День клонился к вечеру, и Филиппа вдруг с сожалением подумала, что скоро наступит осень и им с матерью придется отправиться в обратный путь в Бургундию. Деревенская церковь, сложенная из местного камня, рядом несколько домиков, зеленые холмы, синее небо – все это радовало глаз, и Филиппа почувствовала, как к горлу подкатил ком: она вынуждена все это бросить и вернуться во Францию.
– Я должна поблагодарить вас, сэр, за вашу доброту, проявленную в эту тяжелую для нашей семьи минуту. Я надеюсь, что вы будете навещать леди Греттон и после нашего отъезда, когда моя бабушка будет еще сильнее нуждаться в вашей помощи…
– А вы нет? – спросил он.
Она посмотрела на него своими грустными зеленовато-голубыми глазами.
– Да, сэр Рис. Я благодарна вам за все, что вы для нас сделали.
– Я не могу оказывать на вас давление, но знайте, что я испытываю к вам более сильные чувства, чем уважение, Филиппа. Я не сдамся. И обязательно увижусь с вами перед вашим отъездом. Думаю, за это время вы немного успокоитесь и примете мое предложение.
Она покачала головой и отвернулась.
– Мне показалось, что, когда мы встретились в Ладлоу, вы были довольно холодны со мной, – продолжал сэр Рис. – Поймите, только мое имя служит вам надежной защитой, а не Эллард и Мэйнард!
Она кивнула.
– Вы появляетесь на людях с этим Эллардом! Он прощен, но навсегда останется под неусыпным надзором. Он это знает не хуже меня, – раздраженно проговорил сэр Рис.
– Но мистер Мэйнард скоро уедет из Ладлоу, и мы с ним больше не увидимся, – попыталась оправдаться Филиппа.
– Да, и я нисколько не сожалею об этом, – возразил ей он. Вдруг сэр Рис остановился. – Не буду утомлять вас своим присутствием, поскольку ваш дом в нескольких шагах отсюда и ваши слуги не дадут вас в обиду.
Он вежливо поклонился и пошел к забору, где были привязаны кони – его и сэра Хауэлла. Она печально смотрела ему вслед. Ее пугали противоречивые чувства. Когда он вскочил в седло и обернулся, она заставила себя ему улыбнуться и медленно пошла к дому. Она надеялась, что они больше не встретятся. Ей будет нелегко вновь встретиться с ним. Пока она жила в Греттон-Мэнере, она изнывала от постоянного страха, что их с матерью – а теперь и отца – сэр Рис выдаст властям. А тут появился еще и этот Хауэлл!
Когда Филиппа рассказала о своей встрече с ним, бабушка и мать очень расстроились.
– Мама, он сразу узнает тебя! Я задрожала от страха, когда вспомнила, что мы с тобой очень похожи. Я боялась, он догадается, что я твоя дочь и что мы здесь, в Греттоне.
– Хауэлл был нашим хорошим другом, – задумчиво проговорила Крессида. – Он даже просил у отца моей руки, но тот отдал предпочтение графу Роксетеру.
– Твой отец не выбирал тебе жениха, Крессида, – возразила леди Греттон. – Жениха тебе выбрал сам покойный король.
– И я ничуть не жалею об этом, – ответила с улыбкой Крессида. – Я всем сердцем люблю своего Мартина, но в детстве мне Хауэлл очень нравился. Именно он помог мне уехать из Англии, когда Мартина изгнали из страны. Я не верю, что он может выдать нас. Это на него не похоже.
Филиппу не убедили слова матери.
– Мне кажется, нам надо спрятаться, когда Хауэлл придет к нам в дом. Мы здесь под вымышленными именами, и это может навести его на мысль, что мы приехали сюда втайне от властей. Он может кому-нибудь проговориться, – предостерегла Филиппа.
И бабушка и мать согласились с ней.
Сэр Хауэлл приехал к ним вечером того же дня. Крессида с дочерью ушли в свои комнаты и сидели там, пока он не уехал. Спрашивал он о Крессиде или нет, леди Греттон им не сказала.
К счастью, на следующий день сэр Рис в Греттон не приехал. Филиппа занялась сборами в обратную дорогу, так как считала, что их присутствие в Греттоне слишком затянулось. Питер уехал в Ладлоу, чтобы встретиться с Ричардом Эллардом и узнать какие-нибудь новости о графе.
Шел четвертый день после похорон сэра Греттона. Женщины были в комнате леди Греттон, когда услышали громкие голоса, доносившиеся со двора. Филиппа выглянула в окно и увидела пять вооруженных всадников.
