантливым актером, с которым ей было легко и просто работать.
– Прекрасно, – сказал Франко, довольный, что все наконец в порядке. – Готовы, Софи?
Она кивнула в ответ. Все вокруг говорили по-итальянски, но за последние полтора месяца практики у нее было достаточно. Возникло, конечно, несколько недоразумений, которые, к счастью, оказались не столько неприятными, сколько смешными.
Один из звукооператоров стал наклонять журавль с обернутым пенопластом микрофоном, пока он не застыл прямо над ее головой.
– Камеры… мотор!
Софи склонилась над книгой, читая прекрасные, наполненные поэзией строки. В этой сцене мало диалогов, но игра ее должна быть убедительной. Ей предстояло исполнить самые ненавистные для нее сцены, в которых ей нужно было изобразить физическую страсть. Иногда они стоили ей больших усилий, и здесь неоценимую помощь оказывал Луиджи, его великолепное чувство юмора.
Лувджи Канотта приближался к ней, шагая по траве. Когда его тень коснулась ее, Софи посмотрела на него с улыбкой и протянула навстречу руки.
Он засмеялся и, опустившись рядом на траву, обнял ее. Они целовались, молча изображая страсть, и Софи медленно откинулась на спину, принимая на себя Луиджи.
Как и всегда, в такие моменты ее мыслями завладевал Кайл. Она вспоминала его поцелуи, его прикосновения. Под напором эмоций она вся покрылась гусиной кожей. Ей приходилось насиловать себя, чтобы забыть Кайла и изгнать мучительные воспоминания о том, как это было с ним. Важно было то, что здесь и сейчас. Важна сиюминутная иллюзия.
Одна из камер медленно приблизилась к ним, снимая крупным планом ее лицо через плечо Луиджи. Они оторвались друг от друга.
– Что ты читаешь? – спросил Лувджи.
– Данте, – ответила она, глядя на него влюбленными глазами.
– Данте? – рассмеялся он. – Неужели англичанке может быть интересен Данте?
– Он пишет о нашей любви, – ответила она. Почему этот сценарий казался ей раньше таким трогательным? Или она просто пресытилась им?
И вновь они были в объятиях друг друга. Их губы сливались во все более страстном и продолжительном поцелуе. Руки Софи обвились вокруг шеи молодого итальянца. Она закрыла глаза, имитируя самозабвенное чувство влюбленной женщины.
На экране эта сцена покажется очень трогательной и эмоциональной, но для Софи она ровно ничего не значила. Она подумала о том, какими нелепыми кажутся поцелуи, когда в них нет настоящего чувства, – всего лишь пустое и бессмысленное прикосновение впивающихся друг в друга губ и зубов.
Их поцелуй длился дольше, чем в трех предшествующих дублях, – Франко должен остаться довольным этой сценой. Скованная объятиями Луиджи, Софи со все большей неловкостью ощущала на себе его тело. Она чувствовала его слегка отдающее привкусом кока-колы дыхание. Софи с нетерпением ожидала конца эпизода, лаская беспокойными руками спину Луиджи.
Наконец тишину прервал голос Франко.
– Стоп! – закричал он и подошел к разомкнувшим свои объятия Софи и Луиджи. Ей пришлось удержаться, чтобы тут же с отвращением не вытереть губы. Софи не хотелось обижать Луиджи.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20
– Не нужно лжи, – грубо сказал он. – Просто трогай меня. – Он расслабил пояс и расстегнул пряжку на ремне своих джинсов. – Трогай меня, – приказал он ей. – Так, как ты это делала раньше.
Казалось, Софи полностью лишилась воли. Она повиновалась ему, гладя дрожащими пальцами его плоский, мускулистый живот, все ближе и ближе к открытому пространству его брюк. Тяжелая молния раскрылась, спеша принять ее.
От легчайшего прикосновения ее пальцев Кайл выгнулся ей навстречу, выдохнув ее имя.
– Софи… ты сводишь меня с ума. Неважно, что Софи не имела представления, что она должна делать: стоило ей лишь прикоснуться к его возбужденному мужскому естеству, растягивающему своей горячей мощью плавки, как Кайл мучительно содрогнулся в пароксизме наслаждения.
Теперь все ее тело дрожало от вожделения. Ненавидя себя за это, она не в силах была противиться ему.
