В бортях ему оставляю. А чтобы залез на дерево, рядом вот такую лесенку, по которой мы лазали, оставляю. Другие медведи не догадаются, для чего она, а мой Мишка молодец, приставит ее к стволу, наестся меду, а когда слезет на землю, обязательно оттащит подальше. Ну кто кроме него до этого додумается?
Дед Макар рассказывал про Мишку тепло и с уважением, как будто тот был не лесным зверем, а святым отшельником-монахом.
– А вы не пробовали с ним встретиться? – спросил я старого бортника.
Дед Макар поднялся с земли и стал за спиной пристраивать свой груз. Погружен в собственные мысли он, или не расслышал вопрос, или не захотел на него отвечать.
– Пошли, может быть, и сегодня наткнемся на него, сам увидишь, какой он умный.
Лес, который обступил нас со всех сторон, теперь не казался мне таким уютным, как раньше. Из-за каждого угла мне мерещилась пара глаз. По тропинке мы углубились чащу. От деда Макара я не отставал ни на шаг.
Президент! Президент! Так вот на какого президента передал Фитиль заказ киллеру. Наверное, зажравшийся новый русский у себя дома хочет повесить как охотничий трофей медвежью голову и хвастаться перед знакомыми, какой он удачливый и храбрый охотник. И карабин специально прислал. Как же я сразу не догадался! А кого киллер убил до этого? Почему рюкзак у Фитиля был в крови? Может быть, они оленей или лосей стреляли? Нет, только не вдвоем, у них было разделение труда, отстреливал их киллер Витек, а мясо в город таскал Фитиль. Вот и концы с концами связались. А если я не прав? Я решил задать вопрос.
– Деда Макар, а киллер Витек – это браконьер?
– Какой он браконьер? Браконьер одного лося завалит и рад, а этот все подряд стреляет, и ворон и лосей, и рыбу, ничего не пропускает. Киллер, одним словом.
– А если он Мишку нашего подстрелит, Президента?
Дед Макар неохотно ответил:
– Медведи к концу лета выходят на жировку на овсяные поля. Я еще раньше упросил директора товарищества, чьи здесь поля, чтобы овес сажали у меня под боком, за нашей деревней. Если есть в лесу медведи, они обязательно выйдут полакомиться овсом. Так и есть. Сколько уже лет я вижу здесь следы медведя, но только одного. Мой это Мишка. Охотников его убить тут наезжало навалом. Многие ведь видели его следы. И лицензию брали на отстрел, как положено, и засады устраивали. А самое лучшее место для стрельбы, для устройства лабаза – липа посреди поля. Так я специально, чтобы отвадить от нее стрелков, завел колоды на ней. Вроде как частная собственность. Теперь, чтобы на липе устроить лабаз, а его и устраивать не надо, вот он, готовый, охотникам у меня разрешения просить надо. А я его никому не даю. Пробовали они строить сидуши у опушки, но медведь не дурак, он сначала обойдет поле со стороны леса, учует запах человека и не показывается больше. Только наш Мишка-Президент и здесь оказался хитрее их. Пока они его ждут от леса, он зайдет со стороны реки, наестся и по бережку, по бережку кругаля снова в лес. Сколько раз охотники плевались, но так и не смогли его убить. А один раз зимой его в берлоге обложили. Я думал, что конец пришел ему. У них и лицензия была на отстрел. Там, где выход из берлоги, всегда снег от пара, от дыхания зверя, желтый. Вот они и столпились перед входом, ширяют палками, травят собаками. А он, хитрец, выкопал себе берлогу-траншею длиной метров пятнадцать, один выход – вот он, стерегут его, второй – под огромной елью, за деревьями не видать. Пока они его тут сторожили, он уже метров сто пробежал, пока собаки его учуяли. За деревьями разве попадешь в него, и через болото. Так и ушел. Охотники все удивлялись: «Видели берлоги метров шесть длиной, но чтобы пятнадцать – никогда».
Вот он какой Президент, Мишка мой.
Пройдя с километр, мы остановились на большой поляне. Дед Макар снял с себя поклажу и обратился ко мне:
– Посмотрим сейчас, как москвич Фрейбонд найдет на дереве борть.
Я, с полчаса назад видевший, что представляет из себя колода, стал такую же высматривать по сторонам. Следя взглядом за полетом пчел, я обратил внимание на великана лесного мира – на сосну. У комля, основания, она имела толщину более полутора метров и тянулась к самому небу. На высоте десяти метров я увидел привязанный чурбак-самобитку, а повыше него дупло. Туда и направляли пчелы свой полет. Но сколько я не высматривал, колоды, привязанной к дереву не находилось. Я обошел дерево по кругу. Дед Макар, посмеиваясь, стоял сбоку.
