А-П

П-Я

А  Б  В  Г  Д  Е  Ж  З  И  Й  К  Л  М  Н  О  П  Р  С  Т  У  Ф  Х  Ц  Ч  Ш  Щ  Э  Ю  Я  A-Z

 


OCR & SpellCheck: Larisa_F
«Наши все тридцать»: Издательский Дом «Азбука-классика»; Санкт-Петербург; 2007
ISBN 978-5-91181-380-2
Аннотация
Главная героиня этой книги умна, красива, иронична, у нее интересная работа, друзья и возлюбленные, о которых можно только мечтать, и в то же время щемящей сердце грустью веет с каждой страницы, как от прозы позднего Бунина или осенних этюдов Фансуазы Саган. Эта книга про время, которое незаметно протекает сквозь каждого из нас, унося мечты, надежды и любовь, оставляя горькую мудрость тех, кому уже исполнилось тридцать. Но жизнь продолжается и дальше. И дальше только интереснее, потому что дальше все только начинается.
К нам пришел новый автор, сильный, с цепким писательским взглядом на детали, живой и увлекательный. Книгу должен прочесть каждый мужчина, который хочет узнать, что же на самом деле думают женщины. И окажется, что они всё прекрасно понимают и практически все зависит от них. Кроме маленького исключения. Про которое – эта книга.
Наталья Даган
Наши все тридцать
Марине и Владимиру, моим родителям, с глубокой благодарностью и признательностью, посвящается
НАШИ ВСЕ ТРИДЦАТЬ
Наши все тридцать
Мы живем, опережая события. И в этом весь смысл. Потому что так нам хочется – опережать события. Потому что нам кажется, что времени у нас нет.
И это правда. Обратив время в деньги, живя в бешеном ритме больших городов, мы пристрастились тратить время, так же как и деньги. И так же как и денег, нам стало его вечно не хватать.
Но однажды мы бываем застигнуты переменой: мы переходим в средний возраст. Тридцать лет, середина жизни. Мы вплываем в него красиво и уверенно, не теряя темпа, как на машине с коробкой-автомат въезжаем в поворот: чуть рассеянно даже, слегка понтово, привычно соблюдая среднюю скорость… Не глядя еще на спидометр, не считая еще километры пробега.
Поначалу кажется, что все по-прежнему. Но тридцать лет странный возраст. Время, когда, включив телевизор и перелистывая каналы, можно внезапно охнуть, увидев секс-идола конца прошлого века своим современником в третьем тысячелетии. То есть таким, каков он сейчас. И, схватив телефонную трубку, набрать немедленно номер подруги.
Кумиры нашей молодости состарились, и это первая примета нового времени. Герои Кевина Костнера и Ричарда Гира, Микки Рурка и Алека Болдуина, Ральфа Файнса и Мела Гибсона – незабываемы и не переиграны никем. Особенно не переиграны потому, что фильмы про любовь больше не снимаются. А снимается нынче один только экшн – где есть движение, и только: в лихих триллерах женщины дерутся с мужчинами на равных, на равных с ними стреляют из многозарядных пистолетов, а врагов убивают даже изощреннее и ловчее.
Но наши кумиры не блекнут в лучах своей славы, а мы… А мы с годами нуждаемся в них даже больше.
А потому герои классических фильмов улыбаются нам брутальными улыбками снова и снова в незабываемых романтических сумерках ушедших 90-х, – стоит только снять диск с полки. Поддавшись магии тех лет, во время фильма даже почти не вспоминаешь о том, что актеры, сыгравшие в этих легендарных лавстори, равно как и актрисы, едва ли в то время были старше тебя. А после, отложив пульт, понимаешь, что твой собственный зенит, возможно, уже настал. (И оглянувшись вокруг, начинаешь искать признаки какого-нибудь особенного свечения.)
Тридцать лет возраст немного тревожный. Время, когда опережать события уже не хочется. Хочется начать делать свои. И тревога закрадывается в сердце, когда понимаешь, что «хотеть» продюсировать свои события и даже мочь это делать – мало. Надобно что-то еще. Истово хочется верить в такие минуты в это «еще», что оно тебя не оставит, так же как и хочется верить в нетленность образов ушедших экранных героев.
Тридцать лет. Возраст. Апокалиптичный и оптимистичный одновременно. Вершина жизни. Время, когда мы начинаем чаще собираться вместе, при том что информационных поводов для этого становится все меньше. Время, когда тянет подводить итоги, сомневаясь, итоги ли это. Это также и время оптимизма, вторых браков: ибо второй брак есть безусловная победа оптимизма над жизненным опытом.