Они спешились и стояли, держа своих коней под уздцы. Их предводитель направился прямо к крыльцу усадебного дома, где уже стоял дворецкий леди Греттон. Приглядевшись к всадникам, Филиппа похолодела от ужаса: это были королевские стражники.
– Что нам делать? – прошептала она, рассказав об увиденном матери и бабушке.
– Мы ничего не сможем предпринять, пока не узнаем, чего они от нас хотят, – спокойно сказала графиня. – Нам нет никакого смысла прятаться, так как все слуги знают, что мы гостим здесь уже несколько дней. Нам надо спуститься в холл и ждать, пока все выяснится.
Женщины сняли фартуки и пригладили складки на юбках. Филиппа увидела, что у бабушки дрожат губы, как, впрочем, и у нее самой. Нельзя сказать, что появление королевских стражников было для них неожиданным – они это предвидели. Женщины обменялись взглядами, поддерживая и ободряя друг друга, и стали медленно спускаться в холл, чтобы приветствовать непрошеных гостей.
В холл вошел сержант, громко топая тяжелыми сапогами по каменному полу. Перепуганный дворецкий остался стоять у двери.
– Миледи, – вежливо поклонившись, обратился сержант к леди Греттон, – мне сообщили, что у вас остановилась миссис Уэстон с дочерью.
– Как видите, мои родственники действительно здесь, – ответила леди Греттон ледяным тоном. – Они приехали ко мне в связи с болезнью моего мужа, сэра Греттона. Не думаю, что их присутствие опасно для королевских чиновников, тем более что мои родственники скоро уезжают в свое имение под Бристолем.
– Чего вы хотите от нас? – спросила графиня.
– Вы должны следовать за мной, не задавая никаких вопросов, – приказал сержант тоном, не терпящим возражений. – Ясно?
– Куда уж ясней, сержант, – сказала бабушка недрогнувшим голосом, хотя ее глаза были полны тревоги. – Насколько я поняла, мои родственники арестованы? Если так, то я должна знать, в чем их обвиняют!
– Разве я сказал, что они арестованы? Просто я получил приказ взять их под свою ответственность.
– И куда же вы их повезете? – допытывалась бабушка, не обращая внимания на явную неразговорчивость сержанта.
– Я не уполномочен вам это сообщать, – отрезал стражник.
– И когда вы привезете их обратно в Греттон? – не унималась бабушка.
Сержант пожал плечами.
– Может, скоро, – неуверенно произнес он. – Обещайте, миледи, что вы никому не скажете, что здесь произошло, – сказал сержант, обращаясь к леди Греттон.
– Мама, – сказала графиня, – мы скоро вернемся. Передай Питеру, чтобы он не волновался и ждал нашего возвращения.
Мертвенно-бледная леди Греттон кивнула, и женщины обнялись.
– Леди понадобятся плащи с капюшоном, так как они могут вернуться, когда станет прохладно, – обратился сержант к дворецкому. – Распорядитесь, чтобы слуги принесли их верхнюю одежду.
«Нас посадят в тюрьму!» – с ужасом подумала Филиппа. Она стояла не двигаясь, пока перепуганная Гвенни не принесла требуемую стражником одежду. Филиппа закуталась в плащ и накинула на голову капюшон не потому, что было холодно, – она хотела поскорее закрыть свое лицо от пристального взгляда сержанта.
Под его конвоем женщины прошли мимо бледного, с трясущимися губами дворецкого и, спустившись по ступенькам крыльца, очутились во дворе. Сержант помог графине подняться в крытую повозку и занять место на одной из деревянных скамеек. Филиппа присоединилась к матери без посторонней помощи и села напротив графини. Сержант задвинул кожаный занавес, заменявший дверь, и в повозке стало темно. Привыкнув к полутьме, Филиппа взглянула на мать и увидела, что та молится, беззвучно шевеля губами. Филиппа быстро отвернулась, чтобы мать не видела, что дочь вот-вот заплачет. Когда один из мужчин забрался на козлы, повозка покачнулась и медленно поехала. Сержант приказал своим людям оседлать коней, и процессия двинулась в путь. Дочь и внучку лишили возможности бросить прощальный взгляд на леди Греттон и перепуганных слуг, стоявших на крыльце усадебного дома.