В бездумном порыве Софи приподнялась ему навстречу, помогая ему расстегнуть ее джинсы. Он стянул их с ее ног и бросил на пол. Теперь на ней были лишь хлопковые трусики с кружевной каймой, чья белизна подчеркивала темный загар ее стройных бедер.
Кайл со стоном выдохнул ее имя и зарылся лицом в мягкую плоть ее живота, обхватив бедра своими сильными руками. Затем, приподнявшись на локте, он посмотрел в ее затуманенные желанием глаза.
– Если бы ты только знала, как я хочу тебя. Это похоже на какую-то безумную лихорадку. – Он наклонился и поцеловал ее нежные, окаймленные кружевом бедра.
Софи изо всех сил старалась сдерживать себя, но его прикосновения были настолько умело эротичными, что ее тело предательски поддалось им, презрев все ее усилия. Она содрогнулась в отчаянии, почувствовав на себе мягкие дразнящие прикосновения его языка, его жаркое, прерывистое дыхание.
От стыда и бессилия Софи задохнулась, готовая разрыдаться. Стараясь справиться с нахлынувшим на нее отчаянием, она прикрыла рукой глаза, но ей не удалось подавить дрожь, охватившую все ее тело.
– Отчего вы так дрожите? – насмешливо улыбнулся Кайл, скользнув рукой под кружево ее трусиков, как бы намереваясь оттянуть их книзу, чтобы поцеловать открывшуюся под ними бесстыдную наготу. – Вам это неприятно? Разве вы не мечтали обо мне каждую ночь, с тех пор как покинули Ямайку?
Господи! Он просто какой-то колдун, читающий ее мысли.
– Да, – прошептала Софи, убирая с лица руку и смотря на него затуманенными от страсти глазами. – Но я не думала, что это будет так грубо и жестоко.
– Секс без любви часто груб и жесток, – безжалостно ответил он. – Секс довольно странная вещь, Софи. Можно испытывать неприязнь к женщине, почти ненавидеть ее… – его губы впились в ее кожу, и она чуть не задохнулась от боли, – и в то же время желать ее тело. Как ни странно, гнев может усилить желание, придать ему особую остроту.
– Это больше не игра, – умоляюще сказала Софи, зная, что это ее последняя возможность избежать несчастья быть соблазненной человеком, ненавидящим ее. – Можно как-то понять вас, зная, что вы ненавидели меня за причиненную вам боль на Ямайке. Можно даже оправдать ваше желание… наказать меня за это. Но нельзя оправдать того, что вы делаете со мной сейчас, Кайл.
– По-вашему, я нуждаюсь в оправдании? – Тем не менее несомненная искренность ее слов каким-то непонятным образом подействовала на Кайла. Он приподнялся и освободил ее от тяжести своего тела.
Незащищенная и уязвимая в своей наготе, Софи отодвинулась от него и, свернувшись калачиком, закрыла руками лицо, чувствуя себя маленькой и глубоко несчастной.
– Почему вы так поступаете со мной? – жалобно спросила она, терзаемая невыносимой смесью боли и желания. – Неужели я сделала что-то, что заставило вас когда-то страдать, хотя бы наполовину так, как страдаю сейчас я?
– Не знаю, – сказал он угрюмо. Он какое-то время молча смотрел на нее. – Если я ошибаюсь насчет вас, то не уверен, что вы сможете когда-нибудь простить меня. И смогу ли я когда-нибудь простить себя. Но если я прав, то это не более того, что вы заслужили.
– Вы ошибаетесь насчет меня, – взволнованно сказала она, приподняв голову и глядя на него полными слез глазами. – Вы были не правы с самого начала.
– Вы так считаете? – Его губы раздвинулись в медленной улыбке.
– Сукин вы сын, – дрожащим голосом сказала она. – Как бы я хотела, чтобы вы никогда больше не встретились на моем пути!
– Это намек на то, что мне пора убираться? – Он легко поднялся и застегнул молнию и тяжелую медную пряжку на своем ремне.
– Куда вы… куда вы уходите? – спросила она, глядя на него сквозь упавшую на ее лицо копну золотисто-каштановых волос.
