Решайте сами: могу ли я отказать ему в моем уважении и прервать сношения с человеком, который искал знакомства со мной только тогда, когда я был несчастлив?»
Громкого дела никак не получалось! Куракин заговорил о делах Адмиралтейства, выслушал Рибасовы проекты о разведении лесов и простился с адмиралом так дружески, будто вовсе не имел намерений его арестовывать.
Через два дня адмирала вызвали в Зимний, где он застал суматоху, услыхал возгласы в коридорах, увидел бегущих красноливрейных слуг. Григорий Кушелев, пробегая мимо, только и спросил:
– Вас вызывали?…
– Да. Что случилось?
Кушелев, уж издали, приставив рожком ладошку к губам, невнятно что-то прошипел, Рибас лишь разобрал: «приезжает…» Павел, одетый по-дорожному, с Кутайсовым мелькнул в коридоре, повернулся к стоящему в отдалении адмиралу и крикнул:
– Я вас назначаю генерал-кригс-комиссаром! Отправляйтесь!
Позже Рибас получил и рескрипт, назначавший его к исправлению этой должности с обязанностью заседать в Адмиралтейств-коллегий. А переполох во дворце был вызван известием о приезде в столицу из Москвы Анны Лопухиной – дамы сердца царя-рыцаря. Увы, известие оказалось ложным. Дама не приехала, рыцарь страдал.
Новое назначение имело обширные полномочия. Под началом Рибаса оказались поставки леса и прочих материалов на строительство кораблей во всех флотах. Дела, которые адмирал принял от прежнего кригс-комиссара Баскакова, говорили лишь о запущенности хозяйства. Предстояла тяжкая многотрудная работа. Но не успел Рибас осмотреться в новой должности, как получил через Григория Кушелева повеление Павла: «Генерал кригс-комиссару де Рибасу отправиться на несколько дней в Ревель для обозрения тамошней морской госпитали и прочего по его должности».
Выехав двадцать третьего февраля, адмирал, вместо нескольких дней, провел в поездке две недели. Пригодился опыт наведения порядка в Одесском лазарете и советы Суворова. Не составило труда приказать отселить тяжелонедужных из лазарета, выпороть повара и двух унтеров. Но госпиталь оказался мал, и пришлось нанимать дома. Но не это и не поездка в сосновые заказники задержали адмирала. Он заезжал к графу Петру Палену, которого после отставки вновь приняли в службу в чине генерал-поручика и сделали инспектором кавалерии.
Граф приехал в свое имение по делам и отдохнуть. За эти годы в нем появилась некоторая чопорность, холодность, «отсутствие при присутствии». Однако адмирала он принял дружески, филейный шморбратен под гамбургским соусом, поданный к раннему ужину, ничего кроме восхищения, не вызывал. Серебряная водка пришлась как нельзя кстати продрогшему на морозном ветру адмиралу. Помянули Потемкина, вспомнили нечаянную давнюю встречу под Кучук-Кайнарджи, Очаково-Кинбурнские времена.
– Севастополь он снова повелел называть Ахтиаром, – сказал Пален, казалось, невпопад.
«Он – это император Павел», – понял Рибас и ответил в тон:
– Утешаюсь тем, что Одессу он не назовет Павлобургом.
– В этом нельзя быть уверенным.
– Нет, он невзлюбил Одессу и свое имя ей не даст, – сказал Рибас.
– Теперешнее время знаменуется тем, что ни в чем нельзя быть уверенным.
С этим адмирал не мог не согласиться.
– Вы верите, что Суворов хотел возглавить заговор против Павла? – напрямик спросил Пален.
– Маловероятно. Он – воин.
– Говорят, в окружении Александра Васильевича были популярны слова Вольтера: «Брут, ты спишь, а Рим в оковах!» Теперь все офицеры, близкие Суворову, в казематах. А ведь трон не предназначался Павлу. Если бы его занял Александр Павлович, все было бы иначе.
Граф близоруко сомкнув рыжеватые веки, внимательно наблюдал за Рибасом. Разговор был опасен. Найдись чуткое ухо… Адмирал перевел беседу на другую тему:
– У меня обливается сердце кровью, когда я думаю о судьбе Италии. Просвещенная Франция грабит ее варварски. На королей наложены миллионные контрибуции. Папа вынужден отдать Парижу сто лучших картин и статуй, пятьсот древних рукописей.
