Это была страна ее матери, и она, Роза, вернулась сюда. Крепко сжав кулачки в карманах своего плаща, она подумала о молитве, которая помогла бы ей остаться здесь.
Определенно, Мориньи оказался намного меньше, чем она ожидала. Роза знала, что здесь нет железнодорожной станции и добираются сюда только по длинной ветке главной дороги на побережье. И как Сильвия верно предположила, в городке не было отеля для туристов, богатые виллы можно было буквально пересчитать по пальцам. Мориньи расположился на самой верхотуре – как на насесте сидел – на отвесном берегу над морем. Все пути с главной площади вились вниз к морю или же вздымались к подножию холмов и возвышающимся за ними горам.
Роза выбрала одну из ведущих наверх дорог, отложив прогулку к морю до тех пор, пока не сможет разделить ее с Сильвией, для которой намного лучше спуск по пологому зигзагу, чем крутой подъем на холмы. Привязанность Розы к сестре все возрастала по мере того, как приходилось сообразовывать свои действия и решения с тем, как это может отразиться на Сильвии. Особенно теперь, после аварии. Роза охотно становилась опорой для Сильвии. По счастью, в любви друг к другу они были схожи настолько, насколько разительно отличались в другом. Например, внешностью: Роза с ее живостью, темными волосами каштанового оттенка и нежно-оливковым оттенком кожи казалась гораздо ярче рядом с Сильвией – хрупкой, подобной розовым лепесткам, с соломенными волосами и прозрачными голубыми глазами, которые Роза не могла без боли видеть затуманенными разочарованием, как это было сегодня.
Примерно через полкилометра путь, выбранный ею, превратился в каменистую тропу, обрамленную оливковыми деревьями, каштанами и изредка встречающимися корявыми монстрами, которые Роза сочла за пробковые деревья. Затем постепенно они стали попадаться все чаще, вытесняя каштаны и оливы. В том месте, где в последний раз можно было поймать глазами слабый отблеск моря, лежащего далеко внизу, путь расширялся площадкой в виде буквы «Т» и упирался в плотный забор из колючей проволоки, ограждающий рощу, целиком состоящую из пробкового дуба, и простирающийся в стороны, насколько хватало глаз.
По краям тропу обступала плотная древесная поросль, и, пройдя немного вправо вдоль ограждения, Роза обнаружила, что забор спускается в следующую долину, затем вновь поднимается на гребень и скрывается из вида, ограждая уже не рощу, а целый лес пробкового дуба.
«Часть владений здешнего помещика?» – предположила она и недолго искала ответ на этот вопрос. Вскоре конец тропы уперся в ворота из колючей проволоки, к которым была прикручена доска с надписью:
«Defense d'entrer sous peine d'amende.
Par ordre.
Saint-Guy».
Роза медленно прочла надпись. Итак, нарушители границ будут преследоваться по закону, вроде бы так? Ну да, все верно! Будучи в настроении негодовать на все, что связано с Сент-Ги, она решила счесть себя оскорбленной стилем надписи и вызывающим указанием лишь имени владельца.
Сент-Ги! И только-то! Никаких инициалов. Словно для всего мира он препоясанный граф, имеющий право подписываться одним именем. Сент-Ги! Кто он такой, в конце концов? Главный собственник земли в Мориньи – это очевидно. По словам мэтра Веррье – здешний сеньор. Но сеньор – это ничуть не выше сквайра в Англии, а ни один из известных ей сквайров не мнил о себе до такой степени.
Между тем день угасал, и нужно было возвращаться. Когда Роза уже собиралась вернуться на тропу, какой-то запах, знакомый и незнакомый одновременно, донесся с плантации, и она снова остановилась и заглянула за забор, пытаясь выяснить, откуда исходит аромат.
…Что-то жгут. Или, вернее, жгли недавно. Совсем не опасно. Едкий… но в общём-то приятный запах. Горящее дерево, конечно… Ностальгический запах лагерных костров. Ах да, здесь же выжигают древесный уголь! При этой мысли ее память обратилась к братьям Гримм, в сказках которых дровосеки и угольщики всегда имели трех сыновей. Роза даже слегка задохнулась от восторга, жадно впивая запах. Вдруг по другую сторону забора в древесной поросли раздался какой-то шум.
Она испуганно обернулась, ожидая увидеть какую-нибудь небольшую зверюшку, но уж никак не миниатюрную рыжую гончую, вынырнувшую из поросли без ошейника, поскуливая и ковыляя на трех лапах. Переднюю лапку она держала на весу.
