Вероятно, это моя ошибка.
«Еще одна ошибка?» – мысленно удивилась Мэгги. Люк продолжил:
– Потому что моя жена… знаете, она скучает по Англии, по своим друзьям и подолгу бывает в Лондоне. В последнее время она находилась там практически постоянно.
– Но это само по себе… – успокаивающе начала Мэгги.
– Что ж… – Люк, похоже, смутился. – Она больше не хочет заниматься со мной любовью. Merde, c'est vachement difficile! Мне так трудно говорить об этом… с вами. Особенно с вами.
– Но ведь этому могут быть разные причины, – намекнула она. Люк взглянул на нее с неподдельным изумлением. По-видимому, он был уверен, что лишь наличие другого мужчины могло отвратить его жену от наслаждений на супружеском ложе.
– И еще эти телефонные звонки. Кто-то постоянно вешает трубку, когда я отвечаю.
– Понятно, – сказала Мэгги. – Что ж… знаете, может оказаться, вы волнуетесь напрасно. Я пошлю Золтана разузнать. Назовите, пожалуйста, ее адрес. – Люк продиктовал адрес в Найтсбридже. – Ваша жена сейчас дома?
– Да, и я тоже, но я могу переехать в отель на время расследования. Скажу ей, что возвращаюсь в Дордонь, наблюдать за прививкой растений. – Люк сделал большой глоток. – Никогда бы не подумал, что я на такое способен. – Он казался столь жалким и несчастным, что Мэгги захотелось протянуть руку и погладить его, но она сдержала порыв. – Видите ли, – добавил Люк де Боскьер, – я из тех людей, кто любит всем сердцем. Я хочу делить с любимой женщиной всю свою жизнь. У меня никогда не было от нее никаких секретов, и я всецело доверял ей. Я не признаю половинчатости ни в чем. Просто не могу по-другому. Наверное, я старомодный, naif? – спросил он, глядя с мольбой на Мэгги.
– Нет, нет, что вы, – ласково произнесла она, – совсем нет. Я сама такая же… По-моему, только так и можно любить…
В его глазах промелькнуло удивление.
– Значит, вы согласны?
– Целиком и полностью, – с готовностью подтвердила Мэгги, в ее голосе появились страстные интонации. – Я сама всю жизнь любила одного мужчину и полностью ему доверяла. По-другому никак не могла.
– Вашего мужа? – спросил он.
– Да. Я была замужем двадцать пять лет, – сказала Мэгги и, к ужасу своему, разрыдалась.
Люк вскочил.
– О, Пандора! – воскликнул он, вытаскивая из кармана измятый носовой платок. – О, je vous supplie! – Он сильной рукой взял ее за плечо.
Вошла Эсмеральда с подносом, на котором лежало нечто похожее на свежеиспеченные слоеные пирожки.
– Донна Маргарида! – закричала она, сунула поднос гостю и обняла дрожащую Мэгги.
Люк стоял в полной растерянности, неловко держа поднос, пока Мэгги не совладала с собой.
– Простите, – сказала она, – обычно я так себя не веду. – Улыбнулась ему сквозь слезы, а потом не выдержала и расхохоталась – очень уж нелепо он смотрелся с подносом. Вскоре к ней присоединились и Люк с Эсмеральдой. Должно быть, они громко смеялись, потому что Золтан заглянул в дверь – узнать, из-за чего шум.
– Ой, Золтан, ты только посмотри, кто здесь! – сказала Мэгги.
Венгр крепко пожал руку Люку. Эсмеральда взяла поднос, раздала пирожки, и собравшиеся дружно стали жевать, встав в круг.
Мэгги возобновила беседу:
– Мы сейчас же приступим к работе, только скажите, пожалуйста, как зовут вашу жену. – Она уселась за стол и взяла ручку.
– Мою жену зовут Лавиния, – произнес Люк де Боскьер.
Золтану потребовалось совсем немного времени, чтобы становить – у супругов де Боскьер не все ладно. Как только Люк уехал, к его жене пришел гость – смуглый, мускулистый молодой человек лет тридцати пяти. Золтан проследовал за ним до его квартиры в Эрлз-Корте, а на следующее утро – на работу, в коммерческий банк в Сити. Симона разговорила парня в баре во время обеда. Он намекал на связь с англичанкой старше его по возрасту, но, похоже, совсем не собирался ограничиваться одним романом. Когда было сделано несколько изобличающих Лавинию фотографий, назначили встречу с Люком де Боскьером.
Золтан был в ударе – сыщик-профессионал до мозга костей.