Это время ожидания тоже.
Однажды, на шабаше тридцатилетних невест по второму разу, я исподволь подкинула все эти темы на обсуждение. И услышала множественные подтверждения моим мыслям: о закате наших героев, о возросшем коварстве удачи и об ощущении пика жизни.
Впрочем, насчет удачи многие высказались наоборот, в том смысле, что у нас теперь ее хоть и меньше, чем раньше, но зато хватка наша стала крепче, смертельнее… Не уйдет нынче от нас птица счастья завтрашнего дня. Насчет же плачевного положения киногероев согласились все, и многие девушки стали после того печальны.
«Но, – сказала одна моя подруга, вскинув вверх палец с богатым маникюром, – теперь мы можем считаться полностью свободными женщинами, коль скоро ушли в сумерки даже наши кумиры!» Другая, подумав, добавила, что нашим мувистарам было сложнее бороться со старением в то время, когда они блистали, чем нам сейчас, поскольку в нашем распоряжении теперь такие притирки и кремы, которые разве что искусственным интеллектом не обладают.
А жаль, добавила другая, что не обладают, а то бы и ума нам вложили, помимо коэнзимов, чтобы мы курить бросили и пили меньше!
Еще одна моя подруга, почти такая же киноманка, как и я, добавила, что очень даже хорошо, что наши кумиры – последние идолы в ряду голливудских секс-символов.
«Понимаете, – сказала она многозначительно, – то, что за последние пятнадцать–двадцать лет никто не пришел им на смену, означает, что они могут спокойно почивать на лаврах. Они лучшие среди прочих равных. Никто не пришел сменить их, и никто их не затмил».
Ныне и присно, и во веки веков, сказали мы и немедленно выпили.
Тридцать лет странный возраст. Столь странный, сколь и интересный. Вдруг неизвестно откуда появляются промежутки времени, не заполненные ничем. Я бы даже сказала – подозрительные своей томительностью промежутки.
Все используют их по-разному. Кто-то идет в картинг. Кто-то выпивать пива. Кто-то начинает впихивать в эти непродолжительные урывки ничегонеделанья подготовку нового бизнеса. Кто-то решает жениться/выйти замуж.
Я вот решила собирать истории. Всякие. Не только свои, но и моих подруг. Тридцатилетних и не очень. По памяти и с диктофона. Портрет поколения, чьи кумиры давно ушли в тень, а новые нам не нравятся.
Кумиры в личном общении
В нашем благословенном возрасте с кумирами доводится быть знакомыми лично. Мне, например, случилось однажды общаться с Ричардом Гиром. И с некоторыми нашими звездами тоже привелось знаться, но только у нас ведь теперь в буквальном смысле звезд нет, есть медийные лица. Понятие звездности в нашем кино сильно размыто многочисленным и, похоже, беспорядочным участием актеров во всех мыслимых и немыслимых сериалах, так что и никакие красные дорожки, постеленные перед Пушкинским кинотеатром, не спасают.
Между тем познакомиться со знаменитостью не так уж и сложно. Это, конечно, большое везение… Но. Заранее продуманная тактика и твердое понимание того, чего вы от нее, от знаменитости, хотите, дают прекрасные результаты. Главное – хотеть, а не фанатеть! Хотите постоять рядом и сфотографироваться – пожалуйста. Хотите автограф – пожалуйста. Даже поцеловаться хотите – пожалуйста! Некоторые звезды мужского пола очень даже это любят. Даже если хотите замуж за них, за знаменитых, – все возможно, как показывает практика третьих браков Тома Круза и Николаса Кейджа!
Впрочем, на встречи со звездами иногда везет просто так. В виде эксперимента. Это получается случайно и довольно смешно, в стиле тех внезапных поворотов судьбы, на основании которых потом пишутся лучшие сценарии для «Warner brouthers» и «Paramaunt pictures».
Один из таких «поворотов» произошел с моей тридцатипятилетней подругой, которая стояла, утомленная, за стойкой ресепшн престижного отеля в городе Париже, когда к ней подошел черный как ночь, но весьма привлекательный мужчина атлетического телосложения («Чуть-чуть похожий на Уэсли Снайпса», – как она потом застенчиво говорила) и сделал ей двусмысленное предложение… То есть не то чтобы двусмысленное. А как бы не односмысленное.
Подруга моя, являясь пиарщицей крупного спортивного проекта в Москве, прилетела в Париж в командировку, связанную со спортивным бизнесом, и расположилась в отеле, где в этот момент проживали спортивные звезды Америки, готовясь бить мировые рекорды на проходящем тогда во Франции чемпионате мира по легкой атлетике.
Чернокожий атлет был, понятно, спортивной звездой. Причем очень сильно мирового уровня: он был вписан уже не только в историю спорта, но и в книгу рекордов Гиннесса неоднократно. Подойдя к моей подруге, он негромко сказал ей: «Женщина, я никогда и никого не видел красивее вас». И примолк со значением.
Он был недалек от истины. Подруня моя – бывшая модель. Высокая, худая, с серыми глазами и вьющимися рыжими волосами. Правда, в последнее время к своим достоинствам она прибавляет также и серые мешки под глазами. «Зато они в тон», – говорит она. И в разъяснение доверительно сообщает: «Это мешки с деньгами».
Со всей возможной элегантностью повернув голову в сторону чернокожего атлета, моя подруга оглядела его своими прекрасными серыми глазами и сказала примерно следующее:
– Ниггер, разве можно предлагать женщине интимную связь так открыто? У вас плохое воспитание.
И повернулась обратно. Ниггер, ничуть не обидевшись, отошел и сел на диван неподалеку.
Подруга моя до того дня недолюбливала ниггеров по непонятной ей самой причине. Я вообще считала ее расисткой. Она же не углублялась в этот вопрос, и было ей, в общем-то, все равно. Поэтому, пока ей оформляли номер, ее незаметно втянул в разговор второй чернокожий атлет, стоявший также за стойкой регистрации. Опережая события, скажем, что это был многократный чемпион мира в супер-спринте Тим Монтгомери, настоящая спортивная звезда, негасимая по числу своих заслуг (хотя недавно, увы, позорно дисквалифицированная).
– Женщина, – с мягкой укоризной обратился к моей подруге Тим, – вы знаете, кто это? Кого вы сейчас от себя прогнали?
– Кого? – неохотно спросила она.
И были названы светлое имя, и регалии, и количество заслуг. Впрочем, даже не регалии и светлое имя произвело наибольшее впечатление, а то, что десять лет подряд он был самым быстрым человеком в мире… Прилагательное «самый» – магическое слово для женского сознания. В любом возрасте, в любом социальном статусе. «Самый» – это не просто альфа-самец. Это альфа-самец единственный в своем роде.
Склоняясь под нашептываниями Тима Монтгомери, приятельница моя медленно повернула голову по направлению к холлу гостиницы, искоса посмотрела на легенду мирового спорта. Он сидел на прежнем месте. Поймав на себе ее слегка пристыженный взгляд, он извинительно поднял левую бровь с великодушием короля рок-н-ролла, прощающего свою наложницу за случайно вырвавшееся резкое слово.
Когда моя подруга отвернулась, Лимфорд Кристи (а это был именно он) пружинисто поднялся и подошел к ней с предложением выпить по бокалу вина.
– Джа-да, – стонала она потом в телефонную трубку, когда вернулась в Москву, – ты не представляешь себе, что это за мужчина! У меня таких никогда, никогда не было!..
– И никогда не будет, – угрюмо отвечала я. Честно говоря, если бы не мое природное любопытство, благодаря которому я подписалась на выслушивание этого рассказа сразу же, то я не хотела бы знать Лимфорда Кристи со стороны простого смертного. И тем более не хотела бы знать, каков он в постели.
Посвятив свою юность легкой атлетике – и, черт возьми, именно суперспринту! – я не понаслышке знала, какой ценой дается каждая десятая доля секунды в беге на сто и двести метров. Именно тогда, когда я одолевала свои смешные, по меркам мирового спорта, десятые доли, проливая за каждую ведро пота, Лимфорд Кристи и сверкал в зените своей нечеловеческой карьеры. Для меня и для многих миллионов он был богом, для Америки национальным героем. С точки зрения биологических данных он был точно не человек. Окажись я на месте моей подруги, то никогда, никогда не посмела бы посягнуть на Кристи как на сексуальный объект! Его образ был канонизирован в моем сознании. Расскажи мне подруга, что она поимела на бреющем полете Бреда Пита (а с нее станется, как же), мне было бы легче.
Но что делать?! Пока я со свистом в ушах носилась по беговой дорожке, моя подружка непринужденно шлялась по подиуму, показывая шмотки, – и знать не знала, кто такой Лимфорд Кристи.
