"Не подходите!!! Милиционер, куда вы смотрите?!" С трудом удержавшись, чтобы не шарахнуться, Сабуров уже довольно стойко выдержал радиофицированный громовый глас из "матюгальника": "Гражданин! Прошу отойти в сторону!"
Милиционер стерег очередь, в которой волки по-овечьи жались к стене хоть с одного боку заслониться от чужаков. Головка этой полуверстовой глисты одного за другим извергала удачников, ронявших тугие прыгучие рулончики туалетной бумаги. После грызни за то, чем набить рот, начинают грызться из-за, можно сказать, противоположного, хотя не то оскверняет, что исходит из задних уст, а то, что из передних, и газета для глаз бывает оскорбительнее, чем для задницы.
Но эта давка, эта злоба свидетельствует не о распаде, а о сплоченности: пока все единодушно считают делом чести повесить у себя в сортире бублик промокашки - еще не все потеряно. Вот когда каждый возлюбит что-то свое, не интересуясь вкусом соседа...
Сегодня можно было не опасаться ни павианов, ни бабуинов (Сабуров унижения боялся больше, чем красивой смерти).
- А ты держи в кармане опаску, - посоветовал Шурка. - Он от тебя не ждет, а ты как писанешь его по роже!
Вырастил сыночка...
Но вчера после некоего телефонного звонка Шурка воспрял:
- Суржика посадили! - завопил он, и Аркаша, сбросив десяток годков, пустился в пляс - неумело, будто на раскаленной сковороде.
- Статья двести двадцать четвертая - хранение, изготовление и сбыт наркотиков, - захлебывался Шурка, - двести двадцать шестая - предоставление жилья в качестве притона и до кучи сто сорок шестая - разбойное нападение: дал кому-то по репе и часы снял. Я давно заметил, у него дома часы везде валяются! Всех заложил - свидетелей было как в Палермо!
- А тебя? - у Сабурова екнуло сердце.
- Он бы еще одну статью схлопотал за вовлечение малолеток.
И Сабуров впервые за много лет с теплым чувством подумал о государстве и его тюремно-милицейских службах.
- Все так друг друга закладывают!.. Я думал, у наркоманов братские отношения: сначала все тебе откраивают, зато когда подсядешь - еще и за старое бабки начнут требовать. Такое крысятничество! Все кидают друг друга: деньги возьмут, а не принесут, пообещают - не сделают... Никто даже не обижается, все такие!
Такая говорливость - видно, что-то страшное миновало.
- Приходишь в аптеку с поддельным рецептом, а она спрашивает: это кто выписал, Петренко? А вот мы сейчас позвоним ему и спросим. Или безо всяких: Танечка, позвони, пожалуйста, в милицию. И ты - бу-бу-бух! - с грохотом несешься!
Сабуров вновь почувствовал раздражение против Натальи, избавленной от этих откровений. Притащится с сумой на плечах, включит радио, обольется слезами над какой-нибудь идиотской песней - и давай наполнять кухню чадом, бульканьем, скворчаньем и урывками охать над газетой. А потом отправится пудрить воспалившуюся от сладкого горя и жары экзему. А потом закинется и... Чего ей!..
- Там вообще жизнь - как на фронте! - восторженно ужасался Шурка. Все время кто-нибудь кидается. Или передозняк, или сварят неправильно... На новой марганцовке сколько народу кинулось! Выпустили новую марганцовку и хоть бы предупредили...
- Надо было написать: Минздрав предупреждает?..
- Но джеферисты все равно долго не живут, - с горьким самодовольством провозгласил Шурка. - У Кристмаса весь организм разрушен, - с уважением припомнил он. - Он весь прыщами покрылся, как звездная туманность. На три ступеньки поднимется - и уже надо отдыхать. Он бы теперь все равно не смог мясником работать.
- Его выгнали уже?
- Ну. Обэхээсники потребовали вырезку, а он сказал: идите станьте в очередь. Они говорят: ладно. Директор по-хорошему сказал: лучше увольняйся, в любом случае тебе придется вешать до грамма, а какой тогда смысл? Кристмас знаешь какой хороший - всегда откроит. А когда вмажется - сразу хватает ручку и начинает стихи писать. Когда в Армении было землетрясение, он сразу сто рублей отправил. Он сейчас пошел сдаваться в психушку, но там еще хуже, чем на воле: и двигаются, и торгуют - через медсестер, через передачи... Бесполезняк.