– И все это отзывается у нас, – возвращал разговор в прежнее русло Пален. – Куракин требует от Суворова двести тысяч. Павел осуществляет свое правление, как в припадке. Он всю жизнь ждал, что его отравят, удушат, подошлют наемного убийцу.
– Да-да.
– Согласитесь, российское дворянство теперь не принадлежит себе.
– Это общеевропейский процесс, – продолжал свое Рибас.
– Да! – подхватывал граф. – Европу попирает Бонапарт и Директория, а у нас своя чума. Как вы думаете, может найтись в России десяток молодцов, что смогут все расставить на свои места?
– Возможно.
На следующее утро Рибас не посмел даже заикнуться об отъезде.
– Я затемно встал и все подготовил для охоты, – объявил граф. – Не вздумайте отказаться. Лошади у крыльца.
Они вернулись через день, заночевав в сторожке егеря. Взяли пять лисиц на норах, двух оленей и дюжину зайцев. Легли, не поужинав, настолько устали. Утром пошел охотничий пир – водка из ревеня и оленина на вертеле. Пален провозглашал тосты за осторожность охотников, удачу и мгновения, которых не вернешь. Читал Державина:
Смотри, как в ясный день, как в буре
Суворов тверд, велик всегда!
Ступай за ним! – небес в лазури
Еще горит его звезда.
– Леонтий сейчас в фаворе у Павла, – без перехода говорил Пален, имея ввиду Бенигсена, шефа Ростовского полка. – Получил генерал-майора. А вот герцог Ришелье получил отставку.
– Как? – удивился Рибас. – Я виделся с ним. Он командовал кирасирами Павла.
– Отставлен. Уж я-то знаю. Под Гатчиной в селе случился пожар, и добросердечный дюк послал туда своих солдат. А Павел как раз вышел на плац: «Где кирасиры? Кто приказал? Много берете на себя!»
– Где же Ришелье теперь?
– Кажется, уехал в Польшу.
Еще два дня прошло в разговорах, пеших и конных прогулках. Пален никак не хотел отпускать Рибаса. А на прогулке в карете спросил:
– Если бы вам стало известно, что партия разумных голов хочет посадить на трон Александра, как бы вы поступили, адмирал?
Рибас ответил сразу:
– Для такого предприятия необходимо, по крайней мере, согласие самого Александра.
– Совершенно верно, – сказал Пален и больше опасных разговоров не возобновлял.
Вернувшись в Петербург, Рибас доложил на заседании о реорганизации ревельского госпиталя, и ему была выражена публичная признательность. Император повелел адмиралу отправиться для осмотра мест, где закупался провиант, дубовые и прочие леса. Рибас выехал в южные лесные губернии, недолго побывав в Москве, по Волге спустился до Казани. По пути составлял наставления для комиссионеров: где, как, в какое время закупать провиант, готовить барки для перевоза, сколько иметь рабочих, коноводов, лоцманов на реках, где устраивать магазейны, в которых лес разделывать, сортировать, запасать.
В Казани адмирала ждал офицер из полка Иосифа Сабира, с которым Рибас отправил в Кибиак-Кози самые разные припасы. Иосиф ответил письмом, в котором было в избытке сентиментальных жалоб. 15 октября 1798 года Рибас писал ему из Казани: «Вы получили припасы, за которыми приезжал ваш человек. Имейте бдительное наблюдение за работой и будьте неусыпны. Что это за ребяческая грусть, я не люблю этого в вас, мой милый маленький друг. Кислый вид не идет благовоспитанному молодому человеку…» Некоторые строки из письма Иосифа Сабира вызвали у Рибаса подозрение, что тот пишет, используя тривиальные литературные примеры, и адмирал написал в ответ: «Изобретайте глупости, сколько хотите, но пусть это будут ваши глупости».
Сабир ждал встречи с адмиралом в Кибиак-Кози, прислал истинно сыновье письмо, которое закончил словами: «Я горячо желаю видеть вас здесь».
Но встреча не состоялась: пришла депеша из Адмиралтейств Коллегии, в которой выражалось императорское удивление тем, что Генерал-Кригс-Комисар де Рибас чересчур долгое время проводит в путешествии по Волге, вместо того, чтобы ревизовать леса по Волхову и Мете и не посылает туда обер-форшмейстеров.