– Объект вернулся домой в девятнадцать часов. Полчаса спустя молодой итальянский банкир по имени Энрико Мороцци позвонил ей в дверь, и она впустила его. Из квартиры запахло едой, а потом погас свет. Энрико Мороцци вернулся в свое жилище в Эрлз-Корте в два часа ночи.
Люку показали фотографии Энрико Мороцци у дверей Лавинии. Даже Мэгги, любившей итальянцев, он показался немного вульгарным.
– Quel mauvais gout! – мрачно сказал Люк. Затем ему показали фотографии парочки в маленьком итальянском ресторанчике в Сохо. Они держались за руки, и выражение лица Лавинии было весьма красноречивым. Мэгги долго смотрела на эту фотографию. Однако ее волновало не выражение лица объекта, а цвет волос: длинные волнистые волосы Лавинии де Боскьер были рыжими…
Эсмеральда и Мэгги с сочувствующим видом помогли Люку надеть пальто. Симона стояла рядом, с чеком в руках. Золтан кивнул с торжественным выражением лица, обычно приберегаемым для высокопоставленных особ. До дверей его провожали все сотрудники агентства.
– Мне так жаль, – сказала Мэгги, глядя вслед спускавшемуся по лестнице Люку.
Внезапно он бегом взлетел наверх и взял ее за руку:
– Вы так добры, Пандора. Определенно судьба уготовила мне встречу с вами. Au revoir!
В конце рабочего дня Золтан с Симоной объявили, что идут в кино. Эсмеральда рано удалилась в свою комнату, сказав, что ей нужно шить, – однако через дверь кухни вскоре явственно послышался громкий храп. Мэгги устроилась на диване с чашкой чая и стала смотреть комедийный сериал. Раздался звонок. Она сунула ноги в туфли и пошла к дверям.
– Кто там? – встревоженно спросила она.
– Пандора, это я, Люк. – Он стоял на пороге с бутылкой шампанского «Вдова Клико» под мышкой и с огромным букетом цветов в руке. – Вы еще здесь… Слава Богу!
Он выяснил отношения с женой. Попросил развода и не встретил возражений с ее стороны. Их брак распался, по сути, уже давно. Люк был не в силах сразу вернуться в отель. Хотел поблагодарить Мэгги за помощь, за то, что поспособствовала его освобождению. Он, конечно, понимает – это ужасная наглость с его стороны, но не будет ли она так любезна позволить ему побыть с ней хоть часок? Она ведь была так добра к нему…
Потом Мэгги не могла найти объяснений – как вышло, что Люк так и не добрался до своего отеля. Сначала он откупорил шампанское, уселся напротив нее на диване и рассказал всю историю брака с Лавинией.
Лавиния, по его словам, была истинной англичанкой, изящной, как чашка из прозрачного фарфора, с белой кожей и густой гривой темно-рыжих волос. Она будто сошла с полотен прерафаэлитов. При встрече Лавиния показалась ему русалкой, нежным, мелодичным голосом взывавшей к нему из морских волн.
Привезя ее в свой маленький замок в Дордони, Люк чувствовал себя избранным, и, будучи, по своему собственному мнению, неуклюжим медведем, все время боялся повредить это неземное волшебное существо, прижимая его к своему сердцу. У них родился сын – точная копия матери. Иногда Люку казалось, что они оба смотрят на него, простого провинциала, свысока. Все его предки – родословная насчитывала уже девять веков – жили там, на плодородных землях Дордони. Конечно, он был rustique, прост и безыскусен. Может, он сам виноват в том, что жена находила его insortable? Ему не хватало воспитанности, изящества, умения вести себя в обществе.
Мэгги всем сердцем сочувствовала этому раненому медведю – такому милому, земному, искреннему и непосредственному. Когда бутылка шампанского опустела, она ощутила, как их обоих накрыла волна тепла.
Люк поднял бокал.
– Вы такая красивая женщина, – сказал он и поцеловал ей руку.
Позже Мэгги не помнила, что произошло вслед за этим, но в конечном счете она оказалась в спальне, на ситцевом покрывале, а «раненый мишка» расположился рядом. Мэгги смутно ощущала, что ситуация выходит из-под контроля, однако дурманящее шампанское и волнующее ласковое тепло, исходившее от Люка, заставили ее забыть обо всем. Он обнял ее.
– Знаешь, – тихо сказала она, – я, наверное, уже разучилась заниматься любовью…
– Mon amour, – прошептал он ей на ухо, – это как кататься на велосипеде. Не забывается.