- Больница... - с ненавистью фыркнул Аркаша. - Наркоманам желания надо лечить... - Усвоил.
- Джеф именно желания уничтожает. Я когда начал джеферить - такой подъем духа испытал, сразу брался читать, мечтать про что-то... Думал, захочу - брошу. А через две недели уже не могу захотеть. Уже и подъема никакого нет - просто становишься такой, как всегда - но и бросать не для чего.
- Захотеть вообще не в нашей власти, - пожал плечиками Аркаша. - Это другие нас заводят, как будильник. - И закончил, будто себе на ухо: - У меня очень короткий завод. Я не могу стараться, когда это никому не нужно...
- А я за это время так к химии прикололся, - вдруг застенчиво признался Шурка. - То был солутан - а то стал джеф. Самые видные нобелевские лауреаты последнего времени - химики и биологи. Я решил - только наука! И спорт. А то начнешь искусство всерьез воспринимать... Вон Аркашка одни депрессняки.
- Искусство помогает любить то, что никому не нужно.
- Ученые, я проверял, дольше всех живут.
- Сейчас и в политике стало меньше лжи, - с сомнением произнес Сабуров. - Вот твой Бобовский...
- Сейчас стало в десять раз больше лжи, - торопливо перебил Аркаша и побледнел - только прыщи засветились. - Вернее, раньше, если угодно, ничего, кроме лжи, и не было, но мне и в голову не приходило воспринимать ее всерьез. А сейчас начинаешь уже прислушиваться - и тут тебе ляп! "Не нужно все очернять", "нужно мыслить на пользу социализму..." Истина настолько никого не интересует - из-за копейки готовы врать! Перестройка эта нам еще отрыгнется: стереотип по всем швам ползет, а никакой совести взамен не видать. Я слово "национальное" уже слышать не могу - только этой приставки к социализму нам и не хватало.
- Оттепель, - уныло развел руками Сабуров. - Все помойки оттаивают... Плюрализм - это все запахи сразу: и роза, и...
- Значит, запах розы мы скоро вообще позабудем.
- Вот они, искусства, - Шурка указал на Аркашу жестом лектора в анатомическом театре и засел составлять список книг по химии - двести семьдесят три наименования на четырех языках.
У гостиницы "Советская" холеная девка в дубленке и пыжиковой шапке (униформа-то у них общая...) продавала с лотка польскую пудру, купленную, разумеется, в магазине и перепродаваемую с тройной наценкой. Если уж ему, которому на все это начхать, оскорбительно, что его держат за дурака... Впрочем, современный кодекс прогрессиста чувство справедливости и брезгливость непреклонно именует завистью.
Пляжные кабинки свободы, в которых всю зиму гадят...
Ультрасовременное здание гостиницы, нагло улегшееся рядом с прелестной - индивидуальной - узорчатой кадушкой, своей типичностью неопровержимо свидетельствовало, что он проживает все-таки в дыре. Зато на роскошной помойке кипела жизнь: мальчишки карабкались на могучие мусорные цистерны, складывали баррикады из пустых ящиков, по очереди прыгали на мокром пружинном матраце...
- Папа, чего он меня трогает! - притворно-жалобно крикнул Сабурову пацан, которого за ногу тащили с цистерны.
- Это не твой папа, - полувопросительно возразил тащивший, однако ногу выпустил.
- Мой, - ну и хитрющие, смеющиеся глаза.
Нет ничего радостней любви к людям... Если бы не проклятый талант... Мальчишки обжили, очеловечили помойку и счастливы на ней не хуже, чем на каком-нибудь Лазурном берегу, потому что именно люди - главная наша окружающая среда, а не так называемая природа. Но он не настолько безумен, чтобы проповедовать это вслух.
Оттепель достигла несусветных размеров: пруд в парке был покрыт льдинами, истончившимися до прозрачности растекающегося по воде плевка. Лишь несколько угрюмых реликтов сибирского мороза, угрюмо сбившихся в углу, были спасены от солнца наросшими на них стихийными помойными кучами, на которых восседали вороны. А среди тающих льдинок плавала трогательная уточка.
Мороженые нечистоты - лучшая защита от апрельских веяний.