Песик подошел, когда она поманила его, но отшатнулся прочь, едва Роза попыталась погладить животное через низкое ограждение. Она остановилась, не зная, что делать. Скорее всего, песик приковылял из города, ведь других домов поблизости не было видно. Если у животного повреждена лапа, не следует оставлять его в таком месте на ночь.
Хотя, возможно, он живет по ту сторону забора? В конуре? И хозяин собачки тот, кто выжигает древесный уголь? Однако такое Розе казалось маловероятным. Уж больно необычной породы был песик. Лучше всего попытаться поймать животное и отнести в город, где она сможет навести необходимые справки о владельце собачки.
Держась за столбик, на который была намотана колючая проволока, Роза перешагнула через невысокое ограждение, даже не задев его. Но и шансы на поимку пса оказались столь же невысоки. Собака, явно забыв про свою травму, постоянно ускользала из рук. Роза остановилась, подумывая, не оставить ли животное здесь, и внезапно заметила, что с другой стороны ограждения за ней наблюдает высокий мужчина с непокрытой головой, в ветровке и бриджах для верховой езды. Лицо его оставалось в тени, и в гаснущем свете дня виден был лишь силуэт. Но когда мужчина приблизился к Розе, она разглядела лицо – скуластые щеки, тонкий орлиный нос. Больше двадцати пяти, но меньше тридцати – это уж точно.
Она робко улыбнулась, ожидая неизбежного вопроса. И мужчина задал его:
– Что вы здесь делаете, мадемуазель? Вы знаете, что вторглись в пределы чужих владений?
Роза кивнула, оттирая грязь с подола своего плаща, забрызгавшегося, пока она преследовала собачку.
– Да, я знаю. А вот он, по-видимому, не в курсе… – Она указала на гончую, которая сидела, вывалив язык, прямо позади нее, всем своим видом выражая полнейшую невинность. – Не знаю, как он попал сюда, но песик хромал вон там в зарослях. Поэтому я и перелезла через ограду, чтобы попытаться поймать его и отнести домой.
– Прихрамывал? – приподнял бровь в удивлении мужчина.
– Ковылял на трех лапах и скулил, – уточнила Роза.
– А сейчас он выглядит так, словно с ним все в порядке. Вы знаете, где его дом?
Роза ощутила легкое раздражение от столь дотошного допроса.
– Нет. А вы? – спросила она в свою очередь.
– Думаю, да. Он любимец дочери одного из управляющих и бегает по плантации, где ему вздумается. Нахал знает, как втереться в доверие и вызвать к себе незаслуженную симпатию… Эй, монсеньор! Ко мне, приятель! – Рука мужчины повелительно хлопнула по столбику ограждения, собачка послушно подбежала, была ловко схвачена за загривок и поставлена снаружи ограды на все четыре, по-видимому совершенно здоровые, лапы. – Видите? – Собеседник Розы угостил четвероного обманщика легким шлепком. – Итак, монсеньор, ты вдоволь позабавился и сам знаешь, как найти дорогу домой. Пошел! – Затем он снова обернулся к девушке: – А теперь вы, мадемуазель… конечно, если не собираетесь разбивать лагерь на ночь прямо здесь.
Слегка сконфузившись, Роза приняла предложенную руку, чтобы перелезть через ограждение. Когда она была уже на полпути, мужчина произнес: «Тс-с» – и, бесцеремонно обхватив ее за талию, нетерпеливо перенес на другую сторону. Весь его вид говорил о том, что девушка – досадная помеха, отрывающая его от более важных дел. Розе это было неприятно. Он знал собаку. Но она-то ведь нет, и кто может винить ее за то, что поспешила на помощь животному, приняв его скулеж за чистую монету? Нарушение это границ чужих владений или нет, но если бы песик на самом деле повредил лапу, то она не оставила бы его здесь на ночь.
Между тем незнакомец скрылся из вида, и Роза предположила, что он отправился своей дорогой. Но мужчина вскоре выбрался на тропу рядом с ней.
– Вы поднялись сюда из города, мадемуазель?
– Да!
– Тогда я лучше провожу вас обратно. Роза остановилась:
– Пожалуйста, не утруждайте себя, монсеньор! Я здесь в первый раз, но просто вернусь той же дорогой, что и пришла.
– Скоро стемнеет. Я должен непременно проводить вас. – В его голосе прозвучала непреклонность, и Роза уступила. Затем он спросил: – Вы не из Мориньи, мадемуазель?
– Да!
– Англичанка?
Роза немного насторожилась: что же выдало в ней англичанку – акцент или внешний вид?
