Я обняла дочку так крепко, что ободок ее очков вонзился мне в щеку. Бедная моя Поппи. Ей придется приспосабливаться, придется ломать себя.
– Подожди, Поппи. Подожди немного – скоро ты привыкнешь. Не раскисай и не сдавайся. Ты пожалеешь, если опустишь руки.
Она вздохнула и прижалась ко мне.
– Что мне делать, мама? Ты же знаешь. Ты все это уже проходила.
– Нам с твоим отцом повезло: мы оба знали, чего хотим.
В моем случае ничего объяснять не пришлось: Натан сразу же понял, что мне нужно. На пятом свидании, сидя рядом со мной в кино, он взял меня за руку, пока шла реклама. «Я хочу завести семью, Роуз, и мне кажется, ты тоже этого хочешь. – Он поднял мою руку и один за другим стал целовать мои пальцы. – Я хочу на тебе жениться». Чуть позже он сказал: «Отвези меня в Йелланд. Хочу увидеть, где ты провела детство. Тогда я пойму самое важное в тебе».
Когда человек тебя понимает, он имеет над тобой огромную власть – понимание творит чудеса. Из слов и образов воображение может сотворить любовь. Как я была благодарна Натану за эти слова! Я ухватилась за мечту об устроенности и любви, которую он посулил мне.
Я поцеловала спутанные волосы Поппи и повторила:
– Не сдавайся.
Дочка сдвинула брови.
– Он просто дьявол. Какого черта я за него вышла?
– Да что ты? – В дверях стоял Ричард, и мы с Поппи вздрогнули. – Что-то раньше ты была другого мнения. Более того, помнится, в Таиланде ты думала совсем по-другому.
Поппи вырвалась из моих рук.
– Да как ты смеешь подслушивать?
– Будь я слеп и глух, мог бы и не заметить эту трогательную сцену. – Ричард зашел на кухню: он явно кипел от злости. На нем был деловой костюм, но на манжете оторвались две пуговицы: это напомнило мне прежнего Ричарда, увешанного четками. – У меня есть право находиться в собственном доме.
Я сняла резиновые перчатки – перед дракой от них лучше избавиться.
– Здравствуй, Ричард.
Ричард проигнорировал меня и обратился к жене:
– Вот уж не думал, что ты из тех, кто чуть что бежит плакаться к мамочке.
Поппи сжала руки за спиной.
– Я не из тех. Но если я решила так сделать, ты не смог бы меня остановить.
– А как же преданность? – Муж сделал шаг вперед, и Поппи попятилась. – Тебе вообще знакомо это слово? – Он сорвал пиджак и набросил его на спинку стула. Я увидела его обиженное, недоуменное выражение лица. – Вы не могли бы уйти, Роуз?
Не желая рисковать, я попятилась к двери.
– Запрещаю тебе уходить, – зашипела на меня Поппи.
– Твоей матери это не касается, – произнес Ричард.
– Касается, если я так сказала.
Ричард схватил Поппи за руку.
– Хочешь, чтобы твоя мать это видела? У нас что, театральное представление?
– Мама останется.
Лицо Ричарда покрылось опасным румянцем.
– Я целый день зарабатываю нам на хлеб, и мне не нравится возвращаться домой и видеть помойку, и мне не нравится… – он смерил меня презрительным взглядом, – мне не нравится, что ты позволяешь себе злобно клеветать на меня своей матери.
Ричард был прав. Это их дело, их личное дело. Я взяла сумку и попрощалась. Закрывая за собой дверь, я слышала слова Ричарда:
– Поппи, это непростительно… Как ты могла так поступить со мной?
Она судорожно зарыдала.
– Ричард, я не хотела… Не хотела тебя обидеть…
На следующее утро позвонила Мазарин:
– Я продала дом. И осталась в убытке. Но он был мне ненавистен.
Должно быть, ей было нелегко расстаться с таким ценным приобретением, которое при нормальном стечении обстоятельств могло бы доставить немало радости. Я подавила легкое сожаление оттого, что такая красивая вещь выскользнула у нее из рук.
– Dommage, – добавила она.
– Так будет лучше.
– Думаешь?
– Даже не сомневаюсь.
– Роуз, я рада, что ты моя подруга, – облегченно сказала она.
– Я тоже. – Мы задумались над этими приятными словами. В трубке слышались удары. – Ты где?
– В галерее. Мальчики устанавливают экспонаты. Ты обязательно должна приехать. У нас здесь выставка, посвященная влиянию мусора на человеческую психику. Ты будешь в восторге. Просто приезжай и взгляни.
Она словно сбросила гору с плеч. Я пообещала приехать в июне и записала дату в ежедневник. И еще рассказала ей новости о Сэме и Джилли.