По дороге в Петербург Рибаса достигли слухи, что Павел вытребовал Суворова в столицу. За обедом Суворов намекнул, что стар быть инспектором войск, как это предлагал ему Павел. Шпионы императора доносили, что Суворов потешается над новыми порядками, желает чтобы ему вернули армию, штаб, освободили его офицеров. Тогда, может, и пойдет служить. А иначе – в монастырь, в Нилову пустынь. С тем и вернулся фельдмаршал в ссылку. А к этому времени был раскрыт заговор против Павла офицеров из круга Каховского, которые создали тайную организацию в Смоленске и Дрогобуже. С этим и связал адмирал депешу Адмиралтейства, потребовавшую его срочного возвращения.
Первым, кто нанес визит адмиралу в Петербурге, был не Виктор или Базиль, а Петр Пален. Он показал рескрипт Павла на свое имя о том, что дом, купленный в казну у вице-адмирала Рибаса «Всемилостивейше пожалован в вечное и потомственное владение нашему тайному советнику и генерал-прокурору Лопухину…» Рибас, прочитав рескрипт, был поражен настолько, что не знал, с чего начать расспросы!
– За сколько же император купил у меня дом?
– За сто десять тысяч.
Сумма вполне устраивала адмирала, получавшего за свои поездки по лесным губерниям пособия от Адмиралтейства. Кроме того, в его отсутствие старшая дочь Софья оттанцевала выпускной бал в Смольном и пришла пора конкретно озаботиться ее приданым, о чем жена успела сказать Рибасу:
– Настоящего жениха у нее пока нет, но он может рухнуть на нас в любой день.
Усадив Палена у окна, выходящего в Летний сад, Рибас вышагивал по кабинету и спрашивал:
– Бог мой, в рескрипте вы именуетесь бароном фон дер Паленом – Санкт-петербургским военным генерал-губернатором! Поздравляю! Но когда же вас назначили?
– Еще в конце июля.
– Почему Лопухин генерал-прокурор? Какой Лопухин?
– Петр Васильевич. Отец Анны Петровны. Они переехали в Петербург окончательно. Анна Петровна, несмотря на досаду и раздражение императрицы, теперь камер-фрейлина.
– А ее отец генерал-прокурор. Но что же Алексей Куракин? Павлов любимец?
– Отставлен от этой должности и выслан в деревню.
– Как? За что?
Пален сидел подчеркнуто прямо и отвечал с надменностью, неизвестно кому адресованной:
– Я сам бы хотел понять систему приема и отставок, но не нахожу этой системы. Фельдмаршал Репнин уволен. За что? У него подозревают симпатии к теперешнему Берлину. Растопчин, напротив, принят в свиту. Николай Зубов уволен. Выслан в Москву с женой, где она родила еще одного внука Суворову. Вы знаете, как его назвали? Платоном. А Платон Зубов возвращен из-за границы и сослан в свои деревни. Там же и брат Валериан. Бенигсен отставлен, вновь принят, но сослан на Кавказскую линию.
Было похоже, что барон Пален ведет реестр всем получившим отставку. «Собственно, он мог и не приезжать ко мне, чтобы сообщить, что мой дом продан и отдан новому генерал-прокурору Лопухину. Это предлог для встречи», – думал Рибас. Но кроме сетований и констатации разговор дальше не пошел. Позже Настя сказала:
– Пален подкупил Кутайсова, и тот вышептал ему должность губернатора.
Как бы то ни было, генерал-губернатор Пален усердно трудился. Разработал «Устав столичного города С.Петербурга», образовал Комиссии, департаменты, Ратгауз – городское правление. Правда, уж очень было похоже, что он попросту списал «Устав» с немецкого, потому что теперь за рынками следили «марк-фохты», за добротностью питий в винных погребах наблюдали «вейн-киперы», за мясными бойнями «бешауеры». Даже ночные сторожа именовались – «нахт-вахтеры».
К этому времени Франция захватила Бельгию, Голландию, земли в Германии, большую часть Швейцарии, уж не говоря о Северной Италии и Ионических островах. Наполеон Бонапарт высадился в Египте.
Павел вел переговоры с Англией, Турцией, Австрией, чтобы сколотить коалицию против «французских варваров», а в Петербурге разрешил всего семь французских магазинов, как он говорил, по числу семи смертных грехов.
Пока адмирал ездил в леса империи, произошли события удивительные. Россия, имевшая с Портой две кровопролитнейшие войны, заключила с ней союз, а эскадра Ушакова прошла через проливы в Средиземное море к Ионическим островам с целью отбить их у французов. Адмиралы Войнович и Пустошкин были на кораблях этой эскадры.
Неаполитанский посол герцог Серракаприола торжественно объявил Рибасу при встрече:
– Слава всевышнему: Фердинанд снова заключил союзный договор с Англией!
