Ведь оно было без конверта. Неужели подумала, что письмо предназначалось ей, а она, Настя, его прочитала? Эта мысль заставила ее содрогнуться. Правильно, если письмо взяла мама, то она только так и должна была подумать, потому что конверт я порвала на танцплощадке. А еще хуже будет, если ее маман случайно видела вторую сторону конверта, где была написана их фамилия – Пархоменко.
И тут Насте стало совсем плохо. Ей пришла в голову мысль, что настойчивые ухаживания Бороды – Кудеяра Ивана Ивановича маман могла принять как логическое продолжение письма.
Господи, куда ни кинь, всюду клин. Хоть бы кто-нибудь зашел. Деятельная Настина натура не позволяла долго разлеживаться на кровати. Будь что будет, но только вперед, ввяжемся в бой, а там посмотрим.
Долой платье, долой туфли на шпильках, долой белые перчатки.
Она снова решила переодеться в самую расхожую одежду, в которой легче всего лазить по кручам, деревьям, заборам. У современной продвинутой молодежи это кроссовки, джинсы или шорты, в зависимости от погоды, и майка, на пару размеров превышающая необходимые размеры. Она подумала и решила, что только не сегодня. Где ее короткое платье в зеленый горошек?
Настя быстро переоделась.
Вот теперь она готова была идти в бой за свое письмо. Отдайте то, что не ваше. Она Максу с Данилой глаза выцарапает, на дыбу подвесит, на костре поджарит, но письмо вернет. А если оно у маман, то перенесет ее язвительные реплики, но все равно вернет индивидуальную собственность. Не те времена, чтобы родители детей раскулачивали.
Настя закрыла дверь на замок и сдала ключ портье. Первым, кого она встретила, выйдя на улицу, был Данила. Он нехорошо прищурил глаза и спросил ее:
– На ишаке собралась кататься? Еще рано. Макс и Гарик объезжают его, чтобы он не брыкался. А то не ровен час свалишься ты с него, тогда им житья не будет.
– Ты в номер входил? – перебила его Настя.
А Данила как будто не слышал ее и гнул свою длинноухую линию:
– На нем и в платье можно кататься. Седло есть. Села по-дамски, ноги свесила на одну сторону и говоришь: «Но, поехали, Гарик» или «Тпру, стой, Гарик».
Насте некуда было деваться, пришлось вступить с ним пререкания. Теперь кто кого перебрешет:
– Что, осла тоже зовут Гарик? – переспросила она его.
Данила только этого и ждал. Раздался его ехидный ответ:
– Ваш круг знакомств, вам виднее.
Настя снова повторила первый вопрос.
– Ты в комнату нашу с маман входил?
– А что, пропало что-нибудь? – на лице Данилы появилась тревога.
И тут Настя вспомнила, что вопрос сформулировала неправильно: не в комнату, а в ванную не входил ли, надо было спрашивать. Но теперь ей не хотелось задавать вопрос по третьему разу. Он, темнильщик, и про комнату не хочет отвечать, а про ванную не будет и подавно.
И на хитрой его роже не написано, читал он письмо или нет. Вовек ведь не сознается. Вот шантажировать будет.
Настя решила пока помолчать. Если письмо умыкнул Данила, он не утерпит, а чем-нибудь ее уколет, не та натура, чтобы не всадить в бок ближнему перо. По теории вероятности, тридцать три и три десятых процента падают на него.
Она усмехнулась. Как же быстро, в один момент поменялись стоящие перед ней задачи. С утра она вычисляла из трех человек, кто написал ей письмо, теперь снова у нее уравнение с тремя неизвестными. Только поменялись условия: не кто написал, а кто взял его и, само собою разумеется, прочитал.
Она подумала: «А почему не рассказать и не сознаться Даниле, что получила утром письмо, и теперь его у нее выкрали». Но веский контрдовод остудил минутную слабость. А если он ни ухом ни рылом вообще ничего не знает о письме? Почему она исключает такой вариант? Вот тогда ему будет потеха. Вот тогда она отведает увесистого словесного рожна.
Она искоса посмотрела на своего приятеля, нет ли усмешки на его лице. Нет, нету – одна озабоченность. Может быть, он теперь думает, как письмо обратно положить? Попался, голубчик. Призадумался?
– Пошли на танцы, – предложил он ей и зажал ее локоть в своей пятерне.
– Не хватай, не твоя. Хватит, натанцевалась, – одернула его Настя.
– Да кому ты была нужна? Я за Анну Николаевну беспокоюсь.
– А чего из-за нее беспокоиться, – поправила его Настя.
– На мне ответственность лежит за вас, за обоих.