– Где? – спросил он.
– Тут должна быть, но не вижу. Самобитка – вот она, а колоду, наверное, медведь стащил на землю, – высказал я предположение, внимательно осматривая землю. Никаких следов разбоя, поломанной колоды я не увидел.
– И не увидишь. Пчелы в дупле. Бортничество – самая ранняя ступень охотничьего промысла. «Бортить» значить «дуплить, выдолбить отверстие в дереве», – стал читать мне лекцию дед Макар. – Я тебя, конечно, наверх не пущу. Отсюда снизу будешь смотреть, как я управляюсь.
Как экскурсовод в музее, он стал популярно рассказывать историю древнего русского пчеловодства.
– Вон, видишь, дупло, в нем пчелы и живут. Я им расширил его, сделал два летка, а должею, отверстие для сбора меда, сделал с обратной стороны. В старину, еще до изобретения сохи, человек начал выделывать борти. Обычно их делают на живом дереве – сосне, лиственнице, дубе, липе на высоте шесть – восемь метров. У нас немного выше получилось, но ничего, зато сухо и воздух не так влажен. Борть – это та же колода, только внутри дерева. Я ее выдолбил глубиной в метр, дырку небольшую просверлил и снизу еще одну выдолбил. Так что у меня борть двухэтажная, в ней живет одна семья. Даже если медведь разрушит один этаж, у них второй остается, и семья не погибнет. Ну, я полез.
Я посмотрел по сторонам, выискивая ствол с обрубленными сучьями, но лестницы такой длины нигде рядом не увидел. А дед Макар и не собирался ее искать. Он привязал к парашютной стропе грузило и перекинул ее через толстый сук, который рос выше дупла. Теперь два конца веревки свисали с дерева. Неужели он, подтягиваясь на ней, полезет наверх? Но дед Макар мастерил дальше. Один конец стропы он привязал к доске-скамейке, которую вместе с кубышками нес за спиной, попробовал на крепость получившийся узел и удовлетворенно хмыкнул:
– Вот лезиво и готово.
Затем, водрузив на голову пчеловодческую шляпу, а в карман положив длинный кривой нож, стал пристраивать под себя доску-скамейку, натягивая одной рукой стропу. По бокам к широченному брючному ремню он прикрепил две пустые посудины-долбленки. Пока мне было все понятно. Но кто его потянет наверх? Я не вытяну. А дед Макар и не нуждался в моей помощи. Удобно устроившись на сиденье, держа второй конец стропы натянутым в руках, он оттолкнулся ногами от ствола и, когда, как на качелях, достиг наивысшей амплитуды, подтянул себя. Теперь он сидел уже в метре от земли. Так, отталкиваясь, он поднял себя на десятиметровую высоту и закрепился. Круто. Затем опустил на лицо защитную сетку. Вот бы где его сфотографировать. Задрав голову наверх, я внимательно следил за его работой. Дед Макар вытащил из должеи затычку с полметра длиной и заглянул внутрь.
– Полно меду, – донесся сверху его голос. – Хороший год, и Мишке оставим.
В кармане у него я видел расщепленную лучину, но не знал, для чего она. Дед Макар поджег ее, затем затушил и дымящую сунул в борть. Из всех щелей полезли пчелы.
Затем в ход пошел кривой нож, и я услышал, как первые срезанные соты меда упали на дно липовых кубышек. Сверху, с дерева, протянулась тонкая как паутинка струйка меда. Порыв ветра оборвал ее у самой земли. Пчелы, видно, начали жалить деда Макара, потому что он стал вырезать быстрее. Одна пчела нашла и меня, ротозея, внизу. Укус ее пришелся прямо в руку.
– Не маши, не маши руками, – закричал сверху дед. – Спрячься лучше под елкой.
Не дожидаясь пока меня съедят, лесные работяги, пробежав с тридцать метров, я шмыгнул в спасительную тень ели. Не так и легка работа бортника, как кажется на первый взгляд. Я еще не видел, как долбят борти. А ну попробуй на такой высоте сделай в дереве колодец глубиной в полтора метра, не захочешь и меду. А дед Макар заколачивал уже затычку на место. Отвязавшись от сука, он медленно стал спускаться вниз. Я хотел подбежать к нему, чтобы помочь, но он остановил меня.
– Не подходи пока, пусть пчелы немного успокоятся.
