..
Но что это с вооруженными людьми? Почему они остановились? На что они
смотрят поверх наших голов? И почему так неожиданно прекратили стрелять
Руфь и Дрейк?
Мы одновременно повернулись.
На черном фоне расселины появилась фигура, призрак, женщина,
прекрасная, ужасная, невероятная!
Высокая, с ног до головы закутанная в облегающий светло-янтарный
покров, она казалась даже выше Дрейка. Но не ее рост вызвал во мне дрожь
благоговения и страха, заставившего меня разжать руки, опустить дымящееся
ружье на землю; и не развевающиеся вокруг ее головы, как дымчатое знамя,
сверкающие медные пряди волос, и не то, что сквозь покров тело ее слабо
светилось.
Глаза, большие и широко раскрытые глаза, в чьих глубинах виднелся
звездный огонь. Они сверкали на ее белом лице, не просто блестели, отражая
свет, нет, они сами были источником холодного света далеких звезд. И такие
же невозмутимые, как эти звезды.
И в лице, хотя почти ничего, кроме глаз, я на нем рассмотреть не мог,
чувствовалось что-то неземное.
- Боже! - прошептал Вентнор. - Кто она?
Женщина вышла из расселины. Не более чем в пятидесяти футах от нее
застывшие позы Руфи, Дрейка и Чу Минга свидетельствовали о том же
изумлении, которое парализовало и меня.
Женщина взглянула на них, поманила. Я увидел, как они двинулись к
ней, Чу Минг при этом держался сзади. Большие глаза взглянули на Вентнора
и меня. Женщина подняла руку, подзывая нас к себе.
Я повернулся. Передо мной войско, пришедшее по древней дороге в
горах: всадники, пехотинцы, копейщики - не менее тысячи человек. Справа
отряд, пробравшийся через ущелье, десятков шесть или чуть больше.
Казалось, они околдованы. Стояли молча, как автоматы, только свирепые
глаза свидетельствовали, что они живы.
- Быстрее! - выдохнул Вентнор.
Мы побежали к женщине, которая остановила смерть, когда ее челюсти
уже смыкались.
Мы не успели пробежать и половины пути, как сзади послышались крики.
Наше бегство будто разорвало чары, удерживавшие солдат. Зазвенели мечи о
щиты. Я быстро оглянулся. Они двигались, приближались - медленно, с
опаской, но я знал, что эта неуверенность скоро пройдет; они набросятся на
нас и поглотят.
- В расщелину! - крикнул я Дрейку. Ни он, ни Руфь не обратили на это
внимания, они не отрывали взглядов от закутанной в покровы женщины.
Вентнор схватил меня за плечо и остановил. Женщина взметнула голову.
Облачко металлических волос развевалось, будто на ветру.
Она издала низкий вибрирующий крик; гармоничный, странно тревожащий,
золотой и сладкий - и в нем слышались странные звуки долины синих маков,
помещения с драконами.
Не успел смолкнуть этот крик, из расселины с невероятной быстротой
хлынули десятки металлических существ. Расселина изрыгала их наружу.
Шары, кубы и пирамиды, не маленькие, как в руинах, но фигуры четырех
футов высотой, тускло блестящие, а под этим блеском мириады крошечных
огненных точек, как немигающие глаза.
Они завертелись, смешались и образовали баррикаду между нами и
солдатами.
Те обрушили на них дождь стрел. Я слышал выкрики их офицеров; они
устремились вперед. Да, они были храбры, эти люди!
Снова послышался крик женщины, золотой, повелительный.
Шары, кубы, пирамиды сблизились, соединились, закипели. Мне снова
показалось, что кипит ртуть. И из их середины выдвинулась прямоугольная
колонна.
Она оформилась, стала восьми футов толщиной и двадцати высотой.
Справа и слева у нее выросли руки, страшные руки, они все росли, это шары
и пирамиды взбегали по колонне и удлиняли эти руки, занимая свои места. И
руки удлинялись с волшебной быстротой.
Перед нами возвышалась чудовищная фигура, геометрическое чудо.
Сверкающий прямоугольный столб, несмотря на свою неподвижность, казалось,
угрожающе пригнулся, в нем чувствовалась сила, готовая вырваться на
свободу.