– За обеих.
– Не придирайся к словам.
– Конечно, ты теперь будешь грамотный, вон какого учителя заимел, – поддела его Настя.
И вдруг совершенно невероятная мысль пришла ей в голову. Если случайно Данила прочитал письмо, то в качестве адресата он будет иметь в виду Анну Николаевну, а отправителем Бороду-Кудеяра. Господи, как же она сразу не сообразила, из-за чего он так печется об ее матери. Настя решила задать наводящий вопрос:
– Ты давно их видел?
– Да я с них глаз не спускал, пока Анна Николаевна не зашла в номер.
– А потом?
– А что потом? Потом я тоже зашел, смотрю, Макс свои ботинки снял, тебя нету, по любовным делам шастаешь. Я тоже переобулся, переоделся и вышел. Думаю, тебя сейчас на ишаке встречу, катаешься, а Макс с Гариком его под уздцы ведут. А ты вон где, меня дожидаешься. Влюбилась, что ли, в меня?
Так нагло он с ней никогда не разговаривал. Нет, разговаривал он только нагло, только тему любви никогда не затрагивал. Она не давала ему повода. А сегодня с утра ее как муха укусила, вот и доболталась. А это еще цветочки, то ли будет, когда ягодка пойдет. Или прочитал любовное письмо и оно не дает ему покоя? Настя решила его осадить:
– Ревнуешь? – спросила она.
– Кто, я?
– А то кто же?
– К кому?
– Да хоть к столбу!
Данила деланно расхохотался.
– Ты правильно заметила. Ревновать тебя не кому, только к столбу.
– Почему? – не поняла Настя.
– Потому, что никто в тебя не влюблен. Ха-ха-ха.
– Врешь!
– Попалась! Попалась птичка! Значит, ты считаешь наоборот?
Настя благоразумно молчала. Поймав ее на противоречии, теперь он имел повод позубоскалить над нею. И этого прохиндея учат азбуке! Да он сам кому хочешь преподаст урок на любую тему.
– Неважно, что я считаю, – миролюбиво заявила Настя.
Не тут то было. Даниле попала шлея под хвост. Его понесло.
– Знаю я, что ты считаешь! Ты считаешь, что Макс и Гарик в тебя влюблены по уши и пошли носы друг другу квасить.
– А что, не так?
Данила, как цыганенок, аж похлопал себя по бокам и коленкам от удовольствия.
– Конечно не так. Ты им до такой степени надоела, что они сбежали, сбежали от тебя, ты понимаешь?
– А ты чего же тогда не сбежал? – дрожащим голосом спросила Настя.
– Я? Ну, про меня отдельный разговор. Я как человек опытный во всех делах, а особенно в любви, остался стеречь тебя. Обещался твоему отцу.
– Нахал, беспардонный нахал, – заявила Настя, но в ее голосе не было уверенности.
А Данила решил ее добить:
– Ушли они вдвоем знаешь куда?
– Куда?
– В соседний пансионат на танцы. Там много девчонок твоего возраста.
Вот это был удар с его стороны. Всем ударам удар. Так больно Насте еще никогда не было. Как мог Гарик поступить таким образом? Написать ей письмо, не объясниться, демонстративно бросить ее посреди танцплощадки и еще увести Макса. А Данила теперь злорадствует. Конечно, ему достаются только тумаки и насмешки, вот он и отыгрывается. Настя шла вперед и ничего не замечала под ногами. Какая же тяжкая девичья доля, жди и надейся, надейся и жди, а эти бабники будут шастать по чужим танцплощадкам. Хорошо, что было темно. Полными слез глазами она глянула на Данилу. А он, видно, уже забыл о том, что только что ей наплел. Он шел и весело насвистывал. «Ах ты, скотина, – подумала Настя, – ни стыда ни совести, оговорит кого хочешь – даже лучших друзей, а ты верь ему. Не могли так поступить Макс и Гарик, не тот менталитет. Сейчас немного успокоюсь, и мы с ним сходим в соседний пансионат. Пусть только там они окажутся, я не знаю, что с ними сделаю».

Глава XIII. Чужая ссора

Они подходили к своей танцевальной площадке. Несколько минут назад, наверное, был объявлен перерыв, потому что человека-оркестра не было видно, площадка была полупуста, танцующие пары разбрелись кто куда.
– А где Анна Николаевна? – строго спросил Данила.
– Сам тут оставался, а теперь меня спрашиваешь? – накинулась на него Настя.
– А кого же мне еще спрашивать, дядю Кузю?
– Спроси своего приятеля, человека-оркестра, может, он видел?