И в это время какое-то смутное беспокойство охватило меня. Я не мог понять, в чем дело, но липкий страх как туман обволакивал душу. Я оглянулся. Мне показалось, что за мною кто-то наблюдает. Но сколько я ни всматривался в деревья, никого за ними не видел. Боком-боком я стал подвигаться к деду Макару. Он стоял ко мне спиной и отвязывал парашютную стропу. Обернувшись, дед Макар увидел мое испуганное лицо и спросил:
– Привиделось что?
– Ага, – заикаясь, выдавил я. – Там кто-то есть.
– Может, и есть, – успокоил меня дед Макар. – Знаешь, сколько здесь, в лесу, любопытных глаз? Пойдем посмотрим.
Если бы я знал, что он мне предложит сходить туда, откуда мне бог весть что померещилось, я бы лучше промолчал. А теперь деваться было некуда. Подобрав рогатину, я шел за старым бортником. Не успели мы пройти метров пятьдесят, как из-за кустов порскнул заяц. Бросив рогатину на землю, я схватил деда Макара за руку. Я ругал себя нещадными словами. Герой, сквозь землю провалиться. Косого испугался. Дед Макар оказался благородным. Он не подал вида, что я сыграл труса, а еще и похвалил:
– Молодец, из тебя хороший охотник вырастет, вон как почуял животное, как собака.
Слава богу, что рядом не было Данилы или Насти, вот был бы фурор. Их медом не корми, дай только позубоскалить. Мы снова подошли к брошенным вещам. Дед Макар открыл одну посудину.
– Глянь, красотища какая, лесная.
Липовка почти до самого верху была полна белоснежными запечатанными сотами. Дед Макар снова пристраивал у себя за спиной скамейку.
– Вот и Даниле полный чайник будет, а теперь пошли еще тебе нарежем, чтобы не сказал, что я вам фальшивого меду в обратную дорогу дал. Кубышку установишь мне за спиной?
Мог бы и не спрашивать. Я закрыл ее крышкой и попробовал поднять. Не тут-то было. В липовке должно было быть чуть больше ведра, а мне показалось, что я поднимаю все двадцать килограммов.
– Настоящий мед в полтора раза тяжелее воды, – просветил меня дед Макар, видя мои потуги.
Я кое-как пристроил посудину у него за спиной. Дед Макар меня успокоил:
– Вглубь леса мы сегодня больше не пойдем, а пройдемся по кругу, у меня есть еще одна ближняя борть. Посмотрим ее, а там и до дома недалече.
Как он ориентировался в лесу, я не знаю, но дед Макар безошибочно выбирал дорогу. На следующую борть мы вышли с поразительной точностью. Я быстренько высмотрел ее на вековом дубе. С дерева свисали две самобитки. Я помог деду Макару снять с себя поклажу и приготовился ему хоть чем-нибудь помочь. Но он посмотрел себе под ноги и стал ворошить листья. Из небольшой ямы выглянули обрубок ноги с небольшим копытцем.
– Лосенок. Смотри, где его разделали. Варвары. Киллеры. Суда на них нет.
Настроение у деда Макара было враз испорчено. Он молча стал готовиться к подъему на дерево. Теперь мне стало понятно, почему он так скупо рассказывал нам о молодом соседе. Правильно, за руку Витька не схватили, а следы браконьерства – вот они, присыпаны листвой. А у него теперь еще и карабин с оптическим прицелом. Да он всю живность за месяц изведет. Дед Макар, прикрепив пустую липовку к поясу, за двадцать минут закончил работу на дереве. Почистив дно борти и заткнув ее, он спустился вниз. Мне хотелось побыстрее уйти с этого места. Видя мой подавленное настроение, дед Макар воскликнул:
– Выше нос, Фрейбонд, моряки не сдаются, мы еще посмотрим, чья возьмет.
Но особенной уверенности в его голосе я не услышал. Жизнь старика шла под закат, Лазурный берег Средиземного моря на горизонте не просматривался. И все время, пока под боком киллер, жизнь его друга Мишки-Президента была в опасности.
– А почему у тебя такое странное имя – Фрейбонд? – спросил он меня.
Я готов был сейчас растерзать Настю, которая так некстати перекрестила меня. Хотя при чем здесь Настя, это мои джинсы в стиле рэп, мотающиеся по земле, были всему виной.
– Меня звать Максимка, ребята просто пошутили, из-за моего прикида, высмеять, наверное, захотели, – честно признался я.