– Да, – вновь утвердительно ответила она. – А как вы догадались?
Пожатие плеч было чисто французским.
– Это оказалось совсем нетрудно, – уклонился он от прямого ответа. – На отдыхе здесь? Или гостите у друзей? – Не то и не другое. Я… надеюсь на год стать здесь постоянной жительницей.
– Как это?
Последовавшая затем пауза стала как бы приглашением объяснить, поэтому Роза продолжила:
– Если вы живете в Мориньи, то, возможно, знаете магазин подарков мадам Боннар, что на площади, «Ла Ботикью»…
Он быстро взглянул на нее:
– «Ла Ботикью»? Конечно знаю! Вы имеете в виду, что получили работу у мадам Боннар?
– Не совсем так. Ну как это сказать?.. Дело в том, что мадам Боннар – моя тетя. Видите ли, монсеньор… – Розе доставило злорадное удовлетворение уколоть своего спутника, что он заблуждался насчет нее, – я не совсем уж англичанка, как вы подумали. По матери я француженка. Но как бы то ни было, тетя оставила магазин на год, чтобы отправиться в Южную Африку, мы со сводной сестрой перебрались в ее квартиру и, как предполагалось, должны были вести бизнес тети до ее возвращения.
– «Должны были»? А вы что, сомневаетесь в своей способности управиться с магазином?
– Нет, не в этом дело. Я достаточно хорошо говорю по-французски, а моя сестра разбирается в товарах и торговле, да и с английскими и американскими туристами нам будет гораздо легче иметь дело, чем тете. Все упирается в разрешение торговать здесь, которое мы, возможно, не получим. Потому что, оказывается, здешний помещик, у которого моя тетя состоит арендатором, имеет право наложить вето на субаренду для нас, если он того пожелает.
– Тогда уж точно мадам Боннар следовало заручиться его разрешением, прежде чем отбыть за границу.
– Конечно. Но она этого не сделала. Тетя оставила лишь короткую записку и, как я полагаю, просто забыла, что в условиях ее аренды есть и такой пункт.
– Но разве у нее нет поверенного, чтобы заблаговременно обсуждать такие вопросы?
– Да, есть. Мэтр Веррье. Но она даже не проконсультировалась с ним, что доказывает – у нее и мысли не было о каких-либо затруднениях.
– И кто же этот помещик, о котором идет речь?
– Кто? О… это аристократ, который, по словам мэтра Веррье, владеет почти всей недвижимостью в Мориньи и всем этим. – Тут Роза махнула рукой на плантации, оставшиеся позади. – Ваш местный заправила с громким титулом, монсеньор Сент-Ги. Вы, конечно, знаете его?
Ее спутник мрачно кивнул:
– А то как же. Его все знают. Так это Сент-Ги стоит у вас на пути?
Снова это упоминание лишь части титула покоробило Розу. Словно «Сент-Ги» уже само по себе должно быть известно всем и вся.
– Ну, положим, это еще вопрос, так как мы пока не в состоянии добраться до него. Видите ли, даже отсутствие этого лендлорда может оказаться для нас непреодолимым препятствием, ибо он, подобно диктатору, никому не передает свою власть. В настоящее время он отбыл на неопределенный срок, и, хотя у него есть агент, мэтр Веррье утверждает, что этот агент не может дать нам добро, пока монсеньор Сент-Ги лично не произведет досмотр.
– А между тем вы пока не можете работать в магазине. Как давно вы прибыли в Мориньи?
– Сегодня рано утром. Мы останавливались на одну ночь в Париже и прибыли сюда ночным поездом.
– Оказывается, прошло еще так мало времени! Тогда уж точно вы можете немного подождать, пока не получите зеленый свет от Сент-Ги!
– О да. Но предположим, что мы не получим его? Так уж сложилось, что мы будем здесь жить, нам придется рассчитывать главным образом на доходы от магазина. Кроме того, будет загублен тетин бизнес. Посему, если монсеньор Сент-Ги не одобрит наш внешний вид или же решит чинить нам препятствия по иным причинам, что тогда? Как я сказала мэтру Веррье, для двадцатого века это слишком отдает феодализмом, – добавила Роза, вновь закипая от возмущения.
Ее спутник опять пожал плечами.
– Да, возможно, – заметил он. – Но видите ли, в здешних краях нужно быть готовыми к тому, чтобы пожертвовать некоторой свободой для блага общины и той защиты, что дает нам соблюдение традиции, которую вы соблаговолили назвать феодальной.
Роза резко остановилась и кинула на него недоверчивый взгляд.