– Исчезаю из вашей жизни, – просто ответил он. Он потянулся за рубашкой и стал надевать ее на свое на мгновение покрывшееся рябью мускулов тело. – Не думаю, что мне стоит продолжать свою вендетту. Я вдруг кое-что понял. Я понял, что не смогу причинить вам боль, не ранив тем самым самого себя. Так что с этим покончено.
Ее сознание пыталось переварить его слова. В рассеянном оцепенении Софи потянулась за своими джинсами.
– Как же насчет Дженни? Насчет того, что вы собирались…
– Дженни меня не интересует, – презрительно сказал он, заправляя рубашку в джинсы. – У меня никогда не было намерения затащить ее в постель. Меня интересовали только вы. Как оказалось, вас ничего не стоит обмануть. Мне бы доставило удовольствие, если бы вы выказали какие-нибудь чувства по этому поводу. – Он повернулся и стал смотреть, как она надевает джинсы и вынимает из платяного шкафа спортивную майку.
Когда Софи оделась, Кайл вынул из кармана ключ и отомкнул дверь ее спальни. Она вышла вслед за ним на плохо повинующихся ей ногах.
– Кайл.
– Что?
– Я… я вас увижу снова? – прошептала она.
– Мы с вами как нефть и огонь – опасное сочетание, – ответил он. – Лучше нам оставаться порознь, иначе мы только принесем друг другу вред. Полагаю, мы несколько переусердствовали в обоюдном безумии…
Она обхватила руками свою ноющую от боли грудь и подняла к нему побледневшее лицо.
– Значит, все кончено?
– Да, – равнодушно ответил Кайл. Он шагнул к двери и открыл ее. Если он и заметил, что она плачет, то никак не показал этого. – Желаю хорошо провести время в Пизе, – небрежно бросил он. – Это прекрасный город.
– Кайл!
Но он уже исчезал из ее жизни, как и обещал. Софи побежала к двери, но Кайл не обернулся. Он сел в свой «ягуар», включил зажигание и покатил по улице, ни разу не посмотрев в ее сторону.
Софи все еще оцепенело стояла в дверях своей квартиры, когда увидела спешащую по улице со стороны метро Дженни. Она поднялась по ступенькам парадного входа и, сняв солнечные очки, водрузила их на голову.
– Я только что видела, как Кайл уехал на своей машине, – подозрительно сказала она. – Что, черт побери, происходит, Софи? Что он здесь делал? – Дженни внимательно посмотрела на кузину. – У тебя такой вид, будто тебя только что переехал автобус. Ну же, пошли в квартиру.
Оказавшись в маленькой гостиной, Дженни окинула взглядом комнату и увидела бутылку вина, приоткрытую дверь в спальню Софи, ее смятую постель и лежащую на полу порванную рубашку. Она уставилась в потерянное лицо Софи и затем схватила ее за руку.
– Софи! – изумленно воскликнула она. – Неужели… неужели вы занимались любовью за моей спиной?
Софи молча покачала головой. Дженни выпустила ее руку. Ее щеки внезапно побледнели от гнева.
– Ты лжешь! Я все время чувствовала, что между вами что-то происходит! – В ярости Дженни бросилась в кресло. – Я так и знала! – выкрикнула она. – Я так, черт меня побери, и знала!
– Дженни…
– Боже, какая я дура! Он все время только и говорил что о тебе. Софи, Софи, Софи. Бесконечные вопросы о тебе. Он просто помешался на тебе. Он даже ни разу не захотел меня поцеловать!
– Мы все немного обезумели, – устало сказала Софи, невольно повторяя слова – Он просто хотел помучить тебя, да? – Голубые глаза Дженни сверкали негодованием. – Просто хотел вызвать твою ревность, чтобы ты согласилась лечь с ним в постель?
– Ты не понимаешь, – устало сказала Софи.
– Я прекрасно все понимаю. Я была глупенькой простушкой. – Она с ненавистью посмотрела на Софи. – Значит, ты наконец рассталась со своей драгоценной невинностью. Надеюсь, ты понимаешь, что это случилось благодаря мне. – Она криво усмехнулась. – Ты что, проглотила язык? По крайней мере расскажи мне, как это было. Я думаю, это было прекрасно.
– Если я скажу тебе правду, ты мне не поверишь, – тихо сказала Софи. В ее глазах стояли слезы. Слезы неотвратимой и окончательной потери.