– Природе ненавистна пустота, – заметила подруга.
Только я положила трубку, как кто-то замолотил во входную дверь. К моему удивлению, это был Сэм. Он был в шоке и задыхался.
– Мам, слава богу, что ты здесь. Не представляю, к кому еще пойти. Нужна твоя помощь. Мне только что позвонили из Бата, из больницы. Элис… судя по всему… я не могу поверить… она пыталась покончить с собой. Ее нашла уборщица и позвонила мне.
– Я только возьму сумку.
Его лицо посветлело:
– Правда, мам? Мне так нужна поддержка.
– Где ее родители?
– В Австралии, в отпуске. Они приедут только послезавтра. – Он провел ладонью по волосам. – Не могу представить, как там Элис одна.
Дежурная медсестра в больнице спросила, кто мы такие. Мы объяснили, и она уставилась на Сэма:
– Не думаю, что вам стоит к ней идти. Но когда я сказала, что больше из родных никого нет, она согласилась пойти на переговоры со мной.
– Должен же хоть кто-то с ней побыть, – сказала я.
Элис лежала в изолированной палате в конце отделения; там было одновременно душно и холодно, пахло дезинфекцией и чем-то еще… Если бы у отчаяния был запах, оно пахло бы именно так.
Когда я вошла, девушка лежала неподвижно, отвернувшись к окну. Я придвинула жесткий больничный стул и села.
– Здравствуй, Элис. – Она не ответила. Я вспомнила золотоволосую, сияющую красавицу. Сейчас она выглядела похудевшей; светлые волосы рассыпались по подушке и казались ломкими, как щепа. Я заговорила опять: – Элис, это я, Роуз.
– Боже, вы-то зачем пришли? – прошептала она.
– Мы же знаем друг друга, хоть и немного. Я подумала, что кто-то должен быть с тобой, пока не приедут родители.
Ее губы едва шевелились:
– К чему такое беспокойство? У нас с вами больше нет ничего общего.
Я сжала ее безжизненную руку.
– Мне жаль, что ты дошла до такого отчаяния…
– Что вы об этом знаете?
– Я знаю, что значит быть брошенной. Поэтому и сопереживаю другим, оказавшимся со мной в одной лодке.
Как мало нужно, чтобы уничтожить человека.
Последовала долгая пауза; казалось, Элис собирается с мыслями.
– Забавно, правда? В конце концов нас подводят достойные, добрые люди. Ты так привыкаешь к их порядочности, что забываешь, что на самом деле мы все одинаковые. Что порядочные люди, как и все остальные, не упустят главного шанса в своей жизни.
По отношению к Сэму это было несправедливо.
– Он ждал слишком долго, Элис, и думаю, он просто опустил руки. Думаю, Сэм почувствовал, что есть предел, до которого можно любить и ждать, когда другой человек ответит взаимностью. В конце концов, он просто решил продолжать жить своей жизнью.
Глаза Элис наполнились слезами. Я наклонилась и вытерла их.
– Я так устала, черт возьми, – проговорила она. – И чувствую себя полной дурой.
– Элис, у тебя на работе знают, где ты?
– Понятия не имею.
– Хочешь, я с ними поговорю?
– Мне все равно, – ответила она. – Делайте что хотите.
Через несколько минут я оставила Элис и отправилась искать Сэма.
Вместе мы сочинили историю про грипп, и он взял на себя переговоры с работодателями Элис. Мы договорились, что я побуду с ней до вечера, а потом он за мной заедет.
Я вернулась в палату. Вскоре Элис заснула, и день потихоньку стал клониться к вечеру.
По коридору проскрипела тележка. Зазвонил телефон. В комнату заглянула сестра, проверила пациентку и ушла. Наконец Элис открыла глаза и посмотрела мне прямо в лицо.
– Мне казалось, что Сэм будет рядом вечно. Он обещал, что так оно и будет. Мне казалось, что я могу не торопиться, прежде чем… ну, прежде чем меня затянет семейная жизнь и так далее. – Она нахмурилась. – Сэм именно этого хотел, но с какой стати все должно быть так, как хочет он? Я должна была понять, что он не станет ждать вечно.
Мне нечего было ответить.
Вошла вторая медсестра с подносом, и мы помогли Элис сесть. Я протянула ей чашку чая.
– Выпей, – приказала я. Она сделала пару глотков и сразу почувствовала себя лучше. Я расчистила место на тумбочке, чтобы можно было поставить чашку и блюдце.
Ее глаза жгли мне спину.
– Почему я все сделала не так? Это на меня не похоже. Обычно я такая предусмотрительная.
– Может, потому, что не хотела? – Я повернулась к ней.
По ее бледным губам пробежала слабая улыбка.