– Вы имеете в виду, что если монсеньор Сент-Ги откажет нам, то у него есть на то полное право? – потребовала она объяснений.
– В вашем случае, думаю, он ошибается. А есть ли у него такое право – отвечу однозначно: да, есть. Если он считает, что в интересах Мориньи лучше держать нежелательных арендаторов подальше от своей собственности, то что в этом плохого?
– «Нежелательных»! Но я племянница мадам Боннар, и если он отлучит нас от магазина, то сделает и ее своей жертвой!
– С этим я согласен. Но зачем заранее предполагать худшее, мадемуазель? Почему вы так упорно думаете, что не пройдете квалификацию у Сент-Ги? Чего вы боитесь?
– Боюсь? Да ничего, – начала отрицать Роза.
– Никаких пятен в прошлом, ничего, что хотели бы скрыть? Растраты или хищения? Нарушения общественного порядка, мелкое воровство, имевшие место в Англии?
Не требовалось знания тонкостей местного диалекта или взгляда на его неясные очертания в темноте, чтобы догадаться – ему доставляет удовольствие немного над ней подтрунивать. Роза холодно ответила:
– Конечно нет. Просто я категорически возражаю против классификации меня как персоны нон грата, и меня очень раздражает необходимость сидеть сложа руки, пока монсеньор Сент-Ги не вернется домой.
В этот момент они вышли на площадь в нескольких ярдах от магазина. Она остановилась и протянула незнакомцу руку на прощание, как это принято во Франции при расставании:
– Ну, благодарю вас, монсеньор, за то, что проводили меня так далеко. Теперь со мной все будет в порядке.
– Очень хорошо. Мне это доставило удовольствие, – галантно ответил он, однако не сразу отпустил руку Розы. – Посмотрим, – качал размышлять ее спутник, – Боннар – это фамилия вашей тети после замужества, а вы француженка только со стороны вашей матери. Поэтому ваша фамилия…
– Дрейк, – сообщила она. – Роза Дрейк, а моя сводная сестра – Сильвия Лайон. Наши родители умерли. А вы, монсеньор? Кто вы?
Но прежде чем тот успел ответить, на них прямо-таки обрушилась полная женщина в пальто, из-под которого выглядывал край фартука, с французской булкой в одной руке, вырвала у Розы руку мужчины и зажала в своей крепкой пухлой ладони.
– Ах, монсеньор Сент-Ги, – выдохнула она, – вот вы и снова среди нас и никому ни словечка в городе о своем прибытии! А мадам Сент-Ги… она с вами? С ней все хорошо? А как вы сами? Ну зачем спрашивать о том, что и так бросается в глаза? Ах, как здорово видеть вас – это как надежда, что весна вскоре последует за этой ужасной, отвратительной зимой… – Здесь она прервалась, чтобы отвесить легкий поклон Розе: – Вы должны простить меня, мадам… тысяча пардонов! – И тут же снова обратилась к собеседнику Розы: – Когда начнется обдирка коры? И подрезание деревьев? Вы снова возьмете Клотильду, Софи и остальных на этот год? Жильберта тоже? Я могу ему так сказать?
– Да. Для всех найдется работа. Скажите Жильберту, чтобы записался утром в конторе. Или нет… если вы направляетесь домой, мадам Дюран, я пойду с вами и скажу ему сам. – Он повернулся к Розе: – Тогда au revoir, мадемуазель. Вы уж извините меня.
– Au revoir, монсеньор! – Досада Розы не позволила ей встретиться с ним глазами.
Хотя Сент-Ги не оглянулся, было ясно, что он догадывается, почему она застыла на месте как вкопанная.
«Что я наговорила? Что наделала?» Роза лихорадочно перебирала в голове все, о чем они говорили, пока смотрела вслед Сент-Ги и женщине. Только потом она позволила себе войти в «Ла Ботикью».
Сильвия была уже на ногах. Она приготовила чай и дулась на Розу за столь долгое отсутствие.
– Ты уж извини, Сильвия, дорогая… – начала было Роза, но прервалась, будучи не в силах произнести что-либо в свое оправдание. Острый стыд от допущенной глупости, в которой теперь предстояло покаяться, накрыл ее с головой.
Пребывая в смятении, она скорее рухнула, чем опустилась на ближайший стул.
– Ох, Сильвия, – вымолвила она, – поверишь ли, но с тех пор, как вышла на улицу, я ухитрилась разрушить все наши надежды, связанные с этим магазином!