– Ах, не будь глупышкой! – воскликнула Дженни. Она вскочила и обняла Софи. – Подумаешь, большое дело потерять невинность. Наплевать! Без нее даже лучше.
Но Софи плакала так безутешно, что Дженни испугалась.
– Пожалуйста, не надо, не плачь так, – умоляла она ее. – Я знаю, временами я была настоящей стервой, но я действительно люблю тебя, ты ведь это знаешь, правда? – Она крепко обняла Софи. – Я рада, что ты наконец для разнообразия выиграла у меня на этот раз. Я уж начинала бояться, что ты фригидна, что с тобой что-то не в порядке.
Софи пыталась унять душившие ее рыдания.
– Ты не понимаешь, – сказала она. – Но это… больше… не имеет… никакого… значения. Все кончено. Теперь уж… все… кончено.
ГЛАВА 8
Падающая Пизанская башня была одной из тех достопримечательностей, которые Софи приходилось видеть на бесчисленных фотографиях. Она была так же узнаваема, как лондонский Биг-Бен или парижская Эйфелева башня. И все же Софи не могла не поразиться изумительной, ошеломляющей красоте этого строения, с его стройными беломраморными колоннами, ряд за рядом стремительно взмывающими ввысь. Даже если бы башня не начала своего падения несколько сотен лет назад, тем самым став одним из немногих чудес света, все равно она оставалась бы одним из великих памятников архитектуры.
В мягком вечернем свете башня казалась чем-то, сошедшим с полотна художника-сюрреалиста, ее поражающие воображение контуры отбрасывали на второй план другие, не менее прекрасные строения в пределах длинного, поросшего травой прямоугольника.
Задрав голову, Софи смотрела на нее затуманенными от восхищения глазами, в то время как помощница режиссера приводила в порядок складки на ее юбке. Для Софи башня, когда-то высокая и прекрасная, теперь же с абсурдной неумолимостью склоняющаяся к медленному концу, была символом тщетности человеческих надежд.
Софи сидела на траве, читая Данте, в ожидании своего возлюбленного, – по крайней мере так было написано в начале эпизода под номером 217, который за сегодняшний вечер должны были снимать в четвертый раз.
В настоящий момент ее возлюбленный сидел в нескольких шагах от нее с бумажным, покрытым пятнами полотенцем на шее, подставив лицо под умелые руки гримерши по имени Анджела. Одновременно он пытался пить кока-колу и о чем-то оживленно болтал с Франко Лучани.
Трудно сохранять романтические иллюзии в отношении актера, даже такого красивого, как Луиджи Канотта, когда ты постоянно видишь его в набитом ватой нагруднике, предохраняющем костюм от часто поправляемого грима.
Ее собственное лицо одеревенело под толстым слоем светлого грима, придающего ей необходимую бледность. По сценарию в этом эпизоде она умирала. Интересно, отрешенно подумала она, что бы она чувствовала, по-настоящему умирая в такой романтически прекрасный вечер ранней осени?
Это было трудно представить. И все же в последние недели съемок ее душа прониклась глубокой грустью ее героини Марджори, из-за которой временами она чувствовала себя бесконечно подавленной. Прочитав сценарий в первый раз, она по-настоящему не могла осознать всего трагизма, вложенного в него, ей было неведомо чувство невыносимо острого одиночества, которое испытывала ее героиня…
Нужно было сделать еще один дубль. Группа звукозаписи проверила маленький магнитофон, запрятанный в складках ее юбки, и сейчас занималась более крупной аппаратурой. Приладив наушники, они внимательно вслушивались в готовую запись, пытаясь уловить побочные шумы. Анджела закончила свои манипуляции с Луиджи и, собрав гримерные принадлежности, поспешила к Софи. Немного поработав большой мягкой кистью, она осталась довольна результатом и быстрой походкой поспешила назад, к камерам, крича на ходу: «Готово!»
– Очень хорошо, – сказал Франко, поднимаясь из режиссерского кресла во весь свой высокий рост. – Пошли.
– Подождите! – закричали сразу несколько голосов. Помощник режиссера показала жестом вверх: по небу, закрывая солнце, двигалась большая туча, меняя окружающий пейзаж.
Все терпеливо ждали, пока туча медленно продолжала свой путь, очищая небо, которое теперь стало светло-голубым, переходящим в желтизну далеко на горизонте.