* * *
Наутро Мэгги проснулась одна. Лежа в постели и мысленно перебирая события прошедшей ночи, она залилась краской от сладостных воспоминаний. Тело побаливало от страстных объятий, лицо было немного раздражено от прикосновений щетинистого подбородка. Она вдруг сообразила, что уже довольно поздно, а Эсмеральда так и не принесла ей утренний чай. Зазвонил телефон.
– Алло, кто это?
– Это Евангелина, – прозвучал в трубке восторженный голос. – Хотела сообщить вам, что мы с Сент-Джоном помирились! Он намерен оставить любовницу и попытаться загладить свою вину. Кстати, сегодня ночью мы занимались любовью, и мне еще ни разу в жизни не было так хорошо.
– Как и мне, – сказала Мэгги. Положив трубку, она потянулась за халатом.
Осторожно выйдя из спальни, она поняла, что остальные совладельцы «Детективного агентства Пандоры» были уже давно на ногах. Эсмеральда танцевала вальс с Люком – еще более взъерошенным, чем обычно. Золтан курил и прилежно изображал невозмутимое спокойствие. Симона скакала за спиной у Люка и беспрестанно показывала большой палец, поднятый вверх.
– Я влюблен, – торжественно объявил Люк. – И хочу на вас всех жениться!
Ближайшим же рейсом Люк отбыл во Францию – проконсультироваться с адвокатом. Они с Лавинией поженились в Париже, значит, и разводиться должны были по французским законам. Он обещал вернуться как можно скорее и, прощаясь, три раза взбегал по лестнице поцеловать Мэгги. Настроение у всех было приподнятое. Эсмеральда пела на кухне, Золтан предсказывал солнечную погоду, а Симона периодически восклицала:
– Виват, Мэгги-и!
Явившиеся в то утро со своими проблемами клиенты были весьма озадачены царившей в агентстве атмосферой праздника. Мэгги рассеянно улыбалась обманутым женам, проходившим по гостиной Джереми, и тут же забывала их, как только за ними закрывалась дверь. Эсмеральда подала на обед бакальяу. Единственным человеком, не потерявшим голову, остался Золтан.
Люк каждый день звонил из Дордони. Лавиния тоже была там – собирала вещи. К счастью, теперь у Люка была Мэгги – ведь так больно делить вещи, в которых заключена память о целой жизни. Приходилось разбираться, какая книга принадлежала ему, какой компакт-диск – жене. Полотенца с ее инициалами достались ей, а ему – антикварная скоба для очистки обуви, стоявшая у входа в дом. Впрочем, Лавиния не возражала против того, чтобы он оставил себе всю коллекцию классической музыки и содержимое винного погреба.
Адвокат готовил документы. Люк намеревался отдать Лавинии столько денег, сколько она захочет, и еще оставить квартиру в Лондоне. У него возникли проблемы в отношениях с сыном. Хотя мальчик уже вырос и учится в Экс-ан-Провансе, он, конечно же, очень расстроился. Люк не хотел вдаваться в подробности, но, судя по всему, сын принял сторону матери. Люк обещал скоро вернуться, говорил, что скучает по всей компании, и без конца повторял, как любит свою Пандору.
* * *
Наконец Люк сообщил, что прилетает в 13.45 рейсом авиакомпании «Эр Франс» из Парижа. Мэгги стояла у барьера, наблюдая, как из дверей высыпали люди, тащившие чемоданы на колесах. Любящие бабушки и дедушки встречали внуков и их матерей, влюбленные радостно обнимались, бизнесмены молча подходили к своим водителям, которые стояли, выстроившись в ряд, как хористы в опере, и держали таблички с именами.
Каждый раз, когда открывались двери, у Мэгги замирало сердце – желание увидеть Люка было почти невыносимым. Через какое-то время поток прибывших пассажиров иссяк и двери закрылись. Он не прилетел. Естественно, Люк передумал и не прилетел. Все это было слишком хорошо, чтобы быть правдой. Мужчины часто говорят женщинам о любви, но в большинстве случаев их слова ничего не значат – уж Мэгги-то много знала об этом. Пообщавшись за предыдущие месяцы с множеством женщин, она могла уже составлять статистические сводки. Она беззвучно расплакалась от горького разочарования – никогда еще ей не было так мучительно больно.
И в этот миг двери распахнулись – появился Люк, театральным жестом распахивая объятия.
– Mon amour! – закричал он что есть силы.
Мэгги в отсутствие Люка тоже не бездельничала. Она решила снять новую квартиру, в каком-нибудь районе, никак не связанном с их прошлой жизнью. Итак, они начнут новую жизнь в Ноттинг-Хилле; а остальные члены «семьи» останутся в «Детективном агентстве Пандоры», где все будет идти по-прежнему.