Адмирал развел руками:
– Но рискнул бы он на это, если бы Нельсон не разбил французский флот при Абукире?
– Да-да. Но главное! – воскликнул герцог. – Неаполь объявил войну Франции.
– Я с печалью думаю о скором финале этой войны, – ответил Рибас.
Действительно, пока шли переговоры о совместных действиях России и Неаполя против французов, Фердинанд IV приказал своим войскам под командованием австрийского генерала Мака перейти границу Римской республики. Республика эта была провозглашена в начале года – в Папских владениях хозяйничали французы. Но теперь они отступили, и 29 ноября Фердинанд IV торжественно въехал в Рим. А через две недели он бежал из Рима в Неаполь – его войска терпели поражение за поражением.
Петербург в это время обсуждал запрет комедии Капниста «Ябеда», читал журнальчик «Что-нибудь от безделья ‹на досуге», удивлялся токарю Ивану Бластеру, который у себя на Мещанской продавал машины для помощи утопающим по 15 рублей штука. Изредка заходя на половину дочери Софьи, где она устраивала небольшие приемы, от молодых офицеров Рибас слышал, что муштра в полках похожа на заразную болезнь, которую прививает начальство. Рассказывали анекдоты: один генерал исключил из службы горбатого поручика. Ему указали, что некоторые полководцы страдали этим недостатком. А Павел наложил резолюцию: «Я и сам горбат, хоть и не полководец». Адмиралу Чичагову Павел якобы сказал: «Если вы якобинец, то представьте, что я командующий всеми якобинцами, и слушайтесь меня!» Еще летом без боя сдалась французам Мальта. Магистра ордена Иоаннитов Гомпеша рыцари обвинили в измене и лишили сана. Резиденция ордена была перенесена в далекий Петербург, где теперь заседал капитул. Но как же заседать без Великого магистра? И католическую вакансию торжественно занял православный царь.
– Это может ему дорого стоить, – сказал Базиль.
Рибасу после церемонии.
– Почему? И при прежнем правлении сближение религий одобрялось.
– Сближение, но не перемешивание, – ответил Базиль.
От Андре из Италии не было никаких известий, и не мудрено: к середине января Петербург достигли новости печальные: король Фердинанд и Мария Каролина оставили Неаполь и на борту адмиральского корабля Нель сона «Вангард» отплыли на Сицилию. Генерал Мак сдался в плен. Неаполь оказался в руках лаццарони, был разорен грабежами и расправами над всеми, кто сочувствовал французам, которые в конце концов взяли город штурмом. А где Андре? Жив ли он? Ни на что не надеясь, Рибас написал в Неаполь по старому адресу.
Из одесских писем Лизы и Феликса адмирал знал, что в городе учреждена первая больница, что старый магистрат упразднен указом Павла, а от Одессы к Николаеву ставятся верстовые столбы. С особым ревнивым чувством Рибас рассматривал рисунок высочайше утвержденного герба Одессы, который прислал Феликс: щит, разделенный на две половины. Вверху на золотом поле Всероссийский орел, над головами которого две малые короны, в центре большая корона, под ней поменьше, четвертая. На груди орла осьмиугольный крест со щитом посередине, где Георгий Победоносец на белом коне убивает копьем змия. А внизу на красном поле якорь о четырех лапах. Адмирал решил, что корон в гербе многовато, а восьмиконечный крест и вовсе не к месту.
В начале февраля 1799 года заговорили о том, что венский двор уговаривает Павла назначить Суворова командующим объединенными силами для похода в Италию. Как только Рибас узнал, что фельдмаршал в Петербурге, отправился в дом Хвостова, где похудевший, чем-то похожий на ребенка Суворов встретил его так, будто и не расставались:
– Император позвал – что делать? Пришлось одолжить у старосты двести пятьдесят рублей на дорогу. И – гоц-гоц. Вы кригс-комиссар? Славно. Флот в Адриатику мне в помощь снаряжайте!
– Как раз собираюсь в Кронштадт для этого, – сказал Рибас.
– С Богом!
Царь-рыцарь возложил на Суворова орден Святого Иоанна Иерусалимского большого креста, дал тридцать тысяч по случаю отъезда и положил выдавать по тысяче рублей в месяц во все время кампании. В Вене фельдмаршала встречали толпы, и он вступил в переговоры с Гофкригсратом – придворным военным советом, который хотел сначала оттеснить французов за реку Адда и знать наперед о дальнейших действиях. Австрийцы могли погубить кампанию своим маниакальным желанием все предвидеть и начертать планы всех сражений.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68
Громкого дела никак не получалось! Куракин заговорил о делах Адмиралтейства, выслушал Рибасовы проекты о разведении лесов и простился с адмиралом так дружески, будто вовсе не имел намерений его арестовывать.
