А-П

П-Я

А  Б  В  Г  Д  Е  Ж  З  И  Й  К  Л  М  Н  О  П  Р  С  Т  У  Ф  Х  Ц  Ч  Ш  Щ  Э  Ю  Я  A-Z

 


Рибас вошел в класс. Кумачино поклонился и отпустил ученика. Когда ехали к Бецкому, Рибас спросил:
– Кумачино хороший учитель?
– О, да, – восторженно отвечал воспитанник.
– Ты с ним дружишь?
– Мы разговариваем. Он много рассказывает о Париже.
– Как ты думаешь, какого он мнения обо мне?
– О вас мы не говорили. Кумачино мечтает служить при дворе, и его все там интересует.
«Может быть, разговор о строительстве флота случаен?» – подумал Рибас. С Бецким перед обедом он говорил о возможностях своего перевода в один из Новороссийских полков и поверг генерала в изумление:
– Чем вы недовольны, друг мой? Вас ценят при дворе, я доволен вами. Отчего вам не сидится в Петербурге?
– Как подумаю, что скоро в корпусе экзамены и снова придется заниматься писарским трудом…
– У меня для вас сюрприз, – отвечал Иван Иванович. – В корпусе вакантна должность надзирателя, и вы займете ее. А это чин подполковника.
«Ну что же, – подумал Рибас, – в России в армию увольняются чином выше. Значит, я уволюсь полковником. Это не так плохо».
На Святой неделе на сцене кадетского корпуса начало свои представления итальянское общество актеров. Придворный театр открылся лишь двадцать седьмого апреля, когда великая княгиня София-Доротея-Мария Федоровна разрешилась от бремени вторым сыном – Константином Павловичем. Любимец неаполитанского посланника Сан-Никола Херасков блеснул при дворе комедией «Ненавистник», высмеивавшей русские нравы на французский манер. В комедии герой Змеяд хотел жениться на хорошенькой Прияте, но любящий ее юноша Милад разрушал козни Змеяда под именем Стовида. Герцога Сан-Никола Рибас в театре не увидел – посланник болел.
Дождливое лето показалось Рибасу долгой зимой, но к августу его не только произвели в подполковники, а еще торжественно в парадном зале бывшего Меньшикового дворца в присутствии инспекторов, членов Совета корпуса, кадетов старшего возраста наградили золотым эмалированным восьмиконечным мальтийским крестом Иоанна Иерусалимского. Для Рибаса это был поистине сюрприз, ибо награждение держалось в тайне до самого последнего момента, и господин подполковник оценил старания Бецкого удержать его в Петербурге. Правда, после церемонии Рибас спросил у Ивана Ивановича:
– Что все это значит?
– Вы, мой друг, – отвечал генерал, – достойно споспешествовали установлению добрых отношений России с мальтийскими рыцарями.
– Когда же это было?
– Когда посланник великого магистра Рогана маркиз Сограмозо пребывал в Петербурге.
Итак, господина подполковника наградили рыцарским крестом за веселые ужины у танцовщицы Росси и прилежные посещения балета вместе с маркизом Сограмозо. Впрочем, Иван Иванович был более озабочен покупкой картин из коллекции премьер-министра Англии Роберта Уолпола, чем устройством любезного ему зятя. Из замка Хоутон-Холл прибыло сто девяносто восемь картин с английскими портретами и драгоценными фламандцами. Двор явился в Эрмитаж восхищаться «Пиром у Симона Фарисея» Рубенса, «Жертвоприношением Авраама» Рембрандта и «Птичьим концертом» Иорданса.
Рибас изредка бывал в кондитерской «Болонья», виделся с Сильваной, но связи с ней не возобновил по не совсем понятным для самого себя причинам. Смутные предчувствия удерживали его от этого шага, да и у Сильваны в кавалерах-итальянцах недостатка не было. Подозрения относительно учителя фехтования ничем не подтверждались, хотя господин подполковник постоянно расспрашивал Алешу о нем.
Слякотным ноябрем в благодатной столовой дома Бецкого, о которой лучше сказать, как об оазисе изысканных ароматов, слышался возмущенно-возбужденный говорок Насти:
– В городе давно ходят слухи о приезде Калиостро, а он, оказывается, уж давно в Петербурге!
– Где же он обосновался? – спросил Рибас, слышавший о Калиостро в ложе.
– Да совсем рядом, на Дворцовой, в доме генерал-поручика Виллера.
– Мне писали из Парижа об этом гражданине вселенной, – невнятно сказал Бецкий, тщательно пережевывая нежное мясо молодого козленка. – Говорят, он даже гнилую осину может превращать в золото.