– А вы думали, что так будет?
– Нет.
Элис замолкла, а потом спросила:
– Какая она, эта Джилли? Что в ней такого, чего нет у меня?
Я осторожно подбирала слова.
– Джилли совсем другая. Она… более обычная, что ли.
– Можете не продолжать. Прекрасно представляю. – Элис откинулась на подушки и прикрыла глаза рукой. – Сэм заслуживает милую женушку, ту, у которой он бы стоял на первом месте. Я никогда не стану такой. Я не милая. И я должна сама заботиться о себе. Не спорьте.
Видимо, Элис привезли в спешке – ее одежда в беспорядке лежала на стуле у окна. Я взяла ее серые фланелевые брюки – они были в пятнах и пахли рвотой. Черный кашемировый свитер был не в лучшем состоянии. Красивые, дорогие вещи – я знала, что они ей дороги. Я сложила их осторожно. – Отнесу в чистку и скажу, чтобы доставили сюда, – сказала я. Рука ее бессильно опустилась.
– Зачем вы все это делаете, Роуз? Я же никогда вам не нравилась.
– Мне не нравилось видеть, как Сэм страдает.
– Так почему же?
– Потому что ты всегда была честной, – ответила я. – Пусть ты заставляла Сэма страдать, но ты никогда не направляла его по ложному пути. И никогда не давала невыполнимых обещаний.
Нас обеих объединял опыт, к которому мы не стремились, но мне казалось, что Элис потребуется больше времени на выздоровление. Я пригладила ее волосы.
– Элис, ты обещаешь больше этого не делать?
Она залилась румянцем.
– Как знать? – проговорила она с оттенком прежнего высокомерия. – Может, это пришлось мне по вкусу.
Элис продолжила со мной общаться. После выписки из больницы ей дали месячный отпуск, и, пребывая в депрессии и отчаянии, она звонила мне. Очевидно, с родителями у нее были не очень близкие отношения. Мне пришла идея отправить ее к Мазарин в Париж – помочь с организацией выставки.
Они отлично поладили.
– По крайней мере, – доложила мне Мазарин, – она способна на великую боль и страсть. – И наградила Элис редким комплиментом: В этом отношении она больше похожа на француженку, чем на англичанку. Но я все равно поведу ее по магазинам.
Глава 27
Я все время ставила свечки у статуи Мадонны в церкви Святой Бенедикты: за Поппи и Ричарда, за Сэма и Джилли, за Натана, Ианту, Элис. И поставила одну за себя. А что тут такого?
В офисе Ким завалил меня работой. Иногда я приходила рано утром и уходила поздно вечером. Поговаривали, что тиражи «Депеши» растут, и ребята из рекламного отдела ходили чуть ли не вприпрыжку.
Я стала меньше спешить – в этом не было необходимости. В тот день, проходя через парк, я с удовольствием слушала пение птиц, шелест листьев, гудение приземляющегося самолета. Мой отец хорошо умел слушать. Ему нравились пение птицы, звук льющейся воды и шорох травы. Звуки, которые сейчас слушала я, принадлежали городу, но и они вознаграждали за внимание. Они были линией, соединяющей меня с жизнью, простой и непримечательной на первый взгляд.
Над тропинкой, вьющейся вдоль реки, наливались каштановые почки. Под кленом цвели розовые тюльпаны; я наклонилась и рассмотрела ближайший бутон. Над вогнутым внутренним лепестком, испещренным крошечными зелеными жилками, роилась тля. Это было хорошо: значит, природа не сдавалась.
Размахивая сумкой с книгами, я свернула на Лейки-стрит и увидела Хэла. В глубине души я верила, что он когда-нибудь придет, поэтому не удивилась. Он уютно расположился на верхней ступеньке дома, читая вечернюю газету: как это похоже на него. Рядом с ним стояла корзинка с крышкой.
– Давно ждешь?
Он поднял голову и вскочил.
– Здорово, что ты пришла. Я хотел прождать еще двадцать минут, а потом попробовать зайти в другой день.
Неловкое молчание прервалось возней из корзинки.
– Что у тебя там?
– Если пустишь меня в дом, то покажу.
В коридоре он опустил корзину на пол и открыл ее.
– Иди сюда. У меня для тебя подарок.
Я встала на колени, заглянула в корзину и почувствовала, как сжалось сердце: там был маленький котенок, рыже-коричневый, словно тигр. Я прикоснулась пальцем к его голове… и вот я будто снова шагаю по дому, прижимая к груди кричащих детей, а на полке над радиатором посапывает кошка.
– Бездомный, – объяснил Хэл. – Моя бывшая жена, Аманда, нашла на дороге. Но боюсь, у него была повреждена лапка, так что он не очень хорошо ходит.