На самой вершине колонны сидели два больших шара, как головы
какого-то двуликого Януса чужого мира. А налево и направо вытягивались
узловатые руки, достигшие уже пятидесяти футов, они извивались, сгибались,
распрямлялись - гротескная имитация действий боксера перед схваткой. И на
конце каждой из шести рук шары были густо усажены пирамидами - опять как
гигантская ужасная пародия на рукавицы с остриями древних гладиаторов, что
сражались перед императором Нероном.
На мгновение фигура застыла, готовясь, настраиваясь, как спортсмен, -
химера, аморфная, но странно симметричная, под темнеющим небом, на фоне
зелени долины, и перед ней застывшее войско...
И тут - она ударила!
Вперед устремились две руки - скользящим движением, с ужасающей
силой. Они прошли сквозь передние ряды вооруженных людей, пробили в них
две большие бреши.
Испытывая приступ тошноты, я увидел, как разлетаются обрывки людей и
лошадей. Другая рука устремилась вперед, как молотящая змея,
присоединилась к концу первой, стала стофутовой цепью и, подобно цепу,
забилась в толпе. Третья рука нанесла тесной группе солдат прямой удар.
Все наши преследователи побросали мечи, копья, пики, с криками
побежали. Всадники пришпоривали лошадей, топтали пехотинцев, бежавших
перед ними.
Разрушитель, казалось, забавляется, глядя, как они бегут.
Прежде чем они убежали на сто ярдов, он распался. Я услышал негромкие
воющие звуки, и вот непосредственно за бегущими снова сформировался
угловатый столб, у него выросли руки и опять ударили во людям.
Те разбежались с дикими криками, поодиночке, парами, небольшими
группами, бежали к краям долины. Они походили на крыс, в панике
разбегающихся по дну большой зеленой чаши. И, как огромная кошка,
чудовищная фигура играла с ними, да, играла.
Она снова рассыпалась, приняла новую форму. На месте столба с руками
возвышался треножник тридцати футов высотой, ноги его состояли из
перемежающихся кубов и пирамид, а наверху вращался огромный круг из шаров.
Из середины круга протянулось щупальце, извивающееся, разворачивающееся,
как стальная змея, не менее восьмидесяти футов длиной.
На его конце шары, кубы и пирамиды слились, образовав большой
треугольник. И вершинами этого треугольника фигура била - быстро, с
удивительной точностью, весело - била бежавших, протыкала их, подбрасывала
высоко в воздух.
Я думаю, именно эта игривость разрушители заставила меня в ужасе
открыть рот и не отрываться от страшного зрелища.
Вооруженные люди продолжали разбегаться, но треножник был быстрее их.
С устремлявшейся вперед змеи лился красный дождь.
Я слышал, как вскрикнула Руфь, оторвал взгляд от долины, повернулся.
Она без чувств лежала на руках Дрейка.
За ними стояла женщина, глядя на бойню, спокойная и неподвижная,
окутанная неземным равнодушием. Ее взгляд показался мне таким же холодным,
безличным, незаинтересованным, как взгляд звезд на ураганы и землетрясения
нашего мира.
Слева послышался топот множества ног; Чу Минг закричал. Сошли ли они
с ума от ужаса, подгоняло ли их отчаяние, хотели ли они убить, прежде чем
сами будут убиты? Не знаю. Но те из вышедших их туннеля, кто остался в
живых, устремились к нам.
Они были совсем близко, закрывались щитами. Луков у них не было.
Молча они приближались к нам, сверкали их мечи и копья.
Разрушитель качнулся к нам, металлическое щупальце протянулось как
змея, чтобы оказаться между нападающими и своей необычной хозяйкой.
Я услышал крик Чу Минга; он поднял руки, закрыл глаза - и побежал
прямо на копья!
- Чу Минг! - закричал я. - Чу Минг! Сюда!
И побежал к нему. Но меня обогнал Вентнор, стреляя из пистолета.
Копье мелькнуло в воздухе и ударило китайца в грудь. Он пошатнулся,
опустился на колени.
И в этот момент гигантский цеп ударил по солдатам. Он косил их, как
серп спелую рожь. Разорванных и искалеченных, разбрасывал по склонам
долины. Останки даже отдаленно не напоминали людей.
Вентнор оказался возле Чу Минга, я тоже опустился рядом с ним. На
кубах китайца показалась розовая пена.
- Я подумал, что Шин-дже убьет нас, - прошептал он. - Страх ослепил
меня.
Голова его опустилась, он дернулся, застыл.