Как прекрасно небо Италии, подумала Софи, равного ему нет нигде в мире. Было пять часов пополудни. Почти конец октября. Она пробыла в Италии уже шесть недель, и фильм «Первый день осени» был почти закончен – Франко сдержал свое слово. Съемки прошли быстро и без задержек, и спустя еще некоторое время ее собственная часть работы будет завершена, киногруппа распущена, и съемки продолжатся в Риме, в большом студийном комплексе, известном всему миру как Чинечитта. Сама же Софи вскоре вернется в Англию…
Постепенно на площадке установилась относительная тишина. Софи поймала взгляд Канотты, и тот улыбнулся ей. За последние шесть недель между ними установилось отличное взаимопонимание. Самоуверенный, убежденный в своей неотразимости для женщин, во всем остальном это был милый, приятный молодой человек. Старше Софи лишь на три-четыре года, он был к тому же талантливым актером, с которым ей было легко и просто работать.
– Прекрасно, – сказал Франко, довольный, что все наконец в порядке. – Готовы, Софи?
Она кивнула в ответ. Все вокруг говорили по-итальянски, но за последние полтора месяца практики у нее было достаточно. Возникло, конечно, несколько недоразумений, которые, к счастью, оказались не столько неприятными, сколько смешными.
Один из звукооператоров стал наклонять журавль с обернутым пенопластом микрофоном, пока он не застыл прямо над ее головой.
– Камеры… мотор!
Софи склонилась над книгой, читая прекрасные, наполненные поэзией строки. В этой сцене мало диалогов, но игра ее должна быть убедительной. Ей предстояло исполнить самые ненавистные для нее сцены, в которых ей нужно было изобразить физическую страсть. Иногда они стоили ей больших усилий, и здесь неоценимую помощь оказывал Луиджи, его великолепное чувство юмора.
Лувджи Канотта приближался к ней, шагая по траве. Когда его тень коснулась ее, Софи посмотрела на него с улыбкой и протянула навстречу руки.
Он засмеялся и, опустившись рядом на траву, обнял ее. Они целовались, молча изображая страсть, и Софи медленно откинулась на спину, принимая на себя Луиджи.
Как и всегда, в такие моменты ее мыслями завладевал Кайл. Она вспоминала его поцелуи, его прикосновения. Под напором эмоций она вся покрылась гусиной кожей. Ей приходилось насиловать себя, чтобы забыть Кайла и изгнать мучительные воспоминания о том, как это было с ним. Важно было то, что здесь и сейчас. Важна сиюминутная иллюзия.
Одна из камер медленно приблизилась к ним, снимая крупным планом ее лицо через плечо Луиджи. Они оторвались друг от друга.
– Что ты читаешь? – спросил Лувджи.
– Данте, – ответила она, глядя на него влюбленными глазами.
– Данте? – рассмеялся он. – Неужели англичанке может быть интересен Данте?
– Он пишет о нашей любви, – ответила она. Почему этот сценарий казался ей раньше таким трогательным? Или она просто пресытилась им?
И вновь они были в объятиях друг друга. Их губы сливались во все более страстном и продолжительном поцелуе. Руки Софи обвились вокруг шеи молодого итальянца. Она закрыла глаза, имитируя самозабвенное чувство влюбленной женщины.
На экране эта сцена покажется очень трогательной и эмоциональной, но для Софи она ровно ничего не значила. Она подумала о том, какими нелепыми кажутся поцелуи, когда в них нет настоящего чувства, – всего лишь пустое и бессмысленное прикосновение впивающихся друг в друга губ и зубов.
Их поцелуй длился дольше, чем в трех предшествующих дублях, – Франко должен остаться довольным этой сценой. Скованная объятиями Луиджи, Софи со все большей неловкостью ощущала на себе его тело. Она чувствовала его слегка отдающее привкусом кока-колы дыхание. Софи с нетерпением ожидала конца эпизода, лаская беспокойными руками спину Луиджи.
Наконец тишину прервал голос Франко.
– Стоп! – закричал он и подошел к разомкнувшим свои объятия Софи и Луиджи. Ей пришлось удержаться, чтобы тут же с отвращением не вытереть губы. Софи не хотелось обижать Луиджи.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20