– А может быть, Анна Николаевна тебя ищет? – спросил Данила.
– Чего ей меня искать?
– Ну, как чего? Она же видела, как ты погналась, то ли за Максом, то ли за Гариком, в новом платье да по помойкам.
– По каким помойкам, что ты ко мне пристал?
Данила счастливо улыбался.
– Ты же не хуже меня знаешь, что они пошли через помойку, так короче. Ты туда не ходила?
– Нет!
Настя начинала уставать от него и решила задать последний вопрос:
– Скажи мне, где Макс и Гарик, и я от тебя больше ничего не хочу.
– Да, сейчас. Может быть, они с подружками на лавочке где-нибудь сидят, а я тебе скажи. Нет уж, дорогая, ищи их сама, раз они тебе так нужны, а я поищу Анну Николаевну.
Видно было, что на этот раз Данила говорил серьезно.
– А я предлагаю сначала посмотреть у него, у Гарика, дома, – сказала Настя. – Они в крайнем номере живут, давай подойдем в окна заглянем, может быть, он там переживает.
– Чего переживает? – не понял Данила.
– Ну, лежит на кровати и переживает.
– Он переживает или нет, я не знаю, а вот ты скоро в петлю из-за него полезешь.
Данила нехотя пошел за Настей. Гарик с родителями занимали крайний номер на первом этаже. Из-за летней жары все окна были открыты. Если он дома, можно было крикнуть ему с улицы. Подойдя, они услышали, как из номера неслись громкие голоса. Настя узнала голос матери Гарика.
– Мне стыдно на улицу показываться, стыдно ребенку в глаза смотреть. Гарик уже большой. Он все понимает.
– Что ты хочэшь от меня, жэнщина?
– Я не женщина. Я жена тебе. Старый уже стал. А туда же, бес в ребро.
– Я старый?
– А что, молодой?
– Конэчно.
– Где всю неделю по ночам прохлаждаешься?
– Работаю, говорю же тэбэ.
– Знаю я твою работу. Работать днем надо. Как только эта хозяйка приехала, тебя дома днем с огнем и с собаками не сыщешь.
– Мэньше разговаривай. Дай мнэ бэлую сорочку и чистые носки.
– А носки зачем? Ты что, разуваться где будешь?
– Вай мэ, стараешься, стараешься, домой каждую копэйку нэсешь, а она будет рэвновать. Говорю тэбэ, я к ней никакого отношения нэ имею. У нас производственные дэла.
– Производственный роман, вот твои дела. Господи, зачем только я за тебя замуж выходила? Рэбенка бы постэснялся.
– Не впутывай только рэбенка в мои дела.
– Пусть знает, какой у него отец.
Послышались всхлипы.
– Дорогая, ты же знаешь, я здэсь нэ хозяин. Если нам завтра отсюда придется уезжать, то даже продать нэчего будет. Нас как собак выгонят на улицу. Поэтому приходится выполнять все прихоти и указания.
– Я тебе поверю последний раз.
– Бэлье тоже дай чистое, – последовал мужнин приказ.
– Перебьешься. Вчера только надел чистое. Уйди с моих глаз долой. Люди приезжают, отдыхают, а я только на них батрачу.
– Успокойся, дорогая, у нас доля такая. Мы бэженцы. Я ведь нэ виноват, что ты нэ родилась графиней.
– Тебе бы только графиню. И этой живондрычки с тебя хватит. Вот, пусть сын знает, какой ты есть ловелас.
– Ты что, ему сказала?
– А он, думаешь, сам не догадывается?
– Глупая жэнщина. Я когда-нибудь укорочу твой язык.
– Попробуй только. Сын подрастет, он тебя быстро на место поставит.
– О, моя нэсчастная голова, какая ты глупая жэнщина.
– Глупая, не глупая, а я ей все скажу.
– Она уже уехала.
– Ничего, приедет.
– С ума сошла, ничего нэ было, мы баланс подбивали.
– А почему тогда она как сумасшедшая выехала из шестнадцатого номера, если ничего не было?
– Давай галстук, мне на работу в казино пора.
– До утра?
– Да, до утра. Там работа такая… Гдэ Гарик бродит?
– Твоя порода. Не успела приехать первая девчонка, как под окнами уже с утра ее дожидается. Стыдно перед людьми.
– Тебе все стыдно, стыдно. Хватыт, и так мальчик все лэто работал, пусть теперь немного отдохнет.
– Ты бы ему денег дал, а то у мальчишки даже рубля нет на карманные расходы. Пошла в магазин, а он там корзинку купил и остался должен три рубля. Мальчик сидел, целый день что-то писал. Дома денег нету даже на конверты.