Крессида и Филиппа молчали, так как боялись, что возничий их может подслушать. Каждая была занята своими мыслями. Куда их везут? Известны ли их подлинные имена? Похоже, известны, потому что каких-нибудь бедных родственниц леди Греттон арестовывать не стали бы. Будут ли их допрашивать, стараясь что-нибудь выведать о графе Роксетере? При этой мысли Филиппу охватил леденящий душу страх. Их взяли в заложники, чтобы заставить графа добровольно сдаться властям! В самом деле, если граф узнает, что его жена и дочь арестованы, он, не задумываясь, придет им на помощь. По тому, как их повозка перестала раскачиваться из стороны в сторону, Филиппа поняла, что они выехали на широкую дорогу, скорее всего ведущую в Ладлоу, так как там есть тюрьма, где содержат всех подозреваемых.
Вооруженные всадники, сопровождавшие их повозку, ехали молча. Очевидно, им запретили разговаривать, чтобы пленники не узнали, куда их везут и за что арестовали. Тишина, нарушаемая лишь цокотом копыт, полумрак внутри повозки и полная неизвестность с каждой минутой становились все более гнетущими. Филиппа нашла руку матери и слегка сжала ее. Филиппа молилась, чтобы у отца хватило здравого смысла не покидать своего убежища. Если они с матерью не скажут, что граф в Англии, их отпустят. Вдруг она вспомнила, что, когда Ричарда Элларда содержали в лондонском Тауэре, его пытали. Рассказывали, что пытали даже женщин.
Чтобы прогнать столь ужасные мысли, Филиппа стала перебирать в уме, кто мог их выдать. Сэр Хауэлл Проссер? Но они разговаривали в полутемной церкви, а графиню он вообще не видел. Может, это молодой коммерсант Мэйнард? Но он не знал их подлинных имен. Несомненно, это сэр Рис! Не зря ее не покидала мысль, что именно он их и выдаст! Он так взбешен ее отказом, что решил отомстить!
Похоже, они приехали в какой-то город. Может, это Ладлоу? Шум становился все громче, и повозка несколько раз останавливалась: судя по окрикам сопровождавшего их сержанта, улицы были запружены телегами и колясками.
Их повозка снова остановилась, затем стала медленно продвигаться вперед, причем одной своей стороной за что-то задела, и Филиппа не сомневалась, что они въехали в ворота.
Теперь городской шум сменился другими, такими знакомыми ей звуками: клекотом хищных птиц, хлопаньем крыльев и томными голосами сокольничих, успокаивавших своих питомцев, тяжелыми ритмичными ударами кузнечного молота, конским храпом и стуком копыт в конюшне. Их куда-то привезли. Если они действительно в Ладлоу, то находятся во дворе замка!
Сержант велел остановиться и спешиться. Как только повозка остановилась, возничий тяжело спрыгнул с облучка. Кожаные занавески раздвинули, и Филиппа зажмурилась от непривычно яркого солнечного света. Она огляделась и поняла, что была права: они находились во внутреннем дворе замка – достопримечательности города Ладлоу. Сержант помог графине выйти из кареты, а затем и Филиппа, опершись на его руку, вышла из повозки по складной лесенке.
Им разрешили немного осмотреться, и Филиппа сразу узнала церковь, стоявшую во дворе замка. Затем их повели в самую охраняемую и укрепленную часть замка, где они снова оказались в полутьме, и снова их охватил щемящий душу страх.
Сержант и двое из сопровождавших их в пути всадников довольно долго вели своих пленников по мрачным сырым коридорам, пока они не попали в большую, залитую солнечным светом комнату. На тяжелом резном стуле с высокой спинкой сидел мужчина, который при их появлении быстро встал и обернулся. Было видно, что он ждал их. Филиппа вскрикнула от изумления и гнева, но только она собралась дать отповедь Рису Гриффиту, как стражники с алебардами в руках, стоявшие у дубовой резной двери, по приказу сержанта опустили свое оружие, дверь открылась, и к ним вышел паж. Мальчик, одетый в шелковую ливрею, которую носили только при дворе нынешнего короля Генриха, пригласил их пройти во внутренние покои.
Филиппа решила, что их ведут на допрос, и усилием воли заставила себя идти за пажом, который привел их в залитую солнцем комнату.
Филиппа обвела ее взглядом и поразилась роскоши, с какой комната была обставлена. На полу лежал мягкий, с длинным ворсом ковер, в центре стояли большой дубовый стол и тяжелые стулья с высокими резными спинками, стены были украшены дорогими гобеленами и полками с серебряными и латунными блюдами, которые поблескивали в лучах солнечного света, лившегося из застекленных окон.
Женщина, сидевшая у окна в мягком кресле, поднялась и медленно пошла им навстречу.
Крессида радостно вскрикнула и бросилась в ее распростертые объятия.