– Ну, ты так долго отсутствовала, что тебе вполне хватило бы времени разрушить надежды всех жителей в этой дыре, – сухо ответила Сильвия.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19
Определенно, Мориньи оказался намного меньше, чем она ожидала. Роза знала, что здесь нет железнодорожной станции и добираются сюда только по длинной ветке главной дороги на побережье. И как Сильвия верно предположила, в городке не было отеля для туристов, богатые виллы можно было буквально пересчитать по пальцам. Мориньи расположился на самой верхотуре – как на насесте сидел – на отвесном берегу над морем. Все пути с главной площади вились вниз к морю или же вздымались к подножию холмов и возвышающимся за ними горам.
Роза выбрала одну из ведущих наверх дорог, отложив прогулку к морю до тех пор, пока не сможет разделить ее с Сильвией, для которой намного лучше спуск по пологому зигзагу, чем крутой подъем на холмы. Привязанность Розы к сестре все возрастала по мере того, как приходилось сообразовывать свои действия и решения с тем, как это может отразиться на Сильвии. Особенно теперь, после аварии. Роза охотно становилась опорой для Сильвии. По счастью, в любви друг к другу они были схожи настолько, насколько разительно отличались в другом. Например, внешностью: Роза с ее живостью, темными волосами каштанового оттенка и нежно-оливковым оттенком кожи казалась гораздо ярче рядом с Сильвией – хрупкой, подобной розовым лепесткам, с соломенными волосами и прозрачными голубыми глазами, которые Роза не могла без боли видеть затуманенными разочарованием, как это было сегодня.
Примерно через полкилометра путь, выбранный ею, превратился в каменистую тропу, обрамленную оливковыми деревьями, каштанами и изредка встречающимися корявыми монстрами, которые Роза сочла за пробковые деревья. Затем постепенно они стали попадаться все чаще, вытесняя каштаны и оливы. В том месте, где в последний раз можно было поймать глазами слабый отблеск моря, лежащего далеко внизу, путь расширялся площадкой в виде буквы «Т» и упирался в плотный забор из колючей проволоки, ограждающий рощу, целиком состоящую из пробкового дуба, и простирающийся в стороны, насколько хватало глаз.
По краям тропу обступала плотная древесная поросль, и, пройдя немного вправо вдоль ограждения, Роза обнаружила, что забор спускается в следующую долину, затем вновь поднимается на гребень и скрывается из вида, ограждая уже не рощу, а целый лес пробкового дуба.
«Часть владений здешнего помещика?» – предположила она и недолго искала ответ на этот вопрос. Вскоре конец тропы уперся в ворота из колючей проволоки, к которым была прикручена доска с надписью:
«Defense d'entrer sous peine d'amende.
Par ordre.
Saint-Guy».
Роза медленно прочла надпись. Итак, нарушители границ будут преследоваться по закону, вроде бы так? Ну да, все верно! Будучи в настроении негодовать на все, что связано с Сент-Ги, она решила счесть себя оскорбленной стилем надписи и вызывающим указанием лишь имени владельца.
Сент-Ги! И только-то! Никаких инициалов. Словно для всего мира он препоясанный граф, имеющий право подписываться одним именем. Сент-Ги! Кто он такой, в конце концов? Главный собственник земли в Мориньи – это очевидно. По словам мэтра Веррье – здешний сеньор. Но сеньор – это ничуть не выше сквайра в Англии, а ни один из известных ей сквайров не мнил о себе до такой степени.
Между тем день угасал, и нужно было возвращаться. Когда Роза уже собиралась вернуться на тропу, какой-то запах, знакомый и незнакомый одновременно, донесся с плантации, и она снова остановилась и заглянула за забор, пытаясь выяснить, откуда исходит аромат.
…Что-то жгут. Или, вернее, жгли недавно. Совсем не опасно. Едкий… но в общём-то приятный запах. Горящее дерево, конечно… Ностальгический запах лагерных костров. Ах да, здесь же выжигают древесный уголь! При этой мысли ее память обратилась к братьям Гримм, в сказках которых дровосеки и угольщики всегда имели трех сыновей. Роза даже слегка задохнулась от восторга, жадно впивая запах. Вдруг по другую сторону забора в древесной поросли раздался какой-то шум.
Она испуганно обернулась, ожидая увидеть какую-нибудь небольшую зверюшку, но уж никак не миниатюрную рыжую гончую, вынырнувшую из поросли без ошейника, поскуливая и ковыляя на трех лапах. Переднюю лапку она держала на весу.