– Вот так-то лучше, а то Фрейбонд да Фрейбонд – язык сломаешь, – дед Макар успокоил меня: – я как домой приду, бабе Нюре скажу, что тебя Максим зовут.
Мы вышли уже из леса и шли краем овсяного поля. Вот он и дом. У калитки нас встречал Данила. Он перехватил у меня рогатину.
Глава VIII. Троянский конь Данилы
Чувствовалось, что ему не терпелось рассказать мне что-то важное. Он забегал то с одной стороны, то с другой. Мы помогли деду Макару снять тяжелую поклажу. Весу в ней было больше двух пудов. Дед, придя домой, резко повеселел. На его губах вновь заиграла улыбка. Давно известно: родные стены укрепляют дух. Посмеиваясь, дед посмотрел на суетящегося Данилу.
– Чайник почистил?
– А что? – как перепел сразу встрепенулся мой приятель.
– А то! Куда мед свой будешь складывать?
Легко дед Макар решил отделаться от Данилы. Но не до конца еще он его узнал.
– А мы разве его есть не будем? – вопросом на вопрос ответил обжора.
– В таких количествах, как ты его лупишь, больше не будем. Матери отвезешь. А где Настя?
Данила уже полностью освоился в доме и чувствовал себя наравне с хозяевами. Комплекса неполноценности у него не было.
– К подружке ушла.
– К какой подружке? – не понял дед Макар. – К той, что вместе с вами приехала к соседям?
– Ага, к Лейли.
Я подозревал, что случилось. Данила, наверное, в лицах описал, как мы ехали в автобусе, и рассказал про незнакомку. А поскольку бабушка знала, что это та девчушка, которую искали три деревни и которую вывел из лесу медведь, то теперь Настя, конечно, побежала с опозданием знакомиться и выспрашивать всякие подробности. Историю про Мишку-Президента она, наверное, не один раз слышала от деда. Медведь, живущий в лесу, был как бы членом их семьи. А раз член семьи, о нем надо знать все.
– Есть когда будем? – спросил дед Макар у бабы Нюры, возившейся на летней кухне. За нее ответил Данила.
– Вы с Максом ешьте, а мы уже обедали.
Первый раз в жизни я слышал, что он отказался от обеда. Значит, новость, которую он держит про запас, того стоит. Я не понимал, что нового может рассказать Данила. Он, наверное, тоже услышал историю про Мишку и теперь хочет ошарашить меня своим открытием. Осчастливить хочет сообщением, что это не тот президент, о котором мы подумали в самом начале, и теперь наш спешный отъезд в восемь часов вечера откладывается. Перебьется. Я тянул резину, не желая отойти в сторонку и испытывая его терпение. Наконец оно у него лопнуло. Данила потащил меня за сарай.
– Ты знаешь, что я увидел в бинокль?
Я его перебил:
– А ты знаешь, что президент – это не президент, а обычный медведь?
– Знаю.
– А ты знаешь, что у деда Макара нет никакой пасеки и он держит пчел в колодах или они у него в лесу, в бортях?
– С колодами я вас видел в бинокль на дереве посреди поля, а вот что в лесу у деда Макара борти – не знаю. Но раз вы мед притащили из леса, я тебе верю.
Я снова его перебил:
– Спасибо за доверие. А ты знаешь, что киллер Витек – браконьер? Мы с дедом Макаром видели копыто молодого лосенка в лесу.
– Знаю.
– А ты знаешь, что Горилла заказал Витьку убить Мишку-Президента и прислал ему карабин с оптическим прицелом?
Данила внимательно посмотрел на меня.
– Ты что, забыл, как сам рассказывал об этом? Тебя что, пчела укусила?
– Укусила пчела, – я наконец сформулировал то, что давно неосознанно раздражало меня. – Если я еще раз услышу, как вы меня называете Максом, я не знаю что сделаю.
– Хорошо, хорошо, Фрейбонд, успокойся, я теперь тебя только гражданином буду называть и никак иначе.
– Вот так-то лучше, – сразу успокоился я, выпустив излишний пар. – Ну, что у тебя там, выкладывай.
Теперь подошла очередь Данилы поизмываться надо мною.
– Гражданин в штанах в стиле рэп, типа «кул», знаешь, что удумали киллер Витек с Фитилем?
Нет, неисправим мой приятель. Ему с его языком карандаши затачивать или на заборах афиши клеить, а он такой талант зарыл в землю.
– Говори, остряк-самоучка.