– Это великий человек, великий врач, великий знаток душ, – страстно заявила Настя и сокрушалась, что граф Калиостро медлит с визитом.
– Мне писали, что в Прибалтике он представился как полковник-испанец, – сказал Иван Иванович.
– Ваш скепсис в данном случае неуместен, – протестовала Настя. – В его ложе, единственной в Европе, очень много женщин.
– В ложе или на ложе? – старый ловелас посмеялся игре слов.
Из дальнейших восклицаний, споров и утверждений Рибас узнал многое о человеке, который своими познаниями и чудесами покорил Лондон и Париж, а теперь пребывает в Петербурге с женой Лоренцой после того, как в курляндской Митаве переговорил с усопшими душами. В столице российской он ведет уединенную жизнь отшельника-химика и врача.
– Он вылечил двести человек из разных сословий и ни с кого не взял ни гроша за свое искусство, – утверждала Настя.
На другой день господин подполковник узнал, что жена отшельника очаровательная Лоренца была с визитом у Насти, и выяснилось, что заезжий врач живет на земле вот уже четыре тысячи лет, что в Германии он поднимал на ноги мертвецов и что самой Лоренце сорок, а выглядит она восемнадцатилетней смольнянкой, потому что ее муж владеет философским камнем и элексиром молодости. Рибас подумал, догадался и спросил:
– Ты купила камень или склянку элексира?
– Лоренца мне презентовала ее!
Нечего и говорить: Рибас стоял за то, чтобы Настя была молода и очаровательна вечно. Подвиги таинственного отшельника могли поразить кого угодно. Шарлотте фон Рекке, знатной девице-курляндке, он представил невероятное и опасное наслаждение беседовать с мертвецами и обещал, что со временем она будет употреблена для духовных путешествий по планетам, будет возведена в степень защитницы земли, а потом, как испытанная ученица, вознесется еще выше.
– Неужели императрица не удостоила его чести быть принятым при дворе?
– Ах, ее ум слишком практичен для того, чтобы понять все это, – был ответ.
Великий и скромный тысячелетний житель обители земной утверждал, что Моисей, Илия и Христос были создателями множества миров и что то же самое будут делать его ученики и последовательницы. Нужно только совершить первый шаг: отречься от всего вещественного и материального. В Курляндии он преподавал магическую демонологию по книге Моисея, и, не имея никаких доходов, жил в невероятной роскоши. После ужина имел обыкновение облегчать жизнь своих слуг и выбрасывать немытые золотые тарелки в окно. Нет, он не был царем Мидасом, который к чему не прикасался – все обращалось в звонкий металл, но размеры жемчужин и драгоценных камней мог увеличивать, когда того пожелает.
Бецкий заволновался, когда узнал, что Калиостро мог из ничего делать янтарь и плавить его. Для пополнения янтарной комнаты таланты мага пришлись бы как нельзя кстати.
Ивану Ивановичу стало известно, что курляндцы решили избрать Калиостро своим герцогом вместо Петра Бирона, которым были недовольны, и встревоженный Иван Иванович решил все открыть Екатерине во время послеобеденных чтений, но успокоился известием о том, что в семействе графов Медемов Калиостро признался, что он не только не Калиостро, но даже и не граф, а великое лицо, которому пока нельзя открыть истину человечеству. Но тайно от всех домашних Бецкий встретился с великим мистиком, пил с ним кофе с печеньем, говорил недолго, а потом объявил Хозикову, Насте, Рибасу и Миниху:
– Я могу сказать одно. Его французский плох, а итальянский вульгарен.
Тем не менее петребургские масоны заволновались: секретарь Екатерины Елагин полновластно завладел вниманием Калиостро, а охотников приобщаться графских тайн было множество. Тихой сапой маг и мистик приобрел вес в Петербурге. Светские дамы за элексир молодости платили большие деньги. Ажиотаж нарастал, и в конце концов в среде масонов стали распространять билеты на встречу с основателем египетской ложи. Один билет Рибас вручил своему ученику-масону корпусному лейтенанту Ливио, а с двумя другими отправился к Виктору Сулину.
– Ну, что же, едем, – сказал путешественник. – Впрочем, я не сомневаюсь, что ваш египетский масон из одного ряда с братьями Пелье, что живут на Большой морской у графа Остермана и возвращают зрение киевским слепцам, которых они в глаза не видели.