Мы встали, ошеломленно оглядываясь. У выхода из расселины стояла
женщина, глядя на Дрейка. А тот держал на руках Руфь, прижав ее голову к
груди.
Долина опустела, только груды тел были рассыпаны по ней.
Высоко в горах виднелось несколько человек - все, что осталось от
войска, устремившегося в долину, чтобы пленить или убить нас. А высоко в
темном небе показались ягнятники, крылатые стервятники Гималаев.
Женщина подняла руку и снова поманила нас. Мы медленно двинулись к
ней, остановились рядом. Большие ясные глаза рассматривали нас. Не менее
удивленно смотрели и мы на нее.

6. НОРАЛА
Мы увидели красавицу, какой, я думаю, мир не видел со времен
троянской Елены. Прежде всего заметны были ее глаза, чистые, как промытое
дождем апрельское небо, хрустально прозрачные, как тайный источник,
посвященный богине Луны Диане. Радужная оболочка испещрена
золотисто-янтарными и сапфировыми точками, сверкавшими, как звездочки.
И тут с удивлением я заметил, что эти созвездия не только в радужной
оболочке, но и в зрачках, глубоко внутри них, как далекие звезды в глубине
бархатного полуночного неба.
Откуда же исходил тот блеск, более страшный, более угрожающий в своем
холодном спокойствии, чем горячее пламя гнева? Глаза эти не угрожают, нет.
Они спокойны и неподвижны, и в них мелькает тень заинтересованности,
призрак дружеской улыбки.
А над ними ровные, тонко прорисованные бронзовые брови. Губы
ярко-алые и - спящие. Сладкие губы... такие мог увидеть в своей мечте
великий художник и изобразить, как самую суть женской привлекательности,
но губы спящие и не стремящиеся проснуться.
Гордый прямой нос; широкий низкий лоб, и над ним - масса
прядей-щупалец, рыжевато-коричневых, роскошно топазовых, металлических.
Как тонкая медная проволока; и туманных, как облака, которые Сультзе,
богиня сна, посылает на рассвете, чтобы поймать блуждающие сны влюбленных.
Под этим удивительным лицом круглое горло, переходящее в изысканную
линию плеч и груди, полуприкрытых покровом.
Но на этом лице, в этих глазах, на этих алых губах и на груди что-то
неземное.
Что-то пришедшее прямо из загадочных глубин заполненного звездами
пространства; из упорядоченного, спокойного, безграничного космоса.
Бесстрастный дух, спокойно глядящий на человеческие страсти, в ее
губах, в каждой линии ее спящего тела - и этот дух не дает ей проснуться.
Сумерки спокойствия, опускающиеся на горное озеро. Иштар, без
сновидений спящая в Нирване.
Что-то в ней не от нашего мира, что-то грандиозное, как космос по
сравнению с летним ветром, океан - с волной, молния - со светлячком.
- Она не... человек, - услышал я шепот Вентнора. - Посмотрите ей в
глаза, на ее кожу...
Кожа у нее белая, как жемчужное молоко, тонкая и нежная, как паутина,
шелковая и мягкая; прозрачная, будто сквозь нее пробивается неяркий свет.
Рядом с ней Руфь с ее прекрасной кожей казалась прожженной солнцем
деревенской девчонкой по сравнению с Титанией.
Женщина рассматривала нас, будто впервые в жизни видела людей.
Заговорила - голос у нее какой-то отдаленный и в то же время сладкий и
звонкий, как звуки маленьких золотых колокольчиков; он полон спокойствием,
это часть наполняющего ее духа, золотые колокольчики звучат из тишины,
говорят за нее, от ее имени. Говорила она запинаясь, как будто губы ее не
привыкли к звукам человеческой речи.
И говорила на персидском языке, на чистейшем древнеперсидском.
- Я Норала, - прозвенел ее золотой голос. - Я Норала.
Она нетерпеливо покачала головой. Из-под покрова показалась рука,
стройная, с длинными пальцами, с ногтями, как розовые жемчужины; на
запястье свернулся золотой дракон со злобными маленькими алыми глазками.
Стройная белая рука коснулась головы Руфи, повернула ее, так что эти
странные, испещренные огненными точками глаза посмотрели прямо в глубину
голубых глаз Руфи.