Через два дня адмирала вызвали в Зимний, где он застал суматоху, услыхал возгласы в коридорах, увидел бегущих красноливрейных слуг. Григорий Кушелев, пробегая мимо, только и спросил:
– Вас вызывали?…
– Да. Что случилось?
Кушелев, уж издали, приставив рожком ладошку к губам, невнятно что-то прошипел, Рибас лишь разобрал: «приезжает…» Павел, одетый по-дорожному, с Кутайсовым мелькнул в коридоре, повернулся к стоящему в отдалении адмиралу и крикнул:
– Я вас назначаю генерал-кригс-комиссаром! Отправляйтесь!
Позже Рибас получил и рескрипт, назначавший его к исправлению этой должности с обязанностью заседать в Адмиралтейств-коллегий. А переполох во дворце был вызван известием о приезде в столицу из Москвы Анны Лопухиной – дамы сердца царя-рыцаря. Увы, известие оказалось ложным. Дама не приехала, рыцарь страдал.
Новое назначение имело обширные полномочия. Под началом Рибаса оказались поставки леса и прочих материалов на строительство кораблей во всех флотах. Дела, которые адмирал принял от прежнего кригс-комиссара Баскакова, говорили лишь о запущенности хозяйства. Предстояла тяжкая многотрудная работа. Но не успел Рибас осмотреться в новой должности, как получил через Григория Кушелева повеление Павла: «Генерал кригс-комиссару де Рибасу отправиться на несколько дней в Ревель для обозрения тамошней морской госпитали и прочего по его должности».
Выехав двадцать третьего февраля, адмирал, вместо нескольких дней, провел в поездке две недели. Пригодился опыт наведения порядка в Одесском лазарете и советы Суворова. Не составило труда приказать отселить тяжелонедужных из лазарета, выпороть повара и двух унтеров. Но госпиталь оказался мал, и пришлось нанимать дома. Но не это и не поездка в сосновые заказники задержали адмирала. Он заезжал к графу Петру Палену, которого после отставки вновь приняли в службу в чине генерал-поручика и сделали инспектором кавалерии.
Граф приехал в свое имение по делам и отдохнуть. За эти годы в нем появилась некоторая чопорность, холодность, «отсутствие при присутствии». Однако адмирала он принял дружески, филейный шморбратен под гамбургским соусом, поданный к раннему ужину, ничего кроме восхищения, не вызывал. Серебряная водка пришлась как нельзя кстати продрогшему на морозном ветру адмиралу. Помянули Потемкина, вспомнили нечаянную давнюю встречу под Кучук-Кайнарджи, Очаково-Кинбурнские времена.
– Севастополь он снова повелел называть Ахтиаром, – сказал Пален, казалось, невпопад.
«Он – это император Павел», – понял Рибас и ответил в тон:
– Утешаюсь тем, что Одессу он не назовет Павлобургом.
– В этом нельзя быть уверенным.
– Нет, он невзлюбил Одессу и свое имя ей не даст, – сказал Рибас.
– Теперешнее время знаменуется тем, что ни в чем нельзя быть уверенным.
С этим адмирал не мог не согласиться.
– Вы верите, что Суворов хотел возглавить заговор против Павла? – напрямик спросил Пален.
– Маловероятно. Он – воин.
– Говорят, в окружении Александра Васильевича были популярны слова Вольтера: «Брут, ты спишь, а Рим в оковах!» Теперь все офицеры, близкие Суворову, в казематах. А ведь трон не предназначался Павлу. Если бы его занял Александр Павлович, все было бы иначе.
Граф близоруко сомкнув рыжеватые веки, внимательно наблюдал за Рибасом. Разговор был опасен. Найдись чуткое ухо… Адмирал перевел беседу на другую тему:
– У меня обливается сердце кровью, когда я думаю о судьбе Италии. Просвещенная Франция грабит ее варварски. На королей наложены миллионные контрибуции. Папа вынужден отдать Парижу сто лучших картин и статуй, пятьсот древних рукописей.
– И все это отзывается у нас, – возвращал разговор в прежнее русло Пален. – Куракин требует от Суворова двести тысяч. Павел осуществляет свое правление, как в припадке. Он всю жизнь ждал, что его отравят, удушат, подошлют наемного убийцу.