По дороге в елагинскую ложу Виктор рассказывал:
– Мне говорили, что барон Гейкинг посетил Калиостро. И тот предложил барону вызвать дух его умершего дяди. И этот дурак-барон согласился. Но с условием: как только дух дяди появится, он в него выстрелит из пистолета.
– И что же?
– Конечно, Калиостро отказался. Духи – его собственность, а кто же позволит палить из пистолета в свою собственность?
– А в лаборатории елагинской ложи, – рассказывал в свою очередь Рибас, – Калиостро варил в тигле ртуть с красным перцем. Потом тигель запечатали гипсом, через три дня вскрыли – а там серебряный слиток с прожилками золота.
– Чуду подобно.
– Но граф остался недоволен. Сказал, что в другой раз все будет наоборот: золото с прожилками серебра!
– Но что вас заинтересовало в этом человеке, Джузеппе?
– А то, что он не создал чуда света, не издал книгу, поразившую всех мудрецов, не разрушил Вавилон, но имеет всеевропейскую славу. Чем он этого достиг? И почему, имея средства купить подходящее герцогство, не хочет жить на покое.
Масоны на этот раз собрались не в тайной темнице, а в просторной зашторенной, скудно освещенной зале. Тут были и испанский посланник Нормандец, и неаполитанский Сан-Никола, и прусский Герц, и генерал Мелиссино, и статс-секретарь Безбородко – одним словом, весь цвет столицы. Публика в ожидании перешептывалась, как на похоронах. Елагин поставил на черный бархат стола хрустальный сосуд-шар с водой и оставил зажженными три свечи, и все замерло, когда из внутренних покоев появился небольшого роста человек в платье-балахоне из тяжелого шелка мышиного цвета. На платье от плеч до пят были вышиты непонятные фигуры-символы и иероглифы – сочно-красные, как раны. С головы свисали золото-парчевые ленты, схваченные на затылке венком из цветов, осыпанных драгоценностями. На нагрудной ленте изумрудного цвета изображались разного рода жуки. На красношелковом поясе висел широкий рыцарский меч с рукоятью в форме креста. Человек заговорил тихим голосом, в котором слышались обертоны глубины и мощи.
– Честь, мудрость, единство. Благотворительность, благоденствие. Великие тайны и вселенская благодать! Покорность! Ум! Страсть! – Голос овладел вниманием публики, мощь его росла. – Мы! Мы, Великий Кофта! Единственный на земле Великий Кофта. Ясновидящий и гроссмейстер великого египетского масонства. Мы даем знать вам о нашем присутствии! Воплощение богов на земле. Миры дают нам знаки. Мы познаем их. Мы стремимся. Мы здесь, и никто не разлучит нас с миром – ни время, ни злые силы, ни смерть.
Из воздуха, из свечного полумрака на стол посыпались медные и серебряные треугольники, лопатки, осьмиугольники, молотки, кубы, мертвые головы, отвесы, глобусы… Все это, как бы не имея веса, мягко опускалось на стол. Наместник Великого Кофты поднял хрустальный сосуд со стола, вода окрасилась голубым, и все увидели, что внутри сосуда сияет звезда. Но вдруг атмосферу безмолвного изумления разрушил чей-то голос:
– Там не вода!
Десятки голов разом повернулись к негодяю – это был ученик господина подполковника Ливио, вертопрах и ловелас. Калиостро без сил рухнул в кресло. Миновала минута – шиканья смолкли.
– Подойдите ко мне, – приказал Калиостро. Ливио осторожно приблизился. Калиостро встал, взял сосуд и выплеснул на Ливио воду. Все ахнули, засмеялись. Ливио жалко улыбался и отряхивался.
– Мне мешают, – сказал Калиостро. – Мне мешают, но помешать не могут. Сегодня я не смогу извлечь из небытия души умерших. Займемся живыми.
Он усадил Ливио в кресло и осыпал его такой площадной бранью на французском, итальянском и немецком, что все оторопели. В итальянских фразах Рибас явственно различил сицилийский акцент. Завеса таинственности спала, и Рибас увидел перед собой располневшего широкоплечего мужчину с толстым загривком и низким лбом. Он походил на карлика с беспокойным взглядом и суетливыми жестами. Широкий нос, мясистые губы, влажные от слюны, лицо темно-красное, ручки и ножки в непрестанном движении.
– Чью тень из числа тех, кто здесь не присутствует, вы хотели бы вызвать?! – вскричал Калиостро, обращаясь к Ливио. – Напишите! – Он передал ему пергамент и карандаш. Ливио что-то написал, маг стоял к нему спиной и командовал: – Сожгите пергамент на свече!