Долго смотрела она. Потом та, что назвалась Норалой, коснулась
пальцем слезы, висевшей на длинных ресницах Руфи, удивленно посмотрела на
нее. Какое-то воспоминание проснулось в ней.
- Ты... боишься? - запинаясь, спросила она.
Руфь покачала головой.
- Они... тебя пугают?
Она указала на разбросанные по долине груды. И тут я увидел, откуда
исходит блеск этих странных глаз. Маленькие лазурные и золотые звездочки
побледнели, задрожали, потом вспыхнули, как далекие галактики серебряных
солнц.
Руфь испуганно отшатнулась от этого странного блеска.
- Нет... нет... - выдохнула она. - Я плачу - из-за него.
И она указала на Чу Минга - коричневое пятно на краю пространства,
усеянного частями тел.
- Из-за него? - В голосе слышалось удивление. - Почему?
Она взглянула на тело Чу Минга, и я знал, что она не видит в нем
ничего человеческого, ничего родственного себе. В глазах ее выражение
легкого удивления, но когда она посмотрела на нас, странного свечения в
них не было. Она долго разглядывала нас.
- Что-то давно спавшее пробуждается во мне, - наконец нарушила она
молчание. - И требует, чтобы я взяла вас с собой. Идемте!
Неожиданно она отвернулась и направилась к расселине. Мы
переглянулись, думая, как поступить.
- Чу Минг, - заговорил Дрейк. - Мы не можем бросить его так. По
крайней мере прикроем от стервятников.
- Идемте. - Женщина стояла у входа в расселину.
- Я боюсь! Мартин, мне страшно. - Руфь протянула дрожащую руку к
своему рослому брату.
- Идемте! - снова позвала Норала. Голос ее прозвучал резко,
повелительно, безапелляционно.
Вентнор пожал плечами.
- Что ж, идемте, - сказал он.
Бросив последний взгляд на китайца - стервятники уже подбирались к
нему, - мы пошли к расселине. Норала молча ждала, пока мы не прошли мимо
нее; потом последовала за нами.
Не прошли мы и десяти шагов, как я понял, что это не расселина.
Туннель, проход, вырубленный людьми, и на стенах изображения драконов, а
потолок - голая скала.
Женщина быстро скользила вперед. Мы следовали за ней. Далеко, далеко
впереди показался тусклый свет. Он дрожал, мерцал, этот световой занавес
на расстоянии не менее мили от нас.
Но вот он приблизился; мы прошли сквозь него и вышли из туннеля.
Перед нами тянулось узкое ущелье, как разрезанное мечом тело каменного
гиганта, у ног которого проходил туннель. Высоко над головой виднелась
неширокая полоска неба.
Два каменных монолита охраняли вход в туннель; гигантские каменные
блоки наклонились, растрескались. От входа расходились трещины, как
морщины в скале: давление слоев давно пыталось закрыть это отверстие.
- Стойте! - неожиданно послышался золотой голос Норалы. И снова я
увидел вспышку белого звездного света в ее глазах.
- Может, лучше... - она рассуждала сама с собой. - Может, лучше
закрыть этот проход. Он не нужен...
Снова прозвенел ее голос, дрожащий, вызывающий странное беспокойство,
гармоничный. Вначале это было бормочущее пение, ритмичное и низкое; звуки,
их тоны, их последовательности были мне совершенно незнакомы; незнакомые,
резкие, чуждые темы, которые все время повторялись, падали
хрустально-чистые жемчужины звуков, упорядоченные, математические,
геометрические, как движения фигур - маленьких в руинах, огромных в
долине.
Но что это? Я понял - это движение, трансформированное в звуки!
У входа в туннель что-то шевельнулось. Движения стали быстрее, как
будто следуя ритму песни Норалы. В темноте показались слабые вспышки. Они
возникали и исчезали, как будто просыпались мягкие огоньки, гигантские
светляки: вспышки дымчатого янтаря, блеск розового, искры бриллиантов,
опалов, изумрудов и рубинов - все более яркие, ослепляющие.
Их окутал дрожащий туман, быстрый, колеблющийся. Он сгустился, его
пронизали тонкие линии, светящиеся полоски, паутинки.
Их становилось все больше, они переплетались, пульсировали, сливались
- и все это мгновенно, в десятую часть того времени, какое требуется на
рассказ об этом.
Из светящегося тумана сверкнули молнии. Они охватили всю поверхность
скалы водопадом зеленого пламени.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27