Киска позволила прикоснуться к ней, но я почувствовала, что у нее не очень-то покладистый характер. Дерзкий взгляд зеленых глаз говорил о том, что эта бродяга привыкла жить своим умом. Понадобятся время и хитрость, чтобы умаслить и приручить ее.
Я взглянула на Хэла.
– Ты даже не представляешь, как я скучаю по Петрушке.
– Можешь взять ее, если хочешь. – Он присел рядом со мной. – Бедняжка.
Мы отнесли котенка в полуразобранную кухню и попытались поставить его на лапки. Увечье стесняло движения, но немного пошипев и поизгибав спину, кошка все-таки свернулась калачиком на моем старом свитере и уснула.
Хэл положил руку мне на плечо.
– Роуз? – Он словно спрашивал разрешения – можно ли перейти от простого обмена информацией к более важным вещам? Я не знала, не знала, что попрошу у него взамен.
Он сжал мое плечо.
– Ты хорошо выглядишь.
– Да? – Я заметила, что на нем были дорогие брюки и пиджак. – А ты похож на преуспевающего человека.
– Вообще-то, – произнес он, – я пришел попросить тебя кое о чем.
Я вдруг почувствовала себя неловко, как школьница.
– Может, останешься на ужин? Я могу приготовить пасту. Тогда и попросишь, о чем хотел.
– Лучше я приглашу тебя в ресторан.
– Я бы не предлагала, если бы не хотела, чтобы ты остался.
– В таком случае, я останусь. Только не возражаешь, если я позвоню Аманде? Она ждала меня в гости. Не волнуйся, она не будет против, а ее муж и подавно.
Пока Хэл звонил, я носилась по кухне, готовила соус карбонара, варила пасту, накрывала на стол, и тут случайно выглянула в сад.
Он выглядел запущеннее, чем обычно, теперь здесь царили незнакомый хаос и буйство, но клематис Мари Буало выставил напоказ целый сервиз белоснежных цветков-тарелочек.
Хэл вернулся в комнату.
– О чем ты думаешь?
Сирень цвела тяжелыми и одинокими соцветиями, а паслен забрался на решетку ограды. Бутоны Айсберга под окном выглядели многообещающе.
– О том, что во втором моем саду будет больше цвета. Я все устрою там по-другому.
Хэл выглянул наружу, но он ничего не знал о моем «белом периоде». Возможно, в один прекрасный день я ему расскажу. Мысль об этом зажгла во мне искру интереса, даже волнения. Я усадила гостя, вручила ему бокал вина и стала искать глубокие тарелки в полупустой кухне.
– Аманда рада, что ты взяла кошку.
Я откинула пасту на дуршлаг и перемешала ее с соусом.
– Долго вы были женаты?
Хэл сел за стол.
– Девять лет. Аманда добрый, терпеливый человек, но даже она не вынесла моего постоянного отсутствия. Что ж теперь у нее есть Эдвард, и она очень счастлива.
– И ты не был против? – Я поставила перед ним тарелку и села.
– Был. Даже очень. – Наши взгляды встретились. – Я был дураком.
Я принялась сосредоточенно раскладывать пасту. Не хотелось расставлять все по полочкам: это хорошо, это плохо, это безразлично – но мне было важно знать, что Хэл расстраивался из-за неудавшегося брака.
– Кажется, быть дураком – это моя специальность, не так ли, Роуз?
Моя вилка зажила собственной жизнью и выпрыгнула из рук на тарелку.
– О чем ты?
Хэл отодвинул тарелку, положил руки на стол и откашлялся.
– Давай обсудим это раз и навсегда. Я так и не извинился перед тобой за то, что ты потеряла ребенка и за то, как я с тобой обращался. Я хотел извиниться – и теперь могу это сделать.
На первом лестничном пролете Я обернулась и увидела Такую же фигуру, обернувшуюся из-за перил…
Я не знала, стоит ли обсуждать этот вопрос. Пожалуй, лучше не надо.
– Мне не стоило соглашаться ехать с тобой, Хэл, но я болела любовью и не могла думать. Я не понимала, что мне грозит опасность – я была невеждой.
– Но мне надо было лучше о тебе заботиться. Не надо было оставлять тебя в Кецеле, как бы ты ни просила. Мне казалось, что я поступаю правильно, что это доказательство правильности наших решений. Но я поступил не по-взрослому.
Я не отрываясь смотрела на него.
– В то время это было… выходом из ситуации.
Хэл даже не попытался прикоснуться ко мне, и я подумала, что он хочет сократить пропасть между нами и поступает правильно: нам нужно было обсудить эту проблему, ни на что не отвлекаясь.
– Мне жаль, мне очень, очень жаль.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32