Ливио исполнил повеление, а чародей схватил пепел пергамента, растер его в ладонях и посыпал им голову лейтенанта.
– Пройдите сюда! – Он вывел Ливио за занавес, натянутый меж колонн, выхватил меч и принялся рассекать, рубить и жалить мечом пространство.
– Что вы видите в полнейшем мраке, который вокруг вас? – вопрошал маг.
– Юношу в красном плаще, – отвечал Ливио из-за занавеса.
– Где он находится?
– В лесу…
– Что на земле?
– Отверстая могила.
– Мысленно попросите юношу, чтобы он показал вам тень того, кого вы хотите видеть.
– Я вижу! – Через секунду раздался испуганный голос лейтенанта.
– Где он? – спросил Калиостро.
– Он лежит на полу… на ковре…
– Кого еще вы видите?
– Больше никого не вижу.
– Мысленно попросите юношу, чтобы ему помогли!
– Да! – воскликнул Ливио. – Я вижу людей, слуг… Они его поднимают, несут… Укладывают в постель…
– Что он делает?
– Закрывает руками глаза… ему больно…
– Попросите юношу, чтобы боль несчастного прошла!
– О, да! Он садится в постели. Улыбается.
Калиостро взмахнул мечом, вывел из-за занавеса бледного Ливио, а потом замертво, спиной повалился на стол. Его подняли, усадили в кресло. Он пришел в чувство, деловито достал из складок балахона пергамент, передал его Елагину со словами:
– Здесь написано имя человека, тень которого я вызвал. Пошлите тотчас к нему курьеров, узнайте, что с ним, не нужна ли помощь?
Курьеров послали. Ливио сел позади Рибаса и шепнул ему:
– Я вызвал тень Ивана Ивановича.
– Бецкого? – поразился господин подполковник. – О дева Мария!
«Иван Иванович вчерашний день действительно чувствовал себя неважно. Что с ним могло случиться? – думал Рибас, поглядывая на Калиостро. – Этот человек несомненно обладает даром месмеризма – тайной силой внушения, о которой писали в «Ведомостях». Этой силой он и покорил Лондон и Париж. Но он одержим, а поэтому никогда не остановится, чтобы жить в роскоши и покое».
Курьеры вернулись. Имя Бецкого было объявлено. И курьеры сообщили, что с генералом случился приступ, его нашли на полу кабинета, отнесли в спальню, он ненадолго лишился зрения – одним словом, все произошло так, как «увидел» Ливио, руководимый жрецом египетского масонства.
Калиостро объявил, что на сегодня все кончено, продолжения не будет из-за смертельной опасности, которая угрожает не ему лично, а кому-то, находящемуся в зале, кого он определить не может из-за присутствия темных сил.
Слухи всколыхнули город, как буря семьдесят седьмого года. Говорили, что великий мистик вызывает тень Моисея и вместе с ним увлекает присутствующих во вселенские сферы. Передавали, что жене Елагина он увеличил жемчуг до размеров яблока. Правда, Рибас вспомнил, что Калиостро за день до описываемых событий пил с Бецким чай с печеньем. К вечеру Иван Иванович почувствовал себя плохо… Неужели он всыпал генералу в чай какое-нибудь снадобье? Так все рассчитать?
Как-то проезжая по Дворцовой набережной мимо дома генерала Виллера, где жил Калиостро, Рибас увидел несколько карет и толпу. Верховодил придворный врач Роджерсон и доктор Клерк.
– Что здесь происходит? – спросил Рибас у Клерка.
– Мы пришли выразить негодование этим шарлатаном, – отвечал доктор. – Он выписывает чудовищные рецепты, которых нет в цивилизованных аптеках. Он взялся лечить обреченного ребенка, которому может помочь только Бог.
Сражение с петербургскими врачевателями Калиостро выиграл самым невероятным способом. Он предложил, чтобы они приготовили для него яд. А он, в свою очередь, приготовит яд для них. Затем англичанин Роджерсон должен был принять яд Калиостро, а тот выпить склянку со снадобьем англичанина. Чья возьмет – тот и прав. Достопочтимые лекари двора категорически отвергли это предложение: дуэль на ядах противоречила всем известным кодексам дуэлей.
Ребенок, которого взялся спасти Калиостро, был грудным, десятимесячным, и радость матери не поддавалась описанию, когда через две недели ей показали здоровое дитя. Но показали на секунду, чтобы не сглазить. Отец дитяти сразу предложил лекарю тысячу золотом, но тот с возмущением отверг деньги.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68