Больше Данила терпеть не мог. Ему давно хотелось влить новости в мои уши. Настя ушла, посоветоваться не с кем, не будешь же с бабой Нюрой обсуждать такие важные сведения. Данила зачастил:
– Когда вы ушли, я сразу залез на сеновал, он у них под крышей в сарае находится, и стал смотреть в бинокль.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13
Дед Макар рассказывал про Мишку тепло и с уважением, как будто тот был не лесным зверем, а святым отшельником-монахом.
– А вы не пробовали с ним встретиться? – спросил я старого бортника.
Дед Макар поднялся с земли и стал за спиной пристраивать свой груз. Погружен в собственные мысли он, или не расслышал вопрос, или не захотел на него отвечать.
– Пошли, может быть, и сегодня наткнемся на него, сам увидишь, какой он умный.
Лес, который обступил нас со всех сторон, теперь не казался мне таким уютным, как раньше. Из-за каждого угла мне мерещилась пара глаз. По тропинке мы углубились чащу. От деда Макара я не отставал ни на шаг.
Президент! Президент! Так вот на какого президента передал Фитиль заказ киллеру. Наверное, зажравшийся новый русский у себя дома хочет повесить как охотничий трофей медвежью голову и хвастаться перед знакомыми, какой он удачливый и храбрый охотник. И карабин специально прислал. Как же я сразу не догадался! А кого киллер убил до этого? Почему рюкзак у Фитиля был в крови? Может быть, они оленей или лосей стреляли? Нет, только не вдвоем, у них было разделение труда, отстреливал их киллер Витек, а мясо в город таскал Фитиль. Вот и концы с концами связались. А если я не прав? Я решил задать вопрос.
– Деда Макар, а киллер Витек – это браконьер?
– Какой он браконьер? Браконьер одного лося завалит и рад, а этот все подряд стреляет, и ворон и лосей, и рыбу, ничего не пропускает. Киллер, одним словом.
– А если он Мишку нашего подстрелит, Президента?
Дед Макар неохотно ответил:
– Медведи к концу лета выходят на жировку на овсяные поля. Я еще раньше упросил директора товарищества, чьи здесь поля, чтобы овес сажали у меня под боком, за нашей деревней. Если есть в лесу медведи, они обязательно выйдут полакомиться овсом. Так и есть. Сколько уже лет я вижу здесь следы медведя, но только одного. Мой это Мишка. Охотников его убить тут наезжало навалом. Многие ведь видели его следы. И лицензию брали на отстрел, как положено, и засады устраивали. А самое лучшее место для стрельбы, для устройства лабаза – липа посреди поля. Так я специально, чтобы отвадить от нее стрелков, завел колоды на ней. Вроде как частная собственность. Теперь, чтобы на липе устроить лабаз, а его и устраивать не надо, вот он, готовый, охотникам у меня разрешения просить надо. А я его никому не даю. Пробовали они строить сидуши у опушки, но медведь не дурак, он сначала обойдет поле со стороны леса, учует запах человека и не показывается больше. Только наш Мишка-Президент и здесь оказался хитрее их. Пока они его ждут от леса, он зайдет со стороны реки, наестся и по бережку, по бережку кругаля снова в лес. Сколько раз охотники плевались, но так и не смогли его убить. А один раз зимой его в берлоге обложили. Я думал, что конец пришел ему. У них и лицензия была на отстрел. Там, где выход из берлоги, всегда снег от пара, от дыхания зверя, желтый. Вот они и столпились перед входом, ширяют палками, травят собаками. А он, хитрец, выкопал себе берлогу-траншею длиной метров пятнадцать, один выход – вот он, стерегут его, второй – под огромной елью, за деревьями не видать. Пока они его тут сторожили, он уже метров сто пробежал, пока собаки его учуяли. За деревьями разве попадешь в него, и через болото. Так и ушел. Охотники все удивлялись: «Видели берлоги метров шесть длиной, но чтобы пятнадцать – никогда».
Вот он какой Президент, Мишка мой.
Пройдя с километр, мы остановились на большой поляне. Дед Макар снял с себя поклажу и обратился ко мне:
– Посмотрим сейчас, как москвич Фрейбонд найдет на дереве борть.
Я, с полчаса назад видевший, что представляет из себя колода, стал такую же высматривать по сторонам. Следя взглядом за полетом пчел, я обратил внимание на великана лесного мира – на сосну. У комля, основания, она имела толщину более полутора метров и тянулась к самому небу. На высоте десяти метров я увидел привязанный чурбак-самобитку, а повыше него дупло. Туда и направляли пчелы свой полет. Но сколько я не высматривал, колоды, привязанной к дереву не находилось. Я обошел дерево по кругу. Дед Макар, посмеиваясь, стоял сбоку.