– Да-да.
– Согласитесь, российское дворянство теперь не принадлежит себе.
– Это общеевропейский процесс, – продолжал свое Рибас.
– Да! – подхватывал граф. – Европу попирает Бонапарт и Директория, а у нас своя чума. Как вы думаете, может найтись в России десяток молодцов, что смогут все расставить на свои места?
– Возможно.
На следующее утро Рибас не посмел даже заикнуться об отъезде.
– Я затемно встал и все подготовил для охоты, – объявил граф. – Не вздумайте отказаться. Лошади у крыльца.
Они вернулись через день, заночевав в сторожке егеря. Взяли пять лисиц на норах, двух оленей и дюжину зайцев. Легли, не поужинав, настолько устали. Утром пошел охотничий пир – водка из ревеня и оленина на вертеле. Пален провозглашал тосты за осторожность охотников, удачу и мгновения, которых не вернешь. Читал Державина:
Смотри, как в ясный день, как в буре
Суворов тверд, велик всегда!
Ступай за ним! – небес в лазури
Еще горит его звезда.
– Леонтий сейчас в фаворе у Павла, – без перехода говорил Пален, имея ввиду Бенигсена, шефа Ростовского полка. – Получил генерал-майора. А вот герцог Ришелье получил отставку.
– Как? – удивился Рибас. – Я виделся с ним. Он командовал кирасирами Павла.
– Отставлен. Уж я-то знаю. Под Гатчиной в селе случился пожар, и добросердечный дюк послал туда своих солдат. А Павел как раз вышел на плац: «Где кирасиры? Кто приказал? Много берете на себя!»
– Где же Ришелье теперь?
– Кажется, уехал в Польшу.
Еще два дня прошло в разговорах, пеших и конных прогулках. Пален никак не хотел отпускать Рибаса. А на прогулке в карете спросил:
– Если бы вам стало известно, что партия разумных голов хочет посадить на трон Александра, как бы вы поступили, адмирал?
Рибас ответил сразу:
– Для такого предприятия необходимо, по крайней мере, согласие самого Александра.
– Совершенно верно, – сказал Пален и больше опасных разговоров не возобновлял.
Вернувшись в Петербург, Рибас доложил на заседании о реорганизации ревельского госпиталя, и ему была выражена публичная признательность. Император повелел адмиралу отправиться для осмотра мест, где закупался провиант, дубовые и прочие леса. Рибас выехал в южные лесные губернии, недолго побывав в Москве, по Волге спустился до Казани. По пути составлял наставления для комиссионеров: где, как, в какое время закупать провиант, готовить барки для перевоза, сколько иметь рабочих, коноводов, лоцманов на реках, где устраивать магазейны, в которых лес разделывать, сортировать, запасать.
В Казани адмирала ждал офицер из полка Иосифа Сабира, с которым Рибас отправил в Кибиак-Кози самые разные припасы. Иосиф ответил письмом, в котором было в избытке сентиментальных жалоб. 15 октября 1798 года Рибас писал ему из Казани: «Вы получили припасы, за которыми приезжал ваш человек. Имейте бдительное наблюдение за работой и будьте неусыпны. Что это за ребяческая грусть, я не люблю этого в вас, мой милый маленький друг. Кислый вид не идет благовоспитанному молодому человеку…» Некоторые строки из письма Иосифа Сабира вызвали у Рибаса подозрение, что тот пишет, используя тривиальные литературные примеры, и адмирал написал в ответ: «Изобретайте глупости, сколько хотите, но пусть это будут ваши глупости».
Сабир ждал встречи с адмиралом в Кибиак-Кози, прислал истинно сыновье письмо, которое закончил словами: «Я горячо желаю видеть вас здесь».
Но встреча не состоялась: пришла депеша из Адмиралтейств Коллегии, в которой выражалось императорское удивление тем, что Генерал-Кригс-Комисар де Рибас чересчур долгое время проводит в путешествии по Волге, вместо того, чтобы ревизовать леса по Волхову и Мете и не посылает туда обер-форшмейстеров.
По дороге в Петербург Рибаса достигли слухи, что Павел вытребовал Суворова в столицу. За обедом Суворов намекнул, что стар быть инспектором войск, как это предлагал ему Павел. Шпионы императора доносили, что Суворов потешается над новыми порядками, желает чтобы ему вернули армию, штаб, освободили его офицеров. Тогда, может, и пойдет служить. А иначе – в монастырь, в Нилову пустынь. С тем и вернулся фельдмаршал в ссылку. А к этому времени был раскрыт заговор против Павла офицеров из круга Каховского, которые создали тайную организацию в Смоленске и Дрогобуже. С этим и связал адмирал депешу Адмиралтейства, потребовавшую его срочного возвращения.