Мэгги отвезла Люка на такси в их новый дом, обставленный современной итальянской мебелью в минималистском стиле. Ей захотелось чего-нибудь совершенно нового, не напоминавшего ни о буржуазном комфорте Ледбери, ни о хрустальных люстрах в посольстве, ни о банальной обстановке квартиры Джереми. Люк пришел в восторг и с наслаждением растянулся на низкой кровати, покрытой китайским лаком.
– О, Пандора, – проворковал он, – пожалуйста, иди ко мне скорее…
Падая к нему в объятия, Мэгги невольно обратила внимание на то, что у него дырявый носок. Теперь она будет за ним присматривать…
Они занялись любовью, а потом просто лежали рядом. С чувством глубокого удовлетворения Мэгги подумала: правы те, кто связывает с Францией все, что имеет отношение к сексу.
Люк прижал ее к себе.
– Я так рад, что ты здесь, со мной, – сказал он. – Очень тяжело так круто менять жизнь…
– Знаю, – тихо ответила Мэгги. – Ты рассказал Лавинии обо мне?
– Конечно.
– Назвал мое имя?
– Да. Она сказала, что твоя фамилия ей знакома, но она никогда не слышала, чтобы в твоей семье встречалось имя Пандора.
– Ничего удивительного…
– Но для меня ты всегда останешься Пандорой.
– Она ничего больше обо мне не спрашивала? Не спрашивала, что я за человек? – настойчиво допытывалась Мэгги.
– Нет, но я ей все равно рассказал! Рассказал, какая ты красивая, чувственная, очаровательная, какая нежная и добрая, верная и надежная, ma douce Пандора.
– И это все? Она, должно быть, умирает от желания со мной познакомиться, – холодно ответила Мэгги.
Люк повернулся к ней, желая убедиться, что она просто поддразнивает его.
– Она больше не задавала вопросов?
– Спрашивала, где ты выросла и где училась. Ты же знаешь этих англичан. Всегда хотят знать, в какую ты ходил школу.
Мэгги вспомнила свою темно-красную юбку в складку и кардиган – форму школы для девочек. Она играла в хоккейной команде. Ей всегда было ужасно холодно – и на хоккейной площадке, и в длинных коридорах, по которым ученицы ходили строем, и в классных комнатах, где все боролись за место у батареи. А какой душевный холод исходил от учительниц, увядавших, точно листья на ветвях жизни… И кто только выдумал, будто школьные годы – самые лучшие! Мэгги вдруг поняла, что лишь теперь в первый раз по-настоящему счастлива.
Люк пообещал – они поженятся, как только будет оформлен развод. Устроят скромную свадьбу для самых близких, свидетелями пригласят Эсмеральду, Золтана и Симону. Он надеялся, что его сын тоже приедет.
– Ты должна познакомиться с Джеромом, – повторял он. – Уверен, вы с ним сразу найдете общий язык. Вы ведь оба англичане, в конце-то концов!
Они решили проводить несколько месяцев в году в Лондоне, где Мэгги могла бы следить за работой своего агентства, а Люк – продавать вино. Остальное время они будут жить в его маленьком замке.
– Тебе очень понравится в Дордони, – убеждал он ее, расхаживая по новой гостиной. Ей должен понравиться старый дом, собаки и свиньи. Она вновь увидит Аттилу, а также его растущее семейство. Они будут вместе собирать виноград и отмечать праздник урожая, сидя за длинными столами на свежем воздухе, вместе с рабочими. – Будем есть tripes a la mode ds Caen… – увлеченно говорил Люк.
– Есть требуху? – Тут Мэгги начала колебаться – легкая тень промелькнула на безоблачном небосклоне.
– …и танцевать яву… – Он вдруг замялся. – Ты умеешь танцевать яву?
– Нет. Зато я умею танцевать танго.
Еще он решил, что члены ее семейства смогут приезжать к ним в гости, когда захотят.
Мэгги поняла, что Люк имел в виду не Джима, Сью и племянниц, а Эсмеральду, Золтана и Симону. Теперь, когда рядом с ней появился мужчина, они стали как-то иначе смотреть на нее. И почему женщина всегда более интересна для окружающих, если у нее есть поклонник? Только теперь ей стало ясно, какое жалкое впечатление она производила в роли вдовы, которой к тому же изменял муж. Золтан стал относиться к ней с удвоенным уважением, а Симона взяла в привычку постоянно подмигивать и делать характерный итальянский жест – резкий удар по воздуху ребром ладони, наискосок. Этот жест означал что-то вроде: «Эй, что ты там еще затеваешь, хитрюга?» Эсмеральда тем временем трудилась не покладая рук, производя льняные простыни и полотенца с монограммами.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24
«Еще одна ошибка?» – мысленно удивилась Мэгги. Люк продолжил:
– Потому что моя жена… знаете, она скучает по Англии, по своим друзьям и подолгу бывает в Лондоне. В последнее время она находилась там практически постоянно.