– Где? – спросил он.
– Тут должна быть, но не вижу. Самобитка – вот она, а колоду, наверное, медведь стащил на землю, – высказал я предположение, внимательно осматривая землю. Никаких следов разбоя, поломанной колоды я не увидел.
– И не увидишь. Пчелы в дупле. Бортничество – самая ранняя ступень охотничьего промысла. «Бортить» значить «дуплить, выдолбить отверстие в дереве», – стал читать мне лекцию дед Макар. – Я тебя, конечно, наверх не пущу. Отсюда снизу будешь смотреть, как я управляюсь.
Как экскурсовод в музее, он стал популярно рассказывать историю древнего русского пчеловодства.
– Вон, видишь, дупло, в нем пчелы и живут. Я им расширил его, сделал два летка, а должею, отверстие для сбора меда, сделал с обратной стороны. В старину, еще до изобретения сохи, человек начал выделывать борти. Обычно их делают на живом дереве – сосне, лиственнице, дубе, липе на высоте шесть – восемь метров. У нас немного выше получилось, но ничего, зато сухо и воздух не так влажен. Борть – это та же колода, только внутри дерева. Я ее выдолбил глубиной в метр, дырку небольшую просверлил и снизу еще одну выдолбил. Так что у меня борть двухэтажная, в ней живет одна семья. Даже если медведь разрушит один этаж, у них второй остается, и семья не погибнет. Ну, я полез.
Я посмотрел по сторонам, выискивая ствол с обрубленными сучьями, но лестницы такой длины нигде рядом не увидел. А дед Макар и не собирался ее искать. Он привязал к парашютной стропе грузило и перекинул ее через толстый сук, который рос выше дупла. Теперь два конца веревки свисали с дерева. Неужели он, подтягиваясь на ней, полезет наверх? Но дед Макар мастерил дальше. Один конец стропы он привязал к доске-скамейке, которую вместе с кубышками нес за спиной, попробовал на крепость получившийся узел и удовлетворенно хмыкнул:
– Вот лезиво и готово.
Затем, водрузив на голову пчеловодческую шляпу, а в карман положив длинный кривой нож, стал пристраивать под себя доску-скамейку, натягивая одной рукой стропу. По бокам к широченному брючному ремню он прикрепил две пустые посудины-долбленки. Пока мне было все понятно. Но кто его потянет наверх? Я не вытяну. А дед Макар и не нуждался в моей помощи. Удобно устроившись на сиденье, держа второй конец стропы натянутым в руках, он оттолкнулся ногами от ствола и, когда, как на качелях, достиг наивысшей амплитуды, подтянул себя. Теперь он сидел уже в метре от земли. Так, отталкиваясь, он поднял себя на десятиметровую высоту и закрепился. Круто. Затем опустил на лицо защитную сетку. Вот бы где его сфотографировать. Задрав голову наверх, я внимательно следил за его работой. Дед Макар вытащил из должеи затычку с полметра длиной и заглянул внутрь.
– Полно меду, – донесся сверху его голос. – Хороший год, и Мишке оставим.
В кармане у него я видел расщепленную лучину, но не знал, для чего она. Дед Макар поджег ее, затем затушил и дымящую сунул в борть. Из всех щелей полезли пчелы.
Затем в ход пошел кривой нож, и я услышал, как первые срезанные соты меда упали на дно липовых кубышек. Сверху, с дерева, протянулась тонкая как паутинка струйка меда. Порыв ветра оборвал ее у самой земли. Пчелы, видно, начали жалить деда Макара, потому что он стал вырезать быстрее. Одна пчела нашла и меня, ротозея, внизу. Укус ее пришелся прямо в руку.
– Не маши, не маши руками, – закричал сверху дед. – Спрячься лучше под елкой.
Не дожидаясь пока меня съедят, лесные работяги, пробежав с тридцать метров, я шмыгнул в спасительную тень ели. Не так и легка работа бортника, как кажется на первый взгляд. Я еще не видел, как долбят борти. А ну попробуй на такой высоте сделай в дереве колодец глубиной в полтора метра, не захочешь и меду. А дед Макар заколачивал уже затычку на место. Отвязавшись от сука, он медленно стал спускаться вниз. Я хотел подбежать к нему, чтобы помочь, но он остановил меня.
– Не подходи пока, пусть пчелы немного успокоятся.