Первым, кто нанес визит адмиралу в Петербурге, был не Виктор или Базиль, а Петр Пален. Он показал рескрипт Павла на свое имя о том, что дом, купленный в казну у вице-адмирала Рибаса «Всемилостивейше пожалован в вечное и потомственное владение нашему тайному советнику и генерал-прокурору Лопухину…» Рибас, прочитав рескрипт, был поражен настолько, что не знал, с чего начать расспросы!
– За сколько же император купил у меня дом?
– За сто десять тысяч.
Сумма вполне устраивала адмирала, получавшего за свои поездки по лесным губерниям пособия от Адмиралтейства. Кроме того, в его отсутствие старшая дочь Софья оттанцевала выпускной бал в Смольном и пришла пора конкретно озаботиться ее приданым, о чем жена успела сказать Рибасу:
– Настоящего жениха у нее пока нет, но он может рухнуть на нас в любой день.
Усадив Палена у окна, выходящего в Летний сад, Рибас вышагивал по кабинету и спрашивал:
– Бог мой, в рескрипте вы именуетесь бароном фон дер Паленом – Санкт-петербургским военным генерал-губернатором! Поздравляю! Но когда же вас назначили?
– Еще в конце июля.
– Почему Лопухин генерал-прокурор? Какой Лопухин?
– Петр Васильевич. Отец Анны Петровны. Они переехали в Петербург окончательно. Анна Петровна, несмотря на досаду и раздражение императрицы, теперь камер-фрейлина.
– А ее отец генерал-прокурор. Но что же Алексей Куракин? Павлов любимец?
– Отставлен от этой должности и выслан в деревню.
– Как? За что?
Пален сидел подчеркнуто прямо и отвечал с надменностью, неизвестно кому адресованной:
– Я сам бы хотел понять систему приема и отставок, но не нахожу этой системы. Фельдмаршал Репнин уволен. За что? У него подозревают симпатии к теперешнему Берлину. Растопчин, напротив, принят в свиту. Николай Зубов уволен. Выслан в Москву с женой, где она родила еще одного внука Суворову. Вы знаете, как его назвали? Платоном. А Платон Зубов возвращен из-за границы и сослан в свои деревни. Там же и брат Валериан. Бенигсен отставлен, вновь принят, но сослан на Кавказскую линию.
Было похоже, что барон Пален ведет реестр всем получившим отставку. «Собственно, он мог и не приезжать ко мне, чтобы сообщить, что мой дом продан и отдан новому генерал-прокурору Лопухину. Это предлог для встречи», – думал Рибас. Но кроме сетований и констатации разговор дальше не пошел. Позже Настя сказала:
– Пален подкупил Кутайсова, и тот вышептал ему должность губернатора.
Как бы то ни было, генерал-губернатор Пален усердно трудился. Разработал «Устав столичного города С.Петербурга», образовал Комиссии, департаменты, Ратгауз – городское правление. Правда, уж очень было похоже, что он попросту списал «Устав» с немецкого, потому что теперь за рынками следили «марк-фохты», за добротностью питий в винных погребах наблюдали «вейн-киперы», за мясными бойнями «бешауеры». Даже ночные сторожа именовались – «нахт-вахтеры».
К этому времени Франция захватила Бельгию, Голландию, земли в Германии, большую часть Швейцарии, уж не говоря о Северной Италии и Ионических островах. Наполеон Бонапарт высадился в Египте.
Павел вел переговоры с Англией, Турцией, Австрией, чтобы сколотить коалицию против «французских варваров», а в Петербурге разрешил всего семь французских магазинов, как он говорил, по числу семи смертных грехов.
Пока адмирал ездил в леса империи, произошли события удивительные. Россия, имевшая с Портой две кровопролитнейшие войны, заключила с ней союз, а эскадра Ушакова прошла через проливы в Средиземное море к Ионическим островам с целью отбить их у французов. Адмиралы Войнович и Пустошкин были на кораблях этой эскадры.
Неаполитанский посол герцог Серракаприола торжественно объявил Рибасу при встрече:
– Слава всевышнему: Фердинанд снова заключил союзный договор с Англией!
Адмирал развел руками:
– Но рискнул бы он на это, если бы Нельсон не разбил французский флот при Абукире?