– Но это само по себе… – успокаивающе начала Мэгги.
– Что ж… – Люк, похоже, смутился. – Она больше не хочет заниматься со мной любовью. Merde, c'est vachement difficile! Мне так трудно говорить об этом… с вами. Особенно с вами.
– Но ведь этому могут быть разные причины, – намекнула она. Люк взглянул на нее с неподдельным изумлением. По-видимому, он был уверен, что лишь наличие другого мужчины могло отвратить его жену от наслаждений на супружеском ложе.
– И еще эти телефонные звонки. Кто-то постоянно вешает трубку, когда я отвечаю.
– Понятно, – сказала Мэгги. – Что ж… знаете, может оказаться, вы волнуетесь напрасно. Я пошлю Золтана разузнать. Назовите, пожалуйста, ее адрес. – Люк продиктовал адрес в Найтсбридже. – Ваша жена сейчас дома?
– Да, и я тоже, но я могу переехать в отель на время расследования. Скажу ей, что возвращаюсь в Дордонь, наблюдать за прививкой растений. – Люк сделал большой глоток. – Никогда бы не подумал, что я на такое способен. – Он казался столь жалким и несчастным, что Мэгги захотелось протянуть руку и погладить его, но она сдержала порыв. – Видите ли, – добавил Люк де Боскьер, – я из тех людей, кто любит всем сердцем. Я хочу делить с любимой женщиной всю свою жизнь. У меня никогда не было от нее никаких секретов, и я всецело доверял ей. Я не признаю половинчатости ни в чем. Просто не могу по-другому. Наверное, я старомодный, naif? – спросил он, глядя с мольбой на Мэгги.
– Нет, нет, что вы, – ласково произнесла она, – совсем нет. Я сама такая же… По-моему, только так и можно любить…
В его глазах промелькнуло удивление.
– Значит, вы согласны?
– Целиком и полностью, – с готовностью подтвердила Мэгги, в ее голосе появились страстные интонации. – Я сама всю жизнь любила одного мужчину и полностью ему доверяла. По-другому никак не могла.
– Вашего мужа? – спросил он.
– Да. Я была замужем двадцать пять лет, – сказала Мэгги и, к ужасу своему, разрыдалась.
Люк вскочил.
– О, Пандора! – воскликнул он, вытаскивая из кармана измятый носовой платок. – О, je vous supplie! – Он сильной рукой взял ее за плечо.
Вошла Эсмеральда с подносом, на котором лежало нечто похожее на свежеиспеченные слоеные пирожки.
– Донна Маргарида! – закричала она, сунула поднос гостю и обняла дрожащую Мэгги.
Люк стоял в полной растерянности, неловко держа поднос, пока Мэгги не совладала с собой.
– Простите, – сказала она, – обычно я так себя не веду. – Улыбнулась ему сквозь слезы, а потом не выдержала и расхохоталась – очень уж нелепо он смотрелся с подносом. Вскоре к ней присоединились и Люк с Эсмеральдой. Должно быть, они громко смеялись, потому что Золтан заглянул в дверь – узнать, из-за чего шум.
– Ой, Золтан, ты только посмотри, кто здесь! – сказала Мэгги.
Венгр крепко пожал руку Люку. Эсмеральда взяла поднос, раздала пирожки, и собравшиеся дружно стали жевать, встав в круг.
Мэгги возобновила беседу:
– Мы сейчас же приступим к работе, только скажите, пожалуйста, как зовут вашу жену. – Она уселась за стол и взяла ручку.
– Мою жену зовут Лавиния, – произнес Люк де Боскьер.
Золтану потребовалось совсем немного времени, чтобы становить – у супругов де Боскьер не все ладно. Как только Люк уехал, к его жене пришел гость – смуглый, мускулистый молодой человек лет тридцати пяти. Золтан проследовал за ним до его квартиры в Эрлз-Корте, а на следующее утро – на работу, в коммерческий банк в Сити. Симона разговорила парня в баре во время обеда. Он намекал на связь с англичанкой старше его по возрасту, но, похоже, совсем не собирался ограничиваться одним романом. Когда было сделано несколько изобличающих Лавинию фотографий, назначили встречу с Люком де Боскьером.
Золтан был в ударе – сыщик-профессионал до мозга костей.