И в это время какое-то смутное беспокойство охватило меня. Я не мог понять, в чем дело, но липкий страх как туман обволакивал душу. Я оглянулся. Мне показалось, что за мною кто-то наблюдает. Но сколько я ни всматривался в деревья, никого за ними не видел. Боком-боком я стал подвигаться к деду Макару. Он стоял ко мне спиной и отвязывал парашютную стропу. Обернувшись, дед Макар увидел мое испуганное лицо и спросил:
– Привиделось что?
– Ага, – заикаясь, выдавил я. – Там кто-то есть.
– Может, и есть, – успокоил меня дед Макар. – Знаешь, сколько здесь, в лесу, любопытных глаз? Пойдем посмотрим.
Если бы я знал, что он мне предложит сходить туда, откуда мне бог весть что померещилось, я бы лучше промолчал. А теперь деваться было некуда. Подобрав рогатину, я шел за старым бортником. Не успели мы пройти метров пятьдесят, как из-за кустов порскнул заяц. Бросив рогатину на землю, я схватил деда Макара за руку. Я ругал себя нещадными словами. Герой, сквозь землю провалиться. Косого испугался. Дед Макар оказался благородным. Он не подал вида, что я сыграл труса, а еще и похвалил:
– Молодец, из тебя хороший охотник вырастет, вон как почуял животное, как собака.
Слава богу, что рядом не было Данилы или Насти, вот был бы фурор. Их медом не корми, дай только позубоскалить. Мы снова подошли к брошенным вещам. Дед Макар открыл одну посудину.
– Глянь, красотища какая, лесная.
Липовка почти до самого верху была полна белоснежными запечатанными сотами. Дед Макар снова пристраивал у себя за спиной скамейку.
– Вот и Даниле полный чайник будет, а теперь пошли еще тебе нарежем, чтобы не сказал, что я вам фальшивого меду в обратную дорогу дал. Кубышку установишь мне за спиной?
Мог бы и не спрашивать. Я закрыл ее крышкой и попробовал поднять. Не тут-то было. В липовке должно было быть чуть больше ведра, а мне показалось, что я поднимаю все двадцать килограммов.
– Настоящий мед в полтора раза тяжелее воды, – просветил меня дед Макар, видя мои потуги.
Я кое-как пристроил посудину у него за спиной. Дед Макар меня успокоил:
– Вглубь леса мы сегодня больше не пойдем, а пройдемся по кругу, у меня есть еще одна ближняя борть. Посмотрим ее, а там и до дома недалече.
Как он ориентировался в лесу, я не знаю, но дед Макар безошибочно выбирал дорогу. На следующую борть мы вышли с поразительной точностью. Я быстренько высмотрел ее на вековом дубе. С дерева свисали две самобитки. Я помог деду Макару снять с себя поклажу и приготовился ему хоть чем-нибудь помочь. Но он посмотрел себе под ноги и стал ворошить листья. Из небольшой ямы выглянули обрубок ноги с небольшим копытцем.
– Лосенок. Смотри, где его разделали. Варвары. Киллеры. Суда на них нет.
Настроение у деда Макара было враз испорчено. Он молча стал готовиться к подъему на дерево. Теперь мне стало понятно, почему он так скупо рассказывал нам о молодом соседе. Правильно, за руку Витька не схватили, а следы браконьерства – вот они, присыпаны листвой. А у него теперь еще и карабин с оптическим прицелом. Да он всю живность за месяц изведет. Дед Макар, прикрепив пустую липовку к поясу, за двадцать минут закончил работу на дереве. Почистив дно борти и заткнув ее, он спустился вниз. Мне хотелось побыстрее уйти с этого места. Видя мой подавленное настроение, дед Макар воскликнул:
– Выше нос, Фрейбонд, моряки не сдаются, мы еще посмотрим, чья возьмет.
Но особенной уверенности в его голосе я не услышал. Жизнь старика шла под закат, Лазурный берег Средиземного моря на горизонте не просматривался. И все время, пока под боком киллер, жизнь его друга Мишки-Президента была в опасности.
– А почему у тебя такое странное имя – Фрейбонд? – спросил он меня.
Я готов был сейчас растерзать Настю, которая так некстати перекрестила меня. Хотя при чем здесь Настя, это мои джинсы в стиле рэп, мотающиеся по земле, были всему виной.
– Меня звать Максимка, ребята просто пошутили, из-за моего прикида, высмеять, наверное, захотели, – честно признался я.
– Вот так-то лучше, а то Фрейбонд да Фрейбонд – язык сломаешь, – дед Макар успокоил меня: – я как домой приду, бабе Нюре скажу, что тебя Максим зовут.