Песик подошел, когда она поманила его, но отшатнулся прочь, едва Роза попыталась погладить животное через низкое ограждение. Она остановилась, не зная, что делать. Скорее всего, песик приковылял из города, ведь других домов поблизости не было видно. Если у животного повреждена лапа, не следует оставлять его в таком месте на ночь.
Хотя, возможно, он живет по ту сторону забора? В конуре? И хозяин собачки тот, кто выжигает древесный уголь? Однако такое Розе казалось маловероятным. Уж больно необычной породы был песик. Лучше всего попытаться поймать животное и отнести в город, где она сможет навести необходимые справки о владельце собачки.
Держась за столбик, на который была намотана колючая проволока, Роза перешагнула через невысокое ограждение, даже не задев его. Но и шансы на поимку пса оказались столь же невысоки. Собака, явно забыв про свою травму, постоянно ускользала из рук. Роза остановилась, подумывая, не оставить ли животное здесь, и внезапно заметила, что с другой стороны ограждения за ней наблюдает высокий мужчина с непокрытой головой, в ветровке и бриджах для верховой езды. Лицо его оставалось в тени, и в гаснущем свете дня виден был лишь силуэт. Но когда мужчина приблизился к Розе, она разглядела лицо – скуластые щеки, тонкий орлиный нос. Больше двадцати пяти, но меньше тридцати – это уж точно.
Она робко улыбнулась, ожидая неизбежного вопроса. И мужчина задал его:
– Что вы здесь делаете, мадемуазель? Вы знаете, что вторглись в пределы чужих владений?
Роза кивнула, оттирая грязь с подола своего плаща, забрызгавшегося, пока она преследовала собачку.
– Да, я знаю. А вот он, по-видимому, не в курсе… – Она указала на гончую, которая сидела, вывалив язык, прямо позади нее, всем своим видом выражая полнейшую невинность. – Не знаю, как он попал сюда, но песик хромал вон там в зарослях. Поэтому я и перелезла через ограду, чтобы попытаться поймать его и отнести домой.
– Прихрамывал? – приподнял бровь в удивлении мужчина.
– Ковылял на трех лапах и скулил, – уточнила Роза.
– А сейчас он выглядит так, словно с ним все в порядке. Вы знаете, где его дом?
Роза ощутила легкое раздражение от столь дотошного допроса.
– Нет. А вы? – спросила она в свою очередь.
– Думаю, да. Он любимец дочери одного из управляющих и бегает по плантации, где ему вздумается. Нахал знает, как втереться в доверие и вызвать к себе незаслуженную симпатию… Эй, монсеньор! Ко мне, приятель! – Рука мужчины повелительно хлопнула по столбику ограждения, собачка послушно подбежала, была ловко схвачена за загривок и поставлена снаружи ограды на все четыре, по-видимому совершенно здоровые, лапы. – Видите? – Собеседник Розы угостил четвероного обманщика легким шлепком. – Итак, монсеньор, ты вдоволь позабавился и сам знаешь, как найти дорогу домой. Пошел! – Затем он снова обернулся к девушке: – А теперь вы, мадемуазель… конечно, если не собираетесь разбивать лагерь на ночь прямо здесь.
Слегка сконфузившись, Роза приняла предложенную руку, чтобы перелезть через ограждение. Когда она была уже на полпути, мужчина произнес: «Тс-с» – и, бесцеремонно обхватив ее за талию, нетерпеливо перенес на другую сторону. Весь его вид говорил о том, что девушка – досадная помеха, отрывающая его от более важных дел. Розе это было неприятно. Он знал собаку. Но она-то ведь нет, и кто может винить ее за то, что поспешила на помощь животному, приняв его скулеж за чистую монету? Нарушение это границ чужих владений или нет, но если бы песик на самом деле повредил лапу, то она не оставила бы его здесь на ночь.
Между тем незнакомец скрылся из вида, и Роза предположила, что он отправился своей дорогой. Но мужчина вскоре выбрался на тропу рядом с ней.
– Вы поднялись сюда из города, мадемуазель?
– Да!
– Тогда я лучше провожу вас обратно. Роза остановилась:
– Пожалуйста, не утруждайте себя, монсеньор! Я здесь в первый раз, но просто вернусь той же дорогой, что и пришла.
– Скоро стемнеет. Я должен непременно проводить вас. – В его голосе прозвучала непреклонность, и Роза уступила. Затем он спросил: – Вы не из Мориньи, мадемуазель?
– Да!
– Англичанка?
Роза немного насторожилась: что же выдало в ней англичанку – акцент или внешний вид?
– Да, – вновь утвердительно ответила она. – А как вы догадались?