– Объект вернулся домой в девятнадцать часов. Полчаса спустя молодой итальянский банкир по имени Энрико Мороцци позвонил ей в дверь, и она впустила его. Из квартиры запахло едой, а потом погас свет. Энрико Мороцци вернулся в свое жилище в Эрлз-Корте в два часа ночи.
Люку показали фотографии Энрико Мороцци у дверей Лавинии. Даже Мэгги, любившей итальянцев, он показался немного вульгарным.
– Quel mauvais gout! – мрачно сказал Люк. Затем ему показали фотографии парочки в маленьком итальянском ресторанчике в Сохо. Они держались за руки, и выражение лица Лавинии было весьма красноречивым. Мэгги долго смотрела на эту фотографию. Однако ее волновало не выражение лица объекта, а цвет волос: длинные волнистые волосы Лавинии де Боскьер были рыжими…
Эсмеральда и Мэгги с сочувствующим видом помогли Люку надеть пальто. Симона стояла рядом, с чеком в руках. Золтан кивнул с торжественным выражением лица, обычно приберегаемым для высокопоставленных особ. До дверей его провожали все сотрудники агентства.
– Мне так жаль, – сказала Мэгги, глядя вслед спускавшемуся по лестнице Люку.
Внезапно он бегом взлетел наверх и взял ее за руку:
– Вы так добры, Пандора. Определенно судьба уготовила мне встречу с вами. Au revoir!
В конце рабочего дня Золтан с Симоной объявили, что идут в кино. Эсмеральда рано удалилась в свою комнату, сказав, что ей нужно шить, – однако через дверь кухни вскоре явственно послышался громкий храп. Мэгги устроилась на диване с чашкой чая и стала смотреть комедийный сериал. Раздался звонок. Она сунула ноги в туфли и пошла к дверям.
– Кто там? – встревоженно спросила она.
– Пандора, это я, Люк. – Он стоял на пороге с бутылкой шампанского «Вдова Клико» под мышкой и с огромным букетом цветов в руке. – Вы еще здесь… Слава Богу!
Он выяснил отношения с женой. Попросил развода и не встретил возражений с ее стороны. Их брак распался, по сути, уже давно. Люк был не в силах сразу вернуться в отель. Хотел поблагодарить Мэгги за помощь, за то, что поспособствовала его освобождению. Он, конечно, понимает – это ужасная наглость с его стороны, но не будет ли она так любезна позволить ему побыть с ней хоть часок? Она ведь была так добра к нему…
Потом Мэгги не могла найти объяснений – как вышло, что Люк так и не добрался до своего отеля. Сначала он откупорил шампанское, уселся напротив нее на диване и рассказал всю историю брака с Лавинией.
Лавиния, по его словам, была истинной англичанкой, изящной, как чашка из прозрачного фарфора, с белой кожей и густой гривой темно-рыжих волос. Она будто сошла с полотен прерафаэлитов. При встрече Лавиния показалась ему русалкой, нежным, мелодичным голосом взывавшей к нему из морских волн.
Привезя ее в свой маленький замок в Дордони, Люк чувствовал себя избранным, и, будучи, по своему собственному мнению, неуклюжим медведем, все время боялся повредить это неземное волшебное существо, прижимая его к своему сердцу. У них родился сын – точная копия матери. Иногда Люку казалось, что они оба смотрят на него, простого провинциала, свысока. Все его предки – родословная насчитывала уже девять веков – жили там, на плодородных землях Дордони. Конечно, он был rustique, прост и безыскусен. Может, он сам виноват в том, что жена находила его insortable? Ему не хватало воспитанности, изящества, умения вести себя в обществе.
Мэгги всем сердцем сочувствовала этому раненому медведю – такому милому, земному, искреннему и непосредственному. Когда бутылка шампанского опустела, она ощутила, как их обоих накрыла волна тепла.
Люк поднял бокал.
– Вы такая красивая женщина, – сказал он и поцеловал ей руку.
Позже Мэгги не помнила, что произошло вслед за этим, но в конечном счете она оказалась в спальне, на ситцевом покрывале, а «раненый мишка» расположился рядом. Мэгги смутно ощущала, что ситуация выходит из-под контроля, однако дурманящее шампанское и волнующее ласковое тепло, исходившее от Люка, заставили ее забыть обо всем. Он обнял ее.
– Знаешь, – тихо сказала она, – я, наверное, уже разучилась заниматься любовью…
– Mon amour, – прошептал он ей на ухо, – это как кататься на велосипеде. Не забывается.
* * *
Наутро Мэгги проснулась одна. Лежа в постели и мысленно перебирая события прошедшей ночи, она залилась краской от сладостных воспоминаний. Тело побаливало от страстных объятий, лицо было немного раздражено от прикосновений щетинистого подбородка. Она вдруг сообразила, что уже довольно поздно, а Эсмеральда так и не принесла ей утренний чай. Зазвонил телефон.