– Вот поэтому я двадцать четыре часа в сутки и работаю. А ты мне нехорошие слова говоришь. Дай носки.
Настя с Данилой постарались побыстрее покинуть кусты под окнами
– А я думала, у Гарика отец – хозяин отеля, а он, оказывается, здесь только директор и еще ночью в казино подрабатывает. Когда он спит? – спросила Настя.
– На ходу или стоя, как конь, – ухмыльнулся неунывающий Данила.
Насте стало жалко своего нового дружка Гарика. А как он старался перед нею показать, что для него деньги ничто, что их у него много. А сам сегодня не имел даже трех рублей, чтобы заплатить за туесок. А они с Максом и Данилой так зло его высмеяли. А где он, интересно, взял виноград? Надо будет у него спросить. И последнее. В разговоре упоминалось, что он сегодня искал конверт. Значит, это его письмо и надо ждать следующего. Если первое было ею найдено рано утром, то второе он писал уже днем. Где же оно?
– Ты письма не видел? – спросила она Данилу.
– Какого? – у ее товарища вдруг стали хитрые, прехитрые глаза. – Ждешь от кого? Что за конверт ты порвала на танцплощадке?
– Не твое дело.
– Ну, как знаешь.
– Пойдем поищем ребят, – предложила она Даниле.
– А заодно отметимся перед Анной Николаевной.
– Может, на танцплощадку?
– Хватит, наплясались.

Глава XIV. Официальное предложение

Если до этого Настя в одиночку бегала по аллеям, то теперь вдвоем они ходили по едва заметным тропинкам, проложенным в парке без всякого плана и вообще как бог на душу положит. Они издалека всматривались в одиночек и в гуляющие пары. Анны Николаевны нигде не было видно. Настя и Данила установили друг с другом временное перемирие. Ругань прекратилась, но не было слышно и разговоров. Когда ребята уже решили вернуться назад, за кипарисом почти перед самой танцплощадкой они чуть не наскочили на Анну Николаевну и Кудеяра Ивана Ивановича. Настя вовремя схватила Данилу за руку. Спросил бы ее кто-нибудь – зачем? Выходило, чтобы подслушать чужую беседу.
– Не знаю, право, как подступиться к скользкой теме. Но, Анна Николаевна, я перед вами преклоняюсь, я вас боготворю.
– Вы повторяетесь.
– Я знаю. В наше время встретить женщину, способную взвалить на себя такое бремя, такой неимоверный груз, как непоседы мальчишки…
Анна Николаевна рассмеялась. У нее всегда было хорошее настроение.
– Вы вот о чем. Мне не в тягость, пусть купаются.
– Я не только об этом. Я подхожу к вам с другой стороны, с нравственной…
В это время Данила зашептал на ухо Насте:
– Вот козел, с какой стороны заходит.
А Кудеяр Иван Иванович продолжал:
– Много случалось мне встречать более красивых, может быть, даже более умных женщин, но никогда не встречал ни в одной из них я такого соединения самого тонкого вкуса, изящества, грации с такой неподдельной веселостью, а главное, человечностью. Каждый человек способен один раз в жизни на самый высокий героизм, но не каждый выдерживает ежедневную рутинную работу. А воспитание детей – самая тяжелая работа.
С иронией и горечью Анна Николаевна сказала:
– Спасибо за комплимент. Я всю жизнь мечтала, чтобы у меня были девочка и два мальчика. И сейчас, глядя на них, я просто счастлива.
– Вот видите, как вы просто смотрите на жизнь.
– А как я должна смотреть?
– Я и говорю. Нет в вас той практичности, расчета. Жизненные удобства для вас вторичны. А первична душа. Я сам идеалист по натуре, выбирал всегда стезю потруднее.
Данила снова зашептал на ухо Насте:
– Стезю он потруднее выбирал. А сам греет брюхо на море.
Анна Николаевна его перебила, одновременно покосившись на дерево.
– А вот тут я с вами не соглашусь. Радости жизни мне совершенно не чужды. С утра я радуюсь тому, что солнце взошло, что на столе у меня замечательная книга, что ребята сыты, одеты и обуты, что ничего не натворили. А здесь, на море, так вообще душа поет и радуется. Только никак не могу мальчишек засадить за книги. Сами понимаете, от купания в море умней не станешь, нужна усидчивая работа.
– Вот я и хотел поговорить с вами о Даниле, – раздался голос Кудеяра.
– Что-нибудь натворил? – спросила Анна Николаевна. – Не обращайте внимания, мальчишки – они и есть мальчишки. Ни минуты не могут посидеть спокойно.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12