Мы вышли уже из леса и шли краем овсяного поля. Вот он и дом. У калитки нас встречал Данила. Он перехватил у меня рогатину.
Глава VIII. Троянский конь Данилы
Чувствовалось, что ему не терпелось рассказать мне что-то важное. Он забегал то с одной стороны, то с другой. Мы помогли деду Макару снять тяжелую поклажу. Весу в ней было больше двух пудов. Дед, придя домой, резко повеселел. На его губах вновь заиграла улыбка. Давно известно: родные стены укрепляют дух. Посмеиваясь, дед посмотрел на суетящегося Данилу.
– Чайник почистил?
– А что? – как перепел сразу встрепенулся мой приятель.
– А то! Куда мед свой будешь складывать?
Легко дед Макар решил отделаться от Данилы. Но не до конца еще он его узнал.
– А мы разве его есть не будем? – вопросом на вопрос ответил обжора.
– В таких количествах, как ты его лупишь, больше не будем. Матери отвезешь. А где Настя?
Данила уже полностью освоился в доме и чувствовал себя наравне с хозяевами. Комплекса неполноценности у него не было.
– К подружке ушла.
– К какой подружке? – не понял дед Макар. – К той, что вместе с вами приехала к соседям?
– Ага, к Лейли.
Я подозревал, что случилось. Данила, наверное, в лицах описал, как мы ехали в автобусе, и рассказал про незнакомку. А поскольку бабушка знала, что это та девчушка, которую искали три деревни и которую вывел из лесу медведь, то теперь Настя, конечно, побежала с опозданием знакомиться и выспрашивать всякие подробности. Историю про Мишку-Президента она, наверное, не один раз слышала от деда. Медведь, живущий в лесу, был как бы членом их семьи. А раз член семьи, о нем надо знать все.
– Есть когда будем? – спросил дед Макар у бабы Нюры, возившейся на летней кухне. За нее ответил Данила.
– Вы с Максом ешьте, а мы уже обедали.
Первый раз в жизни я слышал, что он отказался от обеда. Значит, новость, которую он держит про запас, того стоит. Я не понимал, что нового может рассказать Данила. Он, наверное, тоже услышал историю про Мишку и теперь хочет ошарашить меня своим открытием. Осчастливить хочет сообщением, что это не тот президент, о котором мы подумали в самом начале, и теперь наш спешный отъезд в восемь часов вечера откладывается. Перебьется. Я тянул резину, не желая отойти в сторонку и испытывая его терпение. Наконец оно у него лопнуло. Данила потащил меня за сарай.
– Ты знаешь, что я увидел в бинокль?
Я его перебил:
– А ты знаешь, что президент – это не президент, а обычный медведь?
– Знаю.
– А ты знаешь, что у деда Макара нет никакой пасеки и он держит пчел в колодах или они у него в лесу, в бортях?
– С колодами я вас видел в бинокль на дереве посреди поля, а вот что в лесу у деда Макара борти – не знаю. Но раз вы мед притащили из леса, я тебе верю.
Я снова его перебил:
– Спасибо за доверие. А ты знаешь, что киллер Витек – браконьер? Мы с дедом Макаром видели копыто молодого лосенка в лесу.
– Знаю.
– А ты знаешь, что Горилла заказал Витьку убить Мишку-Президента и прислал ему карабин с оптическим прицелом?
Данила внимательно посмотрел на меня.
– Ты что, забыл, как сам рассказывал об этом? Тебя что, пчела укусила?
– Укусила пчела, – я наконец сформулировал то, что давно неосознанно раздражало меня. – Если я еще раз услышу, как вы меня называете Максом, я не знаю что сделаю.
– Хорошо, хорошо, Фрейбонд, успокойся, я теперь тебя только гражданином буду называть и никак иначе.
– Вот так-то лучше, – сразу успокоился я, выпустив излишний пар. – Ну, что у тебя там, выкладывай.
Теперь подошла очередь Данилы поизмываться надо мною.
– Гражданин в штанах в стиле рэп, типа «кул», знаешь, что удумали киллер Витек с Фитилем?
Нет, неисправим мой приятель. Ему с его языком карандаши затачивать или на заборах афиши клеить, а он такой талант зарыл в землю.
– Говори, остряк-самоучка.
Больше Данила терпеть не мог. Ему давно хотелось влить новости в мои уши. Настя ушла, посоветоваться не с кем, не будешь же с бабой Нюрой обсуждать такие важные сведения. Данила зачастил:
– Когда вы ушли, я сразу залез на сеновал, он у них под крышей в сарае находится, и стал смотреть в бинокль.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13