– Алло, кто это?
– Это Евангелина, – прозвучал в трубке восторженный голос. – Хотела сообщить вам, что мы с Сент-Джоном помирились! Он намерен оставить любовницу и попытаться загладить свою вину. Кстати, сегодня ночью мы занимались любовью, и мне еще ни разу в жизни не было так хорошо.
– Как и мне, – сказала Мэгги. Положив трубку, она потянулась за халатом.
Осторожно выйдя из спальни, она поняла, что остальные совладельцы «Детективного агентства Пандоры» были уже давно на ногах. Эсмеральда танцевала вальс с Люком – еще более взъерошенным, чем обычно. Золтан курил и прилежно изображал невозмутимое спокойствие. Симона скакала за спиной у Люка и беспрестанно показывала большой палец, поднятый вверх.
– Я влюблен, – торжественно объявил Люк. – И хочу на вас всех жениться!
Ближайшим же рейсом Люк отбыл во Францию – проконсультироваться с адвокатом. Они с Лавинией поженились в Париже, значит, и разводиться должны были по французским законам. Он обещал вернуться как можно скорее и, прощаясь, три раза взбегал по лестнице поцеловать Мэгги. Настроение у всех было приподнятое. Эсмеральда пела на кухне, Золтан предсказывал солнечную погоду, а Симона периодически восклицала:
– Виват, Мэгги-и!
Явившиеся в то утро со своими проблемами клиенты были весьма озадачены царившей в агентстве атмосферой праздника. Мэгги рассеянно улыбалась обманутым женам, проходившим по гостиной Джереми, и тут же забывала их, как только за ними закрывалась дверь. Эсмеральда подала на обед бакальяу. Единственным человеком, не потерявшим голову, остался Золтан.
Люк каждый день звонил из Дордони. Лавиния тоже была там – собирала вещи. К счастью, теперь у Люка была Мэгги – ведь так больно делить вещи, в которых заключена память о целой жизни. Приходилось разбираться, какая книга принадлежала ему, какой компакт-диск – жене. Полотенца с ее инициалами достались ей, а ему – антикварная скоба для очистки обуви, стоявшая у входа в дом. Впрочем, Лавиния не возражала против того, чтобы он оставил себе всю коллекцию классической музыки и содержимое винного погреба.
Адвокат готовил документы. Люк намеревался отдать Лавинии столько денег, сколько она захочет, и еще оставить квартиру в Лондоне. У него возникли проблемы в отношениях с сыном. Хотя мальчик уже вырос и учится в Экс-ан-Провансе, он, конечно же, очень расстроился. Люк не хотел вдаваться в подробности, но, судя по всему, сын принял сторону матери. Люк обещал скоро вернуться, говорил, что скучает по всей компании, и без конца повторял, как любит свою Пандору.
* * *
Наконец Люк сообщил, что прилетает в 13.45 рейсом авиакомпании «Эр Франс» из Парижа. Мэгги стояла у барьера, наблюдая, как из дверей высыпали люди, тащившие чемоданы на колесах. Любящие бабушки и дедушки встречали внуков и их матерей, влюбленные радостно обнимались, бизнесмены молча подходили к своим водителям, которые стояли, выстроившись в ряд, как хористы в опере, и держали таблички с именами.
Каждый раз, когда открывались двери, у Мэгги замирало сердце – желание увидеть Люка было почти невыносимым. Через какое-то время поток прибывших пассажиров иссяк и двери закрылись. Он не прилетел. Естественно, Люк передумал и не прилетел. Все это было слишком хорошо, чтобы быть правдой. Мужчины часто говорят женщинам о любви, но в большинстве случаев их слова ничего не значат – уж Мэгги-то много знала об этом. Пообщавшись за предыдущие месяцы с множеством женщин, она могла уже составлять статистические сводки. Она беззвучно расплакалась от горького разочарования – никогда еще ей не было так мучительно больно.
И в этот миг двери распахнулись – появился Люк, театральным жестом распахивая объятия.
– Mon amour! – закричал он что есть силы.
Мэгги в отсутствие Люка тоже не бездельничала. Она решила снять новую квартиру, в каком-нибудь районе, никак не связанном с их прошлой жизнью. Итак, они начнут новую жизнь в Ноттинг-Хилле; а остальные члены «семьи» останутся в «Детективном агентстве Пандоры», где все будет идти по-прежнему.