Микрофон в ротонде теперь торчал на никелированной журавлиной ноге, и динамики уже не превращали ораторов в сифилитиков. Руководил дискуссией стройный молодой человек, девически миловидный, как Ален Делон, но главной компонентой его обаяния была очевидная расположенность к публике. Дискуссия была все та же: из чего растут добродетель и справедливость из богатства или из бедности, из казенного порядка или из рыночной свободы, - неуловимую Психею по-прежнему пытались взнуздать какими-то механизмами, лежащими вне человеческой души.
Здесь было много болельщиков, готовых аплодировать каждому, кто ловчей подденет противника. Были энтузиасты, упоение своим энтузиазмом принимавшие за упоение делом. Люди спорили, чтобы чего-нибудь не узнать, перебивали, чтобы даже не услышать, - кто-нибудь стал бы перебивать врача, ожидая услышать свой приговор? Но сюда приходили не узнавать, а объединяться вокруг чего-то бесспорного - бесспорными же бывают только эмблемы: Рынок, Россия, Социализм, Права Человека, Демократия, Приватизация...
Недалеко от Сабурова несколько энтузиастов горячились, чтобы случайно не услышать возражений. Интерес к Истине непрестанно рождает новые вопросы, а лидер должен нести в массы несомненность. Ученый - сомнения, а лидер - уверенность.
- Не надо разрушать у людей веру!.. - спасала последнее свое имущество бедная женщина с адресованной стоящим сзади волосяной фигой на затылке. - ...евания социализма...ренность в завт...сплатной медицин...сплатном жилье...
Благодарить за бесплатное жилье Сабурова обучили еще в первом классе, когда он жил в землянке, вырытой его родителями, - какой-нибудь барсук с тем же основанием мог бы благодарить за свою бесплатную нору. Как это мудро - наделять людей исключительно уверенностью: ничто не стоит так дешево и не ценится так дорого. За сохранность автоматизма люди готовы платить жизнью - чаще чужой, но иногда и своей. Но какую бы дурь они ни придумали - ему, Сабурову, все равно придется расплачиваться с ними на равных. Чем глупее было выступление, тем большую терпимость выказывал председательствующий, - прямо дом терпимости какой-то. Кристальным идиотам он оказывал поистине королевские почести. Это и есть демократия? И ждать теперь уже нечего?..
- Я приношу пожелание: зачем спорить? - недоумевала круглая тетушка с круглым лицом, круглым ртом и круглыми глазами. - Просто надо, чтобы в магазинах были продукты!
Аплодисменты.
В толпе было много бдительных блюстителей простоты: если только в ораторе им мерещилась некая глубина, они немедленно кричали: "Хватит болтать! Демагогия!" Им тоже аплодировали. Аплодировали и призывам к демократии, и призывам покончить со всяческой демократией, это, - стало быть, и есть плюрализм.
На ступеньках ротонды, открыв багровую грудь, в легкой рубашке грозно прохаживался Морж, учивший сабуровских сослуживцев кормиться биополем. Слов "энергия" и "поле" Сабуров слышать уже не мог - на свое несчастье, знал, что они означают.
Единомышленники, теснившиеся в ротонде слева от председателя, выказывали друг другу особое уважение людей, занятых достойным делом, на которое решаются немногие. Хорошие интеллигентные лица... Но Сабуров умеет служить только собственному делу - Красоте - и любить только тех, кто ее ценит. Тоска одиночества удесятерялась завистью к чужой сплоченности, тревога скепсиса - чужой уверенностью.
К микрофону выбежала простая советская женщина, указательным пальцем двинула вверх сползавшие очки (в дальнейшем беспрерывно повторяя этот жест, ибо была лишена переносицы) и, залившись пурпуром, выкрикнула:
- Хотелось бы знать, как товарищ Михальский относится к тому, что из-за его красивых глаз люди голодают?!
Ого, да Делон политик сталинского масштаба!
- Мы...ликлиники номер...свое негативное...к акту голодовки из-за якобы допущенных .окружной избирательной...тов.Сидорченко Тэ Бэ...предпринятой в период заболевания острой респираторной...грубо нарушая режим... Считаем, что товарищи...заняться восстановлением здоровья...всего двенадцать подписей.
- Первая ласточка, - с обаятельной иронией разъяснил Михальский. Народный фронт...самых ярых наших...А что касается...то я неоднократно... Не лично во мне, а в нарушении демократических...
Аплодисменты.
Вглядевшись в толпу, председатель, пробормотал:
- А вот и сыны отечества.
Группа слева недобро заулыбалась. Толпа качнулась, выпустив дружину витязей - героев передачи "Ими гордится наш город" (Сабуров надолго запоминал телепередачи, потому что никогда их не смотрел).
