Перед нами вздымалась гигантская
ступенчатая пирамида, немного меньше той, что построил Хеопс и которая
отбрасывает свою тень на святой Нил. В нее устремлялись десятки за
десятками металлических существ, сливались с нею. Пирамида качнулась,
двинулась от нас.
Послышался звонкий гневный золотой крик Норалы.
Пирамида остановилась, она колебалась; казалось, она вернется. Но тут
послышалось крещендо барабанной дроби, безапелляционное, властное.
Пирамида устремилась вперед, снося на ходу деревья широкой, в полмили,
полосой.
Серые глаза Норалы широко раскрылись, в них было крайнее удивление,
ошеломление. Норала на мгновение покачнулась. Потом из ее горло полился
поток звуков.
Под нами подпрыгнуло то, что осталось от существа, понеслось вперед.
Развевались пламенные волосы Норалы; вокруг ее молочно-перламутрового тела
- и вокруг Руфи - начал образовываться сверкающий нимб.
На расстоянии я увидел сапфировую искру: дом Норалы. Стремительная
пирамида была теперь недалеко от него, и мне пришло в голову, что в этой
огромной фигуре не было ни шаров, ни меньших пирамид. А в том
уменьшившемся чудовище, что несло нас, кроме нескольких дрожащих кубов, на
которых мы стояли, кубов не было, только шары и пирамиды.
Сапфировая искра превратилась в блестящий шар. Мы продолжали
настигать большую пирамиду. И ни на мгновение Норала не переставала
испускать поток звуков, и не прекращался оглушительный вой.
Сапфировый шарик вырос, сталь большой сферой. Пирамида, которую мы
пытались настигнуть, перестроилась в огромный столб; основание столба
вырастило подпорки; и вот чудовище на этих подпорках переступило через дом
Норалы.
Вот синий купол совсем рядом, вот он уже под нами. Нас осторожно
спустили, поставили перед входом. Я посмотрел на сооружение, которое
принесло нас.
Я был прав: оно состояло только их шаров и пирамид; невероятно
гротескной фигурой нависло оно над нами.
И повсюду в нем видно было стремительное движение; отдельные части
его непрерывно перемещались. И вот оно исчезло в тумане, последовав за
большой пирамидой.
На лице Норалы было отчаяние, неуверенность, что-то необыкновенно
жалкое.
- Я боюсь! - услышал я ее шепот.
Она крепче обняла дремлющую Руфь; знаком пригласила нас войти. Мы
молча вошли в дом; она - за нами в сопровождении трех больших шаров и двух
пирамид.
У груды шелков она остановилась. Девушка доверчиво взглянула на нее.
- Я боюсь! - снова прошептала Норала. - Боюсь... за тебя!
Она нежно глядела на девушку, мягко и трепетно сияли галактики ее
глаз.
- Я боюсь, маленькая сестра, - прошептала она в третий раз. - Ты не
можешь, как я, пройти в огне. - Она помолчала. - Отдыхай до моего
возвращения. Эти останутся с тобой. Они будут тебя охранять и слушаться.
Она сделала знак пяти фигурам. Они выстроились вокруг Руфи. Норала
поцеловала девушку в глаза.
- Спи до моего возвращения, - прошептала она.
И, не взглянув на нас троих, вышла из комнаты. Я услышал вой,
затихающий на расстоянии.
Шары и пирамиды смотрели на нас, охраняя груду шелков, на которой
спала Руфь - как околдованная принцесса.
На голубой шар обрушивались звуки барабанов.
Барабаны судьбы!
Барабаны судьбы!
Означает ли их бой конец человечества?

28. БЕЗУМИЕ РУФИ
Долго стояли мы молча, в полутемной комнате, прислушиваясь,
погруженные в свои мысли. Громовая барабанная дробь продолжалась; иногда
они отступала, и тогда слышался стук тысяч пулеметов, удары тысяч
клепальщиков, одновременно ударяющих по тысячам металлических корпусов;
иногда гром стихал, сменяясь треском, будто метеоры ударялись в полую
сталь.
Но барабанный бой оставался все время, ритмичный, громовой. Руфь
спокойно спала, положив голову на руку; две большие пирамиды бдительно
стояли по обе стороны от нее; один шар застыл у ее ног, другой - у головы,
а третий расположился между нами и ею; и все бдительно смотрели на нас.
Что там происходит, на краю каньона, за воротами в утесах, за
завесой, в пропасти металлического чудовища? Какое сообщение передают
барабаны? О чем повествуют их громовые руны?
Вентнор прошел мимо шара-часового, склонился к спящей девушке. Ни
шар, ни пирамиды не шевельнулись; продолжали следить; этот их взгляд
ощущался как что-то осязаемое. Вентнор прислушался к биению ее сердца,
взял ее за руку, проверил пульс. Перевел дыхание, распрямился и
успокаивающе кивнул.
Дрейк неожиданно повернулся и прошел к выходу; на его лице ясно
отразилось напряжение и тревога.
- Ходил взглянуть на пони, - сказал он, вернувшись. - Он в
безопасности. Я боялся, что он убежал. Темнеет. В каньоне и над долиной
яркий свет.
Вентнор миновал шар, присоединился к нам.
Голубой дом дрогнул от взрыва звуков. Руфь пошевелилась; свела брови;
руки ее сжались. Шар, стоявший перед нами, повернулся вокруг оси,
скользнул к шару у ее головы, потом к шару у ее ног - как будто пошептался
с ними. Руфь застонала, тело ее согнулось, неподвижно застыло. Глаза ее
открылись; она смотрела на нас, как на какое-то ужасное видение; мне
показалось, что она смотрит чужими глазами, в ее глазах отражались чужие
страдания.
Шары у ее ног и головы повернулись, метнулись к третьему шару. На
лице Вентнора я увидел выражение жалости - и огромное облегчение. И с
удивлением понял, что страдания Руфи - а она явно страдала - вызывают у
него радость. Он заговорил, и я понял почему.
- Норала! - прошептал он. - Она смотрит глазами Норалы, чувствует то
же, что Норала. Там что-то неладно... с ними... Если бы мы могли оставить
Руфь, только взглянуть...
Руфь вскочила на ноги, закричала - золотой звучный призыв, как у
Норалы. Мгновенно обе пирамиды раскрылись, стали двумя сверкающими
звездами, окружили ее своим сиянием. На их верхних лучах я увидел овалы -
они угрожающе блестели.
Девушка взглянула на нас, овалы заблестели еще ярче, молнии готовы
были сорваться с них.
- Руфь! - негромко позвал Вентнор.
Тень смягчила невыносимую жесткую яркость ее карих глаз. Что-то в них
стремилось вырваться на поверхность, как тонущий человек.
Ушло в глубину, лицо приняло выражение ужасного горя; отчаяние души,
поверившей во что-то и обманутой.
На нас смотрела обнаженная душа, лишившаяся надежды и ужасная.
Руфь снова отчаянно закричала. Центральный шар устремился к ней,
поднял ее себе на спину, скользнул к выходу. Она стояла на нем, как юная
Победа, Победа, глядящая в лицо поражению; стояла на загадочном шаре
голыми стройными ногами, одна грудь обнажена, руки подняты, девственно
архаичная, ничего не было в ней от той Руфи, что мы знали.
- Руфь! - закричал Дрейк. Отчаяние, такое же сильное, как у нее на
лице, звучало в его голосе. Он встал перед шаром, преградил ему дорогу.
На мгновение существо остановилось, и в это мгновение прорвалась
человеческая душа девушки.
- Нет! - закричала она. - Нет!
Дикий зов испустили побелевшие губы, он звучал неуверенно, запинаясь,
будто сама посылавшая его сомневалась в нем. Звезды закрылись. Три шара
повернулись - недоумевающе, смущенно. Руфь снова крикнула, звучно, с
перерывами. Ее приподняли, опустили на пол.
Мгновение пирамиды и шары вращались вокруг нее - затем устремились к
выходу.
Руфь с всхлипыванием качнулась им вслед. Как будто притянутая, она
подбежала к выходу, выбежала наружу. Мы бросились за ней. Впереди
сверкнуло ее белое тело, она бежала к пропасти. Бежала как легконогая
Атланта. Далеко позади нас остался голубой дом, приближался туманный
барьер, когда последним отчаянным усилием Дрейк поравнялся с ней и схватил
ее. Они упали и покатились по ровной дороге. Руфь билась молча, кусалась,
царапалась, пыталась освободиться.
- Быстрее! - крикнул Вентнор, протягивая мне руку. - Отрежьте рукав.
Быстрее!
Ни о чем не спрашивая, я достал нож и отрезал рукав у плеча. Вентнор
выхватил его у меня, склонился к Руфи; быстро сунул скомканный рукав ей в
рот, прочно привязал.
- Держите ее! - приказал он Дрейку и сам с облегченным вздохом
распрямился. Глаза девушки, полные ненависти, устремились к нему.
- Отрежьте другой рукав, - сказал он, и, когда я это сделал, снова
наклонился, прижал Руфь коленом, перевернул и связал ей руки за спиной.
Она перестала сопротивляться; он снова осторожно повернул ее, положил на
спину.
- Держите ее ноги. - Он кивнул Дрейку, который сжал стройные лодыжки
сильными пальцами.

Она лежала, беспомощная, не в состоянии шевельнуть ни рукой, ни
ногой.
- Слишком мало Руфи и слишком много Норалы, - сказал Вентнор, глядя
на меня. - Если бы она закричала. Могла бы вызвать целое войско этих
существ и сжечь нас. И сделала бы это - если бы догадалась. Вы ведь не
думаете, что это Руфь?
Он указал на бледное лицо, на глаза, в которых сверкало холодное
пламя.
- Нет! - Вентнор схватил Дрейка за плечо, отбросил на десяток футов.
- Черт возьми, Дрейк, неужели вы не поняли?
Потому что глаза Руфи вдруг смягчились; она жалобно посмотрела на
Дрейка, и он расслабил ей лодыжки, наклонился, собираясь достать кляп изо
рта.
- Ваш револьвер, - прошептал мне Вентнор; прежде чем я смог
пошевельнуться, он выхватил мой пистолет из кобуры и направил на Дрейка.
- Дрейк, - сказал он, - оставайтесь на месте. Если сделаете еще шаг к
ней, я вас застрелю. Клянусь Господом, застрелю!
Дрейк колебался, на лице его было выражение недоверчивого изумления;
я сам негодовал из-за действий Вентнора.
- Но ей больно, - сказал Дрейк. Глаза Руфи по-прежнему жалобно и
просительно были устремлены на него.
- Больно! - воскликнул Вентнор. - Слушай, парень, она моя сестра! Я
знаю, что делаю. Разве вы не видите? Не видите, как мало от Руфи в этом
теле, как мало от девушки, которую вы любите? Не знаю, откуда, но твердо
знаю. Дрейк, вы забыли, как Норала обманула Черкиса? Я хочу вернуть свою
сестру. Я помогаю ей вернуться. Я знаю, что делаю. Посмотрите на нее!
Мы посмотрели. В лице, которое смотрело на Вентнора, не было ничего
от Руфи, как он и сказал. Холодный, страшный гнев, с которым Норала
смотрела на Черкиса, когда он висел над своим гибнущим городом. Но тут
произошло быстрое изменение - словно разгладились волны на ветреном озере.
Перед нами снова было лицо Руфи - только Руфи; и глаза тоже ее,
умоляющие, жалобные.
- Руфь! - воскликнул Вентнор. - Пока ты нас слышишь - прав ли я?
Руфь энергично кивнула; снова исчезла, ушла.
- Видите? - мрачно повернулся он к нам.
Столб света упал на завесу, почти пронзил ее. До нас донеслась лавина
звуков. Но до нас звуки все же доносились приглушенно. Конечно, подумал я,
завеса.
И смутно удивился. Ведь основная цель завесы - удерживать,
концентрировать магнитный поток. Задержка звука - случайный результат, не
имеет отношения к истинному назначению завесы; ведь звук - это всего лишь
колебания воздуха. Нет, конечно, это вторичный эффект. Металлические
существа так же равнодушны к шуму, как к жаре или холоду...
- Мы должны взглянуть, - прервал мои мысли Вентнор. - Надо пройти
завесу и посмотреть, что происходит. Победа или поражение - мы должны
знать.
- Отрежьте свои рукава, как я, - сказал он Дрейку. Перевяжите ей
ноги. Мы понесем ее.
Это было быстро сделано. Легкое тело Руфи висело между ее братом и
возлюбленным. Мы быстро миновали туман, осторожно продвигались вперед в
мертвой тишине.
Вышли из тумана и тут же отшатнулись от хаоса света и грохота.
Вентнор и Дрейк опустили Руфь, мы стояли, ослепленные, оглушенные,
пытаясь прийти в себя. Руфь дергалась, извивалась, пыталась продвинуться к
краю. Вентнор подошел к ней, прижал.

На коленях, таща Руфь, мы ползли вперед; остановились, когда
поредевший туман, по-прежнему скрывая нас, позволил взглянуть не
нестерпимую яркость, заполнявшую пропасть; туман чуть приглушал ее, и
потому мы могли вынести этот свет.
Я всмотрелся: мышцы и нервы парализовало благоговением и страхом. Я
чувствовал себя, как человек, стоящий вблизи боевых отрядов звезд,
свидетель смертных мук вселенных; как пронесенный через пространство и
повисший над извивами туманности Андромеды, глядя, как она в страданиях
рождает солнца.
Нет подходящего образа, нет гиперболы - в окруженной горами долине
была живая борющаяся сила, родственная той, что живет в туманностях и
звездах; космический дух, преодолевший все измерения и стремящийся в
бесконечность; разумная эманация самой бесконечности.
И голос ее был неземным. Она использовала земную оболочку для своего
грома, своего звона - как в большой раковине можно услышать рев и шепот
океана, так и здесь, гремящая раковина пропасти отражала голоса того
беспредельного моря, что омывает берега бесчисленных звезд.
Я видел перед собой могучий водоворот во много миль шириной. Его
волнами были мощные свечения; он был покрыт пеной молний, прошит бродячими
туманами раскаленного пламени, пробит остриями живого света. Он ритмично
выбрасывал огненную пену высоко к небу.
Над ним небо сверкало, словно щит в руках гневного бога. Из
водоворота вздымалась гора, горящий левиафан светло-синего металла,
погруженный в лаву невероятного вулкана; огромная металлическая дуга,
пересекающая огненное наводнение.
А барабанная дробь, которую мы слышали, ревущие ураганы взрывающихся
звезд - это падение радужных вершин, разряды молний, ритмические удары
огненных лучей о сверкающую гору, которая от этих ударов дрожала и
покачивалась.
Дрожащая гора, сражающийся левиафан - это был Город!
Само металлическое чудовище, охраняемое своими легионами, отбивалось
от других своих же легионов, отделившихся от него и в то же время так же
принадлежавших ему, как клетки принадлежат телу.
Металлическое чудовище сражалось... с самим собой.
Когда я впервые его увидел, чудовищное тело было в мили высотой; в
нем находилось большое сердце конусов, что извлекали магнитный поток из
нашего солнца; в нем другие конусы, меньшие, в нем мастерские, родовые
покои и другие многочисленные загадки, которых мы не видели и о которых не
могли и догадаться. Теперь это тело уменьшилось на целую четверть.
Двойной линией вдоль основания горы стояли сотни огромных фигур.
Угловатые, в их очертаниях не было ни одной вершины пирамиды, ни
одной дуги шара, огромные, вздымались они ввысь. На верху этих фигур
огромные массы в форме молотов, как те металлические кулаки, что
обрушились на стены города Черкиса; но по сравнению с ними как лапа
динозавра с рукой человека.
И фигуры эти были живые и изменяющиеся; они били гигантскими
булавами, размахивали ими из стороны в сторону, как будто поддерживающие
их столбы - огромные вертикально поставленные поршни.

За ними стоял второй ряд, такой же прямоугольный и высокий. От него
отделялись десятки рук-балок. Этот ряд был густо усажен пламенеющими
крестообразными фигурами. Раскрывшиеся кубы гневно сверкали красным и
дымчато-желтым. Их щупальца вздымали множество огромных щитов, как те, что
окружали помещение с конусами.
И когда ударяли молоты, над их согнутыми головами кресты посылали
потоки алых молний. Из углублений щитов вылетали языки ослепительного
пламени. Огненными канатами они связывали те существа, по которым били
молнии, в которые устремлялись алые молнии.
Теперь я видел и фигуры нападающих. Гротескные, с иглами и клыками,
пиками и рогами, шишками и кирасами; фантастически угловатые, словно
рогатые боги яванцев, они шли навстречу башням, которые били их молотами,
жгли молниями.
И были они такими же огромными, такими же непредставимо
фантастическими в десятках своих меняющихся обличий.
Более чем на милю от поникшего Города пространство занимали,
выстроившись, как небоскребы, мощные многоногие башни. На их вершинах
вращались гигантские колеса. Из центра этих колес вырывались сверкающие
молнии, множество копий фиолетового цвета. И свет их не был непрерывным;
вспышки следовали за вспышками, и каждая устремлялась вслед за предыдущей.
Именно их удары и порождали барабанную дробь. Они били в стены,
стекая с них потоками огня.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27