Мэгги отвезла Люка на такси в их новый дом, обставленный современной итальянской мебелью в минималистском стиле. Ей захотелось чего-нибудь совершенно нового, не напоминавшего ни о буржуазном комфорте Ледбери, ни о хрустальных люстрах в посольстве, ни о банальной обстановке квартиры Джереми. Люк пришел в восторг и с наслаждением растянулся на низкой кровати, покрытой китайским лаком.
– О, Пандора, – проворковал он, – пожалуйста, иди ко мне скорее…
Падая к нему в объятия, Мэгги невольно обратила внимание на то, что у него дырявый носок. Теперь она будет за ним присматривать…
Они занялись любовью, а потом просто лежали рядом. С чувством глубокого удовлетворения Мэгги подумала: правы те, кто связывает с Францией все, что имеет отношение к сексу.
Люк прижал ее к себе.
– Я так рад, что ты здесь, со мной, – сказал он. – Очень тяжело так круто менять жизнь…
– Знаю, – тихо ответила Мэгги. – Ты рассказал Лавинии обо мне?
– Конечно.
– Назвал мое имя?
– Да. Она сказала, что твоя фамилия ей знакома, но она никогда не слышала, чтобы в твоей семье встречалось имя Пандора.
– Ничего удивительного…
– Но для меня ты всегда останешься Пандорой.
– Она ничего больше обо мне не спрашивала? Не спрашивала, что я за человек? – настойчиво допытывалась Мэгги.
– Нет, но я ей все равно рассказал! Рассказал, какая ты красивая, чувственная, очаровательная, какая нежная и добрая, верная и надежная, ma douce Пандора.
– И это все? Она, должно быть, умирает от желания со мной познакомиться, – холодно ответила Мэгги.
Люк повернулся к ней, желая убедиться, что она просто поддразнивает его.
– Она больше не задавала вопросов?
– Спрашивала, где ты выросла и где училась. Ты же знаешь этих англичан. Всегда хотят знать, в какую ты ходил школу.
Мэгги вспомнила свою темно-красную юбку в складку и кардиган – форму школы для девочек. Она играла в хоккейной команде. Ей всегда было ужасно холодно – и на хоккейной площадке, и в длинных коридорах, по которым ученицы ходили строем, и в классных комнатах, где все боролись за место у батареи. А какой душевный холод исходил от учительниц, увядавших, точно листья на ветвях жизни… И кто только выдумал, будто школьные годы – самые лучшие! Мэгги вдруг поняла, что лишь теперь в первый раз по-настоящему счастлива.
Люк пообещал – они поженятся, как только будет оформлен развод. Устроят скромную свадьбу для самых близких, свидетелями пригласят Эсмеральду, Золтана и Симону. Он надеялся, что его сын тоже приедет.
– Ты должна познакомиться с Джеромом, – повторял он. – Уверен, вы с ним сразу найдете общий язык. Вы ведь оба англичане, в конце-то концов!
Они решили проводить несколько месяцев в году в Лондоне, где Мэгги могла бы следить за работой своего агентства, а Люк – продавать вино. Остальное время они будут жить в его маленьком замке.
– Тебе очень понравится в Дордони, – убеждал он ее, расхаживая по новой гостиной. Ей должен понравиться старый дом, собаки и свиньи. Она вновь увидит Аттилу, а также его растущее семейство. Они будут вместе собирать виноград и отмечать праздник урожая, сидя за длинными столами на свежем воздухе, вместе с рабочими. – Будем есть tripes a la mode ds Caen… – увлеченно говорил Люк.
– Есть требуху? – Тут Мэгги начала колебаться – легкая тень промелькнула на безоблачном небосклоне.
– …и танцевать яву… – Он вдруг замялся. – Ты умеешь танцевать яву?
– Нет. Зато я умею танцевать танго.
Еще он решил, что члены ее семейства смогут приезжать к ним в гости, когда захотят.
Мэгги поняла, что Люк имел в виду не Джима, Сью и племянниц, а Эсмеральду, Золтана и Симону. Теперь, когда рядом с ней появился мужчина, они стали как-то иначе смотреть на нее. И почему женщина всегда более интересна для окружающих, если у нее есть поклонник? Только теперь ей стало ясно, какое жалкое впечатление она производила в роли вдовы, которой к тому же изменял муж. Золтан стал относиться к ней с удвоенным уважением, а Симона взяла в привычку постоянно подмигивать и делать характерный итальянский жест – резкий удар по воздуху ребром ладони, наискосок. Этот жест означал что-то вроде: «Эй, что ты там еще затеваешь, хитрюга?» Эсмеральда тем временем трудилась не покладая рук, производя льняные простыни и полотенца с монограммами.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24