– Да-да. Но главное! – воскликнул герцог. – Неаполь объявил войну Франции.
– Я с печалью думаю о скором финале этой войны, – ответил Рибас.
Действительно, пока шли переговоры о совместных действиях России и Неаполя против французов, Фердинанд IV приказал своим войскам под командованием австрийского генерала Мака перейти границу Римской республики. Республика эта была провозглашена в начале года – в Папских владениях хозяйничали французы. Но теперь они отступили, и 29 ноября Фердинанд IV торжественно въехал в Рим. А через две недели он бежал из Рима в Неаполь – его войска терпели поражение за поражением.
Петербург в это время обсуждал запрет комедии Капниста «Ябеда», читал журнальчик «Что-нибудь от безделья ‹на досуге», удивлялся токарю Ивану Бластеру, который у себя на Мещанской продавал машины для помощи утопающим по 15 рублей штука. Изредка заходя на половину дочери Софьи, где она устраивала небольшие приемы, от молодых офицеров Рибас слышал, что муштра в полках похожа на заразную болезнь, которую прививает начальство. Рассказывали анекдоты: один генерал исключил из службы горбатого поручика. Ему указали, что некоторые полководцы страдали этим недостатком. А Павел наложил резолюцию: «Я и сам горбат, хоть и не полководец». Адмиралу Чичагову Павел якобы сказал: «Если вы якобинец, то представьте, что я командующий всеми якобинцами, и слушайтесь меня!» Еще летом без боя сдалась французам Мальта. Магистра ордена Иоаннитов Гомпеша рыцари обвинили в измене и лишили сана. Резиденция ордена была перенесена в далекий Петербург, где теперь заседал капитул. Но как же заседать без Великого магистра? И католическую вакансию торжественно занял православный царь.
– Это может ему дорого стоить, – сказал Базиль.
Рибасу после церемонии.
– Почему? И при прежнем правлении сближение религий одобрялось.
– Сближение, но не перемешивание, – ответил Базиль.
От Андре из Италии не было никаких известий, и не мудрено: к середине января Петербург достигли новости печальные: король Фердинанд и Мария Каролина оставили Неаполь и на борту адмиральского корабля Нель сона «Вангард» отплыли на Сицилию. Генерал Мак сдался в плен. Неаполь оказался в руках лаццарони, был разорен грабежами и расправами над всеми, кто сочувствовал французам, которые в конце концов взяли город штурмом. А где Андре? Жив ли он? Ни на что не надеясь, Рибас написал в Неаполь по старому адресу.
Из одесских писем Лизы и Феликса адмирал знал, что в городе учреждена первая больница, что старый магистрат упразднен указом Павла, а от Одессы к Николаеву ставятся верстовые столбы. С особым ревнивым чувством Рибас рассматривал рисунок высочайше утвержденного герба Одессы, который прислал Феликс: щит, разделенный на две половины. Вверху на золотом поле Всероссийский орел, над головами которого две малые короны, в центре большая корона, под ней поменьше, четвертая. На груди орла осьмиугольный крест со щитом посередине, где Георгий Победоносец на белом коне убивает копьем змия. А внизу на красном поле якорь о четырех лапах. Адмирал решил, что корон в гербе многовато, а восьмиконечный крест и вовсе не к месту.
В начале февраля 1799 года заговорили о том, что венский двор уговаривает Павла назначить Суворова командующим объединенными силами для похода в Италию. Как только Рибас узнал, что фельдмаршал в Петербурге, отправился в дом Хвостова, где похудевший, чем-то похожий на ребенка Суворов встретил его так, будто и не расставались:
– Император позвал – что делать? Пришлось одолжить у старосты двести пятьдесят рублей на дорогу. И – гоц-гоц. Вы кригс-комиссар? Славно. Флот в Адриатику мне в помощь снаряжайте!
– Как раз собираюсь в Кронштадт для этого, – сказал Рибас.
– С Богом!
Царь-рыцарь возложил на Суворова орден Святого Иоанна Иерусалимского большого креста, дал тридцать тысяч по случаю отъезда и положил выдавать по тысяче рублей в месяц во все время кампании. В Вене фельдмаршала встречали толпы, и он вступил в переговоры с Гофкригсратом – придворным военным советом, который хотел сначала оттеснить французов за реку Адда и знать наперед о дальнейших действиях. Австрийцы могли погубить кампанию своим маниакальным желанием все предвидеть и начертать планы всех сражений.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68