Пожатие плеч было чисто французским.
– Это оказалось совсем нетрудно, – уклонился он от прямого ответа. – На отдыхе здесь? Или гостите у друзей? – Не то и не другое. Я… надеюсь на год стать здесь постоянной жительницей.
– Как это?
Последовавшая затем пауза стала как бы приглашением объяснить, поэтому Роза продолжила:
– Если вы живете в Мориньи, то, возможно, знаете магазин подарков мадам Боннар, что на площади, «Ла Ботикью»…
Он быстро взглянул на нее:
– «Ла Ботикью»? Конечно знаю! Вы имеете в виду, что получили работу у мадам Боннар?
– Не совсем так. Ну как это сказать?.. Дело в том, что мадам Боннар – моя тетя. Видите ли, монсеньор… – Розе доставило злорадное удовлетворение уколоть своего спутника, что он заблуждался насчет нее, – я не совсем уж англичанка, как вы подумали. По матери я француженка. Но как бы то ни было, тетя оставила магазин на год, чтобы отправиться в Южную Африку, мы со сводной сестрой перебрались в ее квартиру и, как предполагалось, должны были вести бизнес тети до ее возвращения.
– «Должны были»? А вы что, сомневаетесь в своей способности управиться с магазином?
– Нет, не в этом дело. Я достаточно хорошо говорю по-французски, а моя сестра разбирается в товарах и торговле, да и с английскими и американскими туристами нам будет гораздо легче иметь дело, чем тете. Все упирается в разрешение торговать здесь, которое мы, возможно, не получим. Потому что, оказывается, здешний помещик, у которого моя тетя состоит арендатором, имеет право наложить вето на субаренду для нас, если он того пожелает.
– Тогда уж точно мадам Боннар следовало заручиться его разрешением, прежде чем отбыть за границу.
– Конечно. Но она этого не сделала. Тетя оставила лишь короткую записку и, как я полагаю, просто забыла, что в условиях ее аренды есть и такой пункт.
– Но разве у нее нет поверенного, чтобы заблаговременно обсуждать такие вопросы?
– Да, есть. Мэтр Веррье. Но она даже не проконсультировалась с ним, что доказывает – у нее и мысли не было о каких-либо затруднениях.
– И кто же этот помещик, о котором идет речь?
– Кто? О… это аристократ, который, по словам мэтра Веррье, владеет почти всей недвижимостью в Мориньи и всем этим. – Тут Роза махнула рукой на плантации, оставшиеся позади. – Ваш местный заправила с громким титулом, монсеньор Сент-Ги. Вы, конечно, знаете его?
Ее спутник мрачно кивнул:
– А то как же. Его все знают. Так это Сент-Ги стоит у вас на пути?
Снова это упоминание лишь части титула покоробило Розу. Словно «Сент-Ги» уже само по себе должно быть известно всем и вся.
– Ну, положим, это еще вопрос, так как мы пока не в состоянии добраться до него. Видите ли, даже отсутствие этого лендлорда может оказаться для нас непреодолимым препятствием, ибо он, подобно диктатору, никому не передает свою власть. В настоящее время он отбыл на неопределенный срок, и, хотя у него есть агент, мэтр Веррье утверждает, что этот агент не может дать нам добро, пока монсеньор Сент-Ги лично не произведет досмотр.
– А между тем вы пока не можете работать в магазине. Как давно вы прибыли в Мориньи?
– Сегодня рано утром. Мы останавливались на одну ночь в Париже и прибыли сюда ночным поездом.
– Оказывается, прошло еще так мало времени! Тогда уж точно вы можете немного подождать, пока не получите зеленый свет от Сент-Ги!
– О да. Но предположим, что мы не получим его? Так уж сложилось, что мы будем здесь жить, нам придется рассчитывать главным образом на доходы от магазина. Кроме того, будет загублен тетин бизнес. Посему, если монсеньор Сент-Ги не одобрит наш внешний вид или же решит чинить нам препятствия по иным причинам, что тогда? Как я сказала мэтру Веррье, для двадцатого века это слишком отдает феодализмом, – добавила Роза, вновь закипая от возмущения.
Ее спутник опять пожал плечами.
– Да, возможно, – заметил он. – Но видите ли, в здешних краях нужно быть готовыми к тому, чтобы пожертвовать некоторой свободой для блага общины и той защиты, что дает нам соблюдение традиции, которую вы соблаговолили назвать феодальной.
Роза резко остановилась и кинула на него недоверчивый взгляд.
– Вы имеете в виду, что если монсеньор Сент-Ги откажет нам, то у него есть на то полное право? – потребовала она объяснений.