– О, ваше величество, это такая честь для меня. Я и не надеялась, что когда-нибудь увижу вас.
Филиппа радостно заулыбалась, узнав в женщине королеву Елизавету. Все трое обнялись.
– Проходите, посидите со мной. Я приказала затопить камины, так как вечерами становится довольно прохладно.
Королева села в мягкое кресло у камина и жестом предложила Крессиде сесть на стоявший рядом стул с высокой спинкой. С другой стороны села Филиппа.
Королева носила траур по своему первенцу, Артуру, принцу Уэльскому. На ней было черное бархатное платье, а золотой кулон на груди и сплетенный из золотой тесьмы головной убор дополняли ее строгий наряд.
От перенесенных страданий ее лицо избороздили морщины и в золотистых волосах появилась ранняя седина.
Крессида тяжело вздохнула, и Филиппа поняла, что мать тоже заметила, как неутешное горе состарило королеву.
– Примите мои соболезнования в связи с кончиной вашего первенца и наследника, – тихо проговорила Крессида.
– Это был ужасный и, что самое страшное, неожиданный удар, – ответила королева. – Генрих очень добр ко мне, – продолжала она. – Когда мы узнали, какая тяжелая утрата нас постигла, он пришел, чтобы утешить и поддержать меня. Я приехала в Ладлоу, чтобы посетить те места, где Артур провел большую часть своей жизни, – печально добавила королева. – Вы знаете, как редко я видела его. Такова участь королевы – слишком рано разлучаться со своими детьми.
Филиппа вспомнила, что дочь королевы – принцесса Маргарет – была замужем за королем Шотландии и что даже юная Мэри-Роз скоро покинет родительское гнездо, так как выходит замуж за принца другого королевства. Филиппа поняла, что дети королевы все больше отдаляются от матери и она чувствует себя одинокой и покинутой.
– Как Роксетер, Крессида? – неожиданно спросила королева. – И прими мои соболезнования в связи с кончиной твоего отца. Я понимаю, как тебе тяжело, а Мартин не может тебе ничем помочь, – проговорила королева, тяжело вздохнув.
– Мне тяжелее вдвойне, так как я не могу остаться в Англии, чтобы успокоить и поддержать свою мать. Мы понимали, что сэр Греттон тяжело болен и в любую минуту может умереть, но надеялись, что он оправится после первого удара и еще поживет, радуясь приезду своей единственной внучки. Но этому не суждено было случиться… – печально проговорила Крессида.
– Филиппа, ты увиделась с дедушкой только сейчас? Твои родители были вынуждены уехать из Англии, а то бы я представила двору твоих дедушку и бабушку. – Королева закрыла глаза, вспомнив, как внезапно две ее юные фрейлины – Энн и Филиппа – покинули двор. Она улыбнулась. – Я очень рада, что Энн и Ричарду разрешили вернуться на родину. Я слышала, что у них родилась дочь. Полагаю, ты не виделась с ними. Я уверена, что ты будешь сожалеть об этом. – Королева пристально посмотрела на Филиппу, и девушка опустила глаза, чтобы королева не догадалась, что она недавно встречалась с Ричардом в Ладлоу. Им всем бы угрожала опасность, если бы королева догадалась, что Ричард здесь, совсем близко от тайного пристанища графа Роксетера.
– Нет, я с ними не виделась, – ответила Филиппа. – К сожалению, я лишилась своих верных друзей.
– Я верю, что наступит такой день, когда невзгоды нас минуют и мы сможем встретиться со старыми друзьями, – со вздохом проговорила королева. – Вы мне ничего не рассказали о Роксетере. Как он? – неожиданно спросила королева.
– В битве при Редмуре он был тяжело ранен и до сих пор тяжко страдает от полученных ран. – Крессида помолчала, затем добавила: – Он служит у герцогини Бургундской.
– Вы должны знать, Крессида, что это меня очень расстраивает, – сказала королева. – А когда я узнала, что вы в Англии, я еще больше расстроилась: вдруг Мартин поедет вслед за вами! Это очень опасно и для него, и для всей вашей семьи.
– Ваше величество, почему вы за нас боитесь? У вас есть сведения, что нас выдали? Вы не могли бы сказать, кто нас выдал? – спросила Филиппа.
Близорукие глаза королевы с удивлением уставились на юную девушку.
– Ну, это сильно сказано, Филиппа! Никто не выдавал вас. Сэр Рис Гриффит…
– Я так и думала, – процедила Филиппа сквозь стиснутые зубы, гневно сверкнув глазами.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19