В ротонде, вельможно распахнув медвежью шубу, в какой-то боярской шапке стаял распаренный Корягин, вращая на пальце крупный перстень. Одесную его сверлил публику взглядом из-под прилипшей ко лбу косой челки его литературный ученик, самородок, не окончивший не то семи, не то четырех классов, но зато освоивший едва ли не тридцать профессий (кроме одной - писательской). Черная поддевка распахнута, черная косоворотка расстегнута, медный крест поблескивает в лучах заходящего солнца. Несмотря на этот христианский символ, он напоминал сельского хулигана, вывалившегося из клуба в поисках, кому бы заехать по уху. Ошую поправлял корректный галстук Кузин - сибирский Гегель, из преданности эстетике презиравший искусство. Аккуратно сложив губы, как благовоспитанная жабочка, он внимательно слушал клокочущую речь сабуровского однокашника Володи Молоткова.
Володя в свое время был секретарем комсомольского бюро и посмешищем всего факультета: по стенам, смеха ради, развешивались Володины изречения ("Мы должны подготовиться к зимней сессии наилучшим образом. В. Молотков"). Все пороки, свойственные людям от начала времен - жадность, трусость, сластолюбие, - Володя отдавал в исключительное владение мелкой буржуазии, то есть всем, кто не занимался трудом низшей квалификации, и притом в крупном промышленном производстве.
Бескрайние Володины речи состояли из очередей страстных бульканий - и все по писанию, все по писанию. Говорили, что он окружил себя сектой единоверцев и разучивал с ними Ленина на манер того популярного в школьной худсамодеятельности номера, который зовется монтаж: "Ленин о государстве. Коля." - "Государство возникает там, тогда и постольку..." - "Стоп. Люся." - "Где, когда и поскольку..." - "Стоп. Антон." - "Классовые противоречия не могут быть примирены..."
- И наоборот, - Володя вдохновенно взмахивает рукой. Хор: - Существование государства доказывает, что классовые противоречия непримиримы.
Володя был увлечен в новый научный центр тою же волной, что и Сабуров. В институте экономических проблем, забросив все лженауки, одну за другой выпустил две книжки о перерастании всего на свете в общегосударственное, был избран в партком, и Сабуров все тверже убеждался, что Володя не такой уж болван там, тогда и постольку, где, когда и поскольку выступает карьеристом и прохиндеем. Но вдруг пошли слухи, что Володя заделался ересиархом нетоварности: деньги должны быть полностью заменены талонами на потребление, распределяемыми Госпланом. Володе дважды провалили докторскую защиту: как ни странно, его идейность (автоматизм) оказалась непритворной. Правда, он все же защитил докторскую в Москве, шагнув из экономики социализма прямо в научный коммунизм.
Володя был по-ленински прост и логичен. Даже кепка его была сдвинута с неким ленинским подтекстом, а в очках без оправы ясно ощущался намек на какое-то большевистское пенсне. Позади его стояли два пролетарских апостола, подобранные в изумительном соответствии с канонами: руки рабочих, вы даете движенье планете, подступала к горлу песня. Один был из кино - с мудрыми седеющими усами, другой с плаката - лишенный усложняющих подробностей.
Поблескивая большевистским пенсне, Молотков уставил в слушателей вздернутые ноздри, чернеющие, как два револьверных дула, и выдал две очереди слитного бульканья:
- Наша беда в забвении истин марксизма!
Это точно: Сабуров, пожалуй, просто-таки боялся точно знать что-то. Вместо бесконечного разнообразия - пара-тройка "классов", вместо незримых, как деятельность бактерий, межчеловеческих взаимодействий - чугунные рычаги производственных связей, - гениально, если добиваться простоты, а не истины. Что у них там еще? История человечества - история борьбы, - хотя она ничуть не меньше истории взаимопомощи. Нам вдалбливали, что прежде чем заняться "духом", человек должен сначала напроизводить бог знает чего. Но ведь прежде чем производить, надо придумать и захотеть. Основной ихний вопрос, кто возник "сначала" - курица или яйцо, бытие или сознание, - да начала не было, человечество ни мгновения не существовало без обмена чувствами и знаниями. Но в конце концов все решается мнением, да, мнением народным, и если народ верит, что справедливость может быть установлена по какому-то внешнему плану, если он не понимает, что и наимудрейшее планирование отнимает у людей свободу.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44