– В вашем случае, думаю, он ошибается. А есть ли у него такое право – отвечу однозначно: да, есть. Если он считает, что в интересах Мориньи лучше держать нежелательных арендаторов подальше от своей собственности, то что в этом плохого?
– «Нежелательных»! Но я племянница мадам Боннар, и если он отлучит нас от магазина, то сделает и ее своей жертвой!
– С этим я согласен. Но зачем заранее предполагать худшее, мадемуазель? Почему вы так упорно думаете, что не пройдете квалификацию у Сент-Ги? Чего вы боитесь?
– Боюсь? Да ничего, – начала отрицать Роза.
– Никаких пятен в прошлом, ничего, что хотели бы скрыть? Растраты или хищения? Нарушения общественного порядка, мелкое воровство, имевшие место в Англии?
Не требовалось знания тонкостей местного диалекта или взгляда на его неясные очертания в темноте, чтобы догадаться – ему доставляет удовольствие немного над ней подтрунивать. Роза холодно ответила:
– Конечно нет. Просто я категорически возражаю против классификации меня как персоны нон грата, и меня очень раздражает необходимость сидеть сложа руки, пока монсеньор Сент-Ги не вернется домой.
В этот момент они вышли на площадь в нескольких ярдах от магазина. Она остановилась и протянула незнакомцу руку на прощание, как это принято во Франции при расставании:
– Ну, благодарю вас, монсеньор, за то, что проводили меня так далеко. Теперь со мной все будет в порядке.
– Очень хорошо. Мне это доставило удовольствие, – галантно ответил он, однако не сразу отпустил руку Розы. – Посмотрим, – качал размышлять ее спутник, – Боннар – это фамилия вашей тети после замужества, а вы француженка только со стороны вашей матери. Поэтому ваша фамилия…
– Дрейк, – сообщила она. – Роза Дрейк, а моя сводная сестра – Сильвия Лайон. Наши родители умерли. А вы, монсеньор? Кто вы?
Но прежде чем тот успел ответить, на них прямо-таки обрушилась полная женщина в пальто, из-под которого выглядывал край фартука, с французской булкой в одной руке, вырвала у Розы руку мужчины и зажала в своей крепкой пухлой ладони.
– Ах, монсеньор Сент-Ги, – выдохнула она, – вот вы и снова среди нас и никому ни словечка в городе о своем прибытии! А мадам Сент-Ги… она с вами? С ней все хорошо? А как вы сами? Ну зачем спрашивать о том, что и так бросается в глаза? Ах, как здорово видеть вас – это как надежда, что весна вскоре последует за этой ужасной, отвратительной зимой… – Здесь она прервалась, чтобы отвесить легкий поклон Розе: – Вы должны простить меня, мадам… тысяча пардонов! – И тут же снова обратилась к собеседнику Розы: – Когда начнется обдирка коры? И подрезание деревьев? Вы снова возьмете Клотильду, Софи и остальных на этот год? Жильберта тоже? Я могу ему так сказать?
– Да. Для всех найдется работа. Скажите Жильберту, чтобы записался утром в конторе. Или нет… если вы направляетесь домой, мадам Дюран, я пойду с вами и скажу ему сам. – Он повернулся к Розе: – Тогда au revoir, мадемуазель. Вы уж извините меня.
– Au revoir, монсеньор! – Досада Розы не позволила ей встретиться с ним глазами.
Хотя Сент-Ги не оглянулся, было ясно, что он догадывается, почему она застыла на месте как вкопанная.
«Что я наговорила? Что наделала?» Роза лихорадочно перебирала в голове все, о чем они говорили, пока смотрела вслед Сент-Ги и женщине. Только потом она позволила себе войти в «Ла Ботикью».
Сильвия была уже на ногах. Она приготовила чай и дулась на Розу за столь долгое отсутствие.
– Ты уж извини, Сильвия, дорогая… – начала было Роза, но прервалась, будучи не в силах произнести что-либо в свое оправдание. Острый стыд от допущенной глупости, в которой теперь предстояло покаяться, накрыл ее с головой.
Пребывая в смятении, она скорее рухнула, чем опустилась на ближайший стул.
– Ох, Сильвия, – вымолвила она, – поверишь ли, но с тех пор, как вышла на улицу, я ухитрилась разрушить все наши надежды, связанные с этим магазином!
– Ну, ты так долго отсутствовала, что тебе вполне хватило бы времени разрушить надежды всех жителей в этой дыре, – сухо ответила Сильвия.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19