Поэтому он пригласил ее на бокальчик вина, и она пошла с ним его выпить, и за ужином они много болтали и смеялись, и каким-то образом он узнал, какой у нее номер комнаты, и проводил ее до него, и нежно поцеловал, и оставил… И когда она, еще не успев как следует изумиться внезапному исчезновению героя вечера, вошла в номер, то увидела, что он весь усыпан лепестками роз, и ахнула, и развернулась к двери, чтобы броситься назад, догнать – поцеловать? благодарить? отчитать? – этого она понять не успела, – но в дверь уже опять входил он, нахлынувший на нее, как черная тропическая ночь, как настоящий Отелло.
И меньше чем через месяц мне, с завываниями и причитаниями, вздохами и повторениями, были рассказаны все подробности, которые казались такими же фантастичными, как и все спортивные достижения мистера Кристи.
Выяснилось: жизнь, проведенная в большом спорте, никак не сказалась на его здоровье и потенции. Он любил дело продолжения рода даже более страстно, чем процесс награждения золотой медалью. И сам на эту тему неоднократно высказывался. В Америке у него к тому же была молодая ревнивая жена с двумя детьми и туча любовниц среди коллег по цеху.
В профессиональной среде его прозвище было Пума. И не напрасно, считала моя подруга. Спя чутким сном, она видела, как по ночам он встает и идет в ванную: в неверном свете ночного Парижа, льющимся в окно их номера, он шел действительно как пума, и могучие рельефные мышцы – не двигались, нет, – а красиво переливались под черной атласной кожей.
Ему, между прочим, было тогда сорок два года. Он выступал за сборную США чисто статусно, время от времени. Его уже не волновало, каким по счету он придет к финишу, он знал: вряд ли еще кто-нибудь в истории человечества сможет держать абсолютный рекорд мира десять лет подряд.
Спустя год после той парижской лавстори, Лимфорд Кристи прилетал в Москву, чтобы принять участие в соревнованиях с последующими сборами в благотворительный фонд и говорить какие-то речи. Я видела его издалека. Он шел в сопровождении охраны по пустынному коридору спорткомплекса, высокий, огромный, с легендарным непроницаемым лицом, которое столько раз я видела по телевизору. На нем был спортивный костюм такой дороговизны, что как костюм уже и не смотрелся, а напоминал Скорее космическое одеяние какого-то неземного существа. По мере приближения Лимфорда ко мне его охрана засуетилась, но я издали показала им свой специальный бейдж (я пришла к моей рыжей приятельнице, которая организовывала и проводила это мероприятие), и они успокоились.
Лимфорд приблизился и повел в мою сторону темными глазами. Я слабо улыбнулась. Он дрогнул уголком порочного губастого рта в ответ. И прошел мимо. Ослепительная даль коридора разверзлась тысячеголосым гомоном, и Лимфорд Кристи пропал в ней, как не было, вместе с охраной. Вышел, так сказать, в свет.
В коридоре, где я ждала мою подругу, сразу после этого восстановилась необычная тишина. Затем многозначительно заурчал унитаз, и из двери туалета вышла она, моя рыжая фотомодель: серые мешки под глазами, серые глаза, худющая. Она, конечно, не знала, что Кристи поведут именно этим коридором на выступление.
– Как же меня все достали! – с сердцем произнесла она. – По…ть спокойно не дадут, сто раз сейчас по рации вызывали!
– Здесь Лимфорд только что проходил, – сказала я, – с охраной.
– Да ты что? – оживилась она. – Прямо здесь?! Ну и как он тебе?
– Да он-то мне хорошо, – ответила я с грустью, – но, видно, я ему не очень. Хоть бы улыбнулся как следует, сволочь…
Но Лимфорд Кристи, видимо, имеет устоявшиеся пристрастия, любит рыжих женщин с серыми глазами. А у меня темные волосы и голубые глаза.
– Ты идешь с ним сегодня на ужин? – с надеждой спросила я подругу.
– Нет, – пренебрежительно ответила она, – он здесь с женой. И потом, – она ядовито ухмыльнулась, – думаю, время большого спорта в моей жизни уже позади.
Действительно, у нее в жизни в тот момент началось время большого искусства.
На том и закончилась история с Лимфордом Кристи. Мы видели, как он произносил речь, и даже помахали ему с трибуны. Его светлый образ живет в нашей памяти и доныне, время от времени